В погоне за мечтой-2

25.05.77г. Какое благоухание природы! Сирень на каждом углу тянет к тебе свои букли. Сорви меня! Запах заполняет пространство… волнует… Только живи и радуйся этой жизни! Но не тут-то было.  У меня предэкзаменационная гонка. Если зимой она только начиналась, в марте брала разгон, то сейчас… руки опускаются. Мне кажется, что я не делом занимаюсь, а только лишь думаю о нём и уже от этого устаю. Иногда делюсь с кем-нибудь своими мыслями, а потом хожу вокруг мольберта кругами, всячески стараясь заставить себя сесть за него. Суечусь, что-то и делаю, но всё, что хочешь, кроме самой работы. Художник работает руками, в которых кисть и мастихин, а не маниловскими прожектами и тем более впустую языком.

Определился твёрдо: только в Строгановку. Хорошо, что метания и беготня по институтам теперь закончились. Сейчас смешно вспомнить, как я в Полиграфический документы подавал. Хорошо, что меня отсеяли сразу, признав «чужаком». Они хорошо видят, что стиль строгановский, плюс - никудышный совсем, и вдобавок - чужой. Если в Строгановке до экзаменов допустят в этом году, хотя бы силы попробовать - и то счастье?!

Сидя у себя в каюте с карандашом в руке, я мечтал стать просто художником. Неким таким франтом в берете, стоящим за мольбертом и, попыхивая трубочкой, заполняя мастерскую колечками дыма. Но всё оказалось куда прозаичнее. Есть десятки «художественных» специальностей, но «берета с трубочкой» в них совсем не угадывается: художник по стеклу, по металлу, по тканям, по мебели... наконец, промышленный дизайн какой-то.

Есть мощный факультет «монументальная живопись», но туда поступить — легче сквозь игольное ушко проскользнуть. Решил выбрать «интерьер». Почему? Да всё очень просто: по сути своей это та же архитектура. Будешь знать её — значит, и стены твои: масштабность их, пропорции... перспектива. Бери - пиши не хочу.

Хочешь в «берете и с трубочкой» — поступай в Суриковский. После него можно за мольбертом стоять, и то, если у тебя деньги лишние водиться будут, но тебя к нему близко не подпустят. Чтобы туда поступать, нужно уже художником быть, а чтобы им быть, нужно в этюднике родиться!

10.06.77г. Весь июнь работает приёмная комиссия. И это непросто: вошёл, документы на стол бросил и стоишь такой, руки в брюки. И смотришь на всех сверху вниз. Нет, это далеко не так. Чтобы попасть в эту заветную комнату, где сидят привлекательные девушки, работающие здесь годами, являясь сами абитуриентками вуза, причём ошибочно думая, что таким образом сюда легче попасть, чем с улицы. Но со временем так привыкают крутить задами перед препами и профессорами, что пускают побоку все поступления, решив, что семья куда важнее будет.   

Многие срезаются на просмотрах домашних работ — тогда сразу на выход. (Это как я - два предыдущих года.) Но стучатся сюда избранные — те, что готовы побороться в этом году. Проходят все экзамены — сильнейшие, а поступают гении или по великому блату пришедшие, при этом дорога на Олимп выстлана деньгами, которые тебе, голь перекатная, и не снились.

15.06.77г. От слова «просмотр» бросает в дрожь. Хотя это уже третье испытание в моей жизни. Уже от метро «Сокол» начинает бить мандраж. Если быть точнее, от самого дома. И чем ближе к Строгановке, тем сильнее трясёт. Посмотрите на него. Закалённый морской волк, пересёкший несколько раз экватор, прошедший штормы сороковых широт, побывавший в Штатах, а это тебе не Новохопёрск какой-нибудь, умудрённый жизненным опытом молодой человек - так боится показывать свои рисунки на приёмной комиссии, что ноги подкашиваются. Ну, пожурят немного и всё. Главное, что носа не откусят... И это уже неплохо.

Ох уж эти большие дубовые двери. Какая сладость открывать их. Просто входишь… В руках папка, набитая… Не нахожу слов, как обозначить то, что лежит там, но, чтобы было понятней моим потомкам, назовём эти листы рисунками.

Может, и не поступать больше, не мучиться, а просто приходить сюда, садиться на лавочку у гардероба и сидеть, день изо дня обрастая бородой. Просто сидеть, смотреть на проходящих мимо смурых, обросших щетиной парней, Скрюченных под тяжестью планшетов особей женского пола, на важных павлинов-преподавателей и даже на уборщицу, возводя её в ранг феи, просто сидеть и созерцать...

При этом балдеть от самого момента причастности к чему-то глобальному, космическому, и даже этого будет вполне достаточно, чтобы прибывать в радостном настроении и прыгать до потолка от счастья! Не знаю...

