Праздник времени прошедшего

                – Это трагедия нашего времени, – сообщил Уолш.
                – У всех что-нибудь да не так, – сказал я,
                пытаясь оживить застольную беседу.
                – Только не у вас, – обрушил он на меня все свое
                обаяние, и на лице его появилась печать смерти.
                – Вы хотите сказать, что я не отмечен печатью смерти?
                – спросил я, не удержавшись.
                – Нет. Вы отмечены печатью Жизни. – Последнее слово
                он произнес с большой буквы.
                – Дайте мне только время, – сказал я.
                Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой»


Первые переводы «Праздника» появились в 1968 году. В том же году и я переведён из школьников в студенты, перемещён из города, где был в кругу семьи и школьных друзей, в город долгих прудов и длинных общежитейских коридоров. Книгу прочитал на первых курсах, поразившись тому, что у автора был кабинет для работы, кажется, в гостинице. Жил в одном месте, работал (стол, бумага, ручка, окно) в другом — оба не его. И город не его. И полушарие не то, где родился и вырос. Такая свобода выбора места присутствия поразила. Всё было у папаши Хэма — война и рыбалка, рестораны и улицы, ипподромы и библиотеки… библиотеки были?… не помню.

Читал «Праздник», проступал Париж за окном комнаты на пятом этаже общежития.

Книгу нашёл, полистал, но читаю сейчас книгу о пьющих писателях (Оливия Лэнг, «Путешествие к источнику эха. Почему писатели пьют»). Увы, Хэм оказался алкоголиком и покончил самоубийством, как и его отец. Бывает. У книг своё пространство, у жизни своё.

Границы пространства текста – первые строки и финал книги.

«А потом погода испортилась. Она переменилась в один день – и осень кончилась. Из-за дождя нам приходилось закрывать на ночь окна, холодный ветер срывал листья с деревьев на площади Контрэскарп. Листья лежали размоченные дождем, и ветер швырял дождь в большой зеленый автобус на конечной остановке…»

«Париж никогда не кончается, и каждый, кто там жил, помнит его по-своему. Мы всегда возвращались туда, кем бы мы ни были и как бы он ни изменился, как бы трудно или легко ни было попасть туда. Париж стоит этого, и ты всегда получал сполна за все, что отдавал ему. И таким был Париж в те далекие дни, когда мы были очень бедны и очень счастливы».

Всегда возвращались… в первый раз с первой женой, во второй - с четвёртой.

В августе 1956 года, путешествуя по Европе Эрнест заглянул в Париже. Там ему вернули два небольших чемодана, забытые им в подвале парижского отеля «Риц» в 1928 году, в них тетради, записи того времени. Принялся за написание книги. Над последними главами работал с осени 1957 по весну 1958 года. В это время Хемингуэй находился в Гаване. А я находился в Москве, в комнате офицерского общежития на четвёртом этаже. Высоту положения оцениваю по оставшемуся в памяти виду из окна во двор, где дымятся у череды сараев подожжённые мной ящики со стружкой. Было дело, обошлось без ущербов и последствий.

Эрнест поставил точку в рукописи, а я осенью стал первоклассником. До того времени азбуки не разумел. Чтение освоил быстро, к весне уже читал «Карика и Валю».

«Ян Леопольдович Ларри (1900–1977) — писатель-фантаст. Известен благодаря своей повести «Необыкновенные приключения Карика и Вали», написанной в 1937 году».

Посмотрел биографическую справку. Досталось же Яну…

В моём образовательном процессе Хемингуэй появился на десять лет позже Ларри. Околонаучную фантастику сменила фантастическая реальность…

Ах, вот как! — пока набирал слово за словом, вспомнил, что «Праздник» уже появлялся на этой странице, десятью годами раньше дня сегодняшнего — «Париж в чужой квартире». Квартира была, Парижа не было. Повторы, повторы… ничего нового — ни четвёртой жены, ни возвращения в город, существующий только в литературном пространстве. Едва обозначенные контуры сюжета, намеченного десять лет назад, относятся к событиям, на тот момент, трёхлетней давности. Кому она нужна, эта хроника! — Мне, кому же ещё. Мне нужны эти эскизы, тропа ассоциаций, смутных воспоминаний, стёртых повседневностью открытий.

Вот и сейчас проступает в памяти фильм 1992 года «Увидеть Париж и умереть». Мужественная и энергичная женщина, пережившая сталинские репрессии и лагеря, обитающая в коммунальной квартире, мечтает отправить сына, талантливого пианиста, в Париж. Те ещё года… в начале девяностых проржавевший железный занавес осыпался, границы распахнулись, город на Сене манил и обещал. Да и сейчас его притяжение ощущается. Эпоха реставрации границ национальных интересов завершится, можно будет отправиться в Париж, Лондон, Нью-Йорк — не для того, чтобы умереть.

Путешествие во времени — фантастика, если метишь в будущее. Другое дело вернуться в прошлое, там гул метро и «Париж в чужой квартире» —
http://proza.ru/2014/07/19/65