Про Витьку и медведя

На днях прочёл рассказ о девочке, которую спас от педофила пёс, появившийся ниоткуда и затем исчезнувший в никуда. В рассказе его автор явно намекает на Ангела-Хранителя, явившегося в образе собаки и спасшего ребёнка от мерзавца. Верить этому рассказу или не верить – пусть каждый решает сам. Я – поверил, потому что вспомнил историю, которую услышал полвека назад от одного из своих армейских сослуживцев. Признаюсь, тогда я ему не поверил ни на грамм: времена были атеистические, а мы, солдаты Советской Армии, поголовно являлись комсомольцами. Какие могли быть ангелы при таком мировоззрении?
А вот теперь вдруг вспомнилась та история – и подумалось мне: нет, не врал Витька Решетов – ефрейтор из первого взвода! И я даже взгляд его вспомнил – таким, каким он был, когда Витька нам эту историю в курилке перед отбоем рассказывал. За пятьдесят лет ни разу не вспоминал, а тут – вспомнил, причём очень отчётливо, словно было это совсем недавно…
Призывался в армию Витька откуда-то со Смоленщины, из деревни. Деревня та до Великой Отечественной была довольно большой, но немцы при отступлении сожгли её полностью – невредимой осталась только небольшая каменная часовня у кладбища. После освобождения люди, кто уцелел, стали понемногу возвращаться в родные места, на пепелища, и восстанавливать свою малую родину. Поначалу – старики да женщины с детьми из эвакуации, а после Победы – и мужики, кто на войне не сгинул. В общем, мало-помалу отстроили деревню…
Но рассказ не об этом, а о том, что поведал нам Витька в солдатской курилке. А история эта произошла с ним в конце 60-х годов прошлого века, когда он учился в 6 или 7 классе.
Жили они с матерью и младшей сестрёнкой скромно (отец Витьки умер рано). Мать трудилась в колхозе, денег в семье было, что называется, в обрез, потому хорошим подспорьем для деревенских жителей всегда был лес: тут тебе и грибы, и ягоды. У каждой семьи в окрестных лесах имелись свои, тщательно оберегаемые от посторонних глаз потаённые места, и люди почему-то были твёрдо уверены, что кроме них, никто этих мест не знает.
А вот охотникам поживиться в лесу было нечем – кроме разве что зайцев: до войны дичи всякой в окрестностях было немерено, а после неё - будто вымерло всё, хотя и прошло уже больше двадцати лет. Мужики считали, что виной тому оставшееся в лесу разного рода железо, навеки пропахшее порохом: дескать, этот запах зверей и отпугивает.
В лес обычно ходили всей семьёй, но в тот день Витькина сестрёнка затемпературила, и мать осталась с ней дома. И отправился Витька по грибы один; впрочем, невелик подвиг для шустрого 14-летнего деревенского парня – одному в хорошо знакомый, вдоль и поперёк исхоженный лес отправиться. Да и не прогуляться он отправился, а пропитание для семьи добывать: тут хочешь ты иль не хочешь, а идти надо.
А за пару лет до этого случая, о котором рассказал нам Витька, после очередной отсидки в деревню вернулся Генка Складень – довольно хиленький, но вреднющий мужичок. Сажали его несколько раз – то за мелкую кражу, то за мелкое же, по пьяни учинённое хулиганство. Сажали обычно на два-три года, после которых он всегда возвращался в деревню, но ненадолго, потому что работать не хотел, да и не умел, а как-то жить и на что-то пить было надо. И Генка снова принимался за старое, в результате чего опять отправлялся туда, откуда его недавно выпустили. Деревенские мужики старались с Генкой не общаться, обходили его стороной: Складень хоть и хлипкий мужичонка был, но чуть что не по нему – совал руку в карман замызганного пиджака, явно намекая на наличие там какого-то острого предмета, и до завершения конфликта руки из кармана не вынимал. Но никто и никогда не видел, что именно Генка прятал в кармане: видимо, срабатывало полученное Генкой на зоне погоняло – Складень…
В деревне всё на виду. И все. И там особо не поворуешь – вычислят сразу. Вычислят – и… пока там милиция приедет… Вот потому в лес по грибы да по ягоды приходилось и Генке иногда отправляться. Правда, никаких заготовок на зиму из своей добычи он никогда не делал, а просто продавал её своим же соседям, а если те не покупали, то носил на железнодорожную станцию, что находилась недалеко от деревни, и там сбывал – то ли пассажирам, то ли местным. Но поскольку Генка был большим лентяем, то и к поискам ягод и грибов он относился с ленцой: не раз люди видели, как он из леса с пустой корзиной возвращался, тогда как другие – с полными до краёв, да ещё и «с горкой».
