Год Дракона, месяц Скорпиона

                ГОД ДРАКОНА, МЕСЯЦ СКОРПИОНА
                ИЛИ
                МОЯ НЕПУТЁВАЯ ЖИЗНЬ



               
                НЕЧТО ВРОДЕ ПРЕДИСЛОВИЯ


      Мемуары пишут давно... Пишут их, как правило, люди известные, авторитетные, заслуженные, добившиеся в жизни чего-то большого и важного, ставшие свидетелями или участниками каких-то исторических событий, или бывшие современниками и соратниками других известных людей. Разумеется, и читают такие мемуары с интересом, - особенно, если они написаны автором, в котором, как говорится, "зажглась искра божия"...
   Но, как ни крути, а таких людей всё-таки во много раз меньше, чем всех остальных, - ранее живших, ныне живущих и, как смею надеяться, тех, кто будет жить дальше на нашей грешной, но такой прекрасной земле! А вы представляете себе, если бы каждый из них в конце своего пути оставил хоть какие-то, - длинные или короткие, талантливые или не очень, - воспоминания о своей жизни! Ведь любому человеку, кем бы он ни был, есть что вспомнить, чем поделиться, о чём рассказать из своего жизненного опыта, от чего-то предостеречь, чему-то научить... Ведь недаром мудрый Гегель в своё время написал: "Под каждой могильной плитой лежит всемирная история". Истинно так!
   Но это, как говорится, из области мечтаний... А пока, как и многие множества других, проделавшие это ранее, беру на себя смелость предоставить вашему, - надеюсь, благосклонному! - вниманию свои скромные записки, которые можно было бы озаглавить ещё и как "холодные наблюдения ума и горестные заметы сердца", - да простит меня незабвенный Александр Сергеевич! Но - что уже озаглавлено, то озаглавлено, и пусть таким и останется во веки веков. Аминь!
   Вы, конечно, можете недоуменно поинтересоваться, - а при чём здесь какие-то "драконы" и "скорпионы"? А тут нет ничего загадочного и секретного. Просто я родился в году, который, по восточному календарю, является годом Дракона. А месяц, в котором я родился, по тому же восточному календарю, является месяцем Скорпиона. Вот отсюда и такое название. Всё просто...
   Я вовсе не претендую на "всеохватность" описания того времени, в котором я жил. Это было бы самонадеянно и глупо, - ведь у каждого моего, доселе живущего современника, наверняка имеется свой взгляд на те или иные события. Я избрал для себя задачу, как говорится, более посильную, - описывать события, свидетелем и участником которых я сам непосредственно являлся, и людей, которых я лично более или менее хорошо знал. Думаю, так будет гораздо и проще, и честнее, - и перед другими и, - в первую очередь, - перед самим собой! Конечно, за давностью прошедших лет всё в мельчайших подробностях я уже вспомнить не могу, - такова уж, к сожалению, особенность человеческой памяти, которая с возрастом всё больше и больше слабеет. И, вот ещё что: если моим дорогим читателям встретятся вдруг разные исторические "отступления", и ненужные, на первый взгляд, подробности, то заранее прошу меня за это простить. По образованию я историк,люблю это дело, и не разлюблю, наверное, уже никогда...
   На протяжении ряда лет я вёл дневниковые записи, - то довольно регулярно и подробно, то изредка и отрывочно, то и вовсе забрасывал это дело. Записи свои, бывало, и рвал, и сжигал, давая себе честное благородное слово больше к ним никогда не возвращаться, но, - проходило какое-то время, и я вновь "брался за старое". Когда возникло желание подвести, наконец, итоги моей жизни, я переворошил весь архив и, найдя кое-что из сохранившихся, но напрочь забытых записей, решил положить их в основу своих мемуаров, - как фундамент, так сказать, или, на языке строителей -"ведущую конструкцию". А поверх этой "конструкции" уже начал строить "основное здание". Строил-строил и, наконец, построил! Ну, а что из этого в итоге вышло, судить уже не мне...

               

                Глава первая

                ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО

               

                "И часто я в вечерней мгле,
                Под звон надломленной осоки,
                Молюсь дымящейся земле
                О невозвратных и далёких..."
                С.А.Есенин
               
               
   Насколько мне известно из различных источников, фамилия "Орлов" в России очень распространённая: она занимает по "популярности" двадцать седьмое место в общем списке русских фамилий; а среди "птичьих" вообще находится аж на четвёртом месте! Считается, что фамилия эта произошла от "мужа честна Льва", который, судя по историческим документам, в XV веке прибыл из Пруссии на службу к великому князю московскому Василию, а потомок этого самого "честна Льва", - Фёдор Орёл, стал основоположником дворянского рода Орловых. С течением лет род Орловых, - а с ним и фамилия, - распространился по Руси, и к настоящему времени моих однофамильцев можно встретить где угодно - от севера до юга, от столицы до самой глухой деревеньки. В общем, предки наши даром времени не теряли, - молодцы! Да что там - "столица, деревенька"... В своё время, работая в Московском уголовном розыске, и трудясь "на земле"( все бывшие сыщики знают, что это за редкое удовольствие!), я брал журналы своих участковых инспекторов, куда они, по заведённому порядку, вписывали пофамильно всех жильцов, проживающих в каждой из квартир каждого из домов, вверенных их попечению и, как говорится, "ради спортивного интереса" выписывал, в каком доме, и сколько проживает Орловых. И, пожалуй, редко какой дом обходился хоть без одного-единственного Орлова, или Орловой. Так что, "нам есть, чем гордиться"! Но, с другой стороны, хорошего,-увы!- много не бывает... Это я к тому, что, как только у нас в стране рухнула власть КПСС, и наступила так называемая "гласность", обладатели всяких "звучных"(да и не только "звучных") русских фамилий кинулись искать свои "корни" - и, как правило, стали находить их исключительно в благородном российском дворянстве! Порой приходилось прямо удивляться: чуть ли не каждый второй - потомок какого-нибудь дворянского рода! А кто же тогда, спрашивается, землю-то на пашне пахал?.. Орловы, понятное дело, в этом процессе тоже не стояли в стороне,- и теперь, какого Орлова ни возьми, он происходит если не от самого "мужа честна Льва", то уж от "екатерининских орлов", фаворитов Екатерины Второй, братьев Орловых, - наверняка! А ведь дворян в России, - и Орловых в том числе, - по отношению ко всей прочей массе народа было ничтожно мало. Белые, в основе которых, как известно, находилось именно дворянство, потому, - как я считаю, - и проиграли Гражданскую войну, что их была горстка, а против них - вся огромная страна! Их просто задавили численно...
  Ещё в детстве я пытался выведать у отца, и бабушки своей, его матери, кто они такие, и откуда. К сожалению, многого мне выведать не удалось. Повторяю, - к огромному сожалению! Теперь же те, к кому бы я мог обратиться, давно уже мертвы, и ничего никому не расскажут. Я, конечно, позже пытался что-то сделать, что-то выяснить, но ничего толкового у меня не получилось. И ныне то, что я знаю -увы! - ничтожно мало; а то, чего не знаю - и, наверное, уже не узнаю никогда, - слишком велико!
         
