Выбор Повесть окончание

***
Утром она слышала, как хлопнула дверь у соседей, послышались голоса, наконец, всё стихло, и Настя вновь провалилась в сон.
На работе не оказалось ни начальника, ни его жены.
- Настя, а ты почему не провожаешь директорского сынка? – спросила закройщица Алла.
- Ох и добрая ты, Алка, так и разносит тебя от твоей доброты, - уколола Настя свою коллегу, пухлую и неповоротливую молодую женщину.
- А что, зря что ли тебя Мария Степановна снохой называет?
- Думаю, зря.
- Ну-ну, думает она.
Синяк на шее Настя прикрыла лёгким шарфиком, дабы избежать многозначительных намёков.

           Она привычно выполняла  работу, а в голове прокручивала последние сюжеты отношений с Борисом и Павлом. Первым всплыл разговор с матерью, которая с восторгом отзывалась о Борисе и его будущем. Аргументы выдвигала неоспоримые: приличная обеспеченная семья, перспективная профессия, пригож собою, красиво ухаживает. Она тогда при разговоре, хотя и говорила одна, не давая Насте высказаться, к своей характеристике прибавила: «У него пухлые губы». Настя удивилась: «А это-то при чём?»
- У добрых людей такие губы бывают. Верный признак! – победоносно закончила тогда мать Насти свою речь.
А Настя подумала: неужели по губам надо выбирать? Абсурд какой-то, но спорить не стала.
И зачем она мне выбирает жениха? Я и замуж не собираюсь. Некогда мне, учусь и работаю. Вот закончу с учёбой, стану модельером, тогда…
Эти  мысли она успела всё-таки матери озвучить, но та не осталась в долгу.
- Я тебе про это и толкую, дочь. Владимир Фёдорович, будущий свёкор и наш сват, место модельера тебе обеспечит, как ты не понимаешь?

***
              Следующая встреча с Борисом случилась на Новый год и в совершенно неожиданном месте. Настя  с Павлом  решили отметить  праздник в  кафе, а уже тридцать первого она планировала уехать домой за семейный стол. В начале вечера всё шло хорошо.  Праздничная музыка, уютные столики, сцена для «артистов», настроение прекрасное и вдруг случайно брошенным взглядом она увидела столик со своим начальником, его женой и двумя сыновьями. Борис восседал в военной форме. Их стол находился в другом конце зала, поэтому сразу заметить их присутствие довольно трудно, хотя в военной форме больше никого не нашлось. Павел,  заметив изменение в лице Насти, перехватил ее взгляд.

- Не волнуйся, Анастасия, всё будет хорошо, -  нежно взял ее за руку.
Когда Павел и Настя вышли танцевать, семейство начальника разом развернулись к ним лицом – наблюдали. Насте сначала хотелось уйти, но танцы так захватили её, улыбки людей так органично вписывались в праздник, а Павел так красиво и плавно вёл её в танце, что решение своё она отменила.
        После танца Настя села за столик  спиной к Борису и его семье, поэтому не заметила, как отделилась фигура Марии Степановны и последовала через весь зал. Она поняла по взгляду Павла, что тот за кем-то наблюдает и увидела, как меняется его выражение лица – от весёлого и беззаботного до напряжённого и недоумённого. Она невольно оглянулась. Мария Степановна уже стояла рядом. В руках держала два бокала с шампанским.


- Добрый вечер, молодые люди. Разрешите поздравить вас с наступающим Новым годом, - протянула один бокал Насте. - Это вам от нашего стола.
Настя взяла протянутый в руке бокал, Мария Степановна стукнула легонько своим по её принятому и сделала несколько глотков. При этом так обворожительно улыбалась, что Настя не смогла отказаться и тоже отпила. Жена начальника поклонилась и плавно направилась к своему семейству.
Через несколько минут в голове у Насти всё смешалось: танцующие, ёлка, столики, лицо Павла поплыло куда-то в сторону, и она не смогла его вернуть на место.
- Я сейчас, Паша, подожди меня здесь, - и направилась в туалетную комнату.
Там её вырвало.  Наступила кромешная темнота.
Очнулась уже в своей постели. Над ней - склонённые головы Марии Степановны и Бориса.
- Что со мной? Где я? – разлепила глаза и прошуршала голосом.
- Это я, Борис. Хочешь воды? Не стесняйся, вот тазик, если что…
- Если что?
- Тебе плохо стало, вдруг повторится, - доверчиво выговаривал каждое слово. Отдохни.

     И он наклонился над Настей, руками прикасаясь к её волосам, лицу, плечам, поправляя одеяло. А дальше всё было, как во сне. Она вспомнила только, как Борис вытаскивал из-под неё простынь с кровавым пятном посередине и разглядывал, поворачивая перед лампой зажженного света. Когда всё поняла, отшатнулась,  стала ощупывать кровать, будто надеялась ухватить нить какого-то смысла и понять, что с ней стряслось. Старалась унять мелкую дрожь колен, которая почему-то перешла на руки. Бормотала: «Что же это такое? Почему? Зачем?», пока не поняла, что усилия все напрасны, что ничего уже не имеет значения. Соскочила и, выхватив простынь, обмотала ею тело, забежала в кухню и схватилась за ручку.

      Но вошли…
По голосам поняла, что это родители Бориса. Они о чём-то поговорили несколько секунд, которые Насте показались вечностью, подошли к двери и стали её толкать со своей стороны. Настя упиралась всем туловищем, чтобы никто не вошёл.
- Настенька, откройте, это мы, пришли успокоить вас и благословить. Не бойтесь, мы ничего плохого вам не сделаем, - ласково успокаивающе ворковала Мария Степановна.
- Уходите, или я выпрыгну из окна! – выкрикнула Настя.
- Настенька, - вступил в переговоры Борис, - не вздумай, я люблю тебя, и мы поженимся.
Потом всё стихло.
- Уходите все! Я не хочу никого видеть! Уходите, пока не поздно!
Хлопнула дверь.
Через несколько минут Настя вышла из своего убежища. Сознание вернулось к ней, и осознание произошедшего тоже.
Она не плакала. Недоумение. Куда исчез Павел? Почему его нет рядом?



***
     Мария Степановна с Владимиром Фёдоровичем жили хорошо, можно и так сказать. И  хотя по складу характеров были очень  разными,  у них  имелась и общая черта: страсть к материальному благополучию. Откуда-то все знали, что они активно откладывают деньги на будущее. На чьё, можно  догадаться, всё-таки четыре сына. Осуждать за это трудно, поэтому и не осуждали. Скупость и скаредность в некоторых случаях могли быть и двигателем прогресса, по крайней мере, в одной, отдельно взятой семье.


Настя иногда в своей квартире слышала из соседней громкие голоса супругов. Значит, о чём-то спорили, хотя на рабочих местах такое себе не позволяли никогда. Однажды даже раздался звук разбитой посуды. Скорее всего, не случайно упавшей чашки или тарелки – слишком громким и продолжительным оказался.
Это ещё одна особенность семьи начальника и его жены проявляла себя. Владимир Фёдорович погуливал. Дома звал жену не иначе, как «мать». А кто спит с матерью? Они и не спали вместе уже несколько лет. И об этом тоже знали окружающие. И когда заходил разговор об этой стороне жизни семейной пары, Настя старалась не слушать и не принимать участия: считала сплетнями и не поддерживала общее мнение.


Ночевать глава семейства всегда приходил домой. Менять что-то в своей жизни и жизни семьи не собирался.
Хранить верность жене не мог и расстаться с ней не хотел. Он не хотел страдать от чувства своей вины.  Не так уж и мало для Марии Степановны. Маша – это крепость, дом, где она охраняет его пространство с его комнатой, с его огромным столом, за которым он иногда доделывал свою работу по кройке изделий. Странно, но он входил в равновесие только тогда, когда в смежной комнате или в кухне находилась «мать», то есть,  Мария Степановна.
На какое-то время наступало в семье затишье, Мария Степановна успокаивала себя как могла, но чаще и чаще прикладывала руку к сердцу в кругу коллег и одними губами призносила: «Давление…»
Борис уехал на учёбу, Настя не писала и на письма не отвечала. Павел тогда появился тридцать первого у дома родителей Насти. Она его заметила издалека, возвращаясь из своего посёлка.
Недоумение и вопрос, наверное, прочитал на лице Насти, потому что Павел крепко ухватил её руку и потянул в сторону детской площадки.
- Поговорим?
- Нет, не хочу! – выдохнула Настя.
- Ты выслушай сначала, а потом решишь, хочешь ты слушать дальше или нет, - качнулся в сторону Насти.
- Что…, что у тебя за спиной? – махнула рукой.
Павел вытянул руки перед Настей. В правой оказалась игрушечная ёлочка с миниатюрными гирляндами и огоньками.
- Вот, подарок тебе, - у него была странная мимика нижней части лица. Куда-то исчезли губы, и вместо них – неподвижная усмешка, будто он знает что-то, но сказать не хочет или не может.
- У тебя пять минут! – У Насти дрожал подбородок.
- Настя, присядь хотя бы на скамейку, - протянул ей игрушку-ёлочку.
Она машинально приняла её в свою руку.


      Он кивнул и стал рассказывать, как двое подошедших парней вызвали его на улицу, сказав, что там его ждёт Настя. Как затолкали в легковую машину, усевшись с обеих сторон, как связали руки, кинули его одежду ему на колени и поехали по просёлочной дороге. Было темно, но по времени поездки отъехали километров шестьдесят и высадили на каком-то пустыре. Сказали:
- Поезд утром, до станции – пять километров. Не приезжай сюда больше. Настя – наша девушка, живёт в нашем посёлке.
Настя выслушала, не проронив ни слова, отошла от Павла на несколько шагов, развернулась.
- Паша, правильно они всё тебе сказали, не приезжай больше. Оставайся одноклассником, - поставила ёлочку на скамейку.
Что ещё?

