Одиннадцатая палата

Дарья не относилась к тем, кого сомнения не посещают. В жизни любого человека много случайностей. Сколько раз многие из нас думали «А если бы я не сделал этого, как бы сложилась моя жизнь дальше?» Ответа на этот вопрос, конечно, нет. Не зря бытует высказывание: «Главное, в нужное время оказаться в нужном месте». Знать бы это время и место! В психологии воли есть такое понятие как «борьба мотивов». Определился с целью, двигаешься в нужном направлении, вроде всё хорошо. При этом, в какой-то момент вдруг внутри начинает шевелиться червь сомнений и нашептывать: «Лучше было сделать по-другому, выбрать другую специальность или пойти работать в другое место, или переехать в другой город, или …?» Мы в каждый момент своей жизни делаем выбор, и даже если делаем это уверенно, потом могут прийти сомнения. Верно ли? И опять борьба и сомнения. Отбрасывает назад. Скажете – мобилизуй решительность и упорство? Можно, конечно, но надо ли именно на это? Или направить их, решительность и упорство, на то, чтобы повернуть всё на 180 градусов  или перевернуть с ног на голову? Хорошо тем, кто единожды выбрал и всю жизнь уверен, что выбор сделал правильный. Интересно, есть ли такие люди, кого сомнения не посещают? Может это те, кто достиг выдающихся успехов в чём–то или просто счастья? Вот и Дарью одно случайное событие привело  к полуторагодичной проблеме выбора и, вообще, разделило  жизнь на «до» и «после». Впрочем, по порядку.

Два года назад у Дарьи появился третий внук долгожданный, любимый, как и старшие. При рождении Дашиной доченьке сказали, что у малыша немного увеличены почечные лоханки и посоветовали через полгода сделать УЗИ почек. По поликлиникам весной, когда полно простуженных,  решили не ходить и записались на УЗИ в платную клинику. Приехали туда к концу рабочего дня. Доктор посмотрел малыша, порадовал ответом. А Дарью, как говорят, «дёрнуло за язык» спросить: «Нельзя ли и мне сделать исследование моей единственной почки, поскольку я тут и очереди нет?» Доктор спросил, когда она последний раз ела, и решил, что можно посмотреть. Чем дольше он водил своей круглой штукой по ещё гладкой Дашиной коже, тем серьёзнее становилось выражение его лица.

- Что-то не нравится? - спросила та.

- На почке у вас киста, - сказал доктор, - А не нравятся мне перегородки в ней. Я настоятельно рекомендую вам с этим результатом показаться урологу. Раньше времени не волнуйтесь, но желательно не затягивать.

Доктор говорил мягко, но в каждом слове сквозила настойчивость. К сожалению, дочка стояла у кабинета и частично слышала разговор. Дарья взяла ответ, надела улыбку и вышла.

- Что-то не так? - спросила дочь, с испугом глядя на мать своими распахнутыми и чуточку раскосыми глазами.

- Ничего особенного, просто сказал, что периодически надо показываться урологу, - как можно беспечнее ответила Дарья, взяла малыша, и отправилась к машине.

По дороге дочь ещё попробовала расспрашивать, но у Дарьи  хватило сил сохранить спокойно-беспечный вид до прощания возле их дома. Весело попрощавшись и оставшись одна в машине, Дарья поняла, что домой ехать  не хочет. Не хочет рассказывать мужу и, вообще, разговаривать с кем–либо. Сидела в машине и курила. Вы замечали когда-нибудь, что стоящую на обочине или во дворе машину воспринимаешь, а человека в машине нет. Не сразу даже замечаешь, что в припаркованной с неработающим двигателем машине, кто-то есть. Дарья и пряталась там, когда было плохо, или надо было подумать, или просто побыть одной. Ощущала себя в скорлупе.  Раньше, лет двадцать пять назад, чтобы успокоиться или подумать, она просто колесила по городу. Теперь машин столько, что подумать не получалось, надо быть начеку. Поэтому  думала, приткнув машину где-нибудь.
Мысли Дарьи шарахались из стороны в сторону, не задерживаясь на конкретном. Может, забить на это исследование? Она ведь ничего не чувствует. Может, с нею, кистой этой живёт уже десять лет? Пойти на пункцию? Тронут и она зашевелится. Почка-то одна. Дальше что? Шестьдесят два года, полна сил и планов. Знать бы, сколько осталось, если решится и если не решится. Не дано знать. Решаться надо вслепую. Жить хочется, а цепляться за жизнь и тратить её на сплошное лечение нет. Открутить бы всего час назад и не лезть на это исследование, и жила бы  спокойно. Сейчас как гвоздь в мозг вбили.
 