Коридор второго этажа заполнен разношёрстным людом. Папки… Большое количество папок стоит вдоль стен. Туда-сюда прохаживаются такие же, как я: с поникшими головами… Глаза – матовое стекло. Каждый сам в себе, каждый сам за себя. Никаких друзей. Все гладиаторы, готовые защищать только свою шкуру, готовые разорвать на куски потенциального соперника. Суровые парни. Бороды лопатой, словно их только от сохи оторвали. Девчонок мало: сарафаны в пол. Взгляд, наполненный наносным интеллектом. Неприкасаемая. Проходи мимо. Не цепляй – хуже будет. Занимаю очередь… Всё, теперь только ждать, и  хотя бы чуть верить в себя, что на этот раз обязательно получится.

Прошёл час. Захожу. Здороваюсь. Председатель проводит рукой, призывая раскладывать работы. Начинаю вынимать. Руки трясутся. Удобно, экспозицию можно устраивать на полу: бросил, подравнял ногой, и всё…

— Ну хорошо, — выдавливает из себя один из комиссии. — Предположим, что всё так…

Он встаёт из-за стола и начинает расхаживать вдоль работ, разбросанных по полу, при этом давно уже решив мою участь. Чешет жиденькую бородёнку. Смотрит то на меня, как бы прикидывая, что я за гусь, то в окно, и меньше всего на работы.

Он чего-то говорит, что вроде всё и ничего, но можно было бы и… Явно затягивает фразы, экономя время для принятия окончательного решения. Оборачивается к остальным членам комиссии, скашивая голову в сторону моих рисунков, произносит: «Я думаю, можно допустить… (пауза) А вы как думаете?»
Они подписывают какую-то бумагу и передают мне: «Можете подавать документы».

Я лбом от радости чуть дверь не вынес, а рисунки, как назло, падают из рук. Кто-то поднимает, передаёт мне... Они опять скользят на пол. В общем, с горем пополам меня выставляют за дверь. Но я уже ничего не соображаю, меня здесь нет — я весь где-то там, в космосе!

Такое впечатление, что я не просмотр прошёл, а в институт поступил?! И это меня только допустили до экзаменов. Но и это уже победа! А что дальше будет? Как же, умалишённого, который рисует в своей жизни всего третий год, который всё время тратил на девочек и пирушки, допустили до экзаменов, и это в один из главных художественных вузов страны.

02.07.77г Экзаменационный марафон из года в год стартует второго июля — это практика вуза. Сегодня первый экзамен. Ты представляешь собой сжатую пружину. Отсюда напряжённость и ощущение страха перед чем-то новым, ещё неизведанным. На то он и первый.

Но ты шествуешь по улице, гордо подняв голову, выпрямив спину и вперив неподвижный взгляд в пространство. Ты никого не видишь, ты весь там, в аудитории за мольбертом... Ты не идёшь, а телепортируешься в заданную точку. И ничто не сможет помешать тебе выполнить эту задачу.

Опять тяжёлые дубовые двери. Ты входишь в вестибюль. Вдыхаешь полной грудью воздух искусств. Это придаёт тебе силы и уверенности. Здесь всё такое знакомое, и всё это твоё. Ты ещё никто и звать тебя никак, но это уже всё твоё. Ты впервые, как абитуриент, поднимаешься по лестнице правого крыла. Твоя цель — второй этаж, кафедра рисунка…

Пересчитывая все ступени, поднимаюсь наверх, вхожу в коридор, - на стенах, одетые в рамы под стекло, фондовские работы. Неужели я когда-нибудь смогу так рисовать?!

Поворачиваю направо. Здесь аудитории рисунка. У каждой из которых толпится народ. Вся эта демонстрация похожа на толкучку перед открытием колбасного отдела. Подхожу, здороваюсь. Молчание, едкие взгляды, кто-то кивает головой. Это только потом я узнаю, что в аудиторию нужно врываться первыми, чтобы схватить мольберт и застолбить его в выгодной для рисования точке. Как правило, это в три четверти к модели. Не в фас, не в профиль, а именно в три четверти — самый выгодный ракурс...

Так получалось по жизни, что, не будучи верующим, я постоянно полагался на волю Божью. И сейчас у меня не было никакого желания расталкивать своих коллег локтями, чтобы выбить своё место под солнцем, и я вошёл в аудиторию последним. Последним взял мольберт, а когда окинул взглядом аудиторию, то понял, что мне осталось одно место – в профиль... И то хоть чуть, но уже сзади, и не место это, а пустой участок у двери...

Лаборант выдаёт листы формата А2 с печатью института, и не пожелай врагу своему испортить его – можешь отдыхать тогда ещё год.
         
Шесть часов за мольбертом. Так: четвёртый позвонок — перпендикуляр в точку пятки опорной ноги. Ось плеч — влево вниз, ось тазобедренного — вправо. Хорошо, что модель непривлекательная попалась, а то на успокоение инстинктов минут пять ушло бы. А тут животик висит, грудь желает быть лучшей формы. На ягодицах первые отметины целлюлита. Да и сама подержанная какая-то...

