Черная рубашка, тело и душа

Он приехал тогда с похорон,
и на душе у него стало вдруг
слишком  похоронно.

Ну, и ничего удивительного не было в том,
что полез он в интернет посмотреть там
способы самоубийства.

Но никак не мог он подобрать себе свой,
единственный, подходящий:
один метод грозил
сильно испортить цвет лица!
Второй отказывался гарантировать
мгновенный уход; и был похож. больше,
на растянутую во времени пытку!
Третий подвергал огромной опасности
жизнь беспечных прохожих, быть может,
слегка наивно верящих,
что сверху никто сверх-тяжелый
на них никогда не упадет!...

Закрыл наш бедолага интернет
и решил подумать сам.
И выбрал свой собственный план! —

Шел уже конец сентября.
Природа становилась все более прохладной.
А он, между этим и тем, много лет
страдал разнообразными болезнями
органов дыхания, и свод его жалоб
сделался уже объемом с пухлую такую
медицинскую карточку
профессионального больного РФ.

И вот что он придумал, в этой связи! —
Надел черную рубашку с короткими рукавами,
не стал застегивать пуговицы на груди
и пошел на холод гулять!

И так прогулял дней сорок,
уже и в ноябрь въехал,
когда совсем, уж, стало не жарко.

Но после Сорока Дней,
крепко задумался тот детина,
помыслив вот о чем:

"Сорок дней уже хожу, как дурак!
И нет у меня и в помине —
ни плеврита, ни даже родной пневмонии!
Никак не хочет помирать мой организм,
а только посмеивается, да приговаривает
своим чревовещательным голосом:

"Дурень ты! Дурень!
Все у тебя будет,
чего ты хочешь!
Дай срок!

А пока смирись с тем,
что Плоть сильна!
И умнее тебя!
И умнее Того,
что ты называешь Духом,
даже представить себе
не умея,
что есть Это,
на самом деле,
Такое!

Потерпи! 
Дождись намеченного Плотью срока!
А пока, никуда тебе без ее указа не деться!
Лучше, чудак, по погоде оденься!
И людей не смеши тоскливыми замашками
вздорной своей "души""!

И пятого ноября он, действительно, смирился:
снял летнюю черную рубашку,
надел теплую, байковую,
влез в большую зимнюю куртку
и в  теплую шапку
и пошел дальше —
жить себе дольше!

Победило
в том споре
Тело!
А дух...,
дух... —
продолжал
чудить за двух!...