А может, Господь подтолкнул вовремя? Дел недоделанных полно! Документы на дом не дооформила. С чиновниками тоска смертная разбираться. Специально палки в колёса вставляют. Впечатление, что у них главная задача – усложнить людям жизнь и показать  власть. Зависимость от их решений и ошибок. Так и не попробовала опубликовать свои рассказы. Даже никуда не отправила. А вдруг бы напечатали? Не верила Дарья в это «вдруг». Достойные и в Интернете замечают. Не стоят, значит. Жаль, конечно! Не дал Господь такого таланта, чтобы сразу и значимо. Дал всего по чуть–чуть.

Когда-то, шутя говорила, что будет работать до девяноста лет. Про себя думала, что не шутит, так и хочет. Слегла мама, опустив руки и отказавшись от жизни, хотя руки ноги двигались, сердце и прочие органы работали, а жить не хотела. Третий год Дашка с нею няньчилась. Теперь уже не то, что не хочет, а и не может. Положи надолго здорового, так и тот через два-три месяца встать не сможет. С работой пришлось расстаться. Ощущение заложника. Понятно, когда человек заболел и его поднять нужно, или облегчить страдания. А когда сам не хочет жить и ручки складывает? У Дарьи, может, последние годы или месяцы, кто знает?
 
Коробку плетёную из газеты не доделала. Про подростковый клуб, точнее, про подростков начала писать и не закончила. Осенние пейзажи знакомым не написала. Просили же. Осень, яркая осень, разноцветная, жёлто-красно-терракотовая- короткая. Дальше голые деревья, слякоть и чернота, это рисовать уже нет смысла. В жизни и так много черноты. «О чём это я?» - подумала Дарья, - « Сейчас жалеть себя стану, что в жизни не так сложилось, как хотелось». Ох уже эти замусоленные извечные русские вопросы: «кто виноват и что делать?» Виновата сама, давно поняла. Что делать – спрашивать поздно. Возможно, до девяноста получилось бы что-то сделать, а теперь уже глупо и думать над этим…

Неприятности люди переживают по-разному. Одни «жилетку» ищут и находят, другие напиваются, третьи плачут. Дарье же, когда плохо хотелось сесть в тёмный угол, никого не видеть, не слышать и, главное, не вылезать. Только, позволить себе так сделать не получалось. Нельзя. Кто-нибудь схватится, забеспокоится, начнутся расспросы, жалость, сочувствие. Да и угла свободного нет. Надевала маску на физиономию и жила, затолкнув переживания вглубь, чтобы родных не беспокоить.
Долго сидеть в машине и копаться в мыслях не пришлось. Начались звонки: «Ты где? Скоро приедешь?», «Тебя папа ищет, ты где?»

Полтора года сомнений. Вернее, полтора года жизни с сомнениями. УЗИ каждые три месяца, гомеопатия, анализы. Каждый врач настаивал на решительных действиях, на пункции. Сдалась. Пошла в онкологию. Записали на пункцию. Явилась в пятницу, как сказали. Поселили в одиннадцатой палате.