                *   *   *


    Существуют две версии о происхождении моих предков - официальная и неофициальная. Официальная, так сказать, для "внешнего пользования", а неофициальная - для "внутреннего". Для представителей Советской власти, дабы избежать дальнейших разбирательств, пользовались, конечно, официальной,(тем более, после того, что в дальнейшем приключилось с моим отцом). О неофициальной всегда строго умалчивалось, дабы избежать очень многих неприятностей, с этим связанных. Время было такое, - слава Богу, что закончилось, - как, впрочем, заканчивается всё на этом свете...
    Начну с версии официальной, "рабоче-крестьянской".
    Прадеда моего по отцовской линии звали Кузьмой(или Козьмой, если угодно). И служил этот Кузьма Орлов в XIX веке садовником в каком-то барском имении. А где это было, у кого, когда - не имею понятия! Предполагаю, что, видимо, в Рязанской губернии... Почему так предполагаю? Потому что мой дед, сын этого самого Кузьмы-садовника, - Орлов Андрей Кузьмич, жил и работал на Рязанщине. 
   Относительно деда у меня примерно такая же ясность, как и относительно прадеда, - то есть, фактически, почти никакая! Я тоже не знаю, ни когда, ни где он родился, ни когда и где он умер... Всё, что мне известно в отношении своего деда, - так это то, что он до революции работал (или, как раньше выражались - "служил") учителем. Опять же - когда и где, Бог ведает! Предполагаю, как указано выше, что это было в Рязанской - самой русской из русских губерний, в самом сердце России( хотя "сердцем" обычно называют Москву - но что теперь в ней осталось чисто русского?!)
   Фотографий деда у нас не сохранилось. Была давным-давно одна, на которой он сидит в окружении явно деревенских ребятишек - своих учеников, а также одетых по моде конца XIX господ и дам в нарядных платьях и шляпах с перьями. Дед лицом очень напоминал отца, а я на отца очень похож - значит, и на деда тоже! Фотография эта потом куда-то пропала, а отыскать другую такую же я, к сожалению, не смог...
   По другой же, неофициальной версии, которую мне как-то рассказал отец, велев при этом "держать язык за зубами", предком их фамилии был московский "государев стрелец", участвовавший в знаменитом стрелецком бунте, который в итоге был жестоко подавлен, а почти все его участники казнены. Одного же из стрельцов Пётр Первый пощадил лично, за его бесстрашие во время казни, приказал помиловать, и привлёк на свою сторону. Дал ему новую фамилию, присвоив воинское звание и дворянский чин, - но, подальше от греха и соблазнов, выслал из Москвы в Рязанскую губернию. Небольшое поместье новоиспечённого дворянина Орлова, а затем и его потомков, находилось где-то в тех же местах, где располагалось и имение Тургеневых, из рода которых вышел знаменитый писатель Иван Тургенев(проживший, впрочем, почти всю сознательную жизнь за границей, во Франции). Потом имение Орловых, как и у многих дворян XIX века, пришло в упадок, и его пришлось продать, а потомки бывшего стрельца разбрелись кто куда, и занялись кто чем может. Вот мой дед, Андрей Кузьмич, видно, за неимением лучшего, и пошёл учительствовать...
   Со слов отца, в начале Первой мировой войны дед ушёл на фронт, воевал в кавалерии, и дослужился до звания поручика. Когда грянула революция, а вслед за ней - Гражданская война, он сначала воевал за белых, - но затем, при отступлении Белой армии в 1919 году от Москвы, оказался в плену, в лагере красных, и ему вместо расстрела предложили службу в Красной армии, где катастрофически не хватало боевых, толковых командиров. Видимо, не желая быть расстрелянным, дед согласился на это предложение и, сняв золотые погоны, надел фуражку с красной звездой. В Красной армии он воевал под командой знаменитого Дмитрия Жлобы, командовал у него конным эскадроном. Легендарного Жлобу, которому пришлось повоевать и против Краснова, и против Деникина, и против Махно, и против Врангеля, награждённого двумя орденами Красного знамени и золотым революционным оружием, в 1938 году, как обычно в те годы, выставили "руководителем повстанцев на Кубани", и в тот же день расстреляли. Ежели у Жлобы была такая боевая биография, то и у его командира эскадрона, видимо, тоже!   Но это я так предполагаю, - а как оно было на самом деле, кто его знает... О дальнейшей судьбе деда мне рассказывать особо нечего. По словам отца, дед, вернувшись с войны, стал сильно пить, а выпив, частенько, под пьяную руку, колотил его. Доставалось и бабушке, его жене. Только маленькую Люсю, дочку, сестру моего отца, он как-то жалел. Вот я пишу и думаю, - как же мог бывший учитель, офицер, интеллигент, дойти до такого состояния? Ведь не просто же так всё это случилось? Видно, много чего пришлось хлебнуть деду в жизни, чтобы так опуститься... Жили они очень бедно, в семье у них постоянно возникали разлады и ссоры, - и бабушка, наконец, не выдержав, с ним развелась. Дед от них ушёл, - и куда он после этого делся, где жил, где и как умер, - полная неясность! Умер он, опять же со слов отца, где-то в конце 30-х годов прошлого века(году в 38-м или в 39-м). Вот только своей ли смертью умер? Бушевали сталинские репрессии, и с бывшими поручиками царской армии, хотя и воевавшими впоследствии за красных, новые власти особо не церемонились - или "ставили к стенке", или "превращали в лагерную пыль"...
   В детстве я однажды пытался что-то выведать у бабушки, когда она приезжала к нам из Москвы в гости на северный Кавказ, в казачью станицу; но у неё от моих расспросов сразу начинало резко портиться настроение, и она, сердито раздувая ноздри( что служило явным признаком того, что бабушка явно не в духе), начинала, повышая голос, говорить, что ничего и слышать не хочет об этом человеке! И даже в моей юности, в 70-х годах, когда я приехал учиться в Москву, и стал проживать вместе с ней и другими моими родственниками в одной квартире, все попытки что-то выяснить про деда заканчивались ничем - я сразу натыкался на резкий отпор. И это спустя столько лет после их развода и дедовой смерти! Видно, какая-то уж очень большая обида была у неё в душе, что она так и не захотела его простить. А ведь христианка была, и верующая, - а верующим, как известно, Господь велел прощать...
   О каких-либо родственниках моего деда я ничего не знаю, и даже не предполагаю, где их искать. Сначала я думал искать их на Рязанщине, в селе Мишино Михайловского района, где они жили с бабушкой, и где родился мой отец. Сестра моя, Ольга, уже где-то после 2015 года, нашла через Интернет на сайте "Одноклассники" одного Орлова из этого самого села Мишино, переписывалась с ним какое-то время, расспрашивала о возможных родственных связях, но опять же, - увы! - Орлов этот и слыхом не слыхал ни про деда, ни про бабушку, ни про моего отца... Я же говорю - Орловых везде - хоть пруд пруди! Теплится, конечно, в душе надежда, что до конца жизни мне всё же удастся что-то ещё выведать про деда, но, честно говоря, надежда очень и очень слабая. Ведь годы стремительно летят, и люди, которые что-то могли бы о нём знать, уходят в небытие один за другим. На сайтах "Однофамильцы" и "Генеалогическое древо" я оставил свои координаты, и изложил всё, что знаю про деда, но до сих пор никто не откликнулся...

