Игра куклы. глава 4. приманки и ловушки

                ГЛАВА 4.   ПРИМАНКИ И ЛОВУШКИ

       Нескоро  в городе узнали об исчезновении  начальника разведки Системы.  Но Марек получил известие  об этом  рано  утром, он сидел в своём кабинете, когда раздался долгожданный телефонный звонок. Он,  молча,  выслушал сообщение, зловещая улыбка исказила его худое лицо.

      - Ну,  всё удалось, как ты и говорила, - он погладил маленькую холодную ручку своей белокурой подруги.

     - Альберту будешь звонить? – спросила его Виктория.

     - Зачем? Пусть поволнуется, когда в аэропорт приедет встречать  мертвеца! Пусть свой хлеб отрабатывает, а то пока он у своей бабы в койке расслаблялся, пацаны его работу делали.

      - Значит, Баринова больше нет, - задумчиво протянула Виктория.

      - А тебе что, жалко его?

      - Жалко? С чего бы это? –   поднятые брови на её надменном лице выражали презрительное недоумение.

      - Разве я что-то потеряла?  Всё, что мог, он уже сделал.  Я  с него  никакой пользы получить не смогла бы.

      - А кое-кто  намекал, что он тебе подарки делал, - вкрадчиво проговорил Марек.

      - Разве? Ну, посмотри на мой гардероб – разве там есть хоть одна вещь, которую мне подарил не ты?   Или  у меня есть какие-то сбережения?   Да я и не умею деньгами распоряжаться, ты же знаешь. Я  просто не знаю,  как ими пользоваться, дома за меня это делал отец, а теперь ты.  И вообще, хотела бы я посмотреть на того, кто про меня всякие сплетни распускает.

      - Люди говорят.

      - Завидуют тебе, ведь не у  каждого есть такая верная и красивая женщина! И к тому же, преданная тебе  до смерти, до самой смерти, понимаешь?

      - Неужели тебе  совсем не жаль  Андреича? Неужели он тебе совсем не нравился? Он же не такой как я, он совсем другой был:  честный, порядочный.

      - Честный?  Что  же  тогда он за сладким куском к тебе прибежал?  Не постеснялся на  бандитов работать, извини.  За всё нужно платить!  Если он  такой честный, сидел бы на грошовой зарплате в своем управлении, ел бы китайскую  лапшу. Еще и сына за собой потянул, погубил мальчишку. А  если  такой порядочный, что же он бросил свою жену, которая с ним 30 лет по захолустьям  мыкалась?  А  он из твоих рук деньги брал и к твоей  женщине руки тянул!

      - Тянул, значит, руки?

      - Разве не за это ты его убил?

      - Ну, вообще-то он собирался против меня братву поднять, убить меня,  разве нет?  Ты давно  меня об этом предупреждала.   И Удавы  подтвердили, что он в этом сознался.

      - Но Влада ты не собираешься трогать, хотя   он вместе с Барином должен был возглавить  мятеж.

      - Владу до тебя никогда не было  никакого интереса!  У него жена молодая, он только о ней и думает. А то, что он собирался предать, так ведь любой предать может, в том числе и Альберт, да и ты тоже….  Пусть  пока поработают на меня оба. А убить их я всегда смогу.

      - Тебе виднее, хотя я бы их  убила. Так,  на всякий случай. Какая разница - днём раньше, днем позже! Я бы убила, и в первую очередь Косаря.

      - А ты убей! Сама! Будет  прикольно!- хохотнул Марек.

      - Сама? Нет, я не могу, мне не разрешено его убивать, вот,  если бы ты сам….

      - Вот то-то же! Помни, я тут даю  разрешение  кому жить, а кому умереть!

      - Да-да! Конечно! Ты тут хозяин. Но  всё равно ведь придётся их  убить.

      -  Тебе  их  совсем не жалко, тебе никого не жалко…

       Марек исподлобья смотрел на её бесстрастное лицо.

       - Иногда мне становится не по себе от твоей невозмутимости. А если со мной что-то случится, ты тоже останешься  такой  же спокойной?

        Девушка вздохнула:

        - Господи, о чём ты говоришь? Ты же знаешь, я без тебя – что душа без тела, я от тебя в полной зависимости.  У меня даже документов нет, а значит, меня вообще как бы не существует….  Ты ведь можешь от меня избавиться в любой момент, и никто этого не заметит….

        - То-то же, помни. Не будет меня – и тебя не будет, - удовлетворённый её ответом, проговорил Марек.

       - Налить тебе коньячку? Ты две ночи не спал, отдохни, - вкрадчиво продолжала девушка, преданно глядя на своего повелителя.

        Тот согласно кивнул. Она  подала ему большую рюмку коньяку, а сама встала у него за спиной, положила свои маленькие прохладные ладошки ему на лоб и принялась массировать  затылок, приговаривая при этом вполголоса тягучие, простые, умиротворяющие слова. Жемчужным бисером, славянским речитативом слетали они с её открытых уст, словно древний заговор какой-нибудь княгини над своим непутёвым князем-забиякой после тяжкой битвы, после тревожной ночи, когда он твёрдой рукой покарал друзей-предателей. Какой-то необычной успокаивающей силой были полны эти слова, потому что мужчина доверчиво откинул голову, закрыл глаза, резкие черты лица его смягчились, мышцы расслабились, морщинки разгладились, тонкие губы сложились в детскую  улыбку, заменившую обычную  судорожную гримасу.

       - Хорошо-хорошо, - бормотал он, - Довольно, хватит…. а то я сейчас в милицию побегу чистосердечное признание писать, очень уж добрым хочется быть….  Как ты это делаешь… …. какую ты власть взяла надо мной…. это становится опасным…. Всё! Хватит!

       Девушка отошла от него в тёмный угол кабинета, наблюдая, как он медленно поднялся, отрешённо взглянул  в её сторону и так же отрешённо проговорил:

       - Хочу один побыть. Иди пока работай. Не жди меня сегодня у себя, я домой поеду,  тебя Левада отвезёт.

       Она безропотно вышла. Весь день Виктория просидела в приёмной рядом  с кабинетами Альберта и Баринова почти без дела, Марека она в этот день больше не видела, все распоряжения получала через новую  секретаршу, неожиданно быстро появившуюся у  хозяина. Раньше он обходился без такой помощницы,  эти обязанности исполнял Паша референт и сама Виктория по совместительству. На стрелку в ресторане её тоже не пригласили, впрочем, как потом оказалось, не поехал туда в этот вечер и сам Марек.

        По  дороге домой она всё время   молчала, Левада не рискнул приставать к ней с вопросами. Девушка выглядела поникшей и опустошённой, усевшись на заднее сиденье, она прислонилась головой к спинке и как будто дремала. Водитель решил,  что она получила отставку,  и сочувственно поглядывал в зеркало на её бледное лицо. «Ничего, такая классная тёлка не пропадёт, найдутся добрые люди, подберут, пригреют», - решил он. Он  и сам был не прочь подкатить к ней, но не решался  проявлять инициативу раньше времени, опасаясь гнева шефа. Тем более, неясно, бросил он её или просто они поссорились, а завтра возьмут и помирятся. Решив пока что выждать время, он больше не смотрел назад,  а спокойно доставил опальную подругу шефа  до дома.

        Машина остановилась,  но красотка  продолжала  сидеть, не шелохнувшись. «Спит, что ли?» - подумал Левада и громко прокашлялся. Реакции не последовало. Он оглянулся: голова девушки  склонилась на грудь, длинные  волосы спускались ниже плеч, одна рука висела плетью, другая, неестественно согнутая, сжимала сумочку, маленькую как косметичка. Водитель   перегнулся через спинку сиденья и дотронулся до её запястья, почувствовав ледяной  холод. Левада запаниковал: «Мёртвая, что ли? Вот сука Марек! Грохнул  бабу, а мне трупак подсунул! Куда мне её теперь девать?»  Он выскочил из салона и открыл заднюю дверцу.  Девушка не была похожа на живого человека. Он осторожно откинул  прядь с мертвенно-белого лица,  прикоснулся дрожащим  пальцем к бледной щеке и отдёрнул её, ему показалось, что он ощутил морозный ожог. Открытые остекленевшие глаза смотрели куда-то вдаль, не моргая. «Чёрт! Не могла она так быстро остыть, прямо, как из морга! И уже закостенела! Как я её теперь из машины вытаскивать буду? Этот  падла, точно, траванул её чем-то, хоть бы предупредил! А может,  он не зря мне труп подсунул? Хочет на меня убийство повесить? Избавиться  от меня решил!»

