Горелая Башня. Продолжение от 19. 04. 24

     Заморыш был парнишкой приметливым и мозги у него варили. Неплохую он школу прошёл, и накрепко там вбили в него главную житейскую истину –  хочешь выжить, – никому не доверяй, по сторонам поглядывай, да на ус мотай, иначе очнёшься однажды в сточной канаве с перерезанным горлом. Так что поглядывал он поглядывал, да приметил – дядюшка-то его любимый-дорогой перестал на глаза соседям лезть, а отсиживается целыми днями в трактире или дома за закрытыми ставнями свечи жжёт, бумаги перебирает. Что-то здесь нечисто. Кого он боится, от кого прячется? Уж не того ли, кто рожу его узнать может? Очень на то похоже. Или не в том дело – просто чует гад, что за нос его водят? Да нет, тут бы одним визгом не обошлось.
И нервишки у благодетеля пошаливать стали, и срываться он начал и придираться без причины.
Будто кто ему виноват, что Ивар быстро на ноги встал и теперь нет повода соваться в Большой дом Что народ гаванский своими делами занят, все отцам уже по-взрослому помогают, не до пустых разговоров.
Зудит и зудит над ухом, что давно мол пора явиться к начальству с отчётом, а отчитываться-то и не о чем. Где бумаги? Неужели так трудно было что-то существенное у этого Эзры стащить? Там же  проходной двор был, вся припортовая шушера у этого Ивара перебывала.
 Ага, нашёл дурака – у Ларса из-под носа бумаги красть. Сам бы и попробовал.
И всё же, любопытно, кому это милый дядюшка старается на глаза не показаться? Кто на самом деле  Карл Якобссон, бесцветный суетливый человечек? А прячется-то герр Якобссон, похоже, не от местных, не от гаванских. Прячется, едва заявляются в гости к  белобрысой лекарке её братцы да сестрица. Точно ведь – шагу за дверь не ступит, пока не убедится, что нет здесь этой четвёрки.
Заморыш как-то не выделял их – ребята как ребята – рядышком у костра сидели, хлеб делили, трепались – ничего в них не углядел он такого особого.
Иногда, правда, ему начинало казаться, что где-то он с этой компанией встречался. Вернее, с кем-то из них. Что-то мерещилось, но уж слишком смутно. И потом –  встречался и встречался, – мало ли с кем его жизнь сводила.
Что он-то себя накручивает?

                * * *
     Ивар вместе с матерью и сестрой обосновался в Большом доме – теперь это был и их дом. А, едва парнишка встал покрепче на ноги, перебрался к Михаэлю в мастерскую – там он теперь дневал и ночевал.
Элис занялась другими делами. И вся чердачная команда реже стала появляться в Гавани – слишком много навалилось забот.

Странно, но хоть наслышан был Гийом о соседе, но видеть его вблизи ни разу не довелось. Ну есть он и есть – что задумываться об этом. Мало ли у кого какие соседи. По рассказам гаванских был этот сосед занудным скрипучим мухомором, может и безобидным, но очень уж склизким. Зато племянник у него оказался парнем что надо – лёгким, компанейским, своим в доску. В этом и сам Ги убедился. Андерс, тот вообще был от Томаса в восторге, от его язвительных подковырок, от умения отбрить, от задорных подначек.
Только вот почему этот щуплый усмешливый паренёк показался Гийому смутно знакомым? И голос. Где, когда он слышал этот голос?

И вот случилось то, что не могло не случиться – в один прекрасный день, Гийом чуть не лоб в лоб столкнулся с новым соседом Эзры. Вернее успел углядеть, как тот шмыгнул за угол дома, избегая встречи. Оп-па, да это же… Это же Клячник!  Младший ключник двора Его Королевского Величества Ханс Эрих Диррксен! А что, интересно, этот прыщ здесь делает? И каким именем называется? Ах да, герр Якобсеном, Карлом и чего-то там. Но тогда… Вывод напрашивался сам-собой: –  если сосед у нас фальшивый, то и его племянник – того же поля ягода.
И тут Гийом вспомнил. Вспомнил наглого шкета, что выбил когда-то у него из кармана голубой диск. И все детали головоломки встали на свои места.
Ничего себе новости – весело живём!
Необходимо срочно Эзре и Ларсу дать знать обо всём. И, конечно, Элис. И Кругу отправить донесение.
А вот гаванским пока ни о чём знать не стоит, чтобы не проболтались ненароком, не спугнули нашу парочку.


                * * *
     Опять зарядили дожди.
Дожди-дожди-дожди. Мокро, скользко, зябко. Виртенбург погрузился в серую дрёму. Никто без нужды из дома не выходит. Даже глашатаи на площадях не зачитывают распоряжения не пойми откуда взявшегося штатгальтера. И королевские указы никто не спешит оглашать. И понять простому человеку сложно – кто же сейчас правит страной. На чьей стороне власть и сила. Да и так ли нужно это знать простому человеку? Есть на столе тарелка с горячей похлёбкой и ломоть хлеба, есть в кружке пряный глег – вот и славно. Стылая осень разогнала народ по норам. Испарились пророки, попрятались охотники и фонарки перестали распевать свои псалмы.
Исчезли фонарки, будто и не было их никогда. Что с ними? Даже и не так, а намного тревожнее – живы ли?
То, что стало понятно где их держат, мало что прояснило. Йошка уходил куда-то «на переговоры», но выяснить смог лишь одно – живы.

Метте вновь рьяно взялась за уроки. Элис куда-то умотала по делам, прихватив с собой Михаэля. Ивар побежал проведать своих. Ильзе и Андерс, напялив что-то непромокаемое, отправились «подышать воздухом» – а вдруг повезёт что углядеть. А Гийом решил с утра прогуляться в Большой дом, навестить Ивара. Или, если уж честно, посмотреть на тамошних соседушек поближе.
Не рассказать другу о своём открытии Ги не мог. И вот теперь очень жалел о своей откровенности – и гадать не надо, что сорвётся Ивар при встрече, даже если промолчит, так всё у него на лице будет написано. Да и за себя наивно было бы ручаться.
– Понимаешь, даже не то худо, что он вор, худо, что никем кроме как рупертовым шпионом он быть не может. Что-то этот поганец здесь вынюхивает. Для кого, интересно? И что уже успел накопать?
– Да уж, вот тебе и свой в доску. Мы ещё жалели, что вредный Мухомор племяша заездил. А они, выходит, – одна шайка. Зато мы – ослы лопоухие. И что же теперь нам делать? Изображать что знать ничего не знаем?
– Мы с тобой наизображаем!
– Эх, жаль Эзра и Ларс не скоро вернутся, ни спросить, ни посоветоваться…
– Я им уже написал. Просили по-возможности себя не выдавать и присматриваться. А там как получится.
Оба надолго замолчали. Ощущение у обоих было словно накормили их какой-то вонючей слизью, а та в глотке застряла.
На улице сильно похолодало. Ветер гонял вдоль дорожки мокрый мусор.
– Знаешь, была-не-была! – Ги накинул куртку, натянул сапоги. – Я скоро.
– Э, ты куда?
– Никуда. Хочу кой-на-кого поближе взглянуть.

Гийом подошёл к соседскому крыльцу и решительно стукнул в дверь.
Ему открыли сразу.
Перед ним стоял шкет. Тот самый. Как же он сразу не узнал его?
И, судя по ошарашенному взгляду «Томаса», тот тоже вспомнил.
Дверь моментально захлопнулась. Ги хмыкнул и вернулся к другу.