Палата на пять человек. У Дарьи странное ощущение, что она здесь совсем не к месту. Выглядит вполне здоровой. Диагноз под вопросом. Вокруг больные.
Справа – кровать Гали. Маленькая, худющая женщина, каждые пятнадцать–двадцать минут наклоняется над судном. Её рвёт. Не первый раз лежит здесь, перенесла операцию, выписалась, потом снова поступила. Говорит, что у неё скапливается в брюшной полости жидкость и, когда становится невмоготу, она поступает в онкологию для откачивания. На этот раз уже откачивали, но не всё, ещё раз сделают и выпишут завтра. Голос у Гали грубоватый, манера разговора резкая, с некоторым вызовом. Кому? Жизни, судьбе?

Слева лежит Оксана. Вернее, кровать её слева. Оксана общительная, подвижная женщина. У неё с диагнозом всё точно – рак прямой кишки. Готовится к операции. Ей предложили, если хочет, до операции поехать домой. Оксана отказалась.

- Что я там не видела? - рассуждала она добродушно. - Там мне опять по дому и хозяйству пахать придётся, а тут я хоть отдохну.

Оксана приехала из села, где муж, дом, куры, козы.

- Пусть один покрутится, - продолжала она, - небось, не до водки будет.

У Оксаны трое детей: сын, отслуживший армию, дочка двадцати лет и шестнадцатилетний младший. Все живут в городе. Старшие на двоих снимают квартиру, сын работает, дочь учится, младший тоже учится в городе и живёт в общежитии. О детях Оксана говорит тепло и с гордостью. О муже спокойно равнодушно. После её фразы:

- Ох, и попил он моей кровушки! – Дарья не удержалась от вопроса:

- Зачем же столько детей рожали?

Оксана рассмеялась и сказала:

- Так я же их для себя рожала. Они и есть моё счастье.

Во втором ряду коек у стенки лежала женщина, которую под одеялом и не видно. Звали её Аней. «Анну готовят ко второй операции, -  объяснила Даше Оксана, - ей сейчас тяжело». Ане ставили одну капельницу за другой. Дашу тревожило то, что никто из персонала не заглядывал посмотреть, не закончилось ли лекарство. Она напряжённо следила  за Аниной капельницей, боясь закрыть глаза и заснуть. Но только думала, что пора пойти за кем-нибудь из персонала, как Галя,  Оксана или ещё одна женщина опережали её. Поняла, что и медсёстры знают о заботливости больных и доверяют им. Периодически  Аню спрашивали, надо ли ей что-нибудь. Та только отрицательно мотала головой и снова отворачивалась к стенке.

Рядом с Аниной – кровать второй Гали. Тоже худенькая и бледная, приветливая женщина. Она  готова рассказывать что здесь и как. Когда обход, когда обед, процедуры. Галя тоже ждала второй операции по восстановлению кишечника и удалению калоприёмника. Говорила об этом просто. Дарье становилось жутко. Неужели можно спокойно говорить про наличие на боку ужасного мешка, который ночью иногда как–то переворачивается, выливая содержимое?
Иногда в палату забегала санитарка, подходила к Ане, по палате полз ужасный запах. Дарья догадалась позже, что у Ани тоже мешок и его периодически опорожняли.
 
Мимо открытой двери палаты проходили мужчины и женщины. Большинство из них худые, худые,  с одним или двумя мешками и тянущимися от них трубками. Мешки  повсюду. С мочой, и с кровью. Носили их по-разному. Кто в руках, кто в полиэтиленовом пакете, привязанном к поясу или ноге. Люди разговаривали и даже смеялись. Дарье казалось, что все они приговорённые, а разве можно смеяться перед смертью? Это потом она узнала, что есть люди, перенёсшие операции с диагнозом «рак» пять, десять и двадцать лет назад. А в первый день внутри у Дарьи всё сжималось от ужаса и жалости. Утешала эфемерная надежда, что ей диагноз пока не поставлен. Терзали сомнения, надо ли было приходить, хочет ли она жить ТАК? И в то же время ощущала стыд перед всеми. Наверное, потому что  не считала себя причастной, отделяла себя, хотела услышать хороший ответ, уйти и забыть. Разве можно забыть, вернее - хотеть забыть?