       В растерянности он смотрел на мёртвое тело, соображая, как поступить. Внезапно  рука девушки зашевелилось, голова закачалась из стороны в сторону, как у китайского болванчика, стеклянные глаза  обрели живость и сфокусировали пронзительный взгляд на его лице.

       - Ну, что стоишь? Видишь, плохо мне, помоги добраться до койки.

       Водитель чуть не подпрыгнул от восторга.

       - Слава тебе! Живая, я уж думал, что ты того, померла!

       - Ещё чего! Я вас всех переживу, - слабым голосом проговорила она и опять уронила голову на грудь.

        «Да она пьяная! В стельку! Или – обдолбанная,  - решил Левада, - Странно, раньше я за ней такого не замечал». Он осторожно вытащил её из машины, взял на руки, эта ноша оказалась  необыкновенно лёгкой, просто невесомой. «Осторожно неси, я очень хрупкая»,- пробормотала она.   Радуясь, что не придется возиться с трупом, он забыл про лифт  и на одном дыхании отмахал все девять этажей, бережно держа свой драгоценный  груз.

        «Ключи в кармане», - подсказала Виктория, когда водитель остановился перед  запертой квартирой. Он пошарил в пальто, открыл дверь и внёс девушку  в комнату. И опять в нерешительности остановился, не зная, куда её положить.  «На кровать, - опять прозвучала подсказка с  бледных губ, - И раздень меня, я совершенно без сил». Он бережно положил подружку Марека поверх покрывала и неловко принялся расстегивать пуговицы и стаскивать с неё одежду.

        Конечно, ему хотелось  посмотреть на голую  любовницу  шефа, но его ужасно смущали её глаза, остававшиеся постоянно открытыми, и, как будто пронизывающие его насквозь.  Из-за этого немигающего взгляда  он не получил от этого стриптиза  никакого удовольствия.  Его  только поразило, какое у девушки твёрдое и холодное тело. И руки – белые и гладкие, на них он не заметил  не только  следов от уколов, но даже и вен вообще. «Значит, она не колется, это не наркотики», - понял Левада.  Ему стало страшно – наверное, её всё-таки отравили, и она медленно умирает. Он никак не мог стянуть  с бесчувственного тела  пальто и жакет  – мешала сумочка, намертво зажатая её  ладошкой. Он попытался разжать ей пальцы, но побелевшие, как будто сведённые судорогой, они  железной хваткой вцепились в мягкую кожу любимой, видимо, вещи.

       - Да отпусти ты эту косметичку, здесь не воруют!

        Она медленно переложила сумочку из одной руки в другую, уже освобождённую от одежды, и так же точно насмерть  вцепилась в неё, прижав к груди.

        - Что  там у тебя, золото бриллианты? – пробурчал он, стаскивая с неё узкую юбку.

        - Больше, там – моя жизнь, - ответила она  хриплым голосом, - Мне холодно, согрей меня.

        - Да что с тобой? – не смог сдержаться мужчина,- Ты что, больная?

       - Трансформация … начало трансформации, это очень больно….

        Левада ничего не понял из бессвязных слов, ему  было жутко смотреть в её пронзительные глаза, глаза  умирающего человека. Он торопливо прикрыл её пуховым одеялом, но оно показалось ему слишком тонким, и он, оглядевшись, взял с кресла  какое-то стёганое покрывало и пушистый плед.   Навалив  всё это на холодное тело, он бросился прочь из этой квартиры, перескакивая через ступеньки.
 
        На площадке между пятым и шестым этажом  он налетел на   щуплого субъекта,  тот сидел на большом деревянном ящике, в каких обычно хранят картошку.  Водитель   не заметил его, когда нёс девушку, а ведь он проходил мимо.  Вот чёрт! Он почувствовал опасность и выхватил пистолет.  Мужичок смотрел на него тоскливым взглядом бледно-голубых глаз и безропотно  ждал, что будет.

       - Ты кто? Ты что тут делаешь? Что ты видел? – грозно спросил Левада.

       - Я  живу здесь, - тихо пробормотал  тот, вжимая голову в плечи.

        «Бомж, - понял водитель, - он сам меня боится»

        - Ну-ну! Не бойся, живи, - проговорил он, похлопал этого жалкого типа по плечу и побежал дальше.

         Он успокоился только у машины. Закурив сигарету, он  поглядел на ярко освещённое окно Виктории.  Внезапно свет погас, потом опять загорелся слабый огонёк, как от ночника. Левада выругался: «Вот сучка! Прикидывалась умирающей, раздень её, согрей, а как ушёл, сама по хате шляется!» Он  закурил вторую сигарету, не прекращая наблюдение, и ему показалось, что за стеклами мелькнула тень, потом сразу несколько силуэтов. Может, там ходит кто-то ещё? Гостей, что ли,  принимает? Что там вообще творится?  Он не мог вспомнить, захлопнул ли за собой дверь. Первым его намерением  было пойти проверить, но вспомнив мертвенно-бледное лицо девушки, он опять вернулся к мысли об отравлении. Тогда это не могут быть  гости, может, её там добивают. В этом случае  это делается по приказу Марека.

         Левада поёжился. При таком раскладе он ни за что не вернётся в эту квартиру, хозяину поперёк дороги станет только идиот. И свидетелем быть он не собирался. Внезапно новая мысль пришла ему в голову, он выругался. «Ну, нет, Марек, тебе не удастся навесить на меня эту мокруху! Я себе алиби сделаю!»

        Он бросился к машине и, скрипя тормозами, понёсся к казино  «Зеленая  лампа» и до утра просидел там при свидетелях, яростно проигрывая, к немалой радости партнёров.

         А там, на девятом этаже, в своей мягкой пуховой постельке лежала светловолосая красавица. Лицо её было спокойно, лёгкая улыбка играла на румяных губах, тонкие пальцы прижимали к груди маленькую сумочку, в которой лежали не бриллианты, не золото, не доллары или иены. Там она держала то, что было ей гораздо дороже, что действительно давало ей право на жизнь: паспорт и свидетельство о рождении.  Это был посмертный дар Баринова, переданный ей накануне своего рокового отъезда.   

         Возвращение Альберта из Москвы было обставлено максимально торжественно. У трапа самолёта его ждали два телохранителя: Левада и Орлов, без проволочек они доставили своего шефа прямо в банкетный зал ресторана «Пекин».

         Марек сидел во главе стола, как всегда трезвый.  Пронизывающим  взглядом оглядел он  вновь прибывшего, судорога, заменяющая улыбку,  пробежала по его губам, обнажив мелкие острые зубы. Он протянул ему руку с массивным перстнем, как символ   могущества и власти, и Альберт поспешно  пожал её. Его усадили справа от хозяина, слева, как всегда, располагалась Виктория. Едва увидев её, Альберт понял, почему он так метался в Москве, не находя себе места, почему так рвался сюда, он понял, что не может больше  жить без этой женщины. Он не станет больше терпеть эту мучительную боль, он должен добиться своего! Косарь чувствовал себя  как гладиатор на арене цирка, а Виктория являлась  призом, ради которого он без колебания готов был кинуться с коротким мечом на льва, тигра, родного брата. Он решился. Его больше не тревожила та кровь, которую он готов был  пролить на пути к центральному месту за этим столом и в гордом сердце ветреной красавицы.

        Рассеянно он пил коньяк, жевал креветки, приправленные острым соусом, и ждал разговора. 

       - Я вижу, ты полон энергии, - начал Марек, - Здесь ты всё  организовал хорошо, хвалю, твои пацаны отработали ровно. Теперь тебя ещё дело  ждёт.

        - К работе готов всегда. Что за дело?

        - С зоны вернулся Чех, на сходке его назначили положенцем Первомайского района. Мне это не нравится.

        - Чех вернулся? Ему же ещё года три мотать, как минимум!