                *   *   *

     Теперь, от деда, самое время перейти к бабушке. О ней выше я уже кое-что сообщил, а ниже пишу уже более подробно. Бабушка моя, Орлова Вера Палладьевна, родилась 18 мая 1891 года, в Рязанской области, в семье священнослужителя. И была у этого священнослужителя, кроме неё, ещё уйма детей - всего двенадцать человек - шесть сестёр и шесть братьев. Как видно, служа Богу, святой отец и о земной жизни не забывал - вон "настрогал" сколько! Хотя, по мне, - если уж служишь Господу, то ему и надо служить всю жизнь, а не отвлекаться на всякие грешные, "мирские" дела. А то чем тогда служитель Бога будет отличаться от простого смертного? Вот, например, монахи монастырские не имеют права жениться. За границей - тоже; скажем, монахам-католикам, например, это запрещено... Хотя они, конечно, на протяжении веков плевать хотели на запреты, и вытворяли такое, что и самым заядлым грешникам за ними было не угнаться! И чем выше был сан, тем больше было на них грехов, начиная с самого Папы Римского! Ну, да это  так, к слову... Но если у бабушки Веры было столько сестёр и братьев, то представляю, сколько у меня  на русской земле имеется родственников! Только вот кто они, и где они - увы, не знаю! А жаль, очень жаль...
    Есть в Московской области село Царёво. Расположено оно на территории Пушкинского района, - хотя причём здесь Пушкин, совершенно непонятно! У нас вообще имя Пушкина раздают везде направо и налево, к месту, а, в основном, - не к месту... Ну, что поделаешь, Пушкин - это "наше всё"!..  Царёво - село древнее. В XV веке оно называлось Иевлевым. Впервые село Иевлево упоминается в летописях в 1503 году. Через него пролегала дорога на Александров, резиденцию царя Ивана Грозного. Как гласит местное предание(которое я слышал из уст бабушки), в декабре 1564 года царь останавливался в Иевлево, чтобы похоронить малютку-сына Василия, рождённого от своей второй жены - черкесской княжны Марии Темрюковны. Ребёнку было годика два от роду, и умер он неожиданно, не выдержав тягот зимней дороги. Над его могилой сначала была поставлена небольшая часовня, а позднее - деревянный храм, который затем перестроен был в красавицу-церковь. До нашего времени на южной стороне церковного двора сохранился склеп, который называют местом погребения царского сына. С тех пор, говорят, село Иевлево и стало называться - Царёвым. Хотя, есть также сведения, что название селу было дано по фамилии одного из первых известных его владельцев - Тимофея Царёва, и официально называлось оно - сельское поселение Царёвское, а уж народ для краткости стал называть его - Царёво. Кроме господина Царёва, у села затем было много владельцев. В последней четверти XVII века здесь был двор Н.И. Шереметева, потом - Ф.А. Голицына. В середине XVIII века им владел П.Н. Щербатов, затем - помещица А.К. Дурасова и её наследники, при которых в селе в 1812-1815 гг. была возведена каменная Никольская церковь. В середине XIX века здесь была усадьба А.Ф. Закревской, в 1911 - В.И. Смирнова... Фамилии для русской истории звучные, но не о них, собственно, идёт речь. Нетерпеливый читатель, разумеется, может спросить: "А почему автор так подробно останавливается на таких исторических деталях? К чему они тут вообще?" И он, возможно, будет прав... Просто, в своё оправдание, скажу, что по образованию я - историк, сию науку люблю с самого детства, и никак не могу из себя это вытравить! Да и поздно уже, пожалуй... Но, всё-таки, ближе к теме! Коль уж зашла речь об истории, то я лучше кратко коснусь истории местного церковного храма. Зачем? Объясню позже... Я уже упоминал, что на месте часовни в Царёве был построен деревянный храм. Его назвали храмом Николая Чудотворца - в честь Николая Угодника, надо полагать! Хотя, имеются сведения, что в то время село принадлежало князю Николаю Шереметеву, который держал здесь двор, и в угоду владельцу, чтобы ему польстить, храм нарекли его именем.( Ну, для нашей матушки-России называть и переименовывать что-то в угоду кому-то - это не диво! На том стояли, стоим и, видимо, ещё долго стоять будем...)Храм Николая Чудотворца был с двумя приделами, и для маленького сельца в 24 двора в начале XIX века был вполне подходящим. Но в 1812 году, в год победы над Наполеоном, один из владельцев села - Николай Алексевич Дурасов, решил на месте деревянного храма построить каменный. И построил ведь, да ещё какой! Великолепнейший, настоящее произведение искусства. Сколько раз ни бывал я в нём, не уставал восхищаться. Сейчас этот храм по праву находится под охраной государства(хотя хотя это и звучит несколько зловеще - ведь если у нас государство на что-то  "наложит лапу", то хорошего от этого не жди! Но пока с храмом, слава Богу, вроде бы всё нормально...) Один из приделов Николиного храма, как его по-простому называет народ, Николай Дурасов посвятил мученице Агриппине, в память о своей матери, Агриппине Ивановне Дурасовой, которая в своё время приобрела это село у князя Щербатова. Ну, не знаю, что на мученицей была его матушка, но  другие мученики в истории этого храма точно были! Взять хотя бы протоиерея Сергея Кроткова, который с 1922 по 1938 годы являлся настоятелем Николина храма, затем был казнён Советской властью, а в 2000 году был причислен к лику святых как великомученик...
   Нетерпеливый читатель опять же может с досадой сказать: "И дался ему этот храм! Какое он имеет отношение к рассказу о бабушка автора?" А я отвечу нетерпеливому читателю - самое непосредственное! Дело в том, что отец моей бабушки, мой родной прадед - Орлов Палладий Афанасьевич, служил в этом храме до революции, был священником Николиной церкви. То есть, повторюсь, по происхождению моя бабушка - поповна, а в те годы это считалось принадлежностью к привилегированному классу, - почти как дворянство, а то и выше! Говорят, на Руси издревле более всего уважались четыре профессии: священник, врач, учитель и офицер. В годы Советской власти священникам досталось, как говорится, "по полной программе". Зато теперь, после так называемой "перестройки", статус их снова вырос, - чего нельзя сказать о врачах и учителях! А что касается офицерства, то ему во все годы и все века доставалась самая тяжёлая доля - "Родину защищать". И, хоть и называют офицерство "армейской интеллигенцией" и "цветом нации", жизнь его от этого стала отнюдь не легче! Однако, я опять отвлёкся несколько в сторону, - вы уж простите историка!..