Учёба, работа, внимательное отношение директора и его жены, которая не стеснялась уже при всех называть Настю своей снохой.
Павел приходил часто к поезду встречать или провожать её. Переговаривались как одноклассники и добрые друзья. Настя старалась не смотреть в лицо Павла и читать по глазам то, что скрывается за обычными словами. Только через несколько месяцев спросил:
- Что тогда с тобой случилось, Настя?
- Я уже и забыла, Паша. Не помню.
А однажды всё-таки приехал в посёлок. Пришёл,  когда стемнело. Лицо в ссадинах и кровоподтёках, одежда в нескольких местах порвана.
- Настя, он почему-то перестал её звать Анастасия, извини, что в таком виде, спрыгнул с поезда неудачно, поторопился. Разреши умыться, да одёжку залатать, и я уйду на станцию.

     Он смотрел не просительно, он просто смотрел, не мигая тёмно-коричневыми кружочками глаз, которые в коридоре квартиры приобрели почти чёрный оттенок.
- Тебя побили? Это они? – прошептала в ужасе Настя.
- Вот ещё, побили, им тоже досталось, хоть и трое. Настя, я им сказал под конец, что учились мы вместе, что ты меня из армии ждала, а что живёшь здесь, так это же временно. Уедем же потом.
Настя пропустила «уедем», ей жаль стало огорчать Павла.
- Никуда ты не поедешь, останешься до утра, раздевайся, зашивать дыры будем.
Через неделю Павел, встретившись с Настей в городе, рассказал ей, как утром садился на поезд, как в толпе заметил Марию Степановну, как желая избежать неприятной встречи, перешёл  в другой вагон. Только задремал, услышал над головой голос.


 - Здравствуйте, Павел. Ночевали в посёлке? На работу едете, красавчик! – склонилась близко к лицу, аромат «Красной Москвы» осязался почти на ощупь.
- Еду на работу, вы, похоже, с работы?
- В шесть утра?
- Наверное, в ночную работали.
- Шутите всё. Не советую так легкомысленно относиться к жизни.
- У меня есть учителя и советчики, да и сам могу себе посоветовать.
Она скривила тонкие губы и прошла к своему вагону.
Закончил рассказ, смотрел на Настю в ожидании комментария.
- Что молчишь? Что думаешь про эту встречу?
- Не встреча это, Паша. Она тебя сопровождала, чтобы ты видел её.
- Зачем?
- Доказательства собирает моей неверности, - с усмешкой выдала Настя.
- Чего?
- Я же невеста теперь, а она моя будущая свекровь, - голос Насти набирал силу.
- Я много пропустил, Настя? Всё так плохо?
- Наоборот, всё хорошо, я скоро замуж пойду, - она смеялась при этом непохожим на свой голосом, - порадуйся за меня, одноклассник.
По лицу Павла Настя поняла, что он не может понять настроения её, не понимает, всерьёз она говорит или шутит.
А потом  был у Насти день рождения. Александра Евгеньевна приехала с отчимом, на санках доставили с поезда маленький холодильник, поставили его в кухне и тут же заполнили баночками, свёрточками и пакетами.
- Зови гостей, дочь, отмечать твой день рождения будем.
- Кого звать?
- Как кого, родню нашу будущую, сватов зови.
- Не родня ещё, зовите сами.


- И позову! – она вышла в двери.
Пельмени уже булькали в кастрюле, салаты красовались на столе, нарезанные дома колбаса и сыр заняли своё место. Отчим доставал фрукты, когда мать Насти завела в квартиру начальника с его женой. Она взглянула на Настю неодобряющим взглядом, покачала головой и пригласила гостей за стол.
- Скоро Новый год, Борис не сможет приехать в этот раз домой, - начала разговор на свою любимую тему Мария Степановна после поздравлений и тостов в честь именинницы. При этом закатывала глаза и прикладывала руки к груди. Владимир Фёдорович прищёлкнул пальцами, останавливая таким образом печальное сообщение своей жены, и изрёк: «Для любви нет расстояний».
- И что ты хочешь, дорогой, этим сказать? – поинтересовалась Мария Степановна.
- Как что? Настенька полетит к нашему сыну на Новый год, там зарегистрируют брак.

      Тишина повисла над столом. Все смотрели на Настю. Первой тишину нарушила Александра Евгеньевна.
- Соломоново решение, уважаемый Владимир Фёдорович! А билеты!? Не достать перед новым годом!
- Я всё продумал. Звонок – и билет будет, - прищёлкнул пальцами фокусник.
Настя удивленно рассматривала родителей. Переводила взгляд с одной пары на другую. Обсуждали её поездку оживлённо и азартно. Обсуждали, будто и не было её за столом, будто неважно, согласна она или нет. Когда же они уже успели так полюбить друг друга? Когда научились договариваться с полуслова? И кто им сказал, что их решения достаточно для счастья Насти? Она выключилась из звукового поля, и перед ней развернулось немое кино. Раскрывались рты, мелькали ложки и вилки, наполнялись бокалы, салфетки вытирали лица, руки жестикулировали.
Очнулась, когда услышала:
- Билет закажу на двадцать восьмое, к выходным прибавим отгулы. А одиннадцатого и вернётся, - вычислял вслух Владимир Фёдорович.
Мария Степановна склонилась над сумочкой и вытащила из неё пачку конвертов.
- Это письма Бориса. Их исправно приносили в ящик вашей дочери. Смотрите, сколько! – и она приподняла пачку над головой, - Я уверена, это хорошие письма. Их никто не читал!
- Неправда! Вот эти письма! – и Настя из шкафа достала свою пачку.
- Как? Значит, ты через одно вынимала из ящика?
- Какие приносили, такие и брала.
- Значит, не все. И отвечала?
- Да, иногда писала.
- Дай, Настенька, посмотрю, - не выдержала Александра Евгеньевна.
- Не верите? – отдала письма матери.
- Действительно, Насте от Бориса. И хорошо, дочка, что отвечала. Значит, любите друг друга. Надо ехать не раздумывая.
Никто из обсуждавших эту тему не мог в этот момент знать, какое решение примет Настя, да и она тоже…



***
     Родители уехали, соседи ушли. Настя не могла понять, что с ней происходит. В письмах они с Борисом помирились. Она стала разворачивать одно письмо за другим и выхватывать зрением строчки.
«К жёсткой дисциплине и специфическому режиму постепенно привык. Субординация ещё напрягает. Из-за строгого регламента увольнений настроение падает до нулевого. Но ничего, всё-таки нас свозили в Калининград. Это же Кёнигсберг. Город другой страны, почти весь разрушенный в бомбёжках. Меня поразили брусчатые улицы. Дом Советов – бывший Королевский замок. Много интересного. Если приедешь, сама увидишь. Спасибо, что простила меня. Правильно я понял? Маман пишет, что ты скоро будешь работать модельером».


«Настя, пишу третье письмо без ответа. Всё ещё сердишься? Ты ещё девчонка. Многое не понимаешь, поэтому и судишь жёстко. Напиши, скучаю я очень».
«Кёнигсберг – это второй крупный город Восточной Пруссии после Берлина. Ты сможешь это оценить. Видел могилу немецкого философа Канта. Представляешь? Шпили, мосты, форты, амбары даже сохранились. Строить заново город никто почему-то не торопится, хотя панельных домов успели всё-таки наклепать. Портят картину старины и величавости, конечно».
«Настя, я же не отказываюсь от тебя. Глупо с моей стороны тебя терять. Будь благоразумна, не растрачивай себя на другие отношения. Мы скоро увидимся».
«Знаю, что прощения твоего мне не получить, но надежду не теряю. Мои родичи тебя боготворят, ты же это знаешь. Друзья тоже пишут. Не теряй голову, все тебя оберегают. Вспоминаю наш первый костёр у озера. Тоска.».
«Для того, чтобы открылась новая дверь, необходима закрыть старую. Эти мудрые слова мне помогают. Может, и тебе помогут? Попробуй».


      «Маман не виновата ни в чём, она ничего не знала. Виноват я один. Если бы ты впустила тогда родителей, мы бы уже были мужем и женой».
Письма лежали  на столе, на стульях.  Отложив очередной листок, Настя задумчиво уставилась в окно: Что же делать? Такие хорошие слова писал почти год, осознал и раскаялся. Жалеет и утешает, но поступок-то мерзкий по своей сути. Могла бы и заявление в милицию написать тогда, и где этот курсант сейчас  бы находился? Побоялась позора и огласки, даже родителям ничего не сказала. Его-то родители будто ждали такого. Да, вспомнила: он в стену зачем-то стучал. Нужно решение… решение… Завтра привезут мне билет. Если бы можно было написать трудные вопросы на бумажках, сбросить в какую-нибудь специальную коробочку, а из другой, рядом, достать ответ. Или варианты ответов. Варианты ответов. Она проговорила эти слова несколько раз. Итак, я выхожу замуж за Бориса. И что? Не такой он и добрый, как моя мать прогнозировала. Добрый зло не творит. Нет, добрый через зло добро не будет делать. Вот так правильно. Нелюбящий человек замуж звать не будет.

     Все знают, что зима – волшебное время года. И Настя знала – она из окна всматривалась в освещённую часть пространства. Искала волшебство. Подмороженные узорами стёкла давали понять, что за окном холодно, а Насте должно быть тепло и уютно. Почувствовать это не удавалось. Ни тепла, ни уюта. И нет желания укутаться и насладиться покоем в зимний вечер. Освещение от фонарей таинственное, но почему-то не сказочное и не чудесное. Сосны, обступившие домики, неуклюжие и мрачные. Отсутствие звуков в картине нагоняло тоску. Ничто не соединялось в сознании, только детали и фрагменты, наскакивали друг на друга. А где зима?