Дарью увели в смотровую. Там четыре раза стреляли в её единственную почку длинной спицей из специального пистолета. Страшно и больно. Оттуда привезли уже на каталке и запретили вставать до вечера.
 
К Гале на соседней кровати подошла медсестра и сообщила, что её сегодня выписывают.

- А откачивать? - спросила больная.

- Узнавайте у доктора.

Галя накинула халат, опять нагнулась над судном. Потом пошла искать доктора. Вернулась с ещё более напряжённым выражением лица.

- Что доктор сказал? ; сочувственно спросили соседки.

- Да, ну их! Домой еду. Только, вот, автобус наш уже ушёл.

- Позвони сыну, - посоветовала вторая Галя, - Пусть приедет.

- Не буду я звонить, в поездке он.

- Может, у тебя есть здесь знакомые, чтобы переночевать до завтра? - спросил кто–то.

- Да не пойду я ни к кому. Не хочу. В крайнем, на вокзале переночую,- с тем же вызовом ответила Галя.

Потом она звонила какой-то знакомой в свой город и выясняла, пойдёт ли сегодня рабочая маршрутка и есть ли в ней места. Оказалось, на счастье, и маршрутка идёт, и место для Гали есть. Только добраться от больницы до места её отправления в центре города.

- Вызови такси, - посоветовала Оксана, - как ты дойдёшь, не зная города и в таком состоянии?

- Дойду, - твёрдо сказала Галя и стала собираться.

- Ты хоть пообедай, - почти хором проговорили женщины.

Галя посмотрела на них удивлённо-вопросительно и не ответила. Собрала рюкзак, пакет и стала одеваться. Надела один свитер, сверху второй, затем толстовку. Периодически она наклонялась над судном. Поймав Дарьин взгляд, пояснила: «В марте я весила восемьдесят пять килограмм, а сейчас сорок шесть». Представить,  что полгода назад эта женщина выглядела цветущей пышкой, не получалось.
 
- Ты, хоть, пакеты взяла? - спросила Оксана.

- Целую кучу набрала.

Галя пристроила на спину рюкзак, взяла в руки полиэтиленовый пакет-майку с какими-то вещами и пошла к двери. На пороге остановилась и сказала с неожиданной  теплотой в голосе:

- Выкарабкивайтесь. Всем желаю поправиться. Обязательно. Мне-то уж…

На последней фразе в голосе опять появились раздражение и вызов. Галя махнула рукой и вышла.

- Как она доберётся? - спросила неизвестно у кого вторая Галя.

Вопрос повис в воздухе. Было тошно от одной общей мысли, не произнесенной вслух «Поехала умирать». Дарья подумала, что Гале тоже нужен тёмный угол, где никого не видишь, и тебя никто не видит. Впервые, после Галиных слов, обращённых ко всем в палате, она ощутила себя одной из них. Поняла, что положительного результата анализа не будет.
На следующий день к ней подошёл лечащий врач и предложил не выписывать, а отпустить домой до получения ответа гистологии. На  немой вопрос, он пояснил:

- Чтобы не начинать всё сначала (анализы, запись на поступление) и не терять время. Получим анализ, позвоним.
Это ещё раз подтвердило, что надежды на положительный ответ практически нет.

За девять дней дома жизнь вошла в обычную колею. Добавились только частые звонки родственников и друзей:

- Ты как?

- Нормально, лежу в больнице, - смеясь, отвечала Дарья.

- Ты ещё смеёшься? - спросила тётушка.

- Плакать что ли? Так ещё успеется.

- Ну, ты - молодец, правильно, - резюмировала та.