   В священники шли люди не только из так называемых "разночинцев" и купцов, но среди них было очень много представителей и из дворянства. Кем по происхождению был мой прадед, сказать не могу, - но, думаю, хоть он и носил "дворянскую" фамилию, вряд ли принадлежал к этому сословию... Почему я так думаю? А вот почему. Бабушка как-то рассказала мне семейную легенду - откуда у них фамилия такая звонкая появилась. В одной церкви, в прошлые века, в церковном хоре пел мужик, рослый и красивый, да ещё с таким громким и звучным голосом, что, впервые его услышав, местный батюшка был поражён, восхищён, -  и, будучи в восхищении, спросил у этого мужика, как его фамилия. "Онучкин" - скромно отвечал тот. "Онучкин? - удивилось священное лицо. - Да какой же ты Онучкин? Ты же вон, как орёл выглядишь! Как самый настоящий орёл! И быть тебе с сих пор не Онучкиным, а Орловым!" И перекрестил его батюшка в другую фамилию, и стал с тех пор тот мужик называться Орловым...   
   Не знаю опять же, как это было на самом деле, и что здесь правда, а что - нет... Но то, что прадед был лицом духовным, и именно в храме Николая Чудотворца села Царёво - это правда. Не ведаю, из каких Орловых он был, кем являлись его предки, кто была его жена, из какого сословия она происходила, - всё это скрыто для меня за давностью лет. А как бы хотелось мне, историку, обо всём этом узнать поподробнее!.. Знаю, что до того, как попасть на службу в Царёво, он побывал протоиреем в селе Луховичи Рязанской епархии, а затем, в этой же епархии, нёс церковную службу в селе Мишино Михайловского уезда, где впоследствии родились и мой отец, и моя тётя... В селе же Царёво прадед мой был батюшкой хорошим, и человеком уважаемым. Когда же пришли большевики, то церкви все позакрывали, а священников или "гнали в шею", или попросту "ставили к стенке", невзирая на сан и возраст. Прадед, Палладий Афанасьевич, тоже оказался не у дел. Рассказывали, что он, с длинной седой бородой, на старости лет, чтобы как-то выжить и прокормить свою семью, ходил по селу, и продавал висевшие у него через плечо баранки. Отыскались, видно, на селе добрые люди, верящие в его безусловную честность и порядочность, - ведь он мог все эти баранки сам съесть или продать, а деньги попросту прикарманить... Нашли его в какой-то придорожной канаве, куда он упал, и где умер от голода. (Так рассказывал мне мой отец, - а по другой версии, которую я слышал от двоюродной сестры, - прадед жил ещё долго, вплоть до начала Великой Отечественной войны. В !941 году его зачем-то власти захотели расстрелять, вслед за его зятем, Сергеем Кротковым, но за него заступился народ, и чуть было не поднял по этому поводу восстание. В общем, отстояли прадеда, но он всё-таки умер, -от старости, или от переживаний, доставшихся на его долю...) Похоронили его на территории Николиной церкви, в которой он нёс в своё время службу, в уголке, где хоронят только священников. Там и сейчас находится его скромная могила. Всю же прочую царёвскую "паству" хоронили, и нынче хоронят на местном кладбище, позади церкви. Там и бабушка моя лежит, Вера Палладьевна, и рядом - дочь её, моя родная тётя - Людмила Андреевна, да и другие родственники тоже...
   У бабушки Веры, как я уже упоминал выше, было много сестёр и братьев. Знаю, что её сестёр звали Глафира, Ираида, Ольга, Мария и Варвара, которая умерла ещё в детстве. Имена всех братьев, к сожалению, мне неизвестны... Знаю, что одного звали Михаил, другого - Александр, а третьего - Виктор(он погиб в годы Первой Мировой войны).Какими были их судьбы, кто их дети-внуки, где они теперь, какие имена-фамилии носят - сие мне неведомо! Слышал, что жизнь одной из сестёр сложилась трагически - у неё был страстный "роман" со своим племянником, и она, видимо, от безысходности, покончила с собой. Но остальным, похоже, повезло больше. Другая сестра вышла замуж за священника, и стала носить фамилию Тиалогова. Помню, в 70-х годах, к нам, когда я жил у бабушки, частенько приезжала в гости её племянница - Наталья Тиалогова, полненькая, весёлая, жизнерадостная женщина, которая, к сожалению, рано умерла. Думаю, она много бы смогла рассказать о моих ближайших родственниках. Но, по молодости лет, расспрашивать её об этом мне как-то не приходило в голову, а теперь уже - не расспросишь... Третья бабушкина сестра, Мария, тоже вышла замуж за священника - того самого будущего "великомученика" Сергея Кроткова, о котором я упоминал выше. Был у бабушки моей и ещё один "непростой" родственник... Как-то, в 1974 году, когда я, поступив в институт, жил вместе с бабушкой и семьёй тёти Люси в Москве, на улице Малой Тульской, в коммунальной квартире, однажды в этой квартире раздался телефонный звонок. Телефон был общим, и висел на стене в коридоре. Так оказалось, что звонок первым услышал я, подошёл и снял трубку. Звонил, судя по голосу, какой-то древний-древний старичок. Он спросил, проживает ли по данному адресу Орлова Вера Палладьевна. Я ответил, что проживает. Тогда он попросил позвать её к телефону. Я поинтересовался, естественно, - а кто её спрашивает? Он ответил, что, мол, двоюродный брат. Ну, брат так брат! Я пошёл в комнату, и передал его просьбу бабушке. Но она вдруг заупрямилась, и наотрез отказалась подходить к телефону, а послала вместо себя тётю Люсю. Та поговорила с этим самым братом, а потом