        - Условно-досрочно, за хорошее поведение…. – скривился  Марек, - Мне не нужен положенец в моём районе. Я со своей братвой сам во всём разберусь, он лишний здесь. Ты понял?

        - Без проблем. Известно, где он остановился?

        - Живёт открыто, правда, один нигде не ходит. Сделайте тихо, без шума. С гаишником у тебя хорошо получилось, можно и здесь повторить.

        - Лучше под ментов сработать, он же условник, должен с ними считаться.  А с Захаром как? Может тоже, того, добить? Уж заодно.

        - Пока он молчит, пусть живёт. Успокойся уже! Гуляй пока! Гуляй,  братва! – обратился он к застолью.

         Виктория сидела за столом тихо, как всегда, ни с кем не общаясь, казалось, она не обращала внимания на окружающих. Альберт снова поразился, насколько она не вписывается в это общество,  как будто парит над всем земным.  Она могла бы украсить собой любое светское общество,  её можно было представить в музее, в театре, на презентации, но только не в бандитском притоне.
 
          Марек искоса поглядывал на неё, в последнее время он тяготился своей подругой, чувствуя в ней скрытую опасность. Его стало напрягать, что ей известно всё не только о его окружающих, но и о нём самом. Если раньше  это его забавляло, то теперь ему стало неприятно круглосуточно находиться  под колпаком. «Может, мне  пора от неё избавиться?» - пришла внезапная мысль.  Как будто угадав это, она взглянула на него долгим,  печальным взглядом.

        - Извини, Марек, я сегодня  что-то неважно себя  чувствую. Не хочу портить вам компанию, может, мне домой поехать? – смиренно спросила она.

        - Конечно, отправляйся, ты тут не нужна. Левада тебя отвезёт, -   с готовностью согласился тот, в смятении соображая,  прочитала ли она его мысли о решении своей судьбы.

        Девушка покорно поднялась. Глядя  на её хрупкую фигурку с поникшими плечами, на  её бледное лицо,  он раскаялся в своём порыве, ему стало жаль эту беззащитную девушку, полностью доверившуюся ему.
 
         Левада, помня о прошлой поездке, стоившей ему бессонной ночи и немалой суммы проигранной в «Зеленой лампе», с опаской наблюдал за Викторией в зеркало. Она, как всегда, молчала, глядя в окно, была бледна, но выглядела вполне живой.

        - Поедешь через Баляева, остановишься у торговых рядов, - велела она водителю.

        Левада послушно выполнил её приказ. Он припарковался у трамвайного кольца, где ларьки двумя плотными линиями  окружали небольшой кусок земли,  превращённый в мини-рынок. Девушка  быстро направилась к одной из палаток, водитель двинулся за ней следом.

       - Ну, здравствуй, дружок, - мелодично проговорила Виктория, обращаясь к парню в киоске, - Помнишь меня?

        Она наклонилась, схватила продавца за воротник куртки и потянула к себе. Маленькая ручка оказалась неожиданно сильной, ей удалось вытащить голову парня в окошко. Тот, вытаращив глаза, и упираясь руками в прилавок, пытался сопротивляться этому неожиданному напору, потом, опомнившись, завопил.

       - Заткнись, падла, - прошипела девушка, - Ты мне праздник испортил, я  у тебя на днях  бутылку шампанского брала, помнишь? – она встряхнула продавца, как мешок с картошкой, его голова моталась, стукаясь о раму окна.

       - Вспомнил, сволочь? – тот промычал что-то невразумительное.

       - Я тебе, что тогда  сказала? Дай мне классный товар, если что – вернусь! Я тебе говорила? – она опять встряхнула его.

       - Ты мне что ответил? Ты мне сказал, что даёшь, как для себя! И сунул это говно! Я эту самогонку плоскогубцами еле открыла, а питье её только алкаши могут! Так что скажешь? За свой базар отвечать надо!

        Она сжала маленький кулачок и, слегка размахнувшись, ударила парня по носу, потом раскрыла  ладонь и острыми ноготками процарапала поперёк щеки четыре глубокие борозды. Продавец взвыл, хлюпая кровоточащим носом.  Не  отпуская свою жертву, девушка склонилась к его расквашенной физиономии:

       - Это тебе предупреждение. Очень тебя прошу, не обманывай людей, можешь нарваться. Это я такая добренькая, просто морду  раскроила, а другой  твою халабуду вместе с тобой спалит! Запомни!

       - В чём дело вопрос? – рявкнул за её спиной суровый бас.

        Виктория, бросив свою жертву, обернулась. А  гориллоподобный тип, сжимая кулаки, с сомнением глядел на хрупкую  блондинку  в шикарном пальто, рядом с которой стоял крепкий парень, держащий правую руку в оттопыренном кармане явно на рукоятке пистолета. Последнее наблюдение  очень беспокоило охранника. Он не решился сходу ввязываться в драку, не разобравшись в статусе противника.

       - Секьюрити,  что ли? – проскрипела девица. - Не боись, всё в порядке, надо было этому козлу слегка  рога пообломать. Обнаглел, тварь,  фуфло за классный товар втюхивает! Залепуху гонит, скотина. Разберись, Витёк, - бросила она Леваде и пошла к машине.

        Охранник не сводил глаз с борзой парочки, и особенно с руки парня, засунутой в карман. Он всё ещё не решил, что ему делать: ввязаться в драку и нарваться на пулю, или сделать вид, что ничего не произошло.

       - Где я тебя раньше видел? – не обостряя отношений, спросил он.

       - Передай привет Васе от Марека, - процедил Левада.

       - Она мне всю рожу расцарапала и нос разбила, - канючил парень в киоске.

       - Так ты - Левада! Точно, а я смотрю, где-то я тебя видел, а она – Виктория? Та самая? – проговорил он, глядя вслед удаляющейся девушке. Он обменялся с водителем  рукопожатием, с удовлетворением заметив, что тот вытащил свою лапу из куртки и больше за пистолет не хватается.

       - А ты что, не видел, кому своё фуфло толкал?  За свой базар отвечать надо! Это тебе ещё повезло, ты дёшево отделался, падла, - лениво отмахнулся он от потерпевшего.

         Палаточник  утирал кровавые сопли, проклиная в душе бандитское братство,  когда у них всё схвачено,  и пожаловаться некому. А охранник не сводил горящих глаз с удаляющейся спины Левады, с завистью смотрел на мощный джип, в который тот уселся. Вот это работа, вот это жизнь! Это тебе не шпану по Баляйке гонять!

        Он долго ещё вспоминал эту короткую встречу, особенно блондинку,  таинственную Викторию, о которой он так  много слышал, но вот так вблизи увидел впервые. Высший класс, конечно, большого босса тёлка! Но уж больно бледная, колется, видно, иначе бы не стала сама руки об эту мелочь пачкать.

        Левада повёл машину медленно, поглядывая в зеркало на девушку. Надо же, такой погром устроила, а он и не догадывался, что она слова такие знает, и  умеет  разборки по понятиям  проводить!  Всё время, как принцесса  себя вела!  А  тут  такое учинила,  и даже щёки не раскраснелись!  Вот нервы у бабы! Или больная, или под кайфом.  Раз не колется, тогда кокс нюхает, сейчас на него мода пошла. Он боялся, что она опять отключится, как той ночью, но всё-таки рискнул задать вопрос.

        - Ты зачем ему морду расцарапала? Сказала бы, я бы сам разобрался. 
      
          Она пожала плечами:

         - От жалости. Я ему предупреждение сделала,  пока ещё не поздно. Может, поймёт, и жив останется, жалко идиота.

        - Да кто о нём пожалеет, если его и прихлопнут! А надо бы  грохнуть придурка за такие дела!

        - Каждый человек достоин, чтобы о нём  пожалели, - тихо проговорила девушка. Внезапно яркий румянец вспыхнул на её бледных щеках, безумный огонь полыхнул в синих  глазах, устремленных прямо на Леваду из зеркала.

        - О нём-то есть, кому пожалеть, а вот о тебе я  жалеть буду, больше-то всё равно некому, - прошелестели тихие слова.

         Она прикусила губу острыми зубками, ему показалось, что кровь брызнула с моментально покрасневшего рта прямо ему в лицо. Он зажмурился,  почувствовав на своём затылке мягкое прикосновение, как будто кошачья лапка гладила его по волосам.