«Молодец, что тёмный угол нашла в собственном мозгу. Надёжный и укромный», - подумала Дарья.

Ожидаемый звонок прозвучал всё равно неожиданно. Врач предложил подойти в отделение на следующий день, чтобы поговорить.
 
- Анализ не показал злокачественной опухоли, но давайте лучше поговорим завтра при встрече, - сказал доктор.

Ответа дождалась желанного, спокойствия нет, по крайней мере, до завтра.
На следующий день в палате Дарью встретили как родную. Аню за эти дни прооперировали. У Оксаны операция откладывалась на несколько дней из–за каких-то анализов. Галю перевели в другую палату. Навестив её, Дарья заметила, что та стала выглядеть намного хуже, настроение упало, вставала с трудом, но надежда на повторную операцию оставалась.

В одиннадцатую палату на её место поступила Надежда, которую оперировали в области горла. Разговаривать она не могла. Рядом с нею целыми днями сидела сестра, которая жила в другом городе с мамой. Когда узнали, что Надин диагноз, мама сказала: «Увольняйся и поезжай к ней. Ты ей сейчас нужнее». Сестра приехала и теперь ухаживала за Надей, носила ей еду,  кормила, поила и всячески поддерживала.
Обход начался, как обычно, в девять утра. Доктор подошёл к Ане и с улыбкой спросил:

- Как дела? Ну, я вижу всё хорошо, - ответил сам себе, - Не лежать. Вставать, вставать и расхаживаться. Прямо сейчас. Давай, давай.

Аня с трудом села на постели.

- Ходить, ходить! - настаивал доктор.

Аня сделала несколько шагов, держась за спинку кровати.

- Молодец, хорошо. Не лежать.

Аня выглядела как бестелесное существо, которое отчаянно пытается материализоваться. Длинная белая рубашка, из которой торчали бледные худющие руки и ноги, и прозрачные трубки, тянущиеся к двум лежащим на  полу мешкам. Лицо одного цвета с рубашкой и слабым подобием улыбки.
Доктор подошёл к Оксане.

- Как самочувствие? Анализ сегодня взяли?

- Всё хорошо, доктор. Анализ взяли. Вот только в штаны иногда какаю, - простодушно выдала Оксана.

Несмотря на напряжение перед предстоящим разговором, Дарья чуть не рассмеялась. «Здесь нет понятий «мужчина» – «женщина». Только больные и доктора. Бесполые существа. Правда, с чувством юмора», – подумала она.
   
- Ну, в штаны какать не обязательно, - усмехнулся доктор.

- Так это после облучения. Не чувствую.

 К сожалению, облучение попадает не только на опухоль, но и на мышцы вокруг, - уточнил доктор, - Завтра возьмём на операцию.

Доктор подошёл к Дарье. 

- Гистология не показала на злокачественную опухоль, но мы считаем, что она есть и её надо удалить, - огорошил врач, - чем скорее, тем лучше. Думаем, что почку и её функцию можем сохранить.

Говорил доктор уверенно, и всё же Дарья попыталась уточнить:

- Вы не доверяете анализу?

- Не я один. Вчера был консилиум. Мы решили, что оперировать надо. Через месяц – два может быть поздно и придётся удалять всю почку.

- Но ведь она у меня одна?!

- Живут люди и на гемодиализе. Решения ждём через час. В план на операцию поставили на среду. Можете, если хотите, поговорить с заведующим отделением.
Заведующий подошёл к Дарье сам. Сказал то же, что надо оперировать и чем скорее, тем лучше. «Примете решение, подойдите».

Внутри у Дарьи всё кричало: «Не хочу!!! Не хочу под нож! Не хочу наркоз! Не хочу ходить с мешками! Не хочу!!! Не хочу так жить! Господи, подскажи!» Когда–то на неё сильное впечатление произвела смерть Веры Клейсорн в фильме Станислава Говорухина по роману А. Кристи «Десять негритят». Она сама, САМА со слезами полезла в приготовленную петлю. Татьяна Друбич играла замечательно. Несколько дней после просмотра фильма, закрывая глаза, Дарья видела эту сцену. Ей становилось жутко, она просто цепенела от ужаса и неотвратимости того, что должно произойти. Смерть Веры  потрясла. Сейчас она чувствовала то же самое. Нет другого пути, только эта «петля» впереди. На операцию согласилась.

