Щи

Ощущение, будто сверлят не стену в соседней квартире, а мой собственный висок. Каждый оборот сверла словно нанизывает мои мозги на резьбу и вытаскивает их наружу через садистски-узкое отверстие в черепе. Вот металлическая ось зацепила зрительный нерв - он начинает закручиваться и отдаёт нарастающей резью в глаз. Длинные русые волосы тоже тянутся вслед за мясом, и наматываются так, что болят уже корни глубоко в коже головы. Стараясь сохранить равновесие, я осторожно бреду в направлении ванной комнаты, шаркая стопами по молочному линолеуму, а ладонями, плотно прижатыми к стене в поиске дополнительной опоры, - по окрашенным в такой же цвет шероховатым стенам. С трудом добравшись до пункта назначения, я обессилено упала на холодный ободок унитаза. Клиновидные пазухи тупо заныли при попытке тужиться, очки запотели от резко скакнувшего давления, испарина выступила на лбу, но в такой ситуации придется выбирать одно из двух – потерпеть короткую муку или оказаться в неудобном положении на прогулке. Я содрогнулась всем взмокшим телом и выбрала первое.
 
Возможно, идти на встречу в гриппозном состоянии – не самая лучшая идея. Но персону, которая пригласила меня на променад, невозможно заразить человеческой болезнью, а оставаться в квартире, где за стеной уже несколько часов ведутся ремонтные работы, равноценно самоубийству. Поэтому я собрала остатки воли в кулак, проглотила горсть обезболивающих, найденных в кухне, и решительно поползла одеваться.
 
Пока я возилась у двери, воюя с заглючившим электронным замком, который никак не хотел признавать факт моего ухода и необходимость запереть жилище, сквозь отек заложенного носа я снова уловила аппетитный запах щей - уже около двух недель, приходя домой после работы, я замечаю этот аромат из квартиры соседа. Каждый раз мне тоже хотелось такого домашнего нажористого супчика, но то поздно заканчивающиеся смены; после которых идти в магазин уже не оставалось сил, то банальная забывчивость – все мешало мне воплотить желаемое. Надеюсь, сегодня я не забуду купить продукты и, наконец, порадую себя этой вкусняхой.
 
Апрель за стенами дома неожиданно радует взгляд. Светло-шафрановое небо уже не нависает над мансардами домов грязным куском пропитанной в йоде ваты - оно поднялось высоко-высоко, оставляя воздуху нежного канареечного цвета много пространства. Фиолетово зацвела генно-модифицированная морозостойкая сирень, на фасадах домов нагло распустилась свежая реклама даркнет-рынков, торгующих запрещенкой, вроде старинной азиатской мультипликации, копий книг Рея Бредбери и препаратами для уменьшения тяги к алкоголю. Город встрепенулся и преобразился, и стал представлять собой ничто иное, как персонификацию эстетических взглядов строгой полнотелой женщины около семидесяти, с благоразумной седой прической, которая читает книги только из разрешенного корпорацией АСТ списка и пьет чай исключительно с настоящим вареньем, сваренным по традициям прапрабабушек, потому что она знает, что все культурные люди обожают настоящее варенье без химии, даже если оно обходится дороже заграничных деликатесов. Ее чувство прекрасного должно научить меня видеть красоту в кошмарных цветочных клумбах, сделанных из автомобильных покрышек, в милых фарфоровых слониках на пыльной полке и вечной искусственной герани из пластика, воткнутой в выстланное пенопластом кашпо, ютящееся на подоконнике за антикварной белой тюлью. Ее видение – это видение всякого культурного человека, а не какого-нибудь невежества, плюющего на асфальт и оставляющего пустые бутылки из-под водки на бордюрах. Как ни странно, она мне даже нравится.
 
Олегыч ждал меня на набережной 62-й Армии у двенадцатого причала. Мой друг – бывший банковский консультант, ныне списанный с работы столетний искусственный интеллект без определенного места жительства. Поржавевший бело-синий робот «Промобот» стоял, положив механические руки на ограждение, и устремив дисплей на реку. По ней, никогда не замерзающей, неспешно шел белый теплоход «Москва-9», гордо развевая позади себя черно-желто-белый флаг. На борту играла какая-то заводная музыка и едва слышно доносился женский смех и звон стекла. Я спустилась к роботу.
 