***
    Всё шло по плану будущего свекра. Билет на самолёт куплен, вручен Насте. Надо подумать, что взять с собой. Во время работы Настю пригласили к телефону.
- Дочь, - без приветствия в трубку заговорили голосом её матери, - ты вещи собираешь?
Не дождавшись ответа, последовал совет.
- Возьми свой белый красивый костюм. Он пригодится на регистрации. Ты меня слышишь?
- Да, мама, слышу, но мой костюм у вас дома. Я приеду завтра. Может, не брать?
- Как не брать? А регистрация?
- Можно отложить до лета, Борис как раз закончит учёбу.
- Глупая, женатому дадут место распределения получше, чем другим. Ты с мужем туда и поедешь жить.


     Вернулась в раскройный зал. Все обратили взгляды на Настю. Разные взгляды: доброжелательные и не очень, даже сочувствующие отметила.  подошла Мария Степановна.
- Поговорила с мамой? – развернулась лицом к Насте. – Зайди к нам вечерком, передать кое-что надо.
Кое-чем оказался конверт с деньгами. Настя быстрым движением протянула его Владимиру Фёдоровичу.
- Не балуй, это не тебе, это вам с Борей на расходы. Положи подальше, возьмёшь поближе, и он артистично щёлкнул пальцами над ухом Насти.
- Как добраться, всё тебе написали, с деньгами вместе положили.
Утренним поездом уехала в город, а в обед позвонил Павел.
- Паша, я уезжаю в Багратионовск, не звони мне больше. Зря это всё.
- Проводить-то тебя могу хотя бы? Когда самолёт?
Настя даже не поняла, зачем она сказала время отправления и номер рейса.


***
Поезд прибыл в Калининград  поздно вечером. Почему никто не встречает, я же телеграмму отправляла? Настя недоумевала. Стало неуютно и одиноко. В тусклом свете фонаря хороводили снежинки. Светились окна зданий. Там тепло и уютно, там люди со своими судьбами, радостями и разочарованиями. Не заметила, как подошла к автобусной остановке.
Через тридцать минут Настя добралась в Багратионовск. Усиливался ветер, снег залеплял глаза.
- Девушка, вам плохо? – послышалось  рядом.
Она обернулась.  Рассмотрела женскую фигуру.
- Скорее, да… - робко заговорила Настя. - Мне бы в военное училище.
- Это закрытая зона, вас не пустят. А вы к кому приехали?
- К кому? – она машинально повторила вопрос, - вообще-то к жениху.
- Он там учится? Или работает?
- Учится, он курсант.
- Тогда трудно ему встретить вас, – удивилась незнакомка.
Порыв ветра приподнял воротник Настиного пальто, концы шарфа подпрыгивали и будто бросались ей в лицо. Она ухватилась за шарф.
- Я не знаю.
- Ночь на дворе и холодно, вам придётся зайти в отделение милиции и всё рассказать, иначе замёрзните здесь, - и она показала,  куда надо идти.


     В отделении милиции её внимательно выслушали, потом лейтенант, неулыбчивый и суровый на вид, стал звонить куда-то. Через несколько секунд Настя поняла, что он звонит на пост училища. Паспорт Насти он держал в руке раскрытым. Прочитал фамилию, имя и отчество. Ему что-то отвечали.
- Невеста она, к жениху приехала, – развернулся к Насте, - как жениха зовут?
- Борис, Борисом зовут.
- ФИО?
- Что?
- Фамилия, имя, отчество вашего жениха.
- Свиягин Борис Владимирович.
- Передаю: Свиягин Борис Владимирович. Так, гражданка, только в порядке исключения. Невеста – это хорошо, - и он впервые улыбнулся. Улыбка оказалась доброй и открытой, в глазах засветился живой огонёк. – Оформляем вам пропуск в военную зону. Самой вам туда не добраться.
- А моего жениха могут за мной отпустить? – робко задала вопрос Настя.
Мужчины в военной форме дружно засмеялись. Настя заплакала и стала вытирать сбегавшие по щекам капельки углом шарфа.
- Зачем шарфом? – и лейтенант протянул  салфетку.
- Ваш жених, как вы говорите, встретит вас на КПП. Пройдёмте в машину. Красивую девушку, да к жениху, довезём с ветерком.
У Насти поднялось настроение, и она впервые за  вечер улыбнулась.



***
    На контрольно-пропускном пункте она увидела мужчин в военной форме и двух женщин с дорожными сумками. Когда зашла, все оглянулись и стали её рассматривать.
- Это вы невеста у нас будете? – отделился мужчина  от стоявших в комнатке.
- Я, - подалась навстречу Настя.
- Ожидайте, за вами придёт ваш жених Свиягин Борис Владимирович. Документы мы у вас забираем.
Настя подала паспорт и замерла в ожидании. Двери открылись, и она увидела, как вошёл Борис в шинели и с шапкой в руках. Он мгновенно отыскал глазами её и кивнул. Настя ответила на взгляд. Ей показалось, что глаз у Бориса нет. Вместо них какие-то две жирные точки.
- Свиягин?
- Так точно!
- Вот ваша невеста, проводите в комнату для гостей. Ваша? – переспросил военный.
- Так точно.
- Действуйте, курсант.
Борис взял у Насти сумку, и они вышли из помещения. Она не начинала первой разговор, ждала, что это сделает Борис, но он молчал и вышагивал в сторону гостевого дома. Перед подъездом Настя прервала молчание.
- Борис, почему ты меня не спрашиваешь, как я добралась? Ты получил мою телеграмму? Почему ты меня не встретил? – она не могла остановиться. Обида мешала сосредоточиться на каком-то одном вопросе и сделать паузу. Наконец, выдавил из себя:
- Ты взяла платье для регистрации?
- Платье? – недоумённо спросила, заглядывая ему в глаза.
- Платье.
- Нет, у меня костюм есть.


- Неважно. Сейчас я тебя устрою на ночь в доме для гостей, с тобой остаться мне не позволят, утром увидимся. – Он поднимался на второй этаж дома, Насте ничего не оставалось, как следовать за ним. Зашёл в боковую комнату и поставил сумку около двери. Заглянул внутрь помещения.
- Ты здесь не одна, женщины приехали к сыновьям, скучно не будет. Спокойной ночи.
- Как спокойной ночи? И это всё, что ты можешь мне сказать? - Голос сорвался в середине фразы, и она закашлялась.
- Пока всё, остальное завтра. Ночь уже.
Настя понимала, что надо что-то сказать такое, чтобы Борис задержался и сам захотел продолжить разговор. Завтра – это завтра. А сегодня… Она хочет узнать это сегодня. А что? Так всё хорошо сложилось! Добралась. Одна. Преодолела огромное расстояние. Добрые люди помогли. Она успела встать перед Борисом и посмотреть ему в глаза. Он развернулся, и её взгляду достался вид профиля. Лицо показалось прямоугольным, с острым подбородком. Пухлость губ превратилась в выпячивание. Брови будто присели ненадолго. Ресницы неподвижные. Он что, не моргает? Она приготовилась шагнуть… только открыла рот, а Борис уже уходил по коридору к лестнице.



Пальцы у Насти онемели, и она не могла подцепить ручки сумки, чтобы поставить её у указанной ей кровати.
- Проходите, девушка, не стесняйтесь, давайте знакомиться.
На женщине надета меховая жилетка, и от этого она выглядела как-то по-домашнему. Гладко зачёсанные волосы придавали округлому лицу благородство и великодушие.
- А вы кто? – выдавила она из себя.
- Мамы. К сыновьям на Новый год приехали. Да вы раздевайтесь, шкаф почти пустой. Поздно уже, спать надо ложиться. Утро вечера мудренее. Как вас зовут?
- Настя.
Она губами несколько раз проговорила своё имя и поймала себя на мысли: что-то идёт не так, а что? А что?
Сняла только верхнюю одежду и сапоги. Аккуратно разместилась на кровати с подушкой. Голова высоко приподнималась, шее было неудобно, но ей стало лень поправлять подушку, и она, поджав ноги, свернулась калачиком. Свет потушили, и комната погрузилась в темноту. Шёл второй час ночи.


    Сначала было тихо, но сон не шёл. Потом в коридоре включили свет, захлопали двери, в соседней комнате раздался смех вперемешку с репликами женских и мужских голосов. Включили музыку, негромко, но она просачивалась и в комнату Насти.
«Вот и хорошо, пусть играет музыка, так легче будет бодрствовать. И подумать. Да, да, подумать…» Она понимала, что что-то случилось такое, о чём она не знает, но завтра узнает. Завтра же придёт Борис и всёразъяснит. Всего через несколько часов. Да уже и так завтра. Значит, уже сегодня. Сегодня.
Одна из женщин всхрапнула  и повернулась на другой бок. Кровать под ней жалобно скрипнула.
Настя осторожно поднялась и села на край  кровати. В дверную щель пробивался тоненьким лучиком свет из коридора, но Насте он не мешал. Наоборот, придавал уверенности в  размышлениях.  Она восстанавливала в голове все последние эпизоды суток, искала ответы на  вопросы, но не находила.


    Встала, украдкой  подошла к  окну, захотелось его открыть и увидеть… Такое с ней бывало только в детстве, когда прибегала из школы, входила в комнату – а там ёлка. А что я сейчас хочу увидеть? Что-то другое, совсем другое…
Из коридора послышался громкий смех. Когда двери за собой прикрыли, смех стал доноситься глухо, но задорно и весело. Этот смех отвлёк её от размышлений, и она пыталась вспомнить, на чём остановилась в  воспоминаниях.  Не смогла, и начала все с самого начала. Снова сбилась, потому что  вклинивались вопросы, одни и те же. Почему не обнял? Почему не улыбнулся ни разу? Вот уж айсберг в океане. Она закрыла глаза.


