Хоккеист Иван Авдеев. Часть 1

Как известно всем любителям спорта, Канада – родина хоккея с шайбой. За долгий период проведения чемпионатов в Канаде выработали наиболее интересную систему проведения соревнований, когда до последних мгновений последнего поединка невозможно предсказать победителя. Ну ли почти невозможно. Это так называемая система прей-офф, до четвертой (или третьей иногда) победы одной из команд в финальной серии. Сейчас большинство чемпионатов по хоккею и некоторым другим видам спорта разыгрываются именно по такой системе.

Но не только эту систему переняли в других странах. Еще одно соревнования, уже личное, между игроками, это количество голевых пасов, а также сумма забитых голов и голевых пасов, уже долгие годы учитывается в Национальной хоккейной лиге – НХЛ. В СССР же чемпионаты проводились по круговой системе (каждый в каждым на своем и чужом катке), и учитывались только забитые голы. Поэтому многие талантливые игроки в те годы частенько проходили мимо внимания и спортивных журналистов, и мимо болельщиков.

В ноябре 1979 года я приехал на двухмесячные курсы повышения квалификации в Москву, в Центральный институт усовершенствования врачей. Жил и общежитии для курсантов в районе улицы Беговой. По этой улице ходил трамвай, на котором без пересадок можно было доехать до стадиона «Динамо» и Дворца спорта ЦСКА. Ноябрь и декабрь – время чемпионата СССР и турнира «Известий» между 4-мя ведущими хоккейными сборными мира тех лет – СССР, ЧССР, Канады и Швеции.  Во Дворце спорта ЦСКА домашние поединки проводили две московских команды – ЦСКА и Динамо. И я за эти два месяца посетил все домашние матчи этих команд.

Конечно, наблюдать за поединком команд с трибуны совсем не то, что по телевизору. Можно заметить намного больше, чем на экране самого большого телевизора. Именно тогда я понял, как многое зависит от игрока, который умело отдает удобные пасы, после которых забиваются голы. И таким игроком у меня открылся хоккеист «Крыльев Советов», а до этого игрок ЦСКА, Иван Авдеев. Он не считался звездой, но играл очень полезно. Потом он пропал из виду, ни газеты о нем не писали,  ни журналы. И я забыл о нем. Но недавно прочитал большое интервью с Иваном в электронной версии спортивной газеты «Спорт-экспресс», которым хочу поделиться со своими читателями. Интервью большое, мне пришлось его поделить на 4 части. Так что желающие узнать больше о любимой игре советских, а потом и российских болельщиков, наберитесь терпения.

Обозреватель «СЭ» поговорил с Иваном Авдеевым.
Иван Авдеев
Родился 10 января 1958 года в Красногорске.
Нападающий, воспитанник ЦСКА. В Высшей лиге СССР выступал за ЦСКА (1976-77) и «Крылья Советов» (1978-89), в сезоне-1989/90 играл в Элитной лиге Швеции за «ХВ-71». В чемпионатах СССР провел 379 матчей, набрал 187 (108+79) очков.
Победитель МЧМ-1979.

Когда-то его называли «маленьким Харламовым». Иван Авдеев считался самым одаренным юниором советского хоккея. Уже заиграл в основном составе ЦСКА, примерил свитер с буквами СССР. Жизнь его ожидала трудная, но прекрасная. Казалось, кто-то сверху прописал этот сюжет. Но!

Но что-то случилось — и лучший юниор 80-х с любимым ЦСКА расстался. Провел одиннадцать сезонов в «Крыльях», став легендой этого клуба. Какую-то славу получил. У этой славы отблеск недосказанности. Эх, Иван Иванович.

Я отыскал Авдеева в хоккейной школе Олимпийской деревни. Говорили долго. Авдеев отлучался на тренировку — и возвращался час спустя уставшим, но счастливым.

Когда-то Юрий Севидов мне говорил: «Ничего я такого не делал в футболе, чтоб сейчас врать».
Замечательный хоккеист Иван Авдеев — такой же. Если уж говорить — то говорить, как есть. Хоккей был веселый, жизнь тоже. Чего скрывать?

Иван Иваныч достает из холодильника, режет на двоих колбаску. Вдруг вздыхает, смотрит вроде и на меня — но как-то сквозь:
— Старость не радость.
Я удивлен. Еще минуту назад мне казалось, слово «старость» — не про него.

— Ну и какая она, ваша старость?
— Встаю в половине пятого утра. Еще семи нет — выезжаю сюда, в Олимпийскую деревню. У меня самые маленькие ребята в группе. Ставлю на коньки.