         «Ведьма», - в панике подумал он, схватившись за голову, почувствовал  удушье. В глотке першило, нечем стало  дышать, он закашлялся, замахал руками, пытаясь открыть дверь машины, но почувствовал, что  хватает  пустоту. И только горло сдавливает всё больше и больше, он не поймёт чем,  скосив глаза,   видит концы своего белого шёлкового шарфа, обмотанного вокруг шеи. Он уже обессилел, короткие хрипы вырываются из его груди, и он падает лицом в какую-то золу. Левада чувствует, как на спину ему падает другое тело, а сверху летят комья земли и смёрзшегося шлака. Последним усилием воли он рванулся….

        И вот – он опять сидит в своей машине, руки его сжимают руль, тачка  бойко спускается по Тёщиному языку – серпантину, ведущему с Баляева к Первой речке. Он глянул в зеркало. Девушка рассеянно смотрела в окно, как ни в чем не бывало, только кроваво-красные губы ярким пятном алели  на бледном лице. Левада не помнил, как добрался до Моргородка. Забыв, что можно свернуть прямо с эстакадного моста на Камскую, он пропёр дальше и опомнился только у кинотеатра «Искра», свернув направо прямо с третьего ряда. На его счастье, дорога оказалась  практически пустой, иначе он непременно протаранил бы кого-нибудь.   Не разбирая дороги, не объезжая ямы, он домчал Викторию до дома, и едва она покинула салон, он рванул от неё, как от чумы.

         А она постояла минуту, глядя ему вслед, но в подъезд не вошла. Девушка медленно побрела назад, как будто вслед за машиной, но пройдя совсем немного, остановилась возле телефона-автомата. Оглянувшись по сторонам, набрала номер. На другом конце ответили быстро, как будто ждали звонка. Разговор был недолгим, и она медленно двинулась дальше, всё больше отдаляясь от своего дома. Она направилась вдоль здания бассейна, спотыкаясь в темноте на камнях  мимо  нового  забора вокруг  морского училища. Спустилась   по пустынной дороге, так легкомысленно проигнорированной Левадой, и оказалась прямо на эстакадном мосту.  Там  она остановилась.

         Виктория  простояла недолго, вскоре к ней подъехал автомобиль, дверца отворилась, и она нырнула в чёрную пасть салона, машина  тут же тронулась с места. Но не продвинулась далеко, а  съехав на ту же пустынную дорогу, по которой только что шла девушка,  застыла в тени забора.

         Это было свидание, свидание тайное, тщательно скрываемое,  и если бы Марек узнал о нём, он незамедлительно избавился бы от своей подруги. Что бы он предпринял, узнав в её любовнике своего ближайшего друга и верного соратника, и кроме того родного брата, сказать трудно.

         Встреча вышла  недолгой  и больше походила на военный совет. Через полчаса, высадив пассажирку,  машина медленно покинула  потаённое место, и,  воспользовавшись безлюдностью на дороге, снова въехала на эстакадный мост. В нарушение правил, водитель развернулся и ударил по газам, как будто собирался взлететь в небо.

         Девушка долго смотрела вслед умчавшему Ниссану, потом цепким взглядом окинула тёмные окна домов, жидкий голый кустарник, жавшийся вдоль ряда облетевших деревьев. «Осень, поздняя осень, - проговорила она вслух, - Тихо-то как». И она неспешно побрела к своему дому, с наслаждением вдыхая воздух тихой тёплой  ночи, как всегда пришедшей на смену ветреному, холодному, хотя и солнечному дню.  Небо было звездным и безоблачным.

       - Хорошо-то как! – пробормотала девушка, - Есть, есть в Приморье своё неповторимое очарование  даже  поздней осенью. Я, наверное, буду жалеть об этом городе…

        Тревожная ночь выдалась  у Сергея. После внезапного и странного визита Баринова на стоянку, он ожидал каких-то непредвиденных событий, а если честно – неприятностей. И только думал, откуда их ждать. Проблемы обещал и скарабей. Сергей  с усилием  крутил  его на  пальце, перстень неподъёмным грузом тянул вниз, лапки жука намертво  вцепились в руку, как будто хотели процарапать  его  до крови.

         Ночью автостоянка Владимира Мануйлова  как всегда была забита машинами под завязку. Арбатский, спустив собак с привязи, сидел в вагончике, выполняющем функцию поста охраны, в помещении из-за осеннего  холода  работал обогреватель. Из магнитофона вопила Маша Распутина, требуя отпустить её в Гималаи,  на столе лежал раскрытый томик Чейза, всё  казалось спокойным, но лапки скарабея крепко  держали  палец сторожа в железных тисках.

         Внезапно собаки стали злобно лаять и кидаться на ограждение, Сергей выглянул: у входа стояла машина  Мануйлова. Арбатскому показалось странным, что хозяин приехал сюда ночью. Ещё больше он удивился, когда увидел, что тот пьян, в таком виде он его раньше не видел. Владимир ввалился в будку и бухнулся на лежанку.

       - Слыш, Серёга, Баринов пропал, - начал он без предисловий.

       - Так он же в Москву полетел.

       - Полететь-то полетел, да не долетел.

       - А ты откуда знаешь? Всего неделя прошла, дела, может, задержали.

       - Дела…. Он перед отъездом ко мне заезжал, помнишь? Не доверял он в последнее время братцам Лариным,  чуял что-то. Уговор у нас с ним был: как прилетит в Москву, мне сразу отзвонится. И каждый день обязался  звонить, где бы ни был. В  12 ночи – контрольный звонок.

        - И что? Не звонил сегодня?

        - Он вообще не звонил, ты понимаешь? Вообще ни разу! Значит, не долетел он до Москвы, ты понял? Убили его.

         Сергей недоверчиво смотрел на хозяина: красные воспалённые глаза, опухшее лицо, блуждающий взгляд.

        - Не веришь? Думаешь, пьян Вовка! Да, я пьян, потому что трезвый я вообще не знаю, что делать.

         Он пошарил в кармане куртки и вытащил маленький сверточек, Сергей сразу узнал его, это был тот самый предмет, который передал хозяину  Баринов. Мануйлов неверными движениями начал развязывать шнурок, стягивающий сверток, сорвал обёрточную бумагу, и Арбатский увидел, что это  всего лишь  магнитофонная кассета. Владимир  потряс ею перед носом охранника.

       - Вот, просил прослушать, если не будет звонка. Надо было это сделать ещё неделю назад, да я думал – обойдётся.  Теперь  давай слушать вместе.

       - Вместе? Зачем? Такие вещи в одиночку делают, без свидетелей.

       - Боишься? Правильно, от этих  дел надо подальше держаться. Я тоже старался в стороне быть, а не получилось! И у тебя не выйдет, ты уже увяз, если что – и до тебя доберутся, а лишняя информация и тебе совсем не лишняя. Так что, слушать будешь?

       - Буду.

       - И ладушки, - он вставил кассету в магнитофон.

        Это была запись переговоров  Баринова с Альбертом с предложением начать войну и сбросить Марека.  По мере того, как беседа стала приобретать драматичное и опасное течение, лицо Сергея делалось всё более мрачным. Наконец, кассета закончилась, сработал автореверс,  и плёнка пошла крутиться повторно. После того, как мужчины прослушали  её в третий  раз, Владимир нажал «стоп».

       - Что скажешь? – хрипло спросил он.

       «Не надо было мне это слушать», - подумал Сергей, но вслух сказал другое.
 
       - Значит, Марек раскрыл их? А Альберт как? В порядке?

       - В полном. Сегодня разговаривал с ним, он пригласил меня к себе в контору и прощупывал, что я знаю о Барине. Намекал на совместную работу, они там все делали вид, что сильно озабочены исчезновением Андреича.

      - Значит, это Косарь его Мареку  сдал, вот сволочь!

      - Похоже на то.

      - А Марека видел?

      - Видел. Он мне прямо предложил возглавить службу безопасности.

      - А ты?

      - Сказал, что подумаю. И тут он говорит, что не надо, мол, думать слишком  долго. И что это, мол, у тебя Баринов делал на стоянке перед отъездом, он, типа, у них давно под колпаком.  Был.