вернулась, и стала уговаривать бабушку, чтобы она всё-таки подошла к телефону, так как брат желает поговорить именно с ней. Но тёте так и не удалось сломить сопротивление бабы Веры, и та никуда не пошла, и ни  с кем говорить не стала. Когда же расстроенная тётя Люся снова вернулась, я осторожно, чтобы не слышала бабушка, поинтересовался у неё, - а кто же такой этот неизвестный мне бабушкин брат? И тётя ответила, что это был академик Тареев, врач, который "самого Сталина лечил". Помню, я тогда изумился:" Ну, ни фига себе, вот это брат у бабы Веры! А она ещё не хотела подходить к телефону!" Но видно, неспроста не хотела. Что-то было здесь не то! А что - "не то", увы, не знаю... Гораздо позже я узнал, что у бабушки был ещё один двоюродный брат, и тоже академик - Сперанский, который преподавал в МГУ. Но и его баба Вера почему-то чуралась, и никогда о нём не вспоминала. Ну, вот такой у неё был непростой характер!..
   Ну ладно, думал я, Сперанские, Тареевы, Тиалоговы, Кротковы, - это,ясное дело, родственники со стороны бабушкиных сестёр, которые вышли замуж, и поменяли свою фамилию на фамилии мужей... Но ведь были же у неё и шесть братьев, и фамилии своей они не меняли! И у них у всех, надеюсь, были жёны, дети, внуки, и носили они, - и носят до сих пор, - фамилию "Орлов" или "Орлова". Вот бы до них "докопаться"! Ведь сколько бы у меня сразу объявилось новых родственников! А ведь они есть, живут, дышат, ходят по земле... Я облазил все генеалогические сайты, пытаясь что-то разузнать, но пока - тщетно! А жизнь - она не назад, а вперёд двигается, и число моих дней пребывания на этом свете неуклонно сокращается с каждым днём...            
   Подробностей жизни бабы  Веры я, к сожалению, не знаю. Слышал, что в юности она училась в Москве, вращалась в "интеллигентских" кругах, и даже водила знакомство с самой Ермоловой, великой русской актрисой. Затем вышла замуж, за полковника царской армии, тоже носившего фамилию Орлов(так что свою девичью фамилию ей даже менять не пришлось - впрочем, как и при втором замужестве). Слышал, что брак её с полковником длился недолго, и детей от этого брака она нажить не успела. Из-за чего они разошлись, трудно сказать. Со слов бабушки, её бывший муж-полковник впоследствии дослужился до генерала, в годы Гражданской войны принимал участие в Белом движении, и вместе с генералами Корниловым, Деникиным и Марковым участвовал в создании Добровольческой армии на юге России. Правда это или нет, не знаю! Если правда, то, -сами понимаете! - в период правления Советов такую информацию лучше было "держать при себе"... Меня здесь смущает другое: если баба Вера дважды побывала замужем, и оба раза разошлась с мужьями, - то тут, волей-неволей приходится думать, что не одни только мужья во всём виноваты! Хотя, конечно, ей тоже в жизни много чего пришлось хлебнуть... Но она была очень воспитанной, и по-своему мудрой женщиной. В моём раннем детстве она приезжала к нам на Кавказ, в станицу Новопавловскую, пробыла некоторое время, и потом опять уехала в Москву. Она уже тогда была старая и седая, и я запомнил, как у неё сильно дрожали руки. Сестра Ольга мне потом со смехом рассказывала, как баба Вера учила её хорошим манерам, и показывала, как девочки должны делать "книксен", - то есть вежливое приседание, на манер дореволюционных гимназисток и воспитанниц пансионов благородных девиц. Старая школа, ничего не поделаешь! Как её в своё время обучали, так и она учила...
   Вспоминаю ещё один эпизод, из 70-х годов прошлого века. Я тогда вернулся из армии, приехал в Москву, поступать в институт, и отправился под Москву, в то самое село Царёво, готовиться ко вступительным экзаменам - в тишине, на лоне природы. А природа в Царёво замечательная! Однажды, дело было в августе месяце, в выходной день, мы с бабой Верой отправились по грибы в ближайший лес. Насобирали грибов, и шли обратно домой, неспешно беседуя. Под ногами шуршали жёлтые листья, и чувствовалось уже приближение осени. Я набрал целую корзину грибов, и по дороге показывал их бабушке, а она мне говорила, съедобные они или нет. Съедобные я оставлял, а несъедобные тут же выбрасывал. Вот тогда она мне высказала одну фразу, которую я запомнил на всю жизнь: "Люди - они тоже, как грибы. Есть - белые, а есть - поганки!" И в правоте её слов я в дальнейшей своей жизни не один раз убеждался...
   Умерла баба Вера 6 декабря 1981 года. Я тогда уже был женат, и жил отдельно, со своей семьёй. Помню, бабушка, когда я к ним заезжал, по старой памяти, на Малую Тульскую, чтобы проведать, говорила мне, делая удивлённые глаза: "Представляешь, мне уже девяносто лет! Девяносто лет!" И поднимала при этом палец вверх, обращая внимание на непомерную величину этой цифры. Когда она совсем разболелась, и уже не вставала, со Ставрополья приезжал отец, и мы с ним ходили её проведать. Бабушка, как сейчас помню, лежала; отец, подсев к её постели снял шапку, и взял её за руку. "Витюшка приехал!" - сказала она, и расплакалась.(Она всю жизнь звала отца "Витюшкой"). У отца на глазах тоже выступили слёзы. Так они и пробыли вместе - рука об руку, - прощаясь, понимая оба, что больше никогда не увидятся! Отец уехал снова на Северный Кавказ, я вернулся домой, - и тоже бабушку живой уже не видел. Такой она мне и запомнилась - старенькая, худенькая, седая, со слезами на глазах... Узнав о её смерти, я в тот же вечер, сразу после работы, приехал на Малую Тульскую. Гроб с телом бабушки стоял в комнате, на столе. Мы с двоюродным братом Шуриком, её внуком, сыном тёти Люси, долго сидели у гроба. Но мне затем надо было уезжать, а Шурик так и остался сидеть у стола... Хоронили мы бабу Веру, конечно же, в Царёво, на местном деревенском кладбище; а перед этим долго отпевали в той самой красавице-церкви, о которой я упоминал выше. Схоронили, и засыпали землёй, и бабушки моей не стало... Царствие ей небесное! 