— Вы же были администратором строительного рынка в Абрамцево.
— Был. Денег не хватало. Знакомый сказал: «Иван Иваныч, давай я тебя на рынок устрою». Ну и устроил.

— Доски отпускали?
— Просто присматривал. Раза три в неделю приезжал. Но это в прошлом. Потом эта школа образовалась, префект меня встретил: «Иваныч, хорош ерундой заниматься. Начинай тренировать».

— Я вас видел в матче звезд.
— Я со звездами ездил. Но закончил. Вышла нехорошая история. Перед Олимпиадой катались с ветеранами, открывали дворцы. В Казани мне сломали два ребра! Случайно упал какой-то защитничек, коленями в меня. Ой, боль какая! Так и закончил играть. Теперь раз в неделю ветеранов сужу.

— Отыграли бы вы в НХЛ столько матчей, сколько в советской высшей лиге — получали бы огромную пенсию.
— До НХЛ не доехал. Поэтому моя пенсия — 19 333. Если б ЦСКА не помог, не знаю, как и жил бы. Доплачивают 30 тысяч. Давным-давно установили — тысяча долларов, но в рублях. Так 30 и осталось. Все равно благодарен

— Я до сих пор вспоминаю — Щуренко, великий хоккеист «Химика», чем только не занимался. Грузчиком был, «бомбил» на машине...
— О! Щура — мой друг! Он на шоссе Энтузиастов работал подсобным рабочим. Где-то на мебельной фабрике.

— Вы тоже после хоккея попробовали всякое?
— Тоже «бомбил»! Я работал в команде МГУ, тренировались в Одинцово. А жил на Преображенке. В 5 утра перед тренировкой выезжал — и возил людей. Зарплату по полгода не платили! Потом заезжал за Сашкой Сидельниковым, он жил по пути. Ехали на тренировку. Вечером снова «бомбил».

— Каменский возвращался из НХЛ в «Химик», говорил: «Сейчас выкачу из гаража свою «Волгу», если птицы в ней не завелись...» Вы тоже на «Волге» ездили?
— Сначала была 24-я «Волга», потом 31-я. Но «бомбил» я на другой. Подогнали приятели «Жигуль» пятой модели с надписью «ЧОП» на двери. Вот на ней.

— Сидельников, бывший вратарь сборной СССР, тоже увлекался извозом?
— Нет. Сашка — нет. Ему хватало, он же олимпийский чемпион. Совсем другая пенсия.

— Рано умер.
— Здоровьишко у Сашки было не особо. Ну и нарушения, сами понимаете. Вдруг раз — и не пьет! А как чуть-чуть сорвется — и понеслось...
— На две недели?
— «На две», ха... Не знаю! Спрячется!

— Кто-то из знаменитых хоккеистов той поры говорил: «Для меня вратарь номер один — не Третьяк, а Сидельников».
— Гусь мне лично говорил: «С той командой, которая была, меня в ворота поставь — лучшим буду». А Костер — да! Во все игры мастер!

— Это прозвище Сидельникова — Костер?
— Ну да. Сидельников в команде «Красный Октябрь» играл центрального нападающего, был капитаном. Однажды некого было в ворота поставить — он и вызвался: «Я умею». Так и встал на всю жизнь.

— Вы Гусева вспомнили. Мы встречались года за полтора до смерти. Крепкий, жилистый. Гонял на своем «Шевроле» и совершенно не собирался умирать.
— Как встретимся, спрашиваю: «Саш, как?» — «Ваня, не могу отдышаться. Что-то с легкими». Он же с сигаретой не расставался. Только успевал пепельницы менять.

— В чем чувствуете возраст?
— Встаю рано. А к вечеру такая усталость, что только принял горизонталь — все, сразу труп. Хоть пожар, хоть наводнение.


— Кто-то из бывалых рассказывал: у всякого 35-летнего хоккеиста с утра что-то болит. Про вас, ветеранов, и говорить нечего?
— У меня же сахарный диабет. Я 20 лет на инсулине. С утра встал — сам себе сделал укол в живот. Второй в руку. За столько лет приноровился. После тренировки первым делом проверяю сахар. Давным-давно тренировались в Марьино. Пока доехал до Преображенки — 2 литра воды высосал. Думаю: что такое? А это первый признак диабета!