    Айсберг приближался медленно и плавно. По мере его приближения он менял окраску: от небесного до синего и холодного зелёного. А когда на него попадало солнце, становился бело-матового цвета, и тогда внутри него Настя разглядела воздух. Он пузырьками выходил в отверстия, а вода заходила в эти же отверстия, и айсберг становился весь голубого цвета. Вдруг куски льда стали отделяться от глыбы и сползать в воду, громко шлёпаясь и образуя брызги. Чем ближе становилось расстояние до айсберга, тем быстрее отваливались огромные куски. Вот один отделился и наклонился к Насте, она вытянула руки и замахала, будто хотела остановить приближение  глыбы, которая вот-вот должна её раздавить.
- Девушка, проснитесь, - чья-то рука держала её руку, а склоненная над ней голова продолжала говорить: «Проснитесь, проснитесь…».


    Настя открыла глаза. Это сон. Это сон, - стучало в голове.
- Спасибо, всё хорошо, это сон.
Она тихо вышла в коридор, села на единственный стул и откинула голову назад. Затылком упёрлась в стену, побеленную в сиреневый цвет. Сиреневый – цвет верности и постоянства. Где она это слышала? Откуда это ей известно? Не помню. На часах – пять утра.
Надо умыться, уже утро, скоро может прийти Борис–айсберг. Она вспомнила сон и пошла в ванную комнату.
Стало спокойно и светло. Умылась.  Посмотрела на себя в зеркало. По лицу стекали капельки воды и поблёскивали от яркого света. Усталости как не бывало, и это читалось в глазах, удивительно ясных, отметила про себя Настя, и в лёгкой усмешке над собой.
На цыпочках прошла в комнату и подхватила одежду с сумкой. Не помнила, как оделась и вышла на улицу. Дошла до КПП. Паспорт вернули по её требованию.
- На автобус торопитесь?
- Да, а где остановка?
Метров сто направо, через полчаса будет, успеете.
«Это мне и надо. Успеть, только бы успеть».



***
В Баграте, как называли местные Багратионовск, пересела на поезд до Калининграда.
Тридцатое декабря! Но билеты продавались!
В купе мест не было, пришлось плацкарт, досталось боковое сидение.
Рядом оказался мужчина. Крупные черты лица правильной формы, открытый взгляд, волосы с проседью зачесаны назад, ровно и красиво. Могучий, плечистый, басовитый. На вид лет сорока или сорока с небольшим. «Как мой отчим, похожи-то как!» - подумала Настя.


    За его спиной -  занавеска, а за ней  – уплывающий город, наверное, большой и красивый. А после города начнутся дороги, поля и деревни,  города.
Это сон. Наяву так не бывает. В жизни тепло и уютно. Эпизоды, связанные с Борисом, назойливо запрыгивали в сознание, борясь за своё первенство в рефлексии. Нет, не хочу! Это не со мной! Это кто-то другой прожил за меня самое мучительное и гадостное. Это не я!
- Меня зовут Михаил Михайлович, - представился попутчик. А вас?
- Настя.
- А по отчеству?
- Ивановна, но можно и без него.
- Хорошо, давайте-ка по чайку. Настя.
 Разговорились. Настя  грела ладони, стараясь обхватить стакан, но пальцы дрожали и не слушались.
- Вы замёрзли? Странно, натоплено так, не простыли ли? – позаботился Михаил Михайлович.
Настя приложила ладонь ко лбу.
- Нет, это, наверное, от волнения.
- Всё же в порядке. Поезд идёт по расписанию, в Москву утром прибудем. Вы москвичка?
- Нет, мне ещё из Москвы лететь часа четыре, - она не могла поднести стакан к губам.
- Куда?
- В Новосибирск, - наконец, ухватилась губами за край и сделала глоток.
- Как же вы сюда попали? Гостили?
Настя опустила глаза, губы задрожали, и она, сама не желая этого, заплакала, уронив голову на  руки.
- О-о-о, как близко у девушек слёзы живут, - он положил  руку поверх Настиной и слегка погладил.
- Успокойтесь, я знаю хороший рецепт от слёз и печали.
- Какой?
- Надо всё рассказать кому-нибудь.
- Кому? – слёзы мешали смотреть на попутчика.


- Да мне, я случайный человек в вашей жизни, вы меня видите первый и последний раз, мне можно всё рассказать, к тому же я преподаватель у студенческой братии, проблемы ваши мне знакомы не понаслышке.
- Это большой рассказ получится, - заплетающимся языком проговорила Настя.
Он посмотрел на свои часы. У нас в запасе восемнадцать часов. Хватит вам столько?
Настя, наконец, заулыбалась, вытерла слёзы.
Она не замечала времени, за которое Михаил Михайлович успел её напоить чаем не один раз и даже накормить бутербродами. А она рассказывала и рассказывала… Про всё. И про свою работу, и про своих родителей, и про брата Сашку. А дальше про свою любовную историю, в которой оказалось у неё два жениха. От одного из них она уехала, не встретившись, можно сказать, а второй - провожал её на самолёт.
Она не вспомнила бы сейчас, как реагировал на её рассказ попутчик. Не видела его. Не замечала. Просто рассказывала и рассказывала. Резко остановилась.
- И зачем вы уехали, Настя? Можете сказать?


- Нет, я бы очень хотела, чтобы мне кто-то сказал, почему я уехала. У меня нет объяснения.
- Есть объяснение. Я вам скажу. Вы молоды и рефлексировать ещё не можете. Вами руководят чувства и эмоции, но в них и кроется объяснение. Недаром говорят: «Сердцу не прикажешь». Народ-то мудрый. Вы своей женской интуицией поняли несостоятельность человека, которого вам предъявляли ваши и его родители, оценочные суждения посторонних людей относительно парней в военной форме, стереотипы, так сказать. Его вы не любите, не обманывайтесь иллюзиями. У вас есть настоящий друг Павел. Он другой, но предпочитает поступки вместо слов. Это и есть то настоящее, по которому можно оценивать человека. Поверьте мне. Если, не поверите, я не обижусь, решение всегда за вами.
- Вы так думаете, Михаил Михайлович?
- Конечно, зачем мне лгать? Корысть неуместна в пассажирском поезде, из которого мы выйдем чужими людьми.


- Нет, я вас не забуду никогда. Вы мне очень помогли.
- Давайте-ка спать укладываться.
Настя почему-то впервые в жизни подумала о том, что человек – часть природы, и ей захотелось увидеть на стекле не залепившие его снежинки, а капли весеннего дождя, стекающие куда-то вниз, возможно, в грозу. И чтобы гром вслед за всполохами молний обрушивался сверху. Себя Настя видела под деревом, по молодым листьям которого лупил дождь. Она даже закрыла глаза и зажмурилась. Кто-то подносил ей зонт, чтобы не промокнуть. Лица не разглядеть, но то, что захотелось укрыться от дождя под этим временным убежищем, точно поняла и пожелала.


Укрылась одеялом и заснула. Приснился ей солнечный летний день. Она ехала в автобусе с включенным приёмником. Доносилась музыка – то нежная, то задорная и игривая. Машина напитывалась ритмичными звуками и будто устремлялась в невесомость. И пассажиры, сидевшие рядом, как бы выпали из времени и говорили, говорили. Настя прислушалась: все их слова – о загадочности и парадоксальности любви. Она старалась разобрать их, но мешала музыка, разносившаяся по салону их приёмника.
Утром  на перроне они попрощались с Михаилом Михайловичем. Он пожал Насте крепко руку.
- Хорошего будущего вам, Настя, вы его заслуживаете. Душа у вас открытая и добрая, поэтому всё будет хорошо, я в этом уверен. Вы впервые в жизни приняли самостоятельное серьёзное решение. Не жалейте об этом.
Настя кивнула, ответила на рукопожатие.
- Спасибо вам за всё! Я бы никогда никому эту историю не рассказала, даже маме.


***
     Настя шла по Москве. Она никогда раньше не была в столице. Тридцать первое декабря! Скоро Новый год! Толпы людей шли навстречу, она их как будто не замечала. Снег залеплял глаза, попадал в нос. Пешеходы словно в сугробиках на шапках, пальто, сумках и на ёлках, которые горожане торопливо несли в последние часы уходящего года  в дома, чтобы нарядить и украсить, а потом под бой курантов сдвинуть бокалы с шампанским и всех поздравить с Новым годом. Настя понимала, что ничего подобного с ней не произойдёт, хоть бы на первое января купить билет домой. Кто первого января утром полетит в другой город? Ей и достанется вожделенный билет.

   
     И всё же настроение сменилось. Она не жалела, что не посмотрит Москву. Она просто ещё раз сюда приедет, когда наступит другое время, когда … Она приедет!
В аэропорту негде даже встать. Взрослые, дети, сумки, чемоданы. . Удивительно, но около кассы, где продавали билеты на её направления, всего несколько человек. Она достала паспорт.
- Мне один билет до Новосибирска.
- На какое число?
- Как на какое? На сегодня, конечно.
- Девушка, вы с луны свалились? Билеты только на третье января. Будете брать?
- Но мне же сегодня надо, Новый год же! И где я буду находиться до третьего января?
- Следующий! –  выкрикнула кассир.

