Интоксикация, глава 5 Мондегрин

   Лиля, как обычно, не спешила уйти из сада. Крикнула раздражённой матери, нелепо притулившейся на детском розовом стульчике в раздевалке:
   – Секундочку, мам, мне надо ёжика дорисовать! – и уже полчаса ковырялась в фломастерах, болтала с подружками, горячо обнимала воспитательницу: "До завтра, до завтра, милая Элла Савельевна!"
     На подоконнике средней группы детского сада пышно цвела Шлюмбергера Бакли — листовой кактус, в народе обычно именуемый "декабристом". Смотреть на цветок было тяжело и неприятно – Рита отвернулась и попробовала думать о работе. Получалось плохо: мысль всё время ускользала, с разбегу ныряла в непростые школьные времена.
 Рита на секунду прикрыла глаза и проговорила про себя сложное название своей нелепой детской травмы: шлюм-бер-ге-ра.
...В пятом классе Катька затащила её в кружок цветоводов на юннатской станции. Куда только ни заносило эту неугомонную! Разве что фотографией не баловалась...
  Растения Риту абсолютно не интересовали, но соседка по парте с таким восторгом трещала про огромные теплицы, наполненные запахами влажной земли и тропических листьев, что Рита сдалась. Ей было всё равно, куда ходить, лишь бы не проводить вечера дома, где бесконечно грызлись между собой мама с бабушкой.
  ...Яна Адольфовна, молодая преподавательница ботанического кружка, была большой выдумщицей.  Ни одно занятие юных цветоводов не обходилось без игр, конкурсов, соревнований на знание диких или декоративных растений. Ещё в начале сентября Яна Адольфовна выдала ученикам на дом маленькие горшочки с неколючими листовыми кактусами. Сказала: эти суккуленты должны зацвести к середине декабря. У кого будет больше всего бутонов – получит главный новогодний сюрприз!
    Рита подошла к делу со всей ответственностью — поставила цветок на солнечное окно, поливала по графику, подкармливала. А что ещё нужно зелёному другу для благоденствия? Она не знала. К концу ноября девочка начала нервничать: все приятельницы из кружка хвастались, что на кончиках длинных кактусовых веток начали наклёвываться бутоны. Каждое утро Рита с надеждой бежала на кухню к своему кактусу: ну?!!
Шлюмбергера одиноко стояла на пустом, стерильно чистом подоконнике –выглядела вполне здоровой, но цвести в ближайшее время, увы, явно не собиралась.
   – Сколько раз тебе повторять, унеси эту грязь восвояси, – ругалась бабушка, ставя на плиту начищенный до блеска чайник. — Ещё бы кота блохастого в дом приволокла!
   К середине декабря Рита бросила юннатскую станцию – ей было до слёз стыдно нести на занятие свой бастующий цветок.  Наврала всем,  что должна по вторникам и четвергам ходить к репетитору по математике. 
    После школы приятельницы на минуту забежали на четвёртый этаж к Катерине – полюбоваться на её зигокактус,  непонятно как выживавший в обстановке полного домашнего кавардака. Маленькая шлюмбергера,  задвинутая в самый тёмный угол заваленного учебниками письменного стола,  напоминала пышно наряженную новогоднюю ель...
   Рите показалось: весь мир – против неё. Вернувшись домой, она с мстительным наслаждением швырнула свой цветок в вонючую, хищно раззявленную пасть мусоропровода...
   – Мама, мама, мне нужна ещё одна Барби! – Лиля наконец-то выбежала к усталой  матери с розовой куклой в руках, – мы с Надей ставим Барбизонский балет, нам нужно много куколок! И ещё Бизон! Ты знаешь, кто такой бизон?
– Что за чушь ты опять несёшь?! – Рита сурово поджала губы, – балет Мар-ле-зон-ский! Барби твои здесь ни при чём! Читать учись!
    Лиля не проронила ни слова в ответ. Пока Рита кое-как напяливала на дочь яркий комбинезончик, та, надув губы,  отрешённо пялилась на наглые бордовые бутоны зигокактуса. Рита не обращала внимания: нечего поощрять капризы. У неё в детстве никаких Барби не было, а у дочери уже гора этого тупого раскрашенного пластика.
   ...На филфак Рита не поступила – ни с первой попытки, ни со второй,  хоть и  готовилась весьма тщательно – учила наизусть образцы сочинений из интернета, тренировалась их обрабатывать и переделывать. Истории она по-прежнему придумывать не могла, но — неожиданно для себя – открыла источник для заработка в соцсетях:  искала посты начинающих авторов с различных сайтов. Неумёхи мнили себя писателями, но выражали мысли криво, нескладно, и – самое приятное! – часто стеснялись подписывать посты своим именем. Рита не боялась обвинений в плагиате – прежде, чем стащить чужую историю, она тщательно проверяла автора на "лоховость" — как она сама это называла. Если понимала, что автор пишет "для себя" и не задумывается о своих правах – без сомнений забирала понравившийся рассказ.  Слегка подтёсывала, переделывала текст под свой стиль — и добавляла в соцсети под собственным именем.  Обобранные бедолаги возмущались редко — понимали, что не смогут доказать своё авторство. Максимум, на что они были способны — поднять вой в личных соцсетях. Риту это совершенно не смущало: шум – это новые читатели и подписчики. Скандалить она обожала.
Как-то раз она наткнулась в сети на яркие, живые и остроумные истории неизвестного автора, в которых звучал какой-то до боли знакомый лейтмотив. Только один человек умел плести фантастические байки, в которых правду невозможно было отличить от вымысла.
"Да неужто – Катька?" – думала Рита, прикрывая лицо ладонью от ледяного встречного ветра.
  Лиля тащилась по снегу, едва переставляя ноги. На мать не смотрела, старательно делала вид, что она – девочка ничья, сама по себе.
"А ведь и мне в детстве что-то такое слышалось в дурацкой песне из "Трёх мушкетёров" — вдруг смутно вспомнилось Рите. — "Красавице Икуку, счастливому клинку" – вот что! Было жутко интересно, что за имя такое у красавицы странное — Икуку"...
– Знаешь, цыплёнок,что есть такое слово – мондегрин? – сказала она дочери примирительно. – Это, например, когда в песне или в какой-то фразе слышишь не те слова, что на самом деле...
– Мандарин?! – звонко спросила Лиля, мгновенно веселея и доверчиво хватая мать за рукав.