— А второй?
— Поехал на дачу к Фату. Сашке Фаткуллину, спартаковцу. Все шашлыки жарят, веселятся — а мне плохо! Лег в тенек — и все. Даже приподняться не могу. Соседка у Фата — диабетчица. Ну-ка, говорит, пойдем, сахар измерим. У меня 20 — а положено 5! Сделала мне укол. Говорит: «Чтоб завтра — к врачу!» Какие только таблетки не перепробовали — не падает, и все. Только инсулин, самая жесткая форма.

— Я просил вас захватить альбомы с фотографиями. Вы ответили — ничего не осталось. Бывшая жена все забрала, включая военный билет. Тяжелый был развод?
— Это с первой женой. Приехал из Швейцарии, с хоккеем закончил. Сразу выяснилось: кому я нужен такой?

— Действительно военный билет забрала?
— Вообще все! Были у меня модные сабики, джинсы и майка. В этом ушел. Все.

— Квартиру оставили?
— Квартира на Профсоюзной была ее. Но я быстро познакомился с нынешней женой. Жила напротив, пару раз в одной компании оказались. Она журналистка, в ТАСС работала.

— Вы же чемпион мира среди молодежи?
— Да, 77-го года.

— Кто в том составе считался главной звездой?
— Серега Стариков котировался. Капитаном его избрали. Ну и Филя тоже, Фетисов. Они в паре играли. Состав был хоть куда. Мыльников и Тыжных менялись в воротах. Ева, Евстифеев, рано умер. Кажется, до сорока не дотянул. Мыло все говорил: «Сердце, сердце» — тоже умер. Лехи Фролика в позапрошлом году не стало...

— Говорят, вы в юниорах могли обыграть любого.
— Было такое. Выкатывался на любого защитника и понимал: ничего со мной не сделает. Моя беда — люблю красивый хоккей. Другой даже смотреть не могу.

— Я вычитал: тренировавший юниоров «Спартака» Евгений Майоров бранился на своих защитников: «Такого «карандаша» прихлопнуть не можете».
— Майоров на весь Олений переулок орал! Юношеский чемпионат СССР играли в Усть-Каменогорске. Надо определять лучших. Тренеры уже смеялись — отдать и «лучшего нападающего», и «лучшего защитника» Авдееву... В каком-то матче я вообще с площадки не уходил. Отыграл 59 минут! Кожеву спросите — он должен помнить. Играл против нас.

— Как здоровья хватало?
— Как-то хватало. Я не понимаю, как сейчас выходят на 20 секунд. Игру-то не почувствуешь! А когда подросли, меня Дмитриев в «Крыльях» практически не ставил на московские матчи. Специально ли, не специально — вытягивал крыльевских воспитанников...

— Зачем же он вас перетащил из ЦСКА в «Крылья» — если такое отношение?
— Меня не Дмитриев, а Тузик перетащил в 78-м году. Когда меня из ЦСКА поперли — я уже хотел заканчивать, все!

— Заканчивать?!
— Да! Никакого желания играть не было!

— Вы меня поражаете. Молодой же парень.
— А для меня вопрос стоял так: или ЦСКА, или ничего. Как раз Тихонов пришел в ЦСКА. Сразу меня в Липецк сослал. Мне оставалось полгода дослуживать

— Кое-кто из таких ссылок в ЦСКА возвращался.
— Вот вам история. Вениамин Александров был главный тренер Вооруженных сил, а Тарасов — главный тренер всех армейских команд. Выигрываем 5:3 у Мурманска. Мы, пацаны, у взрослых мужиков! Подходит Александров: «Тебя Анатолий Владимирович зовет». Ага, думаю, сейчас нахваливать будет. Из пяти я две забил и две отдал. А Тарасов как припустил на меня: «Это что за игра? Должны показывать пример — а вы что? Как вас там — Иван Иванович?» Я стою, обтекаю. елки-палки! Что такое?

— Что это он?
— Не знаю. Ухожу как оплеванный. Надо решать, как жить дальше. Через пять минут Александров выбегает: «Вань, иди сюда! Тихонов не вечный, продержится в ЦСКА недолго. Мы тебе в СКА МВО дадим офицерское звание, квартиру. Пересидишь...»

— Ага. «Не вечный».
— О чем и речь! Но я не терплю, когда меня ругают, голос повышают. А тут Тарасов такое выдал! Говорю: «Нет, Вень, не останусь». Так что, получается, Тарасов меня от армии отцепил.

— Вы действительно готовы были закончить?
— Да! Меня Тузик уломал на «Крылья»!