        Настю оттеснили от окна, и она встала у какой-то колонны, поставив рядом с собой дорожную сумку. Мыслей никаких. Отчаяние и досада.  Присела на свою сумку и подперла руками подбородок, потом закрыла глаза и прижала их ладонями. Стало темно и не так страшно. Гостиница? Надо брать билет хотя бы на третье января. А может, здесь и просидеть до третьего? Не выгонят же они меня. Убрала ладони. Рядом с ней стоял молодой мужчина в расстёгнутой дублёнке и пушистом шарфе поверх дубленки. Он рассматривал Настю. Чёрные в завитках волосы на голове торчали в разные стороны, в одной руке держал кожаный дипломат.
- Куда летим?
- Никуда, билетов нет, - Настя встала. На неё смотрели угольного цвета глаза в пушистых и густых ресницах.
- Где живём?
- В Новосибирске, - она смотрела на незнакомца, как на своего спасителя.
- И я в Новосибирске. Странное совпадение! Вы не находите? Давайте паспорт.
Настя кинулась к сумке, вытащила паспорт и подала незнакомцу. Он открыл, посмотрел и удалился, успев сказать два слова.
- Жди здесь, - перейдя мгновенно на «ты». Потом добавил:  - Деньги.
- Да, да, вот, - и протянула деньги на билет.


     Настя встала как вкопанная. Успела проводить его взглядом до кассы.
Он вернулся минут через двадцать, показавшиеся Насте  вечностью. Она же, пока он отсутствовал, отчаянно вспоминала молитвы, которым учила её в детстве бабушка, но в сознание врывались только отдельные фразы, и тогда она своими словами  стала просить у Бога спасти её и увезти далеко от этого места.
- Держи, красавица, вот твой билет! – услышала голос незнакомца. – И он протянул билет на рейс, который вылетал через несколько часов.
Она не верила своим глазам.
- Как? Как вам это удалось?
- Если проблему можно решить за деньги, это не проблема, это расходы, девочка. Подрастёшь, поймёшь.
- А почему вы решили это сделать? Я же незнакомка для вас?
- И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
Устраивает ответ?
- Кто же не знает «Незнакомку» Блока? Каждый в школе учил.
- Незнакомка оказалась просто портретом моей матери в молодые годы. Не удержался.
- Как же вы поняли? Я сидела на сумке просто без лица.



- Я заметил тебя давно, наблюдал и сравнивал, наблюдал и сравнивал. Был бы фотоаппарат, сделал бы фото и маме показал, а так не поверит. Считает, похожих людей не бывает. Это зрительное восприятие подшучивает над нами. Может, она и права. Пойдём где-нибудь кофе что ли попьём. Кстати, познакомимся заодно, хотя по паспорту запомнил все твои данные, Настёна.
- О, у меня новое имя обозначилось?
- Не нравится?
- Сойдёт. А ваше имя?
- Лев Борисович. Не похож разве?
- Похож, одна шевелюра чего стоит.
Когда стали рассчитываться за кофе и пирожные, Лев Борисович смущённо признался: «У меня очень крупная купюра осталась, не хочу её здесь менять, заплатите, а я в нашем городе отдам».
- Конечно, - и она достала деньги из конверта Марии Степановны – свои уже закончились,  - Вы преподаватель, наверное?
- Почему ты так подумала?
- Не знаю, образованный, стихи читаете, необычный.
- Я необычный обычный сотрудник конструкторского бюро в одном обычном заведении.



***
      По трапу поднимались в одиннадцать тридцать вечера. Вылет в двенадцать пятнадцать. Ветер шкодил - забрасывал снежинки  за ворот и холодили шею. Настя плотнее стянула шарф.
 Уселись в разных рядах, но Лев Борисович тут же договорился с соседом Насти  поменяться местами.
- Не только издали все люди неплохие, - произнёс афоризм, устраиваясь рядом с Настей, - а даже при близком рассмотрении. Так-то вот, Настёна.
- Взлёт через полчаса, а мотор уже гудит, Лев Борисович.
- Не мотор, а двигатель, это первый, потом запуск второго, хотя рановато получается всё равно. Они, наверное, хотят в двенадцать.
- Ой, правда, через несколько минут Новый год! Здорово! Я никогда не взлетала в Новый год!
- А сколько раз ты вообще взлетала?
- Второй раз!
- Да, большой стаж у тебя, чтобы удивляться такому редкому совпадению. Сейчас бы рюмочку коньяка.
- Вы это нарочно сказали?
- Почему?
- Да я вижу, как у стюардессы во-о-он там покупают ма-а-аленькие какие-то бутылочки.
Он привстал.
- Эврика! Покупаем!


      Стюардесса услышала возглас и подошла. Лев Борисович выразительно посмотрел на Настю, и та достала деньги. Цена, конечно, поднебесная, половина аванса Насти, но она виду не подала и рассчиталась.
В двенадцать пассажиры стали выкрикивать поздравления с Новым годом, и самолёт плавно вырулил на взлётную полосу.
- Исторический момент! - подал Насте маленькую стопочку Лев Борисович.
- Я не пила коньяк! Не надо!
- Надо, надо, Настёна, даже я никогда не взлетал в Новый год в двенадцать часов!
И он прислонил бутылочку к Настиной миниатюрной стопочке. Многие стали аплодировать, кто-то выкрикивал: «С новым годом!»
Стюардесса улыбалась и не забывала при этом развеселившихся пассажиров призывать проверить пристёгнутые ремни.


- У меня командировка, а ты как попала в пассажирскую толпу в этот день, Настёна? Признавайся! – шутливо задал вопрос новый попутчик.
- Долго рассказывать, да и незачем, - Настя с расстановкой произнесла заготовленную на всякий случай фразу. Случай объявился, не спросив разрешения.
- Хорошо, не хочешь, не говори. А сейчас к кому? – зашёл  Лев Борисович с другой стороны.
- К жениху! – неожиданно для себя произнесла Настя и уверенным, бодрым голосом повторила: к жениху. Она не ожидала от себя такого ответа, и надо было поверить сначала самой в это заявление.
- Верю! Верю! – он тоже повторил своё слово дважды и без перехода заметил: - Разве так бывает? Ты похожа на мою маму в молодые годы, удивительное сходство.
- А если бы я не оказалась похожа на вашу маму, вы бы стали мне помогать?
- Провокационный вопрос, Настёна, но я отвечу. Сначала я тебя потому-то и заметил, а дальше… Дальше почему-то стал наблюдать за тобой и всё понял.
- Что всё?
- В беде девочка.
- А теперь скажите, почему вам дали билет, а мне – нет?


- О-о, не всегда говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь, поэтому я промолчу. Подрастёшь, научишься. Молодость редко бывает недостатком, проходит быстро, - он прислонил голову к спинке сидения и закрыл глаза. Настя взглянула на часы. Два часа ночи. Похоже, попутчик решил подремать под монотонный гул двигателей и почти в полумраке.
Удивительно, но она ни разу за последние сутки не вспомнила про Бориса.
Самолёт приземлится в восемь утра по местному времени первого января, и Настя поедет к себе в посёлок. Я же не спала почти, значит, высплюсь и пойду прогуляться на лыжах. Это решение ей настолько понравилось, что не заметила, как задремала, как голова её удобно и мягко завалилась на плечо соседа-спасителя. Когда открыла глаза, в салоне уже включили полное освещение, и люди доставали свои сумки, похлопывали их по бокам, складывали откинутые столики и некоторые пытались с верхних полок достать зимнюю одежду.
- Соблюдаем спокойствие. Проверьте, пристёгнуты ли ваши ремни, столики приведите в исходное положение. Соблюдайте порядок, с мест вставать нельзя! Идём на посадку!
***
     Багажа ни у Насти, ни у Льва Борисовича  не было, поэтому они быстро попали на остановку автобусов и такси. Лев Борисович подал Насте листок бумаги с номером его телефона.
- Вот, Настёна, звони, договоримся о встрече, и я с тобой рассчитаюсь. Договорились? – он склонился над её лицом, и пушинки от его шарфа коснулись Настиной щеки.
- Попробую. Спасибо вам, Лев Борисович, за всё.
- На свадьбе своей скажешь при своём женихе мне спасибо, - и он запрыгнул в подошедший автобус, успев махнуть рукой в открытые двери.
Настя села в первый же подошедший следом автобус, и только через несколько остановок поняла, что он идёт не на железнодорожный вокзал, а в центр города. Менять маршрут и выходить из тёплого автобуса не хотелось. До поезда десять часов. Где их скоротать? Домой появляться нельзя. Мать не поймёт и закатит скандал. Учинит допрос со всеми вытекающими воспитательными тирадами. Нет, только не домой! А куда? К Лидке, конечно, куда ещё.


     Лида считалась когда-то подругой, но разъехавшись после техникума в разные места работы, виделись редко, но созванивались часто  и знали друг о друге почти всё.  Настя, например, знала, что Лида скоро выходит замуж за своего соседа по дому Толю. Тот недавно пришёл из армии, служил три года в Германии. Родители его - люди деревенские, добрые и открытые, и невесту сыну присмотрели, когда он дослуживал последний год. Познакомили их, молодые понравились друг другу, стали готовиться к свадьбе.


       Утро первого января, значит, все дома. Переоденусь, передохну с дороги, а там и до поезда останется всего ничего.
Лида, конечно, не красавица, но парней у неё всегда было много. Знакомилась быстро, так же быстро и расставалась. Ни о ком особо не жалела. Безупречными можно считать только кожу и волосы. Бледность, почти прозрачность кожи, делала её лицо немного кукольным и неправдоподобным. Глядя на неё, хотелось  спросить: «У тебя всё хорошо?» Иногда спрашивали. Те, кто видели её впервые, остальные быстро привыкали. Волосы густые и тяжёлые, волосок к волоску, образовывали стрижку «карэ», до того одинаковую во все времена года и дня, что создавалось впечатление, что она носит парик. Кое-кто даже дёргал её за пряди. Она при этом смеялась, обнажая кривые  выдающиеся вперёд крупные зубы. Почему-то любила улыбаться широко, запрокидывая голову немного назад. Насте всегда хотелось при этом сказать ей, чтобы она так не улыбалась, не показывала  некрасивые зубы, но у неё не хватало духу на такой совет. Сутулость спины делала её ещё ниже ростом, а рост - сто пятьдесят пять сантиметров. Вместе измеряли когда-то. Глаза лучистые, как у княжны Марьи из романа «Война и мир» Льва Толстого, аккуратный нос и  тонкие губы, которых иногда не хватало, чтобы скрыть улыбку.