      - Был?

      - Был. Значит, знает, что с ним.

      - Похоже, тебе угрожают. Пойдёшь к ним работать?

      - Мне пока нет необходимости. Стоянка кормит, а в логово к волку лезть – себе дороже.

      - Думаешь, они тебя оставят в покое?

     - Пока не трогали. Буду надеяться.

       Арбатский вышел из вагончика, прошёлся по своим владениям, размышляя об услышанном. Собаки бежали следом за ним, они вели себя беспокойно, скулили, жались к его ногам, принимались выть. Сергей похлопал псов по тощим бокам: «Что, плохо вам? Я бы тоже повыл с вами – такая житуха!»

      Из будки высунулся Мануйлов:

      - Сергей, иди, тебя к телефону!

       Тот, протискиваясь между машин, возвратился на свой пост.  Собаки уселись у ступенек и, подняв морды к небу, снова завыли.

       -  Голос женский, но не жена, - проинформировал Володя.

       Сергей вял трубку.

      - Скажи своему другу, пусть выключит магнитофон, и на его месте я бы избавилась от кассеты, - прошуршал в трубке бесполый голос.

       Арбатский подскочил: действительно, магнитофон работал, в сотый раз прокручивая ресторанный разговор. Мануйлов, развалясь на лежанке, отупело пялился на него, дирижируя бутылкой коньяка, из которой он время от времени отхлебывал прямо из горла. Выругавшись, Сергей выдернул шнур из розетки, снова схватился за телефон.

     - Кто говорит?- лихорадочно спросил он.

     - Твой друг. Сколько сейчас времени?

      Он посмотрел на часы:

      - Три  ночи без десяти.

      - Так вот, пока трех нет, не выходи из будки.

      - А что будет?

      - Оставайся там, где сейчас и ничего тебе не будет, - неизвестный абонент повесил трубку.

      - Кто такая? Подружка твоя? – спросил Мануйлов.

      - Ты извини меня, Володя, но так порядочные люди не поступают!

      - Что такое?

      - На хрена ты это сделал? Ты что, решил меня подставить?

      - С чего ты взбесился?

      - Ты что, не мог магнитофон выключить, когда трубку поднял? Там же всё слышно! Я камикадзе быть не вызывался! Короче, так: я тебя прикрывать не буду, мне о себе подумать надо, у меня семья, дети.

      - Да ты что, Серёга! Боже, я действительно пьян….-  он закрыл лицо руками.
 
      - Боже мой, что делать? Чего собаки воют? – вдруг спросил он.

      - Беду чуют, а ты её накликал, - почти с ненавистью проговорил Сергей. Мануйлов вскочил с лежанки.

       - Я сейчас! Я пойду сейчас!

       - Сиди тут и не высовывайся, -  Арбатский схватил его за плечи  и силой усадил обратно на лежанку.

         Он выключил свет в вагончике, оставаясь  в темноте,  принялся внимательно осматривать обстановку  -  прожектор освещал всё вокруг. Он не заметил ничего, что бы предвещало беду:  ни посторонних людей, ни предметов, как  на площадке, так на  дороге,  ведущей к стоянке. Всё вокруг было  тихо, и,  казалось, спокойно, только вой собак разносился в ночном воздухе. Сергей взглянул на часы: минутная стрелка подбиралась к цифре 12.

        И в этот момент прогремел взрыв, Сергей увидел вспышку в дальнем углу стоянки. Он бросился на пол, но больше взрывов не последовало. «Бомба в машине» - понял Арбатский, он выбежал на крыльцо – горела старая красная «Мазда», которую поставил сегодня новый клиент. Сергей его ни разу до этого не видел, ещё подивился, зачем такой хлам охранять. Чёрт бы с ней, со старушкой, но рядом  уже горели три почти новые иномарки. Сергей крикнул Мануйлову, чтобы вызывал пожарных и милицию, а сам кинулся к полыхающему  костру с огнетушителем,  хотя сам понимал всю бесполезность своих действий. Огонь пожирал автомобили удивительно быстро,  так же стремительно закончилась пена в  баллонах. Языки пламени расползались по крышам машин, как тараканы, и казалось, ничем невозможно остановить этот неистовый  бег. Сергею оставалось только стоять и беспомощно смотреть на бешеную пляску огня. «Сейчас будут взрываться бензобаки», - понял он и поспешил убраться подальше.

         Как сладкую музыку услышал он вой пожарных сирен. Бойкие парни бодро раскатали шлаги и принялись заливать всё, что ещё можно было спасти. Сергей  уныло побрёл к уцелевшему вагончику. На пороге сидел Мануйлов с сигаретой в зубах и почти пустой бутылкой в руке.

       - Ну, что, вот они меня и поторопили, чтобы не  думал слишком долго, - проговорил он, - Теперь мне,  чтобы расплатиться с ребятами за сгоревшие тачки, придётся по уши в долги залезть. Теперь я сам к Мареку побегу, и за их вонючие деньги на карачках буду ползать!

        Он стукнул кулаком в дверь будки: « Всё, конец вольному стрелку».

        Сергей с тоской смотрел на картину страшных разрушений, произведённых на стоянке и в душе этого когда-то несгибаемого человека.

        В контору к Мареку они отправились вдвоем. Мануйлов шёл с мрачной  обречённостью, Арбатский настороженно поглядывал  по сторонам. В приёмной Ларина  их встретила длинноногая блондинка, Сергею она показалась незнакомой.

       - А где Виктория? Тут раньше другая девушка была, - обратился он  к секретарше.

       - Теперь я тут работаю, - высокомерно проговорила девица, - А Виктория у Альберта сидит.

       - Ах,  вот как! Ну, значит, тебе и придётся доложить, - нахмурился Сергей.

       - Ну, ладно, я пойду Альберта проведаю, пока вы тут свою тему перетрёте, - предложил он Мануйлову, а сам вышел в коридор.

       С тяжёлым сердцем направился он к  кабинету   Косаря. В приёмной царил полумрак, окно тщательно зашторено плотной портьерой, потолочная люстра выключена, и только настольная лампа под золотым абажуром бросала  жидкое жёлтое пятно вокруг стола секретарши. Сама она, казалось, избегала попадать в эту зону пусть даже слабого света, держась полумрака.

       - Что это у вас темно, как в подземелье? – недовольно проговорил Сергей, всматриваясь в хрупкую фигурку за столом.

        Виктория была одета в этот раз в чёрное платье с пышной юбочкой в складку, глухой воротник плотно закрывал шею до подбородка и завершался   кружевными  оборками. Шёлковая ткань туго облегала талию, тонкие руки были  спрятаны  до самых кистей, которые, впрочем, тоже скрывались широкими манжетами с воланами.  В сущности, ничего, кроме этой блестящей ткани мрачного и очень закрытого  наряда он  не увидел.

      - Ты к Альберту? Его пока нет, подожди, - прошелестел слабый голос со стороны тёмной фигуры.

       Сергей плюхнулся на жёсткий стул, в упор глядя на  туманный  силуэт, спрятанный в одежду,  умело скрывающую содержимое. Он пытался  разглядеть  лицо девушки, но  хотя  сидел в метре от неё, и их разделял только  стол,  он  ничего не мог разобрать, кроме размытого светлого пятна над глухим воротником. И это пятно все время менялось, мерцая и переливаясь, как в детском калейдоскопе. Сергей потёр кулаком глаза.

      - Чёрт! Свет у вас какой! – ему показалось, что он смотрит в бинокль со сбитым фокусом.

        Пятно над одеждой Виктории стало определяться, стеклышки калейдоскопа принялись складываться, начало вырисовываться лицо, резкость наводилась сама собой. И вдруг Сергей увидел перед собой чётко и ясно безжизненную фарфоровую головку с нарисованными глазами и плотно сжатым бутоном рта, навечно застывшим в гримасе механической улыбки.

       «Кукла!» –  промелькнула паническая мысль. Никогда раньше он не видел Викторию такой, его смешил страх Альберта, он не воспринимал всерьёз его разговоры об ожившей игрушке. Не отрываясь, он с ужасом  смотрел в мёртвое лицо. Механический голос, идущий  откуда-то изнутри, даже не раздвинувший игрушечных, раз навсегда склеенных губ, прошелестел:

      - Альберт тебе будет работу предлагать, не соглашайся. Хотя бы пока, сейчас это очень опасно.

