Причуды памяти

            
                ПРОЛОГ

                О.Куваев «ЧЕРЕЗ 300 ЛЕТ РАДУГИ"

       Законы человеческих поступков сложны, еще сложнее законы памяти. Обычная житейская память почти не подчиняется логике. Можно забыть важные подробности собственной жизни и хорошо помнить гудок электрички, услышанный ночью пять лет назад. Из разрозненных мелочей возникает неуловимый аромат прошедших времен. Именно он помнится всегда ясно и точно…

     (Оле;г Миха;йлович Кува;ев (12 августа 1934, Поназырево, Костромская область — 8 апреля 1975, Переславль-Залесский, Ярославская область) — русский советский писатель, геолог, геофизик. Член Союза писателей СССР. Автор романа «Территория».

     Прозу Олега Куваева отличает редкая искренность повествования, гармоничность, тонкая наблюдательность и точность в описании человеческих характеров, законченность образов, вера в человека. Характерной особенностью его творчества также можно назвать глубокое уважение к коренным жителям Севера, их опыту выживания и адаптации к природным условиям Заполярья. Олег Куваев как сценарист и консультант участвовал в создании ряда документальных фильмов, посвящённых жизни коренных народов Севера.

     Опыт прохождения одиночных маршрутов Олега Куваева, выживания в ненаселённой местности, описанный им в своих произведениях, активно используется в современном экстремальном туризме.
      
       Единственный писатель, которому золотоискатели поставили бронзовый памятник, используя личные сбережения…

         В 1984 году в Юмской школе в селе Юма Свечинского района Кировской области установлена мемориальная доска, открыт музей писателя, работает литературно-краеведческий клуб «Розовая чайка». В августе ежегодно в области проходят Куваевские чтения.

      Одна из комнат в музее писателя

    В марте 2005 года постановлением Правительства РФ «в память о геологе и писателе О. М. Куваеве и на основании представления Думы Чукотского автономного округа» имя Олега Куваева было присвоено ранее безымянной горной вершине Чукотского нагорья (Гора Куваева) с координатами 69° 40,3’северной широты, 172° 07,7’ восточной долготы и абсолютной высотой 1101 метр.

    Перевал Куваева 1 (2А, 2350 м, 15.4

     В длинных бездельных перегонах можно было размышлять о встреченных людях, о Михе, Северьяне, Поручике, об их странностях и их месте в жизни. Годы и опыт приучили нас в самых странных людях искать хорошее, и это почти всегда оправдывалось. Может, в наши времена в суровых краях редко встречается откровенный подлец, ибо ему трудно здесь жить, а может, действовал закон, загадочно высказанный Мельпоменой: «Во всяком человеке – Человек с большой буквы». Можно было думать и о самом Мельпомене, ибо он был нестандартен. Все приезжавшие, даже наш экипаж, говорили о нем с уважением и легкой насмешкой, как мы, например, говорим о соседе, помешанном на сборе спичечных этикеток. О многом можно было думать, как думаешь каждое лето….

     Наступил тот момент, когда все мы, даже Витя Ципер, обессиленно встали на месте и стало на все наплевать. Командир вызовет по рации вертолет, тот прилетит завтра и снимет нас при помощи веревочной лесенки, а самолет останется в центре губы навсегда как глупый памятник случайным явлениям: концу летной карьеры Гриши Камнева, недоброй славе аварийщика Вити Ципера и как памятник неоконченной нашей работе, так как второй самолет нам не дадут. Решения легче принимать, когда наплевать на все, но, видимо, в нас еще что-то держалось.

      Мы стояли в дурацкой грязной воде чуть не по пояс, и каждый ждал, что кто-то первый произнесет непечатные буквы и полезет в фюзеляж, в холодную металлическую сухость его.

      В это время дверца кабины распахнулась, командир высунул всклокоченный профиль и сказал спокойно простые слова:

– С такими, как вы, по нужде не усядусь в пределах одной пустыни. Не говоря про один окоп. Не летать, а пижамы носить вам в спокойных условиях. Вы суслики или люди? Разворачивайте машину против ветра. Пора взлетать!

     На берегу я нашел кусок обработанного лосиного рога и несколько глиняных черепков.