В тот злополучный день Витька отправился в лес спозаранку и грибов набрал много. Домой он возвращался усталый, но довольный хорошей добычей. Вот мамка-то обрадуется!
А Генка отправился за грибами намного позже, когда выспался после очередной пьянки. И надо же было им встретиться – уже почти на опушке леса, под высокими старыми берёзами…
Встретились они – и произошёл между ними примерно такой разговор:
- Слышь, малец, где это ты столь грибов-то надыбал?
- Где надыбал – там уж нет.
- А не поделишься с дядей?
- А чего это я должен с тобой делиться? Сам иди и ищи, дядя: лес большой, грибов много.
- А ты мне это… не дерзи, понял?
- А то что?
- А то вообще всё отберу… да и самого тебя где-нить тута прикопаю… Понял?
И Складень сунул руку в карман пиджака…
 - Испугался я, братцы, не на шутку, - рассказывал нам Витька в курилке. – Кто эту сволочь знает, что у него в башке… Вот, думаю, пырнёт сейчас ножичком – и… Сдрейфил я, короче, по-настоящему…
- А убежать? – спросил кто-то из нас. – Бросил бы корзину – и дёру!
- Корзину? Бросить? – изумился Витька. – Да ни за что б не бросил! Это ж…
- Дурак ты, Витёк, - ухмыльнулся сержант-москвич. - То – корзина, а то – жизнь…
Витька только вздохнул и тихо произнёс:
- Нет, товарищ сержант, вам, городским, нас, деревенских, не понять…
Короче говоря, трудно сказать, чем бы эта встреча Витьки со Складнем закончилась, но намерения у бывшего зека, как тогда понял Витька, были, мягко говоря, весьма нехорошими.
- Глазки у него такие злющие вдруг стали, колючие, - рассказывал Витька. – Ну, думаю, отнимет он грибы – ладно, так ведь ещё и ножичком пырнёт, чтоб я никому ничего не сказал… Он уже и ко мне пару шагов сделал, а рука – в кармане чего-то теребит…
Однако именно в этот момент из густого малинника раздался громкий треск, и на опушку не спеша, вразвалочку вышел здоровенный медведь. Витька с Генкой от неожиданности и испуга аж дышать перестали: откуда он взялся? Тут после войны медведей вообще никто не только ни разу не встречал, а даже их следов не видел. А медведь сперва остановился на несколько мгновений, посмотрел, словно прицениваясь, сначала на Витьку, потом на Генку, мотнул головой и, по-прежнему не спеша, уверенно направился к Генке.
Генка бросил свою пустую корзину, кинулся к ближайшей берёзе и подпрыгнул, чтобы ухватиться за нижнюю ветку; это у него получилось, и он шустро полез вверх по стволу.
- Прямо как обезьяна, - рассказывал Витька. – Я потом пробовал до этой ветки допрыгнуть – ну никак… В общем, Складень лезет вверх по берёзе, а медведь голову задрал и смотрит на него. И я смотрю. Вот стою, как дурак, и смотрю, хотя и понимаю, что медведь сейчас за меня возьмётся, раз уж более крупная добыча от него убежала. Ну зачем ему на дерево лезть, если я рядом стою? Метра четыре между нами… или пять: для медведя – один прыжок, а у меня ноги к земле приросли. И ведь понимаю, что надо бежать, и… и не могу. С места сдвинуться не могу… хоть стреляй меня, а не могу…
Мы слушали, затаив дыхание, а Витька продолжал:
- Складень уж до середины берёзы добрался, а медведь всё смотрит на него… смотрит… И только потом ко мне морду свою повернул, глянул на меня как… ну, не знаю… как-то спокойно так… А потом негромко так рыкнул и будто бы башкой мотнул – вроде как в сторону деревни… И чувствуя я, ожили мои ноги вдруг… И я так бочком, бочком от медведя и пошёл потихоньку…
- А чего ж не бегом? – спросил сержант. - Бежать надо было, дурень!