       - Зачем ты это говоришь?- выдохнул он, -  Это ведь ты меня предупредила ночью на автостоянке?

       Её лицо опять пришло в движение, и ему даже стало немного легче, потому что смотреть на переливающиеся блики было гораздо спокойнее, чем в мёртвую кукольную маску. Можно было обмануть себя, уверяя, что зрение его просто подводит.

     - Так зачем ты меня предупреждаешь? Хочешь мне помочь, или решила угробить?

     -  Я просто отдаю долги.  Я помню добро, и отдаю тебе то, что должна.
 
      - Долги?

      - Я всегда плачу по своим долгам. Теперь у меня остался ещё один долг – перед Надей, самый важный долг. Но тот, кто должен мне,  тоже обязан со мной рассчитаться, и он мне заплатит. Обязательно заплатит.  И за меня и за Надю расплатится. Я ничего не забываю.

       Её механический шелестящий голос разозлил Сергея.

       - Значит, долги будешь собирать? И за себя и за Надю…. Ты всё считаешь, как калькулятор. Мстить будешь?  Далеко тебе до Нади! Она не такая была, как ты!
 
       -  Надя слишком добрая.

       - Да, она добрая была!

       -  Была?  Ты говоришь о ней – была….. зря ….. Да, она   слишком  добрая, она вас любит  и  всех вас прощает.

        -  Кого это – вас?

        - Вас, людей…. Даже Альберта не разрешает  убить, а ведь он нас  с ней не пожалел, убил. Я бы его не пожалела.

       -  Надя всех любила, она знала, что умрёт, а просила не за себя, она тебя просила спасти, о тебе позаботиться.

       - Да, я знаю. Надя  спасла меня, и я ей помогу.  Я сделаю для неё больше, чем мне разрешено. Я  всё помню. – Она повернула к Сергею голову фарфоровой балерины и доверительно добавила:

      - Знаешь,  у меня было много знакомых людей, которые считали себя моими хозяевами.  Они так считали! -  она зловеще хохотнула, и продолжила, - Но только одна Надя любила меня  и заботилась обо мне, она считала меня своей подругой. Я всё помню.

      - Всё помнишь, говоришь?  А как же ты тогда на Альберта работаешь? Как ты можешь!

      - Как работаю? Как червяк, забравшийся  в яблоко,  - она засмеялась, и от эти тихих металлических звуков у  Сергея мурашки побежали по спине.

       Внезапно этот жуткий смех  оборвался, и опять Арбатский увидел, как меняется её лицо – как песок, перетекающий в песочных часах. В какой-то миг ему показалось, что перед ним Надя, но через  секунду   опять  вернулась  фарфоровая  игрушка.

         Инстинктивно он отпрянул от неё, поднял ладони,  закрываясь, чтобы не видеть и не слышать эту сущность перед собой. И тут же почувствовал, как тепло разлилось по его руке, оно шло от  перстня. Сергей взглянул на жука -  скарабей тоже смотрел не него своими блестящими глазками.  Он пошевелил лапками, погладил  ими усики, которые тут же вытянулись в антенки, потёр  спинку, расправил крылышки и легко взлетел с его пальца, как вертолёт с аэродрома. Мужчина заворожённо глядел, как скарабей сделал круг под потолком  и, как тяжёлый бомбардировщик  опустился  на раскрытую ладонь куклы. Она захлопнула ладошку и убрала сжатый кулачок в шуршащие складки своего платья.

        Арбатский  растерянно взглянул на свою осиротевшую руку:  на кольце  тускло отливала чёрным  ониксом спинка  жука, но не было в нём больше ничего мистического – только обычный  перстень с резным камнем. Сергей покрутил золотой ободок -  он свободно  двигался и был готов  легко соскользнуть с пальца.

        - Извини, я забираю его, он  больше  не будет предупреждать  тебя об опасности.  И я не сумею больше  тебе  помогать - скоро  меня не будет,  ты останешься один.  И  Надя не сможет….  Дальше ты уж сам…. –  кукла сделала паузу, как будто задумалась, что бы ещё сказать напоследок.

        - Повторяю, Альберт будет предлагать работу. Не забудь отказаться, это к твоему благу. А точнее – только так тебе удастся избежать  гибели. Это предостережение – последнее, что я могу для тебя сделать, но всё, что я была должна,  я сделала.  Больше мы с тобой не увидимся,  прощай.

         Она подняла свои кружевные манжеты, провела бледными пальцами по мерцающему пятну над воротником с пышными  оборками,  стерев ладонями зыбкий мираж  и явив миру облик румяной голубоглазой секретарши. Её   безмятежный взор был направлен на  дверь.

         Сергей вслед за ней взглянул на вход и почти с радостью бросился навстречу появившемуся  Альберту, судорожно схватил его руку и принялся  трясти – всё-таки, это был обычный живой человек, хоть и подлец. А не это нечто, что сидело за столом, чему он не мог дать названия и как–то разумно объяснить его существование.

        Косарь не ожидал такой тёплой встречи от своего друга-врага, но его тщеславная натура восприняла это, как дань его высокому положению. И он почти по-приятельски пригласил Арбатского в кабинет. Следом  за ними вошёл уже известный Сергею телохранитель с рысьими глазами – Сашка Орлов. Он  по-хозяйски стал доставать и раскладывать на столе из принесённой с собой коробки бутылку коньяку, из пакета выложил на тарелку дымящуюся курицу, в глубокую миску  бросил  брикет сублимированной лапши, залил кипятком и прикрыл блюдцем.  Таким образом, в течение пяти минут он  без лишней суеты приготовил сытный обед.

        - Не успеваю поесть, - пояснил Альберт, - Садись, пообедаем вместе. Времени у меня мало, заодно и  поговорим.

       - Спасибо, я только из-за стола, - отказался гость, - Смотрю, деловой ты стал. А почему не секретарша тебя кормит? У тебя, вроде другая была девушка, куда её дели?

       - Марек её к себе забрал, а мне Викторию дал взамен.  Вообще-то она раньше и у хозяина и у Бояринова по совместительству работала.
 
       - Ну, так она пусть бы и подавала тебе, это её святая обязанность!

       - В этом смысле она бесполезна, ничего не может делать, - скривился Альберт, - Да, это и не главное в женщине, колбасу порезать и Орёл может. Настоящая женщина создана не для этого.

        Альберт  подпер кулаком голову, мечтательно поднял глаза.

       - Знаешь, она из очень богатой семьи, отец у неё какую-то важную должность  в их правительстве занимал.  У них  так принято, что девушки из хорошего дома не должны ничего по хозяйству  делать - прислуги полон дом! Она даже хлеб порезать не может. Восток – дело тонкое…..

       Пока Орёл суетился с едой, Альберт  налил  коньяк  в услужливо поставленные телохранителем  стопки.  Сергей  взял предложенную рюмку,  наблюдая, как  Косарь с жадностью набросился на еду. Он был, как всегда дорого и неопрятно одет, давно не стрижен, и под ногтями традиционно чернело.

      - Настоящая женщина  -  это Виктория, что ли? – не удержался от ироничного вопроса Сергей. Альберт подозрительно на него уставился.

      - Тоже на неё пялишься? Не твоего поля ягодка, даже я не могу к ней руку протянуть. Пока, во всяком случае! Она – девочка Марека.

       - Так он, вроде, её пропёр.

       - Вот именно – вроде! Таких женщин не бросают, она его во как держит! – Альберт сжал кулак и помахал им перед носом у Сергея.

       - Марек сам мне признался, что хотел бы её бросить, да не может. Он уж и убрал её из своей приёмной, и никуда не берёт с собой, и практически, не видит, а совсем прогнать никак не получается. Держит она его и не отпускает. Он мне говорил, что если бы она загуляла, было бы легче от неё избавиться, а так - вроде и повода нет.  Вот это женщина! – Альберт мечтательно уставился в окно, запустив пятерню в густую шевелюру.

       - Виктория – женщина? Ты же говорил, что она – кукла! – подначивал его Сергей.

