Эпизод

В своих бабе и деде я души не чаяла, жила с ними, как оказалось, счастливо, а всё потому, что мама развелась с отцом и снова вышла замуж, а поскольку новую жизнь мама с отчимом начали в общежитии института, где работали, дочка осталась у бабы с дедой. Дом бабы и деды, улица Дубровинского, дом 70, ну, только для тех, кто понимает, самый лучший в Красноярске, ещё бы! На фото именно он, чтобы долго не рассказывать. Дом соединён аркой с банком Красноярского края вдоль набережной, и в нём живут сотрудники банка. Деда был зам. управляющего, баба бухгалтером. Мы, детвора, были счастливы своим двором, уютно нас вырастившим, аркой, из которой были видны сопки правого берега Енисея, после пяти лет уже набережной, пароходами, быстрыми "Метеорами", "Ракетами", Коммунальным мостом, расщерившейся скалой Такмак на правом берегу. Никто из нас не ходил в садик, для чего? У нас была дружба, свобода, целый день мы проводили на улице или друг у друга в гостях, взрослые не присутствовали в нашей жизни. Бабе с дедой спасибо за эту свободу, как и бабушкам моих друзей Маринки, Гришки и ещё других. У меня были и две двоюродные сестры, которых тоже частенько подкидывали бабе, нам, однолеткам, скучать не приходилось. После пяти лет мы выходили из арки как римские триумфаторы из триумфальных арок, так грандиозен был Речной вокзал и красота открывшихся просторов, это чувство присуще всякому, кто выходит из нашего двора. Нижний этаж нашего дома отделан камнем с вкраплением слюды и кварца и мелких красивых камешек, о, мы умели ценить красоту и любовались сверканием слюды и кварца на солнце. Гранитные лестницы с верхней набережной на нижнюю были на отлогах украшены гранитными чашами с влюбившем в себя на всю жизнь из-за своего аромата белым алиссумом, можно было устроить в дебрях алиссума домики для куколок и сидеть около этих громадных чаш на теплом от солнца граните, а можно было бежать по длинным анфиладам Речного вокзала, пытаясь выглянуть из-за гранитных гантелеобразных балясин, соревнуясь с ними в росте. Мы даже один раз вскарабкались на внутренние арки моста, но чуть не упали в Енисей и больше не пытались.

В четвертый класс я переехала к родителям на окраину Красноярска. К бабе я стремилась каждые выходные, нужно было ехать 40 минут на автобусе по ничего не значащим длинным улицам с однообразными пятиэтажками. Архитектура окраин убивала, отсутствие Енисея тоже. "Как будто бы железом, Обмокнутым в сурьму, Тебя вели нарезом По сердцу моему," - это Пастернак в моём восприятии о рисунке сопок правого берега, на который мы смотрели с набережной и без которого и жизнь для меня была не жизнь. У меня было две тёти и один дядя - с мамой четверо детей бабы и деды. В отличие от размеренной жизни бабы и деды у них было столько проблем, что совсем не хотелось в них вникать, но баба вникала, и почти каждые выходные тёти и дядя делились с бабой проблемами. На мой взгляд, они городили эти проблемы с завидным упорством сами на своём пути, но тогда это называлось "жизнь". И вот я, наконец, подобралась к своему "эпизоду".

Всё началось с длинного звонка в нашу дверь. Я приехала, слышала разговор в квартире, но мне никто не открывал! Наконец тётя открыла дверь, со словами "Да Люда это!" ушла к бабе на кухню. Я прошла в большую комнату, села на свой любимый диван, опершись на подлокотник. Деда спал в маленькой комнате. Я ждала минут 20, ко мне никто не выходил, тётина проблема всё не решалась. Разговор был энергичный, мне не хотелось участвовать в нём. Прошло и полчаса. Я вдруг почувствовала необходимость уйти. Всё было странно, но я встала и бросила в кухню:"Я, наверное, пойду!" Тут же я услышала и бабин, и тётин голос:"Ты уже уходишь? Ну ладно, что ж, уходи". Мне бы понять уже тогда, что моя любимая дорога закрылась, надо идти по другой, хотя бы начать, но я с недоумением всё приезжала и приезжала в дом моего детства. Через три года мы уехали в Москву, потом прошло ещё около пятидесяти лет, в Красноярске всё кончилось плохо, баба с дедой умерли, квартира перешла дяде по распоряжению бабы, баба пережила деду на 9 лет. Дядя, получив бабину квартиру, тут же решил развестись с четвёртой женой и жениться в пятый раз на женщине с дочкой, бабина двухкомнатная его уже не устраивала, и он подгадал "выгодный" вариант, решил продать для переустройства квартиры в парикмахерскую, денег от парикмахерской ему хватило на трёхкомнатную в центре, и под напором новой жены и дочки он переписал квартиру на приёмную дочь, цель новой жены была достигнута сполна. Так погибло наследство деды, обойдя пятерых родных внучек, среди которых была и родная дочь дяди, наша двоюродная сестра. Тёти не только не были против, а одна из-за неведения, в какие лапы в очередной раз попал дядя, хотя с высоты прожитых лет почти непростительно было не догадаться, а другая тётя по убеждению (у дяди новая пятая семья, новая жизнь, на старой надо поставить крест) способствовали этому. Так что наследницу деда и в глаза не видел.

Я, конечно, долго сожалела о потере квартиры, о несправедливом наследстве. Если бы я поняла до конца свой эпизод, я смогла бы стать другим человеком, не приходящим туда, где уже не ждут, но для этого надо было иметь характер намного круче, чем был у десятилетней девочки. А когда же должен ещё вырабатываться характер, как ни в раннем подростковом возрасте? Но мне не хватило,
и сильно не хватило. С другой стороны, ведь эта девочка уже всё понимала, не знала только одного - чем массивнее тело, тем большей инерцией оно обладает, совершенно как счастье; чем больше счастья, тем больше инерции, лет воспоминаний и сожалений, которые вдруг чётко возьмут и материализуются, в неправедное наследство, например, поставив точку всем сожалениям. Не хватило ни характера, ни знаний, потому что физику и закон инерции определенно надо изучать в начальной школе, и тогда пусть катится по инерции своим путём ушедшее счастье, что делать, если инерция существует, но человек начнёт делать шаги по другой дороге с надеждой, что она его не подведёт. Да, у бабы с дедой было четверо детей, но человек оставляет потомкам идею жизни, идею семьи, но никому из своих детей идею семьи передать не удалось, а то, что эти дети называли "проблемной жизнью" на поверку можно назвать не иначе, как чехардой и какой-то даже неловкостью, да мало ли ещё существует слов. Даже баба после смерти деды бросила идею семейного равенства, у неё появился любимый сын, стало всё чаще упоминаться о любимой внучке, а при деде мы все были равны, любимчиков не было, и это нас радовало, мы были как спортсмены у одной стартовой черты. Личные пристрастия идут вразрез с идеей семьи, но были на ура встречены бабиными детьми, которые и жизнь свою всегда строили исходя из личных предпочтений. Но если желания личности ставятся во главу угла, идея семьи машет ручкой, уходит и не возвращается. А может быть, чувство предпочтения естественно для человека, и когда деда умер, бабе пришлось выбирать кумиров из членов семьи, но это послужило началом для распада семьи, а самое главное условие для устойчивого состояния семьи - это когда муж и жена предпочитают друг друга, а для всех остальных этот пьедестал недосягаем, нам, двоюродным сёстрам, сполна хватало идеи равенства и братства.