Дары Моря Марк Рубинштейн

   Марк Рубинштейн               

                Дары моря

Запах хитина и укропа разносился на всю квартиру. Дядя Слава вернулся из далёкого холодного Мурманска, и мама каким-то чудом успела купить, вечером, уже перед закрытием универсама, креветок.

Она пыталась купить два кило, все что осталось, пришлось разделить с унылой, угрюмой очередью, которая проглотила с ненавистью и удовлетворением крик продавщицы.
- Галя, креветки больше не пробивай!
   Очередь загудела. мужики, с лицами словно вылитыми из бетона, угукнули и сдвинули ряды, бабы открыли рты.
- Не больше кило в руки! - оценив ситуацию выкрикнула в сторону кассы, но глядя на очередь продавщица. Ее неопрятный, серый от многократной стирки передник и красный, длинный нос, делали похожей на неопрятного снеговика - переростка. Кое кто пробормотал ругательство, а женщины переглянувшись уставились как одна на стрелку весов.
- Кило, ровно, - выдавила продавщица презрительно и протянула уже      намокающий кулёк с драгоценным крилем очередному счастливчику.

Следующей была женщина лет тридцати на вид, миловидная, в потёртом но ещё не облезлом пальто в чёрный рубчик, норковой, серой, словно ангорский кот норковой шапке и приличных, для своих лет югославских, слегка примодненных, на высоком, добавленном каблуке, сапогах. Ее черные, вьющиеся волосы, спадая на простоватый, полинявший воротник пальто, выглядели особенно ярко и натурально. Она посмотрела на лоток, из которого, с нескрываемой брезгливостью выгребала продавщица остатки креветок и устало сказала.
- Ну что осталось заверните.

Дядя Слава, раскинувшись на диване дремал, когда Вовка с тарелками в руках прошёл в комнату. Тут в квартирке на втором этаже хрущёвки, где за занавесками, на улице Замшина воняли и громыхали грузовики и автобусы, набитые пролетариатом, дядя Слава чувствовал себя не плохо.

Во-первых, не качало, ибо, как и любой моряк, он ненавидел качку. Во-вторых, не гремел дизель и не воняло солярой. Напротив, пахло только что съеденной им половинкой курицы, точнее, "цыплёнка тапака", приготовленного Лидой по особому случаю. Случай был и в правду особый - дядя Слава решил больше не возвращаться в Мурманск. Там его больше не ждали даже белые медведи. Он решил стать человеком. То есть, мастером СТО.

Любой другой, моряк-моторист мог себя представить в роли мастера СТО в Ленинграде, только если б ему повезло выловить золотую рыбку. Но в Мурманске ловили камбалу, а как известно эта рыба волшебными свойствами не обладает. Однако, как и любому, относящемуся к своей жизни как попало, человеку, Славику неслыханно повезло. Он познакомился с Лидой, той самой, что выдала ему, полюбив всем сердцем, билет в новую жизнь. Он поймал свою золотую рыбку на берегу, будучи капитаном ВМФ. Прозябал он тогда в бухте Владимировка и перспектив имел не больше, чем пень в осенний день.

Судьба, как говорилось выше, благосклонна к шалопаям, и женившись на Лиде, которая, иначе как Славушка его не звала, тут же получил возможность выбрать - на гражданку в рыбный флот или в мастера. Как человек военный, Славик не смог сразу признать, что моряком он стал случайно и решил продолжить карьеру в Морфлоте на сейнере.

Жизнь показала ему его место - у дизеля и у транспортёра, по 12 часов и без кортика и погон. Быстро поняв, что собачья жизнь и жизнь настоящего моряка одно и тоже, он сообщил Лиде об увольнении и скорейшем возвращении в Ленинград. Сказать, что Лида обрадовалась - было ничего не сказать.
 
И вот теперь нежась под лучами стоваттной лампочки, что мило светила из под драного, но заботливо прикрытого полотенцем, абажура торшера, глядя на то как на столе появляются креветки и в комнату входит Лида, торжественно неся перед собой на подносе фужеры для вина и запотевшие бутылки, потянулся и приподнявшись включил телевизор. Заботливо разложив подушки и придвинув к себе поближе стол, он рукой пригласил всех присесть.

Вовка приглашения не ждал и уже сидел, и пялился в экран. Мама поправила полотенце на абажуре торшера, задёрнула поплотнее полосатую словно карась штору и уселась рядом со Славиком.