                *   *   *

    От деда и бабушки перехожу к их потомству, - то есть, собственно, к моему отцу... Отец мой, Орлов Виктор Андреевич, родился 23 марта 1919 года в селе Мишино Михаловского уезда Рязанской губернии( ныне уезды - это районы, а губернии - области). Тогда вовсю шла Гражданская война, красные воевали с белыми, и дед, надо понимать, тоже находился где-то на фронте. Так что заниматься новорождённым сыном приходилось, видимо, бабушке Вере одной, - хотя, возможно, это и не факт! Ведь её отец, Палладий Афанасьевич, в своё время имел приход в местной церкви и, скорее всего, в селе оставался кто-то из родственников или друзей его семьи - хотя бы тот же Сергей Кротков, ставший после него священником в этой же церкви, и женатый на его дочери Марии. О ранних годах жизни моего отца я рассказать ничего не могу. Спустя годы, когда мы всей семьёй жили в станице Новопавловской, и я уже был школьником младших классов, умевшим читать и писать, отец задумал было взяться за описание своей жизни, и для этого составил что-то вроде "чернового" конспекта, названий-глав будущих воспоминаний, причём сделал это по моей просьбе, и под моим непосредственным "давлением", предупредив, что он будет только вспоминать, а записывать за ним буду я. Может,это он сделал из "педагогических" соображений, - чтобы я, между делом, выучился быстро и грамотно писать?  Может быть, и так... Одно могу сказать, - что этой "писаниной" он ещё тогда пробудил во мне страсть к писательскому ремеслу, и после отцовских "мемуаров" у меня и пошло, и поехало! Но об этом ещё речь впереди... А относительно воспоминаний отца, записанных мной простым карандашом в самой обычной школьной тетрадке, то судьба их была плачевной: тетрадка эта пролежала в тумбочке у моей кровати долгое время, - до тех пор, пока мы из старой казачьей хаты родителей моей мамы не переехали в новое место, а тетрадка так и осталась лежать в тумбочке, всеми забытая. А потом эту хату вместе со всей старой мебелью родители продали другим людям, - а те, разумеется, всё чужое выкинули, или сожгли, - всех подробностей я, к сожалению, не знаю. А как бы теперь эта тетрадь мне сегодня пригодилась! Но, что случилось - то случилось, и обратно уже ничего не переиграешь...
   Детство отца было тяжёлым. Бабушка Вера воспитывала детей одна, без мужа. Дед мой, Андрей Кузьмич, мало того, что пил, так он ещё, напившись, под "горячую", как говорится, руку, часто колотил своего сына, и моему бате приходилось спасаться от него, прячась в собачьей будке.  Мой отец рассказывал, что у них была собака по кличке Разувай(или Разувайка, как они её ласково звали). Это был большой, лохматый и очень добрый пёс. Судьба его, к сожалению, была трагичной - на охоте его приняли за волка, и по ошибке застрелили. Вот в его опустевшей будке мой папа и прятался от побоев Андрея Кузьмича. Потом, правда, тот нашёл "на стороне" другую женщину, и ушёл жить к ней, - после чего побои, естественно, прекратились. Через какое-то время  дед передумал, и решил вернуться обратно в семью, но бабушка его выпроводила, и назад не пустила. (Оттого, видно, она и не хотела про деда вспоминать до самой смерти!)Куда дед после этого делся, где он жил, как, с кем, - остаётся только развести руками... Жили они всё в том же селе Мишино, - там, видимо, мой отец и его младшая сестра Люся, 1921 г.р., и в школе учились. Сохранились кое-какие старые школьные отцовские фотографии. На одной, в компании одноклассников, он выглядит совсем как какой-то уголовник - с обритой головой, и взглядом чуть ли не исподлобья. Про школьную жизнь помню его рассказ о том, что он очень любил математику, и однажды единственный из класса правильно решил задачу, которую все остальные не смогли решить. И ещё он рассказывал про своего школьного учителя по фамилии Подопригора, добрейшей души человека. Тот говорил с нажимом на букву "о", как обычно говорили священники, и передавая говор Подопригоры, отец смешно повторял его слова: "Дети, правильнО прОжОвывайте пищу!" В школе, кроме математики, отец любил ещё и физику. Но самой большой страстью его было рисование. Он с детства любил и, - подчёркиваю! - умел хорошо рисовать, и мечтал, окончив школу, поехать в Москву, и "выучиться на художника". Но, увы, жизнь распорядилась по иному... Из-за того, что мать растила их одна, и не могла обеспечить ему учёбу в Москве, он после школы поступил ближе к дому - в Рязанский педагогический институт, на факультет математики. Но картины продолжал рисовать, просто так,для себя. Помню, когда мы с сестрой были маленькими, и жили в станице Новопавловской, в нашей казачьей хате над моей кроватью висели нарисованные им "Три богатыря", по известной картине Сурикова, а над кроваткой сестры - "Три медведя", по такой же известной картине Шишкина "Утро в сосновом лесу". Нам тогда, в детстве, эти нарисованные отцом картины казались шедеврами(хотя, разумеется, мы такого слова просто ещё не знали!) Судьба этих картин оказалась такой же, как и судьба отцовской тетради с воспоминаниями - они остались висеть на стене в хате, а её, после того, как мы, а затем и другая наша бабушка - Надежда Марковна, разъехались кто куда из Новопавловской, продали чужим людям. Ну, а тем зачем было держать у себя чьё-то запылённое старьё? Выкинули, наверное, тоже, или бросили в печь... Но привитую мне с детства отцом любовь к живописи никому сжечь не удалось, и после писательства и кино этот вид искусства - до сих пор один из моих самых любимых. Но о себе я ещё успею рассказать, а сейчас - речь о моём отце...