— Тузик гипнотизер. Кого угодно уломает.
— Это правда. Жил я за городом, в поселке. Туда ездил, искал меня по всему Красногорскому району. Больше родителей уговаривал. Мне-то 20 лет!

— Куда еще тянули?
— Мотовилов в «Динамо». Погоны обещал. Но я отвечал: «Не вижу себя в армии». Наелся этого. После каждого финала одно и то же — «капитан плохой пример подает». Все отдыхать, а мне «губу» на 10 суток.

— Это в юношеской команде ЦСКА?
— Да. Отсидел на «губе», прихожу к Косте Локтеву. Тот тренировал основу ЦСКА. Смотрит на меня: «Ну как?» Ничего, отвечаю, выжил. «Давай, приступай». Начинаю работать с первым составом. В последний раз меня на «губу» сослали, только вышел — а тут Тихонов ЦСКА принимает...

— Сколько у вас «ходок» набралось?
— Ой, елки. Если по «потолку» — то две. Это по десять суток. В Лефортовских казармах сидел.

— За пьянки?
— За пьянки, за то, что я такой... Не люблю, когда надо мной стоят, командуют.

— О, это причина уважительная.
— 10 суток тренер или командир роты выписать не может. Только начальник клуба. В ЦСКА командовал полковник Покусаев. Ко мне относился неплохо. Я уже в «Крыльях» играл, он на хоккее меня встретил: «Давай, Вань, назад!» — «У вас Виктор Васильевич» — «Да ну...»

— Ну и как вам сиделось?
— Меня сразу научили: «Привези для офицера клюшку, и все будет в порядке. Главное, имя его запомни — Николай Васильевич». Что ж не запомнить — как Гоголь! Нашли для меня какую-то военную форму, висит мешком. В руках клюшка. Так и запихали в УАЗ. Повезли в тюрьму. Захожу — сидельцы гогочут: «Гы-гы-гы, чувак тупорылый, в хоккей приехал играть ...»

— Нашелся Гоголь-то?
— Сразу же. Встречает: «Ваня, я тебя знаю!» Сразу в каморку к себе завел. Говорит: «Работать тебе все равно придется, освободить не в моей власти». Зато подыскивал наряды полегче. То заборы красить, то в Сокольники на мясокомбинат. Это первая отсидка. Когда случилась вторая, меня уже встретили как родного: «Ха, завсегдатай! А твой друг уже сидит...»

— Это кто же?
— Захожу — Щура! Тот самый Щуренко! Тоже форма мешком.

— Недавно заметку про него читал. Называлась «Рыцарь атаки».
— Меня от ЦСКА посадили, рыцаря атаки — от СКА МВО. Нас солдаты за пивом посылали. В ремнях — по Яузской набережной. Любой патруль — и все, конец! Я удивляюсь: как не попались?

— Самое тяжелое в камере?
— Да ничего тяжелого. Никто не трогает. Пять минут дается на умывание и туалет. Но я укладывался. Кому-то тяжело прилюдно справлять нужду. Но и к этому приспособился. Хотя поначалу было неловко. Сидели в подвале, крошечное окошко — только ноги видны. Круглые сутки — туда-сюда... Как на плацу!

— Никакой отдушины?
— Отдушина одна — Николай Васильевич приглашал к себе в каморку телевизор смотреть.

— Для кого-то испытание — холод в камере. Пробирает до костей.
— Для меня испытанием была жара. Я все время летом попадал.

— В юношах вы котировались на одном уровне с Фетисовым. А может, и повыше.
— Поначалу-то да. Я был лидером, капитаном команды. Пришел в ЦСКА после второго класса! У Тарасова на зарядке все были рядом: Анисин, Бодунов, Лебедев, Плющев... Ну и я — самый маленький. Но футбол я всегда любил больше, чем хоккей.

— Вот это поворот.
— Меня отец повез из поселка в футбол записываться на «Динамо». Тренер взглянул: «Какого года?» — «58-го» — «Мы 55-й набираем. Сходите в ЦСКА, у них 56-й просматривают. Может, возьмут?» Пошли искать, где этот ЦСКА. Отец говорит: «Может, хоккей попробуем? Какая тебе разница?» — «Давай...» Там Вениамин Быстров малышей отбирал. Приезжай, говорит, завтра с конечками, поглядим на тебя. На следующий день нацепил затупленные «канады». Как пошел гонять пацанов на четыре года старше! Быстров достал амбарную книгу, меня записывает: «Авдеев Иван...» — тут я пролез под локоть, вставил: «Иванович!» Как начали все ржать вокруг: «Гляди, Иванович!»