       - Брось ты, кукла! Это огонь-женщина! Кукла! С чего ты взял?

       - Ты сам меня уверял.

       - Когда это было! Глупости это, - он отставил в сторону тарелку с обглоданными костями, налил ещё коньяку, - Ты что пришёл-то? Дело ко мне есть, или так? Или Марек тебя прислал что-то выведать?

       - Брось ты! Я к тебе по старой памяти, Мануйлов у твоего шефа сидит, а я вот к тебе решил заглянуть.

       - Володя у Марека? Правильно. И ты к нам иди,  у нас скоро намечаются серьёзные дела. Мне  свои люди нужны, я возьму тебя, хоть у тебя опыта маловато.

       - Спасибо, конечно, но я пока на стоянке поработаю.

       - Ну-ну! Я не всех беру, подумай. Да и к тому же, я слышал, точка ваша сгорела.

       - Да  мало ли их в городе!  А насчёт работы у тебя  - не готов я пока что.  Может  быть  позже. Ты не обижайся, сам же говорил – опыта у меня маловато в ваших делах.

        Сергей увидел, как жёсткий блеск погас в чёрных глазах Альберта, льстивая речь успокоила его самолюбие.

      - Ну ладно, думай, пока, - благодушно махнул он рукой, - Заходи, если что.

       Арбатский  подавил желание съездить по его самодовольной морде, он крепко сцепил зубы, чтобы не сказать лишнего и вышел из кабинета. Приёмную он проскочил на одном дыхании, стараясь не смотреть на траурную секретаршу. В коридоре он буквально налетел на Леваду. Тот был взвинчен и никак не мог закурить, пытаясь поджечь сигарету с фильтра. Сергей,  молча, перевернул ему сигарету, щёлкнул зажигалкой, тот благодарно кивнул.

     - Что, с начальством нелады?- сочувственно спросил Сергей.

     - Не-а, мне тут дружок сказал, что на Баляйке сегодня ночью киоск спалили вместе с продавцом.

      - И что с того? Этой ночью нашу автостоянку сожгли!  Или это что, твой друг был? Нет? Тогда не пойму, чего ты так паришься!

      - Я видел этого парня три дня назад, он фуфло втюхивал за шампанское. Ему ещё тогда морду за это поцарапали.

      - Тем более, значит, заслужил.

      - Я спецом съездил посмотреть, точно, тот самый киоск, одни угли остались.

      - У нас, вон, тоже стоянку спалили вместе с тачками, хорошо, сами живы остались.

       Левада схватил Сергея за руку, крепко сжал:

       - Ты прикинь, ведь это Виктория тому парню морду тогда  расцарапала! И  слово в слово так и сказала: «Спалят тебя вместе с твоей халабудой»! Верняк, всё так и вышло! На углях тётка в истерике билась вместе с бабкой старой, ещё и детей притащили, все в слезах и соплях. Оказалось, это жена его с детьми и тёща голосили….

       - Ну и что? Раз он залепуху гнал, этого стоило ожидать! Детей, конечно жалко.

       - Ты пойми, она это точно знала!

       - Думаешь, она подожгла?

       - Да брось ты! Я не о том! Она ещё сказала, что о нём будет,  кому пожалеть, хотя он и свинья, а про тебя, говорит, Левада, я пожалею. И точно, у него жена  выла в голос, а про меня никто и не вспомнит, если что.

       - О тебе? Так, вроде, ты живой, чего о тебе жалеть?

      - Живой. Пока. Раз она так сказала, значит, скоро уже. Может, мне уехать?

      - Она у вас тут что, ясновидящая? Предсказания делает, судьбу предвещает? – яростно возражал Сергей, с неприязнью чувствуя неприятный холодок, проползший между лопаток.

       Левада замолчал, бессмысленно глядя в пространство:

      - Ты знаешь, Серега, её даже Марек боится, поэтому и убрал от себя подальше.

        Арбатский зло бросил в угол бычок и, сжав кулаки, зашагал прочь, прочь, подальше от всей этой чертовщины!

        Левада ещё с час бродил по конторе, заглядывая то в один, то в другой кабинет, рассеянно здороваясь и невпопад отвечая на вопросы приятелей. В конце концов,  он нарвался на начальника контрразведки Чугуева, тот  подозрительно взглянул на него, велев зайти в свой кабинет.
 
       - Ты что – пьяный? – начал он расспросы, глядя на  ошалелое лицо Левады. Его узкий лоб   был сморщен глубокими складками, как будто этот примитивный  мужичок пытался решить непосильную задачу.

       - Я сегодня не пил, - растерянно пробормотал тот. – Просто я думаю,…

       - Да? Значит,  прекрати думать, это не твоё  естественное состояние, ты  стал похож на олигофрена. Поди, выпей водки, придёшь в свою норму – станешь опять  похож на нормального  человека,  – Чугуеву  показалось странным и опасным такое состояние рядового боевика.

       - С  чего бы это тебе  думать?  О чём? Для этого начальство есть, чтобы думать, а ты кто? Водила, вот  и води тачку! И на сегодня  свободен.

        «Как бы он до измены не додумался», - забеспокоился начальник контрразведки, глядя на его удаляющуюся сгорбленную спину, и вызвал тотчас  своего агента.

       Появившемуся  перед ним Зуеву он бросил связку ключей.

      - Это от «Жигулей», садись на эту колымагу и дуй за Левадой. Не нравится он мне сегодня. Проследишь  за ним до утра, завтра доложишь. Если что-то экстренное, связывайся сразу.

     - А как я его догоню,  если он на «Мазде»? Мне  на этой  развалюхе за ним не поспеть!

      - Всё учтено, это только с виду -  рухлядь, а движок у неё форсированный, любую тачку обойдёт, хоть на гонки выставляй. А для присмотра – самое то, машинка неброская, незаметная, и Гаишники задерживать не станут – что с такой рухляди взять! Иди.

      - А что искать-то?

     - Не знаю. Не нравится мне Витёк, какой-то он мутный. О чём-то  задумался. А  думать –  не его забота. В общем, сегодня  будешь его тенью. Вызнай всё, по минутам весь  день распишешь. Давай.

      Следующие пять часов для Зуева были наполнены самыми странными и непредвиденными перемещениями.

      После того, как  Левада вышел из конторы, он плюхнулся на сиденье своей  машины, и бросившийся вслед за ним соглядатай не мог понять, почему тот битых полчаса сидел неподвижно, не заводя мотора,  и бессмысленно глядел  в лобовое стекло. Потом вдруг резко рванул с места и понёсся по дороге, полностью игнорируя правила движения. Зуев был уверен, что тот неминуемо совершит столкновение,  несколько раз он просто чудом избежал катастрофы и мчался дальше, сопровождаемый скрипом тормозов и непечатными выражениями встречных водителей. Филёр  едва поспевал за ним, стараясь в то же время не попадаться тому на глаза, хотя, как он потом понял, он мог особо  не прятаться  - Левада  был поглощён какой-то своей мыслью и не замечал никого вокруг.

      Зуев видел, как Левада примчался на Баляева к торговым рядам, бросил машину  и долго бродил вокруг  обгоревших останков киоска.  Он  о чём-то переговорил с охранником - рослым мордатым парнем. Агент взял его на заметку. Потом Витёк  выехал с торговой площадки и свернул направо. «На Нейбута едет, или на парники», -  решил преследователь. Но он ошибся, красная «Мазда» свернула на улицу Патриса Лумумбы и, покрутившись немного, подъехала к сгоревшей автостоянке, где всё  ещё толпились   зеваки и торчали обугленные  запчасти,  некогда бывшие машинами. Из автомобиля Левада не выходил, только пялился на эти груды бесполезного искорёженного металла.

       Дальше его маршрут пролёг на Чуркин, к малосемейкам по улице Надибаидзе, где он жил в одной из съёмных  комнат. Соглядатай  провёл боевика  до самой двери, и, присев на корточки в конце длинного коридора возле батареи,  принялся терпеливо ждать. Обзор у него имелся великолепный, он видел каждого проходящего, сам же, устроившийся спиной к окну, оставался  незаметен. Правда, некоторое неудобство доставляли  ему   пьяные обитатели, которые затевали между собой разборки, некоторые пытались втянуть в них и Зуева. «В Турции живут турки, а на Чуркине – чурки», - злобно бормотал он, отбиваясь от  хмельных объятий и навязчивых предложений выпить. Сам он обитал в таком же точно жилье и люто ненавидел своих соседей - алкашей. И какой идиот придумал эти гостинки? Вот уж точное название люди им придумали: «хи-хи, ха-ха», хихишники, одним словом!