Прожить три  дня до операции Дарье помогла Оксана. Её мужество, оптимизм и шутки. Оксана – миловидная русская женщина хохлушечного типа, живущая в карельской деревне. Брюнетка с живыми карими глазами, мягким округлым лицом. Ей  за пятьдесят. Пенсионерка, но работала. Жила Оксана не в самой деревне, а на хуторе. При этом работала на медицинском пункте санитаркой и истопником. Вставать в пять утра, шла километра три до работы и разжигала котёл, чтобы ко времени приёма больных помещение согрелось. После окончания приёма и процедур Оксана убирала медпункт и отправлялась в обратный путь. Так каждый день и всего за шесть тысяч рублей. Считала большой удачей, что несколько лет назад устроилась на эту работу и гордо говорила: «Мне как медицинскому работнику быстро нашли место в республиканской больнице». Дарье казалось, что это не жизнь. Это каторга – работа, дом, дети, огород, скотина. Но Оксана жила с уверенностью, что ей повезло. Шесть тысяч и хозяйство помогали прокормить и выучить детей. Это ли не удача? Да и взрослым и самостоятельным старшим хорошее подспорье, не говоря о младшем. Ему каждые выходные выдавалось немало маминых заготовок на прокорм. Не простая жизнь Оксаны была для неё привычной, другой и не знала.

Насколько такая жизнь отличалась от  городской и довольно благополучной своей, Даша могла судить только по Оксаниным зарисовкам. С одной стороны много смешного, а с другой рассказы соседки по палате вызывали чувства грусти и тоски. Например, Оксана со смехом описывала, как её подруга била пьяного мужа. Отучить пить всё равно не удавалось, так хоть злость за такую жизнь выместить. Подруга долго не кормила протрезвевшего мужа. Он сидел и глядел на неё голодными глазами в ожидании, когда же жена смилостивится и накормит. Тогда она наливала тарелку супа, плевала в неё и ставила перед ним. Ел. Оксана жалела мужика: «Ну, зачем ты так?» спрашивала у подруги. «Глаза бы мои на него не смотрели!» отвечала та. Понятно, что злоба не от хорошей жизни, а от бессилия.
 
Оксана рассказала ещё одну историю из их деревенской жизни. Жила у них добрая, хорошая, работящая женщина. Но, слишком добрая или, как говорили в старом, любимом фильме «Простая история», –  «слаба по женской части». Пользовались этим односельчане и заходили к ней, когда с женой поссорятся или тошно станет. Жалела она всех и рожала каждый год по ребёночку. Так десяток и нарожала. Трудно жила, дети мал–мала меньше, денег не хватало, сил тоже. Осуждали её многие, но не все. Много лет так женщина колотилась вдвоём с матерью и оравой ребятишек. Доброты и любви у неё на всех детей хватало. Пришло время, когда старшие подросли и работать пошли. Семья выправилась, из нищеты выбралась. Самое интересное, что жениться и выходить замуж дети не спешили, и, в конце концов, семья превратилась в самую богатую в деревне. Работников много, все зарплату в дом несут. Вот и думай осуждать ли. Может, это и было её счастье, много детей и спокойная обеспеченная старость?
 