— Могло прилипнуть.
— Прилипло! С малолетства только так зовут — Иван Иванович!

— Стали капитаном молодежки ЦСКА — вроде «Иваныч» и к месту.
— Были люди, которым это не нравилось. Говорили — «надо убирать из капитанов».

— Это кто ж осмелился?
— Ну, смотрите. Со мной в команде сын министра спорта Сергея Павлова. Сын клоуна Шуйдина Андрюха. Брат спартаковского тренера Чекалкина. Родной брат Светланы Савицкой, генеральский сын. Его вообще на «Чайке» подвозили, дверь открывали. Выйдет, покатается — и снова в «Чайку». А капитан — Ваня Авдеев!

— Кто рвался в капитаны?
— Сын Шуйдина очень хотел.

— Как его судьба сложилась?
— Заканчивал в цирке. Весь мир объездил. Номер поставил — медведи в хоккей играли.

— В этой же команде потом появился Фетисов. Помните, как увидели в первый раз?
— Его привел его тренер Егоров со стадиона «Молния». Неказистый парень, высокий. В 1970 году первенство посвятили столетию Ленина. С нападением у нас ничего, а в обороне пожар. Выпускают Фетисова.

— Ну и проявил?
— Вижу — тормозить не умеет!

— Такое возможно?
— Еще ноги ставил так интересно. Бросать тоже не умел. Но такой... Никому не уступал. Прямо зубами рвал. Занимались мы на естественном льду. Темно, все расходятся. А Филя ставил шайбы — и бросал, бросал в борт. Тормозить тоже научился довольно быстро. Все схватывал на лету. Через пару лет к нам приехали шведы — так Фетисов уже голы забивал от своих ворот.

— От ворот?!
— Болельщики на трибунах кричали: «Уберите мужика с площадки!» Наши тренеры перепугались. Шведы были на два года старше — а Филя выйдет, как даст! Их вратарь не знал, что делать!

— На тренировках против него тяжело было?
— Да-а, очень. Прекрасно катался задом. Загонит в угол — и клюшечкой выгребает. С пасом у него было великолепно.

— В основной состав попали одновременно с Фетисовым?
— Фетис раньше. Несколько игр оставалось до конца сезона — Сашка Гусев ломает руку. Фетисова ставят на его место.

— Случайно прорвался, получается?
— Ну как «случайно»? Положено же было в запасе на каждом матче держать молодого защитника и нападающего. Мы и сидели. Когда выпустят, когда нет.

— Помните, когда впервые по-настоящему оценили его характер?
— Это я сразу скажу! Мы, 15-летние, поехали в Канаду. Кажется, 73-й год. Тренер Голомазов вдруг говорит: «Я Фетисова не возьму! Не поймешь, нападающий он или защитник».

— Полузащитник.
— А мы с Филей играли вместе — он мне пасы выдавал идеальные! Я только шаг в центр сделаю, сразу получаю — и в отрыв. Главное, успей до красной принять. Раз за разом забивал.

— Так и не взял?
— Фирсов уговорил: «Вы что? Как можно такого не взять?» Приезжаем в Канаду — Фетисов всех поразил. Сильнее защитника нет!

— Вам, пацанам, уже тогда предлагали в Канаде остаться?
— Нет. Ой, как нас опекали! Лишний раз словом ни с кем не перекинешься. Разговаривали только с водителем автобуса, который нам со Щурой по утрам по пачке «Мальборо» приносил.

— Вы в 15 лет курили?
— Там, в Канаде, научился. Да и Щура тоже. Сколько с ним веселых историй! У нас было поверье: если Щура в белых штанах — значит, нажремся...

— Начало изумительное.
— Какую ж у него отец самогонку готовил... А! Вот интересная история. Щура в «Химике» получил первую машину. Сразу мне набирает: «Приезжай, обмывать будем». Я в путь. Два раза просить не надо.

— В Воскресенск?
— Да какой Воскресенск?! Щура на Коровинском был соседом Фетисова. Вижу — хорошая машина, синяя. С нуля. Сели прямо в нее, обмываем. Уже поддали — и Щура раздухарился: «Поехали!»

— За добавкой?
— Ну да. Выезжаем на дорогу. Говорю: «Магазин-то слева!» Он хмыкнул: «Я направо поеду. Налево пока поворачивать не могу».

— Это водитель еще ярче меня.
— Но как-то доехали, взяли. Уже совсем хорошие, говорю: «Володь, все, я поехал...» — «Нет, я тебя до Новослободской довезу!» Куда? Зачем?