   Итак, после школы, в 1937 году, он поступил в Рязанский педагогический институт, на факультет, выпускавший преподавателей математики.  Пошёл, так сказать, по стопам родителей-учителей. Я видел его студенческие фотографии, где он стоит в окружении своих однокурсников, - высокий, красивый, подтянутый молодой человек. И сильный, к тому же... Почему  так говорю? Отец в своё время рассказывал, что будучи студентом, переплывал реку Оку - туда и обратно. А для того, чтобы переплыть такую реку, как Ока, силушка должна быть ого-го какая! Ока, конечно, не Волга, и не Миссисипи, - но всё же речка очень и очень даже ничего себе по ширине! Я сам как-то в ней купался, но переплыть её, как когда-то отец, и в мыслях не было. С моими-то способностями к плаванию! Ну, да об этом после...
   Отец всегда с удовольствием рассказывал о своих студенческих годах, - и я, по прошествии многих лет, сам побыв студентом, его понимаю, - ведь нет на свете лучше поры, чем юность, и весёлая студенческая жизнь! Хотя, конечно, особо "весёлой" ту пору и не назовёшь. Шла вторая половина тридцатых годов, в стране бушевали сталинско-ежовско-бериевские репрессии, народ массами уничтожался и гнил за колючей проволокой, и будет ли кто жив на следующий день, и где он будет находиться, никто с уверенностью ответить не мог. Увы, печальная участь сталинских лагерей не миновала и моего отца! Хотя - всему своё время...
   Учился отец хорошо, получал стипендию, но почти всю её отсылал матери, которая в одиночестве растила его младшую сестру, отказывала себе буквально во всём. Как-то папа рассказывал, что у него тогда даже приличной одежды не было, чтобы куда-то пойти. И когда друзья собирались в кино, на танцы, или на вечеринку, он оставался в общежитии, ссылаясь на то, что ему надо заниматься. Как будущий педагог, он летом выезжал в пионерские лагеря, работал там вожатым. Сохранилось несколько старых, пожелтевших фотографий, где он стоит в окружении других вожатых, в пионерском галстуке, скрестив руки на груди. А по бокам - неизменно девушки. Ещё бы, такой красавчик, мускулистый, с мужественной "ямочкой" на подбородке! Была ли во время учёбы в институте у него "зазноба сердечная", я не знаю. Во всяком случае, отец о ней ни разу при мне не упоминал. Зато у него было много друзей, а самыми близкими являлись трое: два тёзки, два Николая, или, как отец их по-свойски называл, - "два Кольки" - Осьминин и Елисеев. Третьим был их всеобщий любимец - Васятка Мысёк(то ли фамилия такая, то ли прозвище). Васятка Мысёк, по словам отца, как выпьет, любил напевать казачью песню "Шли с войны два брата":
                - Товарищ,товарищ, болять мои раны,
                Болять мои раны, глыбоки...
                Одна заживаить, другая нарываить,
                А третия к смерти меня ведёть...
  Причём он пел песню жалостливо, а все вокруг помирали со смеху. Не знаю, как сложились судьбы Осьминина и Васятки, а с Николаем Елисеевым отец продолжал дружить и после института. Мало того, Николай впоследствии стал его зятем, женившись на его сестре Людмиле, и отношения с ним отец поддерживал до самой смерти. Николай Елисеев стал затем военным юристом, и надел погоны. А отцу погоны надевать не пришлось, до этого не дошло...
   Он очень хотел учиться и жить в Москве, это была его мечта, и меня он всё время "толкал" на то, чтобы я, закончив учёбу, ехал в Москву. Мол, у него не получилось, так пусть хоть у сына получится! Отцу же судьбой было начертано скитаться по маленьким сёлам и деревням, без права проживания в крупных, тем более, столичных городах. Хотя, после окончания института, и получения диплома преподавателя математики, у него была перспектива попасть по распределению в какой-нибудь крупный город, и зажить взрослой, самостоятельной жизнью. Не знаю, как бы она у него сложилась, если бы всё шло мирным путём. Но мирного пути, -увы!- не получилось ни у него, ни у всей нашей страны. В июне 1941 года грянула война...  Но ещё перед началом войны, поскольку отец имел математическое образование, то он в самом начале июня 1941 года снова был направлен на учёбу, и стал слушателем курсов воентехников при Московской артиллерийской академии, по окончании которых, в декабре месяце, получил воинское звание техник-лейтенант, и направлен служить в артиллерию, - к ""богам войны", как их называли, в 749 зенитно-артиллерийский полк, на фронт.  А фронт тогда находился уже у самой Москвы, и положение было отчаянное! Отец попал в часть, защищавшую Волоколамское шоссе. Ну, кто знаком с историей Великой Отечественной войны, знает, что это было за направление! Там шли самые ожесточённые бои. В этих боях батя был дважды ранен - в левое плечо пулей, а в кисть правой руки - осколком снаряда. (Шрамы от пули и от снаряда остались у него на всю жизнь, и я их сам лицезрел каждый день, пока мы жили вместе)... Артиллерийские орудия в ходе боёв почти все выбыли из строя, и по немецким танкам им приходилось стрелять из зениток, которые предназначены для стрельбы по самолётам, а не по наземным целям! Но русский солдат ко всему приспособится, - и, как рассказывал отец, удалые батарейцы-артиллеристы приноровились палить по танкам противника "на глазок", наводя орудия на цель прямо через ствол зенитки. Бои шли жуткие, и как отец уцелел в этой кровавой круговерти, одному Богу известно! Кстати, о Боге... Будучи внуком священника, имея религиозную семью, отец всю жизнь и сам был верующим, и носил на шее  крестик. Однажды этот крестик заметил какой-то политрук, "служитель коммунистической нравственности", коих в каждой воинской части тогда было полным-полно, и устроил бате разнос, заявив, что никакого Бога нет, и советскому офицеру, командиру Красной Армии, не подобает носить такое "буржуйское украшение". Но, когда начался очередной жуткий артобстрел с немецкой стороны,  вокруг стали рваться снаряды, и лететь во все стороны осколки, отец увидел, что, спрятавшись за каким-то камнем, этот самый "правильный" политрук мелко-мелко и часто-часто осенял себя крестным знамением, и беспрерывно в страхе повторял: "Господи, спаси! Господи, пронеси! Господи, не допусти!" Не знаю, спас ли его Господь, или нет в тот раз, - но есть поговорка, что Он всё равно "шельму метит"... Отца Господь спас, тот выжил в боях, и не пал на поле брани. С одной стороны, это хорошо, потому что, если бы тогда батя погиб, то и я бы на свет не появился, и не было бы этих мемуаров, которые вы сейчас читаете. А с другой стороны, хоть отец и остался жив, но на его долю досталось хлебнуть от этой самой жизни "по полной"...