       Потом мы уселись на обрыв и стали курить махру. Я старался понять, почему Стадухин ввел свои кочи в протоку и именно здесь выбрал место для острога, а не поставил его на коренной Колыме. Может, его прельстила среднерусская картина напротив? Но вряд ли те прокаленные тысячами километров Сибири жесткие мужики были сентиментальны. Об этом я и спросил Мельпомена.

– Радуга, – ответил он. – Стадухинские потомки утверждают, что в этом месте их предок увидел радугу небывалой красоты и принял это за знаменье.

– Кто же рубил этот столб? – спросил я. – И зачем? Убить бы его на месте.

– Сильно сказано, – рассмеялся Мельпомен. – Хорошо, что вы не прокурор.

      Когда я посмотрел на него с недоумением, он сказал:

– Давно хотел сообщить, чтобы вы не страдали бессонницей. Я юрист. Адвокат, прокурор и даже бывший судья. Но многие годы назад я испугался сложного трио: человек – закон – справедливость, так как не верил в свой ум, но очень любил людей. Закон не может быть добр к преступнику, адвокат обязан быть добр, ибо он взял на себя защиту, судья же несет тяжкое бремя ответственности перед человеком и государством. Я убежден, что юристом надо родиться, но я не родился им, и я честно стал рыбаком. Я хороший рыбак. Так говорят в совхозе…

                РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРОЙДЕННОМ ПУТИ

     Брат Володя прислал в подарок книгу Олега Куваева «Территория», в которой кроме самого романа, есть несколько новых рассказов, читая которые, я вновь итожу свой путь, и в десятый, а может и в сотый раз думаю, что у меня, и у брата, жизнь удалась, несмотря на то, что я сейчас, в свои 77 лет немой, неходячий инвалид-колясочник, а Владимир в возрасте 73 года вынужден работать, т.к., даже имея 50 лет рабочего стажа, пенсии, которую ему начислили, на нормальную жизнь в сибирском городе Иркутске не хватает…

     Мы оба, неоднократно, сидя на вершине какой-нибудь из дальневосточных сопок, и потягивая чай, какао или кофе из термоса, обозревая окрестности,  говорили о планах на жизнь после того, как закончим школу. Основной вариант был – поступать в лётное училище, (тогда, не уточняя, военное или гражданское); а резервный – учиться на геолога, т.к. с детства полюбили «бродячий» образ жизни, особенно после месячного похода на остров Сахалин. В итоге, я сначала подал документы в Бугурусланское авиационное училище ГА, (в мечтах было стать «полярным лётчиком»), но когда мне разъяснили, какой длинный путь надо пройти, чтобы стать КВС, сначала отлетав вторым пилотом на «лайнерах» типа АН-2, АНТ-14 «Пчёлка» и других «стратегических» ЛА, что я в одночасье передумал.

     Сам, после выпускного «банкета» в школе, поехал в Военный госпиталь в пгт «Барабаш», где находился штаб танковой дивизии,  в которой служил мой отец. Сначала пришлось долго уговаривать начальника медиков, чтобы мне, без всякого направления с рай.военкомата, сделали мед.комиссию для поступления в Военное Авиационное училище. А когда прошёл всех врачей, у женщины-терапевта выдал высокое давление, (по памяти 160 на 70 – бессонная ночь с гуляньем до утра + шампанское), которое врач сначала записала в объёмную медицинскую карту, а потом, озвучила вердикт: «Не годен»!!!

      И лишь увидев у меня на глазах слёзы, поменяла решение – Большую карту спрятала в стол, достала листочек размером в пол тетрадного листа, там произвольно, своими словами, написала, что я прошёл: хирурга, ЛОРа, окулиста, невропатолога, кожника, терапевта, анализы и прочее – все написали «ГОДЕН»… и, вручая мне эту липовую справку, произнесла: «Молодой человек, я вижу, что это для Вас серьёзно, но я не хочу, чтобы Вы проклинали меня всю оставшуюся Вам жизнь. Поэтому, я иду на нарушение, и написала Вам: «Годен». ВЫ же должны быть готовы, что в училище будет снова мед.комиссия, причём, более строгая, чем эта. И Вы её не пройдёте… С таким давлением в лётчики, ни в военные, ни в гражданские, не берут!!!»