      Примерно через пару часов Левада покинул комнату и снова уселся за руль. Маршрут его пролегал к рынку на Школьной, Зуев видел, как он   уверенно направился к центральному ряду, где бойкие девчонки торговали китайским товаром. Он переговорил с ними, посмотрел на часы, покивал головой и побрёл дальше к продуктовым палаткам. Молодой кавказец накидал ему  целую сумку фруктов, потом девчонки из соседнего ларька  насыпали  полный пакет конфет, печенья, каких-то сладостей, туда же он сунул бутылку коньяку и бутылку шампанского. « 45 киоск», - записал филёр.

      Дальше красная «Мазда» направилась на площадь Луговую и опять оказалась на Баляева, но повернула не направо, к торговой площади, а  налево мимо автостоянки. Как будто он собирался ехать на Рабочую, но он и тут вильнул  налево и подъехал к одной из двух девятиэтажек, стоящих рядом с кинотеатром «Варяг». «Опять в гостинки, - догадался Зуев, - К кому теперь?» Он едва не упустил его,  когда боевик поехал вверх в громыхающем лифте. Вцепившись в сетчатое ограждение, филёр проследил взглядом кабину допотопного подъёмника,  пытаясь  по звуку определить, где вышел Левада. И бегом помчался наверх, тут он пожалел, что в этих домах не было длинных коридоров, на каждом этаже находились только пять комнат, и маленькие закутки перед ними запирались на ключ. Но интересующая его площадка оставалась открытой, Витёк  подошёл ко второй квартире справа и нажал кнопку звонка. Дверь отворила невысокая плотная женщина с обесцвеченными волосами. Мужчина шагнул вперед, отстранив её в сторону.

    - Ты что себе позволяешь! – взвизгнула она, - Чего тебе тут надо? Ты не имеешь права! Мы же с тобой договорились!

      «Понятно, к бывшей жене явился. Ну, это надолго, -   решил Зуев, - Можно немного подремать  в машине».

       И он спокойно спустился вниз. А Левада, оглядевшись в маленькой прихожке, сгрёб в раковину  грязные тарелки и поставил на стол пакеты.

      - Слушай, Светка, давай сегодня без скандала обойдёмся. Поговорить надо.

      - С каких это пор ты со мной разговаривать  решил? Три года ни слуху ни духу, а теперь явился! Учти, если собрался эту гостинку со мной делить – не выйдет! Ты здесь три года не живёшь! Все  соседи - свидетели!

    - Успокойся, при тебе останется твоя гостинка.

    - Какая я дура была, согласилась не выписывать тебя при разводе! Говорили мне бабы, придёт, придёт он, судиться станет! А я, дура, поверила тебе, что ты мне жильё оставил! Я ради этого и от алиментов отказалась!

    - На кой тебе алименты, если я тебе из рук в руки столько бабла  передаю!  И всю одежду пацану, считай, я покупаю, а игрушки, забыла?

    -Тебе что, для родного сына жалко? Так ты всё-таки за квартирой пришёл? Я так и знала!

    - Дура ты, Светка! Ты помолчать можешь?

    - А ты мне рот не затыкай! Я у себя дома!

     Левада махнул рукой, взял пакет со сладостями и, как был, в обуви и куртке двинулся дальше, не обращая внимания на причитания жены. Окинул взглядом небогатое жильё: старый диван, накрытый новой плюшевой турецкой накидкой, стенка с чайным сервизом и хрустальными рюмками – мало что добавилось здесь за три года. Он заглянул за шкаф, отгораживающий угол комнаты, где стояла кровать и письменный стол. На мягком кресле  сидел худенький мальчик лет восьми и перепачканными пальцами крутил колёса  автомобильчика.

     Он равнодушно взглянул на отца и продолжил заниматься своим делом.

     - Здорово, Колька, я тебе кое- чего принёс, - Левада поставил перед ним пакет.

      Ребёнок бросил игрушку и по локоть погрузил руку в пакет.

     - Я,  наверное, уеду скоро, сынок.  Ты будешь по мне скучать? – Витёк смотрел, как Коля деловито сдирает с апельсинов кожуру и разрывает целлофановую упаковку с коробки конфет, совершенно не обращая на него внимания.

     - С чего бы ему скучать, он и запомнить тебя не может, ты у нас появляешься раз в год! – Светка отобрала у ребёнка конфеты, - Объешься, опять диатез будет! Хватит пока одной коробки.

      Коля обиженно надулся и принялся за печенье. «Как он будет без меня», - подумал Левада, глядя, как мальчишка запихивает в рот сладости.

     - Жалко, быстро кончились, - тяжело вздохнул тот, расправившись с упаковкой. И опять вернулся к своей игрушке.

      «А ведь он совершенно чужой мне»,  -  кольнуло Леваду его равнодушие.

     - Ну, что, выпьем? – бывшая жена уже поставила высокие бокалы на журнальный столик, - Садись, раз пришёл. Я сегодня не работаю, тебе что, наши девчонки с базара сказали?

       Женщина тарахтела, Витёк налил коньяка, выпил залпом, Светка пила потихоньку, причмокивая. «А ведь они обо мне не пожалеют, - вдруг с тоской подумал он, - И  вправду, поплакать обо мне будет некому».

     - Ты куда собрался-то ехать? – спросила Светка.

     - Не знаю пока. Возможно, уеду, и надолго. Жалеть будешь?
 
     - Что, деньги по почте переводить станешь?

     - Тебе что, только деньги нужны? – обозлился Витёк.

     - А что ещё? – женщина сурово поджала губы, - Ты мне не муж больше, любовь твоя меня не интересует, а сына твоего я ращу!  Вкалываю  на этом чёртовом базаре, шмотки из Китая тягаю на своей спине! У тебя своя жизнь, у меня своя!

    - Неужели ты обо мне и слова доброго не скажешь? Разве обо мне и хорошего нечего вспомнить?

     - О тебе пусть твои шлюшки вспоминают! А я в жизнь не забуду, как вернулась из больницы с ребёнком, а ты тут с двумя девками в голом виде скачешь!

      - Ну, ты тоже не святая! Вон, грузин у тебя постоянно отирается.

      - А теперь у меня кто угодно может отираться, не твоё это теперь дело! Я женщина свободная, и в мужской поддержке нуждаюсь!

      - Ну, зачем ты так! Ты же не была такая, ты другая была….

       - А  это ты меня такой сделал! Ты  мою жизнь испортил, ты! Из-за тебя я теперь людям не верю, и полюбить никого не смогу из-за подлости твоей! Посмотри, в кого я превратилась! В ломовую лошадь! В старуху! А ведь я ещё молодая, мне только тридцать лет, а я матерюсь, как сапожник! Если бы я вышла замуж не за тебя, а за нормального мужика, то жила бы сейчас, как все эти семейные бабы, которые из себя порядочных корчат. За  надёжной спиной хорошо им быть  добродетельными! И я бы так могла, попадись мне приличный человек! Работала бы где-нибудь для своего развлечения -  в библиотеке книжки выдавала!  Или в детском саду муз работником, я ведь музыкальную школу закончила!  Наряды бы меняла, маникюр делала, да по магазинам от скуки бегала! А я с грузином трахаюсь,  знаю, что он семейный, а мне надо, чтобы он мне товар на рынок подвозил, да было бы кому проводку в доме починить, да чтобы по вечерам от тоски не выть в одиночестве! И всё из-за тебя! Ненавижу!

      С тяжёлым сердцем покидал Левада этот дом. Входил он туда в сомнении, вышел с тоской. Нет, здесь о нём точно, не пожалеют, а если и вспомнят, то с ненавистью и с проклятиями. В полной прострации, выходил он из подъезда,  едва не налетев на поджидавшего его Зуева, но даже не заметил этого.