- А не знаю, - Витька смущённо улыбнулся. – Просто… просто я почему-то понял, что медведь меня не тронет…
- А тот мужик что? – спросил кто-то из нас.
- А вот тут интересно! – вдруг рассмеялся Витька. – Генка-то чуть выше забрался да там и остановился: выше-то и ветки тоньше, можно и сорваться… А я уже метров на двадцать или тридцать отошёл… или даже больше… А медведь на меня опять оглянулся, увидел, что я уже далеко, да вдруг как кинется к берёзе-то той, да как начнёт её ствол трясти, да при том ещё и реветь на весь лес… В общем, последнее, что я видел, это как Складень ещё выше полез…
- А потом?
- А потом я убежал, - пожал плечами Витька. – До самой деревни бежал, не останавливаясь. Правда, там и недалеко уже было, с километр всего… Жалко только, что половину грибов растерял…
- Ну, а дальше-то что было? – нетерпеливо заёрзал по скамейке сержант. – Мужик-то тот жив остался?
- Я когда в деревню-то прибежал, то домой заскочил, корзину на крыльце оставил и кинулся мужиков собирать: бегаю от дома к дому, всем рассказываю, что случилось… Да только смотрят на меня люди, как на дурачка: где ты, дескать, в наших краях медведей-то видел? Нет их, мол, у нас и быть не может… А я ведь понимаю, что просто не хочет никто со мной в лес идти. И не потому, что медведя испугались: мужики-то, считай, почти все войну прошли, их медведем не напугаешь. Да и почти у каждого чего-нибудь дома припрятано, с чем на медведя идти можно… кто с войны втихаря какой-то трофей приволок, кто в лесу нашёл: там у нас этого добра и до сих пор немерено…
- А почему же тогда не хотели идти? – спросил сержант.
- Не знаю, - пожал плечами Витька. – Но думаю, потому, что им медведя того жальче было, чем этого… эту гниду…
- Так чем дело-то кончилось? – спросил сержант.
- Дед Матвей со мной пошёл, - сказал Витька. – Взял свою берданку – и пошёл: говорят, что до войны он знатным охотником был, удачливым. Ну, а когда мы с ним за околицу вышли, дед Матвей меня остановил, взял за плечи, развернул к себе лицом и говорит: ну, дескать, давай, сынок, рассказывай теперь, как на самом деле всё было… Ну, я и рассказал… Он меня выслушал, а потом вдруг снял с плеча берданку свою да и спрятал её в кустах.
- Не нужна она нам, - только и сказал. – Не понадобится…
- Знаете, а я этому почему-то тогда и не удивился, - помолчав, признался Витька и покачал головой. – Совсем не удивился…
- Короче говоря, не нашли мы ни Генку Складня, ни медведя. Всё там обошли, да только корзинку Генкину и нашли. И даже следов того медведя дед Матвей не нашёл: двадцать раз там вокруг берёзы обошёл, каждый куст обнюхал, а не нашёл. Только и сказал, что не было там никакого медведя. Вернее, медведь-то был… только это не медведь был…
- А кто? – хохотнул сержант. – Может, привидение?
- Не знаю… Но ни следов, ни… ничего…
- А этого… мужика?
- Генку-то? А он в деревню только ближе к ночи вернулся: соседи рассказывали. Говорили, что зашёл в свою хибару, чего-то там пошебуршал, а после вышел с вещмешком в руке, дверь в избу закрыл, доской её подпёр – да и почесал по дороге в сторону станции. И ни с кем словом не обмолвился… И больше у нас в деревне никто его не видел…
Помнится, мы тогда откровенно смеяться над рассказанной Витькой историей не стали: ну что с деревенщины возьмёшь – у них там свои понятия про леших, водяных, кикимор  и всякую прочую нечисть. Так, похмыкали, переглядываясь между собой с недоверчивыми усмешечками на губах, и разошлись. А на следующий день все про Витькин рассказ и вовсе забыли, потому что ночью наш полк подняли по тревоге и…
Но это, как принято говорить, уже совсем другая история…
А вот теперь мне это вдруг вспомнилось – после прочитанного рассказа про девочку и странную собаку.
Есть что-то общее у той собаки и Витькиного медведя-спасителя – есть…
Или я ошибаюсь?