   В сорок втором году, когда немцев от Москвы отогнали, и стало немного полегче, отец "пошёл на повышение" по службе. Из лейтенанта его произвели в старшие лейтенанты, и назначили начальником артиллерийских мастерских этого же самого 749 полка, - ремонтировать и готовить для фронта выбывшие из строя и повреждённые орудия. И всё бы у него было хорошо, - и звание повыше, и должность получше, и от фронта чуток подальше. Но, как поётся в старинной казачьей песне - "Не для меня придёт весна"... Недолго длилось его везение. Как-то они собрались в офицерском кругу, сидели, пьянствовали, конечно, и вели "задушевные" разговоры - ругали командование, которое, по их мнению, не так, или недостаточно так ведёт войну с фашистами. Вот если бы им предоставили возможность покомандовать, то наши войска давно бы уже были в Берлине! Ну, обычный пьяный трёп под бутылку... Потрепались бы, а наутро забыли! НО, оказывается, был в их компании "чужой среди своих". Он послушал, о чём говорят, а потом, на другой день пошёл и донёс в "особый отдел" об "антисоветских разговорах". К тому же, как потом батя вскользь обмолвился, это был завистник, который втайне метил на отцовскую "тёплую" должность. А тут такой подходящий случай - начальник артиллерийских мастерских кроет при всех командование Красной армии, вносит в ряды офицерства смуту, и неверие в исходе войны! Да и вообще, - может, тут и заговор политический?! А тогда "компетентные органы" страсть как любили разоблачать разные заговоры, и в каждом искать или шпиона вражеской разведки, или вредителя... Короче, семя упало на благодатную почву. "Стукача" внимательно выслушали, и делу дали ход. Отец был арестован, долго сидел в камере, аж до 14 апреля 1943 года(видно, по крохам разбирали-собирали, "шили дело"), а затем был осуждён сроком на 7 лет как "враг народа", лишён звания и должности, и отправлен "мотать срок" в дальневосточные ИТЛ (исправительно-трудовые лагеря), где сидел вместе с уголовниками, которые били, и издевались над ним, и такими же, как он, заключёнными. А дело-то, в общем, и выеденного яйца не стоило! Но следователь НКВД Загоруйко, - отец потом как-то вспомнил при мне эту фамилию, и она отложилась в моей мальчишеской памяти, - его избивал на допросах, и пытался приписать ему много  чего ещё, чтобы дело получилось "поувесистей и посолидней", и бате дали бы "на всю катушку" - 25 лет! Если бы его усилия увенчались успехом, то отец, наверное, так бы и сгнил в тюрьме, и никогда бы не встретился с мамой. Та вышла бы замуж за кого-то другого, и у неё родился бы кто-то другой, а не я... Так что батя, как говорится, ещё легко отделался, - если "лёгким" считать то, что ему одним махом перечеркнули жизнь, и он, практически ни за что, провёл за решёткой свои самые лучшие, молодые годы! А когда вышел через "всего каких-то" семь  лет, да женился, то и я не замедлил появиться на свет. Хотя, чего там душой кривить, - замедлил... Они поженились в 1949 году, а я родился в 1952-м! А мог вообще не родиться. Впрочем, я опять забегаю вперёд...
  Помню, однажды, в разговоре со мной, уже взрослым, мать как-то обмолвилась, что, мол, бате ещё очень "повезло", - в тюрьме всё ж таки не на фронте, хоть и тяжко, но выжить можно! А вот на фронте, под пулями и снарядами, - тут бабушка надвое сказала... Мать это знала не по наслышке, - сама испытала всё на себе. Ведь как представишь, - сколько миллионов легло в ту войну! В каждой семье кого-то недосчитались, а то и всей семьи сразу... Упаси нас Бог ещё раз от такого!
    Освободился из тюрьмы отец в 1949 году, с предписанием в крупных городах не проживать, и их не посещать без особого на то разрешения. И сослали его на Северный Кавказ, как раньше, в ХIX веке, при царизме, ссылали туда разных вольнодумцев, строптивцев, и "нарушителей общественного порядка", - под пули горцев. Ну, под их пули в советское время попасть было уже затруднительно, - Сталин после войны Кавказ почистил основательно, и всех "провинившихся" ссылал эшелонами куда подальше, - но всё же Кавказ есть Кавказ, он в любое время был "очагом недовольства и сопротивления"! Впрочем, бате ещё повезло - его "распределили" не в какой-то там аул в горах, а в прилегающий к Кавказским горам Ставропольский край, в казачью станицу Новопавловскую, расположенную на реке Куре, на самой границе с Кабардой. Попав туда, отец местными "органами" был назначен к кому-то на постой, и направлен на работу на местный элеватор, расположенный на самой окраине станицы, за железной дорогой. На элеваторе он, вместе с другими такими же бедолагами, занимался разгрузкой и погрузкой мешков с зерном с машин и на машины. Работали они за колючей проволокой, под охраной вооружённого конвоира. Там, в этом "романтическом" месте, отец и познакомился с мамой. Но это - уже отдельная история, и я к ней обязательно вернусь...