    Боже, у меня перехватило дыхание так, что я не смог даже ей сказать «спасибо», просто всхлипнул,   схватил заветную справку, попытался, чуть ли не рыдая, поцеловать ей руку. Но она успела её отдёрнуть, и, хотя у неё глаза были тоже на «мокром месте», выгнала меня из кабинета: «Да идите же Вы, ничего не надо…». Она произнесла потом что-то ещё, (может: «Удачи», может:  «Не Поминайте лихом»…) – я этого уже ничего не слышал. Тут же, через почту, где купил конверт «Авиа», помчался на Автовокзал, и к вечеру был в своём селе Занадворовка Хасанского района Приморского края – месте службы моего отца.

     Утром пошёл в Школу, нашёл своего классного руководителя Галину Васильевну. Она отпечатала копию диплома, свидетельство, что я закончил школу с серебряной медалью, свидетельство о рождении… в общем, всё заверила печатью и подписью директора школы. После чего я все документы отправил в одном конверте заказным письмом на имя начальника Оренбургского ВВАУЛ им. И.С. Полбина, и стал ждать, не очень надеясь на ответ. Но мысленно был готов и к отлёту в Бугуруслан, т.к. с училища ГА уже пришёл вызов на приезд для сдачи вступительных экзаменов и прохождения ВЛК.

    Но в первых числах июля пришёл ответ из Оренбурга, в котором была определена дата меня, абитуриента Чечельницкого ВВ пребытия в ОВВАУЛ – 10 июля 1965 года. Батя, подключив все свои связи, взял мне билет на самолёт ТУ-104, рейс Владивосток – Новосибирск – Уфа – Куйбышев (Курумучи); там пересадка, и дальше на АН-24 на Оренбург. Но случились «приключения», (где-то  я о них писал), и до Оренбурга мне довелось долететь на грузовом ЛИ-2 , лёжа на каких-то тюках перед открытой кабиной пилотов, в эйфории от своего «везения» …

       Далее, войсковой приёмник, ВЛК, которое я прошёл почти без проблем, (только окулиста одолел со второго раза, предварительно выучив таблицу с буквами: М Ш Ы Б Н К И Б и «кружки»  с прозерями тоже). Психанализ, экзамен, (как медалист я сдавал только «математику письменно»); мандатная комиссия; приказ о зачислении курсантом нам зачитали на плацу училища 12 августа 1965 г.

   Далее, 1,5 года теоретического обучения, парашютные прыжки, полёты: Л-29, ИЛ- 28; «ускоренный выпуск из «альма матер» 26 апреля 1969 г. Служба и полёты в Морской авиации СССР: 6 лет – ИЛ-28, 14 лет ТУ-16к, из них, крайние 2 года одновременно, точнее, параллельно с ТУ-22м3, м2, часто в одну смену. Потом «развал СССР», по состоянию здоровья отца, проживавшего в Херсоне,  из-за которого я и перевёлся с Балтики, с должности командира полка (12 омрап) на Украину в 33 ЦБП и ПЛС Морской авиации СССР, город Николаев, пришлось на 5 лет, с 1992 по 97-ой год, остаться в украинских ВВС. В них полетать 4 года на ТУ-22м2, м3; полтора года на корабельном вертолёте КА-27, не прерывая полёты на 22м. Потом вылетел сам на ЯК-18т, всего 13 полётов.

     Дальше «дембель», в 50 лет, ушёл годным на сверхзвук, (полковникам без «волосатой руки» больше служить не дают). Перешёл на АН-2 – 5 лет по выходным дням «возил парашютистов на работу», иногда прыгая сам, (823 прыжка, 2 «отцепки») в Николаевской Областной Федерации Авиационных Видов Спорта. В общем, 37 лет отдано лётной работе, когда я каждый день чувствовал себя счастливым, и благодарил Бога, что он помог мне  найти своё призвание… Неслучайно друг бард, поэт, композитор и лётчик Константин Фролов подарил мне свой первый томик стихов «Поединок», подписав: «Полковнику Васе с благодарностью за подаренное мне Небо!!!» и одно из стихотворений посвятил мне, где есть такие слова:

         «То подчёркнуто немногословно, то восторженно, не по летам,
          Ты зовёшь меня в небо, полковник... Я давно уже мысленно там.
          Не случайно мне дарит сюрпризы этот сектор на звёздных часах...
          Видно, все свои прошлые жизни я бессменно провёл в небесах".
                (Из песни Константина Фролова)