— Неужели подписались?
— Он ни в какую: «Садись, я нормальный!» Едем — а сбоку плетется грузовик, который чистит дороги. Щура в него — ба-бах! Где я сидел — дверь раком встала. Приехала милиция, машину оттащили. Щура сказал, что хоккеист — какое-то снисхождение сделали.

— Единственное ваше дорожное приключение?
— У меня их столько было! Привез из Швейцарии 81-ю «Audi». Купе с турбонаддувом. Мы с Борькой Александровым доигрывали в «Алисе». Была такая команда, Эпштейн тренировал. Лед в институте физкультуры на Сиреневом бульваре. В ноябре еду с тренировки. Полночь. Знаете, на Таганке раздвоение дороги — одна к театру, другая в тоннель?

— Самое отвратительное место в Москве.
— Между дорогами знак на постаменте. Я тормознул, понять не могу — куда мне? Вроде в тоннель! Ну и понесло.

— Еще и колеса летние, наверное.
— Конечно. Я на этот столб раз — и залетел! Стою на постаменте. Колеса крутятся — никуда не еду. Кровища течет. Тут милиция подъезжает. Говорю: «Домой отвезите». Прицепили к своему автомобилю — потащили.

— Вот времена-то были.
— С виду-то моя «Audi» в порядке, на кузове ни царапины. А когда капот открыли — там все вырвано. Двигатель сошел с крепежей. Пробито, что можно. Дотащили до родного двора, пошел за деньгами. Пока ходил — менты у меня магнитофон выдернули из машины.

— Не может быть.
— Еще как может! Кто ж еще? Был приемник — и нет. После Швейцарии я еще не готов был к таким поворотам. Очень удивился.

— Вы Бориса Александрова вспомнили.
— Мой лучший друг! Я до сих пор как вспомню — сразу слезы. Сын играл за «Спартак», в Уфе был турнир. Борька на машине поехал из Усть-Каменогорска смотреть. Мы этот поворот проезжали потом с ветеранами. Скользкая дорога, развернуло — и на встречку. Все были пристегнуты. Удар пришелся в спину.

— Навстречу шла какая-то машина?
— Ну да. Шоссе такое, что на велосипедах-то двое не разъедутся. У Борьки прозвище было — Клей. Боксер такой был — Кассиус Клей. Он же Мохаммед Али.

— Я слышал про Александрова историю — как только попал в ЦСКА, сразу же сцепился с кем-то из ветеранов.
— С Мишаковым!

— Выбрал не лучшую мишень. Мишаков котлету сделал бы из настоящего Кассиуса.
— Мишак всей команде мастеров точил коньки, точильщика не было. А станок возил самый молодой. Тогда как раз Борька Александров был. Станок-то он взял, а специальный камень забыл. Ну и дал ему Мишаков.

— А дальше?
— Борька отлетел.

— Своему великому тестю Николаю Крючкову вас Александров представлял?
— Как-то съездили. Вообще-то Элька, на которой Борис женился, для Крючкова приемная дочь. Являемся, Крючков дома. У нас две бутылки пива. Николай Афанасьевич взглянул — сразу рыбу достает: «Сам ловил!» Потом задумался — и крикнул: «Элька, принеси икры! К пиву-то!»

— Смотрели на него, затаив дыхание?
— Ну да. «Беломорины» по всем карманам рассованы. Одну за одной курил. Мне говорит: «Тоже закуривай, не робей». Выпили вместе. Отличный мужик!

— Александров ведь был не слишком пьющий?
— Считай, трезвенник. Особо не выпивал. Зато гулял так, что по три дня искали. Как-то сговорились — пропали на три дня. Приезжает с военной формой: «Скажу, что дежурю по ЦСКА. А ты — мой помощник». В машину — и вперед!

— Никто найти не мог?
— Элька искала, с ног сбилась. Начальник клуба приезжал, Борькина мать. Потом объединились — начали сообща искать.

— Удалось?
— Да куда там.

— Ну и где были?
— Так я вам и сказал... Гулеванили! Еще, помню, Вова Локотко с нами был. А отыскали нас в 10 часов вечера. На следующий день куда-то лететь. Хорошо, мы трезвые были. Относительно свежие в ЦСКА приехали.

— Вроде бы Николай Афанасьевич не слишком одобрял выбор дочери.
— Конечно, Клей не был готов в то время к женитьбе. Что уж спорить.

— Много было параллельных вариантов?
— Да кошмар!

Продолжение следует