         Двери открыли быстро по звонку. Это сделала мать Лиды, Валентина Григорьевна, высокая сухопарая женщина с химической завивкой на голове и в домашнем халате. Тонкие губы растянулись в улыбке.
- Настя? – не могла скрыть своего удивления.
- Настя. Пустите?
- Боже, о чём ты просишь? Заходи, конечно, - она беглым взглядом увидела дорожную сумку, переставила её к столу. – Ты откуда? Или куда?
В ночнушке выскочила Лидка и уставилась в оцепенении на свою подругу, тыльной стороной ладоней протирая глаза.
- Настюша!? Вот это да! А мы спать в шесть утра только улеглись. С Новым годом тебя!

       Из боковой комнаты появился глава семейства Иван Прокопьевич, высокий и нескладный мужчина. Он улыбался и при этом обнажал такие же неровные и крупные зубы, как у  дочери.
- Вы чего гостью держите на пороге? Проходи, дочка, раздевайся, не жди, когда эти нерасторопные хозяйки догадаются это сделать, - широким жестом приглашая к столу.
Её провели в ванную комнату, подали полотенце и Лидин халат красного цвета в белый горошек. Когда свежая и чистая Настя вышла в комнату, на столе уже стояли тарелки, вазочки, салатницы с новогодними блюдами, которые никто и никогда не съедает в новогоднюю ночь.
Валентина Григорьевна поставила каждому рюмку и принесла бутылку с вином.
- Валентина Григорьевна, это лишнее, да и утро ещё, - попробовала возразить Настя.
- За встречу и Новый год всё вовремя.
Настя сделала глоток и поставила рюмку.
– Ну уж нет, в кои времена залетела к нам пташка и кочевряжится? До дна!
Настя выпила вино. Лидка это сделала быстро и как-то ловко, схватив со стола кусочек сыру.
- Вот умница. Я вижу, ты с дороги, - она снова наполнила Насте рюмку, и Настя, глядя на Лиду, на Ивана Прокопьевича, которые чинно выпивали тёмный и густой напиток, сделала это же самое.



- Рассказывай, детка, как ты первого января оказалась у нас?
Иван Прокопьевич вышел в другую комнату и включил телевизор. Там начинался его любимый фильм  «Чапаев».
И Настя забыла, что в дороге запретила себе что-то рассказывать про эту поездку, про Бориса, про досрочное возвращение в родной город.  Особенно Лиде и её матери. Она знала, что они постоянно и слишком бдительно замечали Настино присутствие в их жизни, не упускали возможности выяснить что-нибудь новенькое. А когда узнали про Бориса, мать Лиды не удержалась от фразы: «Везёт же тебе, Настя, какого жениха отхватила!»
И она не заметила, как рассказала, почему оказалась первого января у них дома.
Валентина Григорьевна после рассказа оживилась, подсела к Насте, ближе.
- И что ты дальше собираешься делать?


- Пока не знаю. Наверное, после вас к поезду пойду.
- И матери говорить не будешь? - Лиду тоже рассказ увлёк.
- Александре Евгеньевне надо рассказать, - решительно высказалась мать Лиды. – За Бориса ты замуж не собираешься. Не встретил даже по-человечески. И правильно. Мотаться по гарнизонам, не имея постоянного места жительства, никому не понравится. И Пашка этот, одноклассник твой – не партия. Найдёшь ты себе достойного, не торопись, доучиться ещё надо.
- Но Лида же готовится к свадьбе? – не выдержала Настя.
- Готовимся, куда дальше-то тянуть? – выпалила подруга.
Валентина Григорьевна кинула на дочь осуждающий взгляд.
- Ты рюмку поставь подальше от себя в таком случае, - приказным тоном осекла дочь, - и подлила Насте вина.
К двенадцати часам вышли из-за стола, Валентина Григорьевна  принялась убирать посуду, Лида потянула  Настю в свою комнату.
- Рассказывай теперь, как всё произошло на самом деле, - тоном заговорщицы приступила она к расспросам.
- Ничего другого и не смогу тебе рассказать, - Настя только теперь заметила округлившийся живот Лиды.
- Заметила всё-таки! – не удержалась подруга.
- Почти и не видно, я и не рассматривала тебя. Когда успели-то?
- Мамочка помогла.
- Как?
- Ночевать Толика сама оставляла у нас.
- А сейчас он где? Первое же января!
- Сестру поехал на вокзал встречать, скоро будет. Увидитесь скоро.
- Ты его любишь, Лида?



- Не хуже других. Отслужил. Работает. Меня любит, родители его тоже благоволят к нашей семье, ребёнка ждём. Что ещё можно желать? – и она улыбнулась во всю ширину зубов, запрокинув голову с веером густых и ровных волос.
- Всё правильно ты говоришь, наверное, Лида, - выдавила  Настя.
- О-о, да мы грустим. Жаль, что Бориса упустила? Без пяти минут офицера?
Насте не хотелось отвечать.
- Я сижу сейчас с тобой, а у меня в мыслях - Павел, с потерянным взглядом и сжатыми губами. Я не думаю, что ему не хотелось мне кое-что проговорить перед вылетом в Москву. Что-то недосказанное прочитала я в его глазах. Он настоящий, добрый, самостоятельный и очень … очень красивый. Понимаешь, я только с ним себя чувствовала незащищённой и беспомощной девочкой, даже иногда капризной, потому что я себе это позволяла не задумываясь. И получалось, что у Паши на всё и всегда имелись ответы и разрешения всех непонятных для меня вопросов. Нет, он не успокаивал меня, не уговаривал, он просто принимал решения, а я признавала его решения как однозначные и очевидные. Мне кажется, что я его люблю.



- Вот ты выбрала! Глупая! Что такое Паша по сравнению с Борисом?
- Хорошо ты сейчас сказала, Лида. По сравнению…
- А у вас с ним был интим?
- Если бы… Я сейчас очень жалею, что не случилось.
Настя выскочила из комнатки и направилась к своей дорожной сумке, сиротливо стоящей у дверей.
- Лида, сумку я сейчас забирать не буду, - она сняла пальто с вешалки и держала его в руках, – перед поездом заеду.
Хозяева даже не успели заметить, как Настя оделась и вышла.



***
     Снег, начавшийся утром, к полудню не переставал сыпать.  Настя с удовольствием подцепляла носком сапожка снежные шапочки и подбрасывала при ходьбе. Они разлетались с лёгкостью и как будто с охотой, оставляя цепочку следов.
Подошёл полупустой трамвай, и она удобно уселась на сидение, разглядывая улицы сквозь летевшие хлопья.
Из трамвая направилась к дому Павла.
- Настя, ты как здесь? – раздался голос около первого дома улицы, где жил Павел.
Обернулась на голос.
- Я, я, да вот здесь…
- Привет, ты же уехала куда-то.
Это Никита, друг Павла, высокий, узкий в плечах, голубоглазый блондин с вьющимися волосами, выбивающимися из-под красивой норковой шапки. Клетчатый шарф небрежно обхватывал шею.
- Нет, как видишь, не уехала я, привет, Никита.
- Заходи, мать с отцом гостей ждут, посидим.
- К Павлу я.
- Не ходи, нет его дома.
- А где он? – Насте стало нестерпимо жарко, и она высвободила шарф из-под пальто.
- Зайдёшь, расскажу. Мать про тебя спрашивала, между прочим, - и он подхватил Настю под руку.


              Родители Никиты, приветливые и общительные люди, всегда радушно принимали всех гостей. Стол накрывали зачастую с расчётом, что кто-нибудь вдруг, да и зайдёт нечаянно. И заходили. Может, поэтому в их кухне на первом этаже хозяин предусмотрел лишние квадратные метры, которые никогда не оказывались лишними. Кухня больше напоминала большую комнату. Такого дома ни у кого из друзей и знакомых больше не было. Никита, единственный сын, жил в любви и хорошем достатке.
- Настенька, вот так встреча! – обрадовалась Зоя Антоновна, мама Никиты. - Заходи, первое января отметим. А где Пашка?
- Мама, давай всё по порядку, - Никита помогал Насте раздеваться.
- Семён, посмотри, кто к нам пришёл, - обратилась она к мужу, высокому седому мужчине с такими же кудряшками, как и у сына.
- Да вижу, вижу, здравствуй, Настенька. Где наш оболтус откопал тебя первого января? И почему без Павла?
Двери открылись, и холодный воздух стремительно распространился у порога, превращаясь в клубы пара.

      Тётка Никиты с дочерью и зятем вошли, держа впереди себя сумки с гостинцами.
- Дорогие мои, сестрёнка, детки, какие вы молодцы, что зашли. Стол уже почти готов, раздевайтесь.
Настя обрадовалась, что всё внимание переключилось на новых гостей.
- Никита, Павел к тебе придёт сегодня?
- Что у вас произошло? Почему вы не вместе?
- Так, где он?
- В гостях. Они с братом и с Вовкой, ты его знаешь, у девчонок гуляют.
Настя потупила глаза, чтобы Никита не увидел внезапно накатившиеся слёзы.
- Не переживай ты так. Сейчас закусим и поедем туда же. Хочешь?
- А можно? Меня же никто туда не приглашал.
- Зато меня приглашали, я только вернулся оттуда.
- А Паша?
- До семи утра новый год встречали, я уехал, а все спать свалились. Поедем их будить. А сейчас - за стол.
- Может, поедем сейчас?
- Куда это вы собрались ехать? – вышла Зоя Антоновна. У меня фаршированная щука на столе, а они собрались куда-то бежать!?