Забубнил телевизор и мелькнув пару раз, на экране застыло изображение. Начинался фильм про войну.
- "Они сражались за родину", - весомо заявил дядя Слава и уселся поудобнее.
- А по второй "Соломенная шляпка", - тихо заметила мама, накладывая в тарелку дяди Славы картошку из стоявшей тут же на столе кастрюльки.
- Ну ты Мать даёшь, - с деланным удивлением, брякнул дядя Слава. Он иногда так называл маму, и она морщилась всякий раз. Вот и теперь, чуть отвернувшись, и делая вид, что читает титры, усаживаясь на диван между дядей Славой и Вовкой, на ее лице мелькнуло раздражение.

Дядя Слава запустил руку в креветки, что красовались на блюде посреди стола. Блюдо украшенные укропом и цветками из варёной моркови, не напоминало бы клумбу на могиле если бы натюрморт не дополняла стоявшая рядом, уже початая бутыль портвейна.

Своей монументальностью и цветом, в темноте комнаты казавшимся черным, наклейкой с цифрами крепости и цветастыми надписями, она была настоящим памятником алкоголизму.
- Про войну сегодня, - уже жуя и не отрывая взгляд от экрана старенького телевизора, что скромно примостился в уголке комнатёнки на тщательно натёртом к приезду Славика, лично мамой паркете, произнёс дядя Слава. Мама вздохнула.
- Ты че мать? - повернул дядя Слава к маме довольную физиономию. Он был уже лыс в свои тридцать пять и бородка, и усы эспаньолкой, делали похожим его на Ленина в октябре.

Дядя Слава имел мирный и весёлый нрав, в глазах его искрились лучики мысли, и видимо это и привлекло маму. Она ценила ум и особенно, тот самый, доброжелательный и открытый взгляд, которым обладают образованные, смышлёные люди, он ее и покорил.
- Я не мать, тебе Славушка, - произнесла она и отвернулась, - титры и военная музыка кончились и застрочил пулемёт. Мама вздрогнула и чуть просыпала картошку, накладывая Вовке в тарелку.
- Ну ладно, ладно Лидушка, - миролюбиво и тихо произнёс дядя Слава и чуть приобняв, повернул за плечи маму к себе. Ложка из руки мамы упала на стол и пронзительный звон слился с громким "чмок" в щёчку. Мама, она так любила своего Славушку.
— Вот так-то лучше Славушка, - миролюбиво прошептала мама, - в телевизоре что-то загрохотало, и комната наполнилась стрельбой и рёвом мотора.

Вовка смотрел в пол глаза. Он подложил себе ещё креветок и вместе со взрослыми, больше глядя на мелочь в тарелке, та что была лакомством, тщательно отрывая голову и панцирь, клал в рот одну за другой креветки.
- Картошечку кушай, - повернулась к нему мама,
- Угу, - как совёнок, не отрывая глаз от креветок угукнул Вовка.
   Дядя Слава подтянул к себе блюдо, налил в фужеры вино и под вопль из телевизора - "Ура", протянул бокал маме. Застрочил пулемёт и оба бокала были мгновенно опорожнены. Вовка с тревогой заметил, как быстро дядя Слава очищает и поедает креветки. Тот заметил Вовкин косой взгляд, и чуть в пол оборота повернувшись к нему прокомментировал.
- Мелочь какая!
   Мама испуганно посмотрела на Славика, а тот не заметив продолжил.
- Мы, Вовка, - он сделал многозначительную паузу, - на сейнере,- он замолк, в телевизоре что-то взвыло и взорвалось, дядя Слава с уважением посмотрел в экран а мама подложила Вовке остатки креветок, - ели их вёдрами! - закончил спич дядя Слава и посмотрел на домочадцев с видом знатока.
- Ого, - только и сказал Вовка оценивая кучу голов от съеденных креветок    у себя в тарелке и в тарелке дяди Славы, счёт был в пользу последнего.
- Да! И они настоящие, - неспеша очищая креветку говорил дядя Слава, — вот такие!
   Он поднял ладонь вверх, сок потёк по руке, и мама ловко накинула полотенце, дядя Слава опустил руку ко рту и проглотил словно кит, малюсенькую не больше половины мизинца креветку.

Кино шло своим чередом, чудесные, маленькие вонючие креветки были доедены, допито вино и все, кто сражался за родину завершили на экране свой героический путь. Пора было спать, но Вовка все не мог себе представить креветку с ладонь размером. Отчего такие креветки едят вёдрами в Мурманске, на сейнере и отчего их нет магазине, Вовка никак не мог понять.