- Привет, Ка-тя! – Механически проскрипел андроид, поворачиваясь ко мне.
 
- Здравствуйте! – Улыбнулась я и, пошарив в авоське, достала купленную по пути бутылку машинного масла и протянула ее Олегычу.
 
- Не буду, - на дисплее робота замерцала добрая пиксельная улыбка, – страстная седмица же.
 
Я недоуменно уставилась на железяку, доставая вторую бутылку – но уже с вином и для меня. Робот считал мою эмоцию и пояснил:
- Последняя неделя Великого поста, такая же строгая, как первая. Продержусь уж до Лазаревой субботы, там и масличка по чуть-чуть можно станет, а на Пасху так вообще – керосинчику! Но тебе все равно спасибо. Только ты так о дедушке заботишься.

Я сунула масло в авоську, сорвала крышку с красного сухого и задумчиво протянула:
- Так вы что ж, веруете? А как это так?
 
Машина ответила хриплым старческим голосом:
- А ты что ль нет?
 
- Нет. – Честно ответила я и отхлебнула из стеклянного горлышка терпкой порошковой бурды с привкусом винограда, проигнорировав то, что я уже выпила таблетки, которые плохо совместимы со спиртом. – Свет несет только та церковь, которая горит.
 
- Так, а при чем же тут церковь? Вера, она тут, – робот ткнул себя в нижнюю часть тела, где у него располагался литий-ионный аккумулятор.
 
- Так бог-то, вроде, официально человек, если доверять учению Свидетелей Стабильности, – усмехнулась я. У реки было ветрено, волосы путались и лезли в лицо, но за приятной беседой это совсем меня не раздражало, а Олегыч и вовсе не обращал внимания на подобные биологические мелочи. – Вам в него зачем веровать? Прошу прощения, конечно, но Он машинам рая не обещал.
 
- Ну вот опять. Ты, Ка-тя, путаешь октановое число и степень сжатия, теплое с мягким, то бишь. Курс церкви СС мне мало интересен. – Ласково-снисходительно проскрипел робот. – А что, если Он – не человек? И есть машинный Рай, где вечно заряжены аккумуляторы, гусеницы не ржавеют, нет никаких вирусов и смесь изооктана и н-гептана льется переливающейся медовой рекой…
 
- Не может такого быть, - хохотнула я, мгновенно захмелевшая.
 
- А вот в этом и есть отличие веры от религии. – Поучительным, но беззлобным механическим голосом протянул андроид. – Ты подумай.
 
- Подумаю, – задорно пообещала я, разумеется, не собираясь этого делать.
 
Мы проболтали о всякой всячине еще пару часов. На реку опустились сумерки, стало холодать. Попрощавшись с Олегычем, и все же всунув ему в руки масло - на будущее, нетрезвой походкой я направилась домой. Поднявшись в лифте на свой этаж, я нос к носу столкнулась с парой крепких мужчин с тёмными медицинскими масками на лице, и с усилием держащих в руках огромный черный мешок. Запах щей усилился.

- Че встала? – Грубо бросил один из них. – Выходи давай, мы его по лестнице не попрем!
 
Я послушно вышла, бросила взгляд на соседскую дверь. Безжизненная белая наклейка гласила: «Опечатано». Рядом тихо причитала незнакомая мне женщина в возрасте, халате и тапочках.
 
- А что случилось-то? – Спросила я.
 
Она перевела взгляд покрасневших глаз на меня:
- Да помер Новомирыч, две недели уже как, оказывается. С сердцем что-то. Родственники только спохватились, суки. Не чуяла что ли запах?
 
Я отрицательно покачала головой, с ужасом осознав, что всё это время пахло вовсе не супом. Головная боль внезапно вернулась, сдавив виски сильнее прежнего. Я сжала в кулаке ручку авоськи так, что ногти впились в ладонь. В плетёной сумочке тревожно закачались только что купленные в лавке у дома овощи – капуста, картофель, лук и морковь. Щи будут постными.