     Насте есть не хотелось, она хорошо подкрепилась у Лиды, но отказывать не представлялось возможным.
- Где Галинка  твоя? – обратилась к сыну. - Вы что сегодня по одному? Садитесь уже, дети неразумные.
Пришлось отведать все кушанья Зои Антоновны и подношения её гостей. Настя не могла дождаться минуты, когда Никита покинет, наконец, стол.
- Ох и обжора ты, Никита! – осуждающе выпалила Настя, выходя из-за стола уже вместе с Никитой.
- Настя, Никита, вы куда? А торт? Я сама пекла свой любимый «Наполеон». Неужели откажетесь? – она резво вышла из-за стола и сняла со стены гитару. – Сынок, а кто душу порадует? Так и уйдешь?

     Настя поняла, что сейчас Никиту попросят сыграть на гитаре. Она прикрыла глаза, чтобы никто не увидел в них смятение и охвативший её ужас.
- Вот и Настенька в предвкушении твоей игры даже глаза закрыла, - прокомментировала Зоя Антоновна.
Красивая девушка Галина досталась Никите, по разумению Насти, благодаря машине, которую частенько давал отец, и гитаре. Когда Никита играл на гитаре и пел, слегка склонив голову, то казался более мужественным и взрослым: шея не смотрелась тонкой и по-мальчишески нежной, она просто длинная, круглые завитки светлых волос могли даже напомнить образ поэта Сергея Есенина. Голубые глаза и длинные, как у девушки, ресницы, только светлые, потому что юноши ресницы не красят, как известно. Никита и гитара – одно целое. Ради этого стоило и послушать, но не сейчас.


      Настя умоляюще смотрела на Никиту.
- Мам, и торт отведаем обязательно, и споём-сыграем. Сейчас за Пашкой смотаемся только, – и шмыгнул к Насте, стоявшей у вешалки с одеждой.
- Без Галинки не пущу! Слышишь, сынок!
- Понял, не волнуйся.
Настя выскочила на улицу, шапку надела на ходу.
- Никита, вы с Галей поссорились? Где она?
- Дома.
- Почему?
- Домой ушла, не понравился её мой подарок на новый год.
- И что такое ты ей подарил?
- Часы я подарил.
 - Вообще-то часы дарить – плохая примета.
- Не знает она, я уверен, про эту примету.
- Тогда что?
- Часы золотые.
- Золотые? По-настоящему?
- А как? Игрушечные что ли?
- Не понравились?
- Думаю, понравились, но надо же характер свой показать! Ей обидно, так она сказала мне, что в нашей компании никто не смог подарить такой дорогой подарок, кроме меня, а я этим подарком будто бы унизил всех.


      Настя замолчала.
- А разве ты не мог ей подарить одной? Без скопления друзей и подруг?
- Я же хотел ей приятное сделать, чтобы гордилась мной!
- А кто тебе денег дал на такой подарок?
- А это тебе зачем?
- Она, наверное, догадалась, что сам ты не заработал на такой подарок.
- Ну и что? Отец добавил, а что здесь такого?
- Я её понимаю.
- Женская солидарность? Поздравляю! Может, ты потому и одна оказалась первого января? Езжай к своему Пашке одна!
- Я же адрес не знаю, как езжай?
Он проговорил адрес и развернулся в сторону своего дома. Настя видела, как Никита загребал снег своими ботинками, почти не поднимая ног и постепенно удаляясь в снежном мареве.
    
Ей стало жаль и Никиту, и себя, и Галину. Она не могла понять, почему так всё хорошо складывалось и неожиданно прервалось. Что она сделала не так? Никита обижен, но ему трудно оказалось понять заявление Галины, которая выросла и воспитывалась в многодетной семье. Может, Никита хотел этим подарком подчеркнуть значимость их отношений? Не каждый парень рискнёт ухаживать серьёзно за такой девушкой.


***
      Она дождалась нужного трамвая, устроилась поудобнее и продолжала смотреть в окно, как будто и не выходила из предыдущего. Вспомнила разговор с Лидой. Сейчас жалела, что откровенничала с ней, даже про интим успели поговорить. В нём-то, интиме, всё и дело. Про Бориса ей не хотелось говорить ни с кем, тем более с Павлом. Сейчас всё, что происходило когда-то с ней и Борисом, хотелось забыть, стереть из памяти эту страницу своей жизни. Что-то стыдное и неприличное скрывалось от её желания разобраться в своём поступке, когда она вспоминала свой побег из гостевого дома в пять утра.


     Ей хотелось сменить тему воспоминаний, и она посмотрела в окно. Взглядом проследила за проплывающими домами, остановила на снеге, чистом и свежем. Тишина за окном удивила, будто снег вобрал все звуки. Настроение необычное и новое. Обратила внимание на ветви деревьев, согнувшихся под тяжестью снега, на проскальзывающие между ними снежинки, белые валики на скамейках.
Спокойно и уютно… идут взрослые, снуют дети, едут машины, обгоняющие трамвай. Ни в Калининграде, ни в Багратионовске, ни в Москве Настя зимы не ощутила. А здесь – да!


Сосредоточиться не получалось. Что я скажу, когда приеду? Кто такая? Компания незнакомая, хотя Павел с братом. Да, ещё там должен быть Вовка, друг детства Паши. Я-то поняла, кто мне нужен. Пашка… Такой непонятный и родной. Кажется, я всё про него знаю, и в то же время не знаю ничего. Многие его поступки не могу объяснить, например. Зачем он поехал меня провожать к Борису? Знал, что родители нас давно воспринимали женихом и невестой. Мария Степановна то снохой называла, то следила за Павлом, когда тот приезжал. Начальник обещал место модельера, потом грозился уволить. А Борис? На имени Бориса мысли обрывались. Не было никакого желания их развивать, хотелось забыть эту необъяснимую поездку. Одно утешало: первый попутчик так понятно и на удивление правильно всё ей объяснил, как будто всё знал и про Настю, и про Павла, и про Бориса.
Улицу и дом Настя нашла быстро. Позвонила в нужную квартиру. Двери распахнулись. Перед ней стояла девушка в спортивном костюме. Редкие волосы рассыпаны по плечам. Сквозь очки угадывались небольшие светлые глаза. Смущённая улыбка подавала надежду на доброжелательность и пригласительный жест. Так и произошло.
- Вы к кому? – спросила высоким голосом.



- К вам, здесь должен быть Павел.
- А вы ему кто?
- Я? М-м… А кто же я? – прошелестел Настин голос.
- Это жена моя приехала! – услышала Настя из комнаты голос Павла. Он вышел стремительным шагом и направился к Насте. Ей показалось, что из его глаз протянулись к ней лучики искристого солнца и, столкнувшись с её глазами, мгновенно в них растворились. От этого ощущения в глазах стало светло и празднично. И уже невозможно было объяснить, почему она уехала, почему и за что сердилась на него, почему жила без него. Он прикоснулся к ней, обнял за плечи и прижал к себе. Сердца своего не услышала, оно замерло, ни одного удара. Покой и уют. Закрыла глаза. Стали выходить другие обитатели этой квартиры: брат Павла, Владимир, незнакомый парень и две девушки. Они с любопытством рассматривали Павла и Настю. Первой заговорил брат.
- Паш, вы поженились что ли? А почему я даже не знаю об этом?
- Раздевайтесь, проходите, - заворковали девушки.
- Ребята, вы нас извините, но нам надо идти, у нас скоро поезд, - прекратил все разговоры и предложения Павел и стал надевать куртку. С вешалки подхватил шапку и подтолкнул Настю к двери. Пока! С Новым годом всех! Анастасия! Выходим!
На улице он схватил её за руки, и они, не договариваясь, помчались на остановку.


***
- Паша, остановись. Куда ты торопишься? Дай отдышаться!
- На поезд я тороплюсь, и ты, кстати, тоже торопишься.
- Паша, - Настя встала напротив Павла и смотрела ему в глаза, - почему ты так сказал?
- Что я сказал?
- Что я твоя жена.
- Можно, я тебе дома всё объясню? – Павел взял Настю за плечи и склонил голову, чтобы удобнее было разговаривать и смотреть ей в глаза.
- Нет, я хочу сейчас, иначе не поеду, - она отступила от Павла на несколько шагов.
Павел  взял Настины руки в свои.
- Потому что я это знал, много раз тебе говорил, что так и будет. Понятно объясняю?
- Нет, непонятно.
- Что ещё я должен сказать?
- Почему ты меня отпустил к Борису?
- Отпустил. Не отпустил я, а понял, что эта поездка тебе необходима, чтобы самой принять решение. Ты его и приняла. Так?


    Настя молчала. Она смотрела на лицо Павла, будто видела его впервые. Высокий лоб, широкие чёрные брови, конец линии которых чуть-чуть приподнимался в изящном завитке-хвостике. Тёмно-коричневые глаза с небольшим лукавым прищуром, аккуратный и правильной формы нос. А губы! Чувственные и припухлые, трепетные и волевые одновременно. Разве так может быть?
Павел заметил остановившийся взгляд Насти. Руками приблизил её лицо к своему и нашёл  губами её губы. Настя обхватила Павла за шею, прижалась к нему. Он почувствовал, как она отозвалась на его поцелуй, как гладила его шею, плечи и не позволяла остановиться. Они стояли у скамейки на улице. Наверное, за это время прошёл не один человек мимо целующихся первого января, в первый день нового года, когда они опомнились и отступили друг от друга.
- Паша, у меня же сумка с вещами у Лидки! Успеем заехать?
- Ты даже домой не заезжала? А как твоя мама? Как ты могла, негодная, так поступить? – Голос Павла с каждым словом набирал силу. – Успеем!
Заскочили за сумкой. Несмотря на спешку, Павел успел заметить любопытный взгляд Лиды и осуждающий – её матери.