                СУДЬБА БРАТА

     Что касается Владимира, то у него тоже сложилось всё удачно, хотя в лётное училище ему поступить не удалось, т.к. он, как и я, занимался боксом, и врачи обнаружили у него искривление носовой перегородки, т.е. он просто не прошёл мед.комиссию. Но он пошёл, как мы и планировали – по резервному варианту, поступил в геологи.… Вот одно из его писем мне:
    
     «Брат, помнишь восхождение на снежник в окрестностях Чемитаквадже. Мы вышли в 8:30, примерно, и думали, что поднимемся на пик к 12 часам. Взяли в сетке (авоське) лимонад и печенье, кажется. Потом, то один говорит, что все надо поворачивать обратно, а второй – идем; потом наоборот. И мы дошли, покорили пик часов в 15. Потом голышом кувыркались в снегу.

      Восхождение на гору с санатория было в начале апреля 1975 (или начала марта 74 или февраля 73?). Думаю, что мы покорили пик с отм. 1108 (гора Жемси), так как потом мы спустились с другой стороны на лесовозную дорогу и на лесовозе доехали до Лазаревской и успели на автобусе к ужину в санаторий. Т.е. ты к ужину, а я -то, ужинал в кафе. Помню: брали 1 шашлык (мне), бутылку Цинандали и шоколадку, и ты просил тоже кусочек шашлыка закусить. Еще пришло на память: бассейн, искали кольцо, которое девушка потеряла; батут, большой теннис,
купание в море, вода +14, а воздух +23; поездка в Сочи, кафе и очень красивые тюльпаны.

      Напиши, уточни, что у тебя осталась в памяти»

     Приведу краткий перечень регионов и земель, где довелось бывать Володе, как геофизику, во время своих многочисленных экспедиций:

      Прибайкалье, Забайкалье; Монголия; Чукотка (Билибино); Камчатка; Антарктида – в составе 23 САЭ; Новосибирская обл.; Амурская обл.; БАМ… Иркутск – зам. Главного директора-сейсмолога города – всего 50 лет трудового стажа. Кстати, Володина жена, Валя, закончила географический факультет этого же института, где учился Владимир, и тоже большую часть жизни провела в экспедициях, в «поле», как говорят геологи. Они всей семьёй пару месяцев назад слетали впервые на неделю в Таиланд, (раньше денег хватало только на Сочи). Своя ухоженная квартира в Иркутске. Есть дети, внуки, и у них всё хорошо... В общем,  видите, какой ворох мыслей принесла всего одна бессонная ночь, которые захотелось сегодня выплеснуть на бумагу…

     «Я БЫ НОВУЮ ЖИЗНЬ СВОРОВАЛ БЫ КАК ВОР, 1968 г.

      Стихи и музыка Юрия Визбора

Я бы новую жизнь своровал бы, как вор,
Я бы летчиком стал, это знаю я точно.
И команду такую: "Винты на упор!" -
Отдавал бы, как Бог, домодедовской ночью.
Под моею рукой чей-то город лежит,
И крепчает мороз, и долдонят капели.
И постели метелей, и звезд миражи
Освещали б мой путь в синеглазом апреле.

Ну, а будь у меня двадцать жизней подряд,
Я бы стал бы врачом районной больницы.
И не ждал ничего, и лечил бы ребят,
И крестьян бы учил, как им не простудиться.
Под моею рукой чьи-то жизни лежат,
Я им новая мать, я их снова рожаю.
И в затылок мне дышит старик Гиппократ,
И меня в отпуска все село провожает.

Ну, а будь у меня сто веков впереди,
Я бы песни забыл, я бы стал астрономом.
И прогнал бы друзей, просыпался б один,
Навсегда отрешась от успеха земного.
Под моею рукой чьи-то звезды лежат.
Я спускаюсь в кафе, словно всплывшая лодка.
Здесь по-прежнему жизнь! Тороплюсь я назад
И по небу иду капитанской походкой.

Но ведь я пошутил. Я спускаюсь с небес,
Перед утром курю, как солдат перед боем.
Свой единственный век отдаю я тебе -
Все, что будет со мной, это будет с тобою.
Под моею рукой твои плечи лежат,
И проходит сквозь нас дня и ночи граница.
И у сына в руке старый мишка зажат,
Как усталый король, обнимающий принца.

1968
              http://proza.ru/2022/10/18/1560