И когда я успел научиться рисовать обнажёнку? Всё по анатомическим атласам и фотографиям. Вживую раза два рисовал в Доме железнодорожников. Она заболела, а заменить было некем. На этом всё и закончилось.

Вживую — это совсем другое дело. Особенно подобный типаж. По сути, здесь не анатомия, а сочленение жировых объёмов. Найти бы пропорции всего этого «мясокомбината» …

После экзаменов забежал в пельменную. Приправлял горчицей порцию с уксусом и не заметил, как заглотил её разом. И сразу почувствовал непомерную усталость. Живот сильно бурчал, явно не желая мирно переваривать этот продукт. Еле ноги доволок до порога.

Сейчас сижу. Пишу эти строки. Бодрюсь. Морально готовлю себя ко второму дню рисунка. Завтра опять шесть часов сшивать эти жировые складки.

08.07.77г Живопись, рисунок, черчение — позади. Специальные предметы сданы. Финиш. Теперь просмотр, и тот, кто получит положительную оценку, идёт дальше на историю и литературу... Кто-то получил её — положительную оценку, и кто-то пойдёт, но не я... Я пролетел...

Не так страшно было идти на просмотр и подачу документов, хотя мандраж бил ещё тот: допустят или нет? На первый экзамен вообще гарцевал, как арабский скакун! Но как же трудно было вытягивать себя в институт - смотреть списки сдавших специальные предметы. Если ты их сдаёшь, то надо быть совсем неучем, чтобы завалить литературу с историей. Оставался бы всего один шаг! Но сделать его мне было не суждено.

Вспоминается описание Достоевским его состояния перед казнью. Там у него всего пять минут было, чтобы вся жизнь перед глазами пронеслась, а тут минут сорок до института ехать и найти в себе силы от волнения не бухнуться носом об асфальт.

Вышел на «Соколе». На трамвай не сел. Пошёл пешком, чтобы потянуть время до «оглашения приговора». Чем ближе к Голгофе, тем медленнее шаг. Удивительно?! Знаю, знаю хорошо, что в списках меня нет. Мордой ещё не вышел. Поработай эдак годика два, вот тогда и переживай, а сейчас не смеши народ.

Подхожу к спискам. Молниеносно пробегаю фамилии нашей группы. Нет, конечно, меня нет… Тогда уже медленно, мусоля каждое имя, прохожу снова: сверху вниз, а потом снизу вверх… вновь и вновь. Бесполезно. Так напрягаю зрение, что моя фамилия мерещиться начинает в середине списка: вдруг появляясь ни с того ни с сего, отчего я вздрагиваю даже... то вновь пропадая…

Всё… Состояние такое, хоть в гроб ложись. Можно представить так: ты - небоскрёб стоял такой, радовался проплывающим мимо облачкам, а тут в одну секунду взял и рухнул, превратившись в пыль. Тебя больше нет. Ты можешь идти, ехать, даже смотреть по сторонам, но тебя нет. Это можно сравнить с состоянием первых минут, когда возлюбленная говорит тебе, что ты ей больше не нужен…

30.08.77г. Прошёл последний месяц очередного лета. Август — самая печальная пора. Кажется, что с летом и жизнь уходит. В сентябре намного легче. Там всё понятно — осень, а у неё столько всего прекрасного. Одно бабье лето что стоит. Но это потом, а сейчас пока так...

Я опять пролетел. Нет, первый блин комом, правильнее сказать, ведь до этого меня и к экзаменам вообще не допускали, а живьём я их сдавал в первый раз. Но всё равно вся эта перетасовка слов дела не меняет. На душе муторно как-то, а из этого состояния, видно, я не скоро выберусь. Очередное лето, в который раз в полной депрессии заканчивается.

Могу часами смотреть в одну точку, растворяясь в пространстве. Возможно, включив защитную программу, организм даёт себе отдых.

То вскочу, как угорелый, начну писать очередной натюрморт, наивно считая, что именно сейчас я сотворю чудо?! Но после первой ошибки бросаю кисти, с трудом сдерживая себя, чтобы не записать всё подчистую.

Все на меня смотрят косо. Родственники с недоумением: «И когда парень закончит дурака валять? Делом начнёт заниматься. На путь просветления мозгов встанет. Сам заживёт, как человек, и родителей стареньких мучить перестанет».

Друзьям безразлично. Они вообще в мою затею не верят. Раньше я у них в героях ходил, как ни появлюсь в отпуск – импортные шмотки, «Мальборо», «Кент», куча различной жвачки, выпивка, а сейчас поистрепался весь. Стал, как и все, – последние джинсы сдал, на это и живу…
                (продолжение следует)

                апрель 2024г.