***
Каким длинным оказался первый январский день для Насти! Всё, что произошло, не укладывалось в голове. И вот она с Павлом. Они одни. Конечно, всё и свершилось, как свершается у мужчины и женщины, когда они понимают, что друг без друга не могут жить.
Проснулись в выходной день. Настя призналась Павлу, что впервые в своей жизни провела целую ночь в одной постели с мужчиной.
- И я, - прошептал  Павел.
- Ни о чём не хочешь меня спросить? – Настя приподнялась на локте и заглянула ему в глаза.
- Нет. Хочу предложить покататься на коньках, - он поцеловал её в губы.
- На коньках? – Настя обвила руками шею Павла.
- Да, - и снова поцелуй закрыл её губы.
- А где мы их возьмём? – Настя прижалась всем телом.
- Каток видела? - Павел медленно гладил плечи и грудь Насти.
- И что? - Настя задохнулась в новом поцелуе.
- Там и коньки дают покататься, - Павел снова приблизил своё лицо.
- И чего мы сидим? – Настя высвободилась из объятий.


      Всё получилось, и уже через час они катались по льду, взявшись за руки, как   дети. Громкая музыка, снующие люди, тоже на коньках, встречный ветерок и волшебное настроение.
Заканчивая очередной круг, Настя заметила остановившуюся Марию Степановну за бортиком ледяного поля. Она стояла среди других людей, желающих посмотреть на катающихся и взглядом следила за Настей и Павлом. Настя почувствовала, как жар прихлынул к её лицу, а рука, как будто по своей воле, выскользнула из руки Павла.
- Ты устала? Домой? – Павел остановился. – Что с тобой? У тебя лицо горит.
Проследил за её взглядом.
- Ты боишься её?
- Нет, не боюсь. Я думаю, она сейчас недоумевает, как я здесь оказалась, когда должна быть там, в Багратионовске.
- Подойдёшь?
- Не хочу, но объясниться придётся, раз она меня увидела. Мне надо ей деньги отдать.
- Ты брала у них деньги?
- Не брала, сами дали на некоторые расходы, но…
- Ты потратила их?
- Немного.
- Сколько надо?
- Я сама разберусь, это тебя не касается. Покатались называется.



***
После обеда Настя проводила Павла, а возвратившись со станции, решила поставить точку и в недоумении Марии Степановны. Она занесла деньги и вручила их ей. Владимир Фёдорович отсутствовал. Конечно, сыпались вопросы, закатывались глаза к потолку и прикладывались руки к груди.  Настя отвечала односложно, не вдавалась в подробности. По лицу Марии Степановны Настя поняла, что та расстроена и подавлена. Хотелось в некоторые мгновения даже пожалеть её или успокоить.
- Мама твоя знает?
- Зачем вам?
- Как же так? Почему? Что произошло между вами? – твердила одни   удручённая женщина, - вы должны были зарегистрироваться, надеюсь, ты понимаешь, о чём я говорю, Настенька. Это я виновата, я написала сыну ненужное письмо. Прости меня, дочка.
Она раскраснелась и не видела своего лица, на котором проступили чёрточки-зигзаги яркого бордового цвета.
- Пойду я, Мария Степановна.



***
Через две недели ей принесли уведомление о переговорах с Борисом. За это время она пережила скандальный разговор с матерью, молчаливые взгляды отчима и недоумённые переглядывания коллег. В конце рабочего дня подошёл Владимир Фёдорович.
- Анастасия Ивановна, съездите, пожалуйста, завтра на переговоры в город. Я вас прошу.
- Зачем?
- Я вас прошу. Моя благосклонность тоже имеет свои пределы, - многозначительно смерил взглядом.
- Уволите меня?
- До этого, слава богу, ещё не дошло.
Настя понимала, что увольнение последует, устроиться быстро на работу не получится, а жить ей придётся с родителями. Ещё учёба, там такие повороты судьбы некстати.
- Я поеду на переговоры, Владимир Фёдорович.
- Рабочий день я вам проставлю, не беспокойтесь, - почему-то без щелчка пальцев закончил своё высказывание.
- Спасибо.



***
На переговорном пункте ждать пришлось недолго. Сначала в трубке раздавались только треск и пощёлкивания. Когда прорвался голос Бориса, Настя вздрогнула от неожиданности, хотя для того и приехала, чтобы услышать этот голос.
- Настя, с наступившим годом тебя.
- Здравствуй, и тебя, только случилось это уже давно.
- Скажи, почему ты уехала?
- Ты до сих пор не понял?
- Нет, поэтому и спрашиваю.
- Ты не любишь меня. Поэтому.
- А ты? Ты любишь меня? - В трубке что-то захрипело. Настя убрала её от уха и стала крутить в разные стороны. Раздался голос.
- Настя, я летом прилечу, дождись, всё тебе объясню, и про шампанское тоже, прости меня, не выходи замуж. Прошу тебя.
Треск. Щелчок. Тишина.
Вышла из кабинки.
Про шампанское… А что про него-то? И где? Разве про это она ждала от Бориса слова?


    Настя устала от расспросов родителей Бориса, матери и коллег. Всем, кроме Павла, хотелось узнать, что случилось. Он один ни о чём не спрашивал. В том-то и дело, что не случилось, а должно, должно. Даже себе Настя не могла ответить на этот вопрос и объяснить своего поступка. А что сейчас? Атака какая-то. Зачем я им? Человек человеку нужен, когда любит. Любит. Павел никогда мне не говорил про любовь, но почему я знаю, что он любит?
У неё не было минутки, чтобы прожить заново восхитительный момент близости с ним. Первой настоящей близости с мужчиной. Вспоминая, она удивлялась сочетаемости несочетаемого в Павле. Нежность и твёрдость, деликатность и резкость, романтизм и практичность, мягкость и уверенность, отрешённость и настойчивость. Да, это он. А ещё – у него сладкие поцелуи, крепкие и ласковые руки, настойчивое и манящее тело. Эти новые ощущения Настя хотела удержать в себе до следующего свидания изо всех сил.


***
      В мае Настя приняла решение  выйти замуж за Павла до приезда Бориса.  Внутренним чувством Павел понял это и предложил подать заявление в загс. Случилось это так:
- Чем ты мучаешь себя? – спросил однажды Павел, тревожно всматриваясь в глаза. - Похудела даже, глаза утонули – не достать.
- Паша, сама не пойму, ведь хорошо всё. Косые взгляды меня уже не волнуют, начальник придирается не так уж и часто. Мария Степановна перестала задавать вопросы, а на её вздохи я стараюсь не обращать внимание. Мама тоже притихла.
- Тогда что? Редко видимся? Скажи!
- И ты оставишь учёбу и работу?
- Работу точно не оставлю, я заявление на получение квартиры написал.
- И дадут?
- Я до армии ещё написал, обновил сейчас. Правда, светит мне малосемейка.
- Почему?


- Одинокий я волк. Семейным только дают полноценные квартиры. Слушай, дорогая, а что ты думаешь по поводу моего холостяцкого положения?
- Твоё положение, ты и думай.
- Придумал. Пора выполнять своё обещание.
- И какое?
- Я же тебе почти два года обещал на тебе жениться, нет, не так. Обещал, что ты станешь моей женой.
- Ты готова стать моей женой?
- О, где же твоя страсть? Романтизм, наконец?
Статус жениха и невесты не остался незамеченным Александрой Евгеньевной, но спустя два месяца.
- Всё-таки Пашку своего выбрала, глупая.
- Не глупая она, Шура. Правильно сделала. Парень самостоятельный и надёжный. Насте – крепкая опора в жизни, - встал на защиту выбора  Николай Михайлович, - свой, родной и понятный.
- А кто тебе непонятный, я догадываюсь.


- Да, Борис. Искусственный какой-то. В человеческой одежде ни разу не пришёл. Как на парад приезжал в своей фуражке с кокардой.
- Он же молодой, конечно, не без бравады. И что в этом плохого? А выправка? А рост? Красиво ухаживал. Семья приличная, будущее многообещающее. Что ещё надо ей?
- Человека ей надо, пусть без кокарды и высокого роста.


***
Настя ощущала особую остроту жизни,  наполненность и в то же время лёгкость,  будто её окутало аурой беспечности. Запах сирени разносился по улице – в каждом дворе обязательно красовался куст.  Ветерок переворачивал невесомые шарики тополиного пуха и весело подбрасывал. Они шаловливо взлетали, соединялись друг с другом, образуя коврики.  Насте очень не хотелось, чтобы эта восхитительная природная идиллия разлетелась на осколки повседневных забот.
Она просто шла по  пыльной дороге, и вместе с нею шли её родители, чтобы встретиться в доме Павла с его матерью и обсудить хлопоты предстоящей свадьбы.
Нет, нет, только бы удержать это июньское настроение, эту лёгкость во всём теле, этот безмятежный покой. Сейчас, сейчас всё соединится в одно целое. Безмятежность и Он.


      Из переулка  вывернул Павел.  Он плавно выбрасывал руки и плавно их опускал. В одной руке - огромный букет сирени. Грузные кисти-метёлки ритмично подпрыгивали в руке, закрываемые на мгновение листьями и появляющиеся пластично при движении. Серый костюм. Настя никогда не видела  Павла в  нём. Как к лицу ему этот цвет! Почему он раньше никогда не носил его? Пиджак  расстёгнут, и полы его ветер разворачивал то в одну, то в другую сторону, показывая белизну рубашки. Губы расплылись в улыбке, а над головой – огромный золотой шар, выпустивший  дрожащие лучи Паше в спину, будто помогали ему двигаться.
Какой же Паша родной! Как долго я не виделась с ним! Всё соединилось в одно целое: и благоуханная сирень, и солнечное сияние, и восхищённая, сияющая улыбка, и смятенное, трепещущее сердце Насти.