Оперировали Оксану долго. Потом палата интенсивной терапии и, наконец, привезли на своё место. От наркоза ещё не отошла полностью, речь заторможена, движения тоже.  К ней подошёл лечащий врач и поставил в известность, что у неё удалили прямую кишку, матку и часть печени. «Вот сколько лишнего оказалось», - со слабой улыбкой пошутила Оксана. Затем позвонила старшим детям и мужу. Каждому говорила, что всё хорошо - прооперировали, и перечисляла что удалили. Опять Дарья  удивилась Оксаниной непосредственности и подумала, что сама не сказала бы всё близким. Оксана, потратив весь небольшой запас сил на относительно бодрые разговоры, повернулась к ней с измученным выражением и слабо произнесла:
; Не думала, что после операции будет ТАК тяжело.

На следующий день Дарью повели в операционный блок. Раздели догола, одели в специальную, почти бумажную рубашку,  уложили на каталку, вставили катетер с трубкой и пластиковым мешком. Как у всех. Перевезли в операционную, переложили с каталки на стол, привязали ремнями руки и ноги. Порадовалась наличию операционной рубахи. Слишком ярким осталось впечатление девятилетней девочки. Тогда после травмы  попала на операционный стол. То, что собирались удалить лопнувшую почку, для неё, ребёнка ничего не значило. А вот то, что положили  в середине операционной голышом, привязали руки и ноги, и ходили вокруг – потрясло. Конечно, ходили  врачи и медсёстры, но для девчонки – ужас, ужас... Дарье сделали укол в вену и она поплыла. Темнота надвигалась со всех сторон, пока не проглотила целиком. Мир исчез, хотя и на время...
 
Появились звуки, тела нет, только голоса вокруг. Веки не поднимались, а мозг заработал. Появилась тошнота, во рту трубка. Голоса заняты чем-то своим. Дарьин мозг сверлила мысль, что начнётся рвота, она захлебнётся, и никто не заметит. Попыталась поднять руку, привязана. Начала стучать ладонью по кровати или столу, по тому, на чём лежала. Голоса не обратили внимания. Попыталась высвободить руку, кто-то подошёл. Руку отстегнули. Потянулась к трубке, чтобы вырвать её из горла, услышала: «Нельзя». Руку схватили и снова пристегнули. Появившийся страх перерастал в панику. Изнутри всё поднялось к горлу и  не давало дышать. Силы сопротивляться таяли. Сделала последний рывок. И до затухающего сознания долетел чей-то голос: «Её тошнит!». Убрали трубку, повернули голову набок, подставили лоток. Хлынул, переворачивая внутренности и обжигая болью,  поток и за ним возвращающий к жизни воздух. И снова в небытие.

Очнулась в палате. Вокруг знакомые лица. Аня уже уверенно ходила. Из привидения она превратилась в симпатичную, стройную женщину. Оксану опять оперировали, и она ещё находилась в палате интенсивной терапии. «Боже, что же там ещё вырезать?», – подумала Дарья и снова провалилась в сон. Проснулась, увидела  дочерей. Обрадовалась. Девчонки принесли фрукты в разноцветных пластиковых тарелочках,  ярко рыжую игрушку-лисицу. Разноцветье сразу сделало жизнь веселее. Дальше как у всех: первые шаги с мешками, потом без них.  За это время увидела и других знакомых по одиннадцатой палате.
 
Оксану привезли из интенсивной терапии в другую палату. Возле неё постоянно сидел мужчина с бородкой и грустными глазами. Выглядел удивлённо-потерянным. Муж. Он кормил Оксану с ложечки, поднимал на подушки повыше, переворачивал. Она совсем не походила на ту Оксану, которая любила пошутить. Ни округлости лица, ни блеска карих глаз. Торчащие скулы обтянуты восково-жёлтой кожей, щёки ввалились, в глазах бездна страдания.
 
Галино состояние ухудшилось, вставать не могла. Уходила. Анну и Надежду выписали домой. Жизнь продолжалась, Дарью выписали.

Врачи оказались правы – рак подтвердился. Да, она одна из них. Но, пока жива, надо жить и радоваться каждому дню! Сколько? Сколько Бог даст. Он  всех рассортирует, кого – туда кого – сюда…