У родного порога. Часть вторая -14
В это время её муж, полковник Павел, (как его все называли на заставе, но все прекрансо понимали, что это его оперативный псевдоним), мотался с розыскной группой по горным сёлам и хуторам в поисках своей похищенной неизвестными жены и её подруги, невесты Волынцова. Он был и в селе Введенском, недалеко от которого таяла жизнь и затухал рассудок его любимой женщины и матери его будущего ребёнка, которому уже не суждено было родиться живым. С заставы было выслано ещё две группы с одной из которых поехал сам майор Лунин, но все поиски были тщетны, они не прекращались и поздно вечером, пока в десятом часу возле подъездных ворот на седьмую заставу у будки дежурного не появилась растрёпанная, в порванной одежде с грязным лицом Тамара Фоменко. Она просунула голову в окошко будки и запекшимися губами прошептала:
- Коменданта позовите... - и сползла вниз на холодный асфальт, растянувшись там от бессилья и усталости.
Она пила горячий чай мелкими глотками, крепко держа в руках железную кружку и дрожала всем телом. Тамара сидела в кабинете майора Лунина, который уже вернулся вместе со второй розыскной группой на заставу, потому как не мог долго её покидать в отсутствии начальника оперштаба и командующего особого отдела второго погранотряда, чьим заместителем он являлся. В кабинете присутствовали помимо коменданта Волынцова и его сына, старший лейтенант Богданов и сам майор Лунин. Они дали Тамаре немного прийти в себя и стали расспрашивать о случившемся:
- Что ты помнишь, после того, как вас затолкали в автомобиль? - спрашивал Лунин у молодой женщины.
- Ничего...толком, ничего!.. Меня сильно ударили по голове, - и она отодвинув волосы назад, показала место удара. Около виска была продолговатая ссадина.
- Что потом? - спрашивал Андрей Волынцов, он волновался больше всех.
- Потом, я потеряла сознание, - она отхлебнула из чашки ещё глоток. - Я очнулась лишь тогда, когда меня стали тискать и таскать за волосы в каком-то тёмном сарае, а потом... Я не могла сопротивляться, их было много, - она с ужасом в глазах, посмотрела на Андрея и заплакала. - Когда эти зверюги сделали своё грязное дело, они пошли в дом, что стоял рядом с этим сараем, а меня бросили в грязный подвал, там на полу, в самом дальнем углу, стонала Елена... Я подползла к ней, но она не открывала глаз... После прошло много времени и дверь в подвал приоткрылась, пьяная рожа насмешливо стала разглядывать меня... и бросил мне в лицо флягу с водкой. Он вылез, а я поднялась по ступенькам и попробовала толкнуть эту подвальную дверь. Она подалась, потому как он был сильно пьян и, видно, забыл её закрыть на замок... Тут я поняла, что это будет нашим последним шансом... Я выскочила и побежала в горы, вскоре добралась до Введенского и оттуда ... на заставу.
- Как ты думаешь, зачем они это сделали, с какой целью вас похитили? - спрашивал Богданов.
- Не знаю, не понимаю... - Тамара жала плечами и жалобно смотрела на своих собеседников круглыми глазами.
- Ты можешь показать, где вас держали? - спросил Лунин и раскрыл перед Тамарой карту местности.
- Я не умею читать карты, но показать и отвести вас туда, могу! Это за Петровой балкой, на равнину нужно опуститься, а там по руслу высохшего притока Днестра, который после ливней наполняется водой, дойти до Болотного кармана... Так местные называют место в распадке возле ущелья Ляда... Я вот потому и мокрая вся, там по валунам бежит вода и очень быстрое течение, вам нужно хорошо одеться, чтобы не замёрзнуть, потому как подобраться к этой долине иначе нельзя, там пещеры в горе, и похоже, что именно туда могли перепрятать Григорьеву, - после её слов в коридоре бешено застучали каблуки. В кабинет без стука влетел муж Елены и в отчаянии взглянул на Тамару.
Он сам возглавил оперативную группу, усиленную дивизионным взводом охраны и вместе с бежавшей "пленницей", вскоре выдвинулся в указанном ею направлении. Я думаю, что не стоит особо добавлять, что Тамара привела наших пограничников в ловушку...
А вот Городищам повезло больше, они уцелели этой ночью только потому, что там проходило внеплановое колхозное собрание в сельсовете по причине приезда первого секретаря райкома, товарища Крыленко Бориса Петровича.
Он приехал в колхоз Знаменский после того, как на бюро райкома партии ему дали не очень хорошую информацию о председателе Моторине, случилось это накануне, сразу после совещания и Крыленко не смог не отреагировать.
Это было торжественное совещание, посвящённое 28 годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции, и после официальной части на общем собрании работников исполкома вышел небольшой спор со вторым секретарём райкома по поводу того, что решающим звеном являлось МТС, а до сих пор не закончено его строительство и оборудование не завезено. Судили и рядили с самого утра до вечера, а когда разошлись на отдых, то волнение, вызванное совещанием ещё жило в Борисе Петровиче и люди, теснившиеся вокруг, казались особо хорошими, потому как видели одни и те же с ним цели.
Когда комната опустела и Борис Крыленко тоже собрался домой, в дверь просунулась голова работника райисполкома Яковенко.
- Разрешите к вам, Борис Петрович?
- Что у вас за срочность?
- Даже чрезвычайность!
- Входите, - сухо сказал Борис, настораживаясь и чувствуя, что с появлением этого щекастого, узкоглазого человека в атмосферу праздничного подъёма, которая царила в кабинете, входит что-то мелкое и будничное.
Яковенко приехал в район недавно, привёз хорошие характеристики, работал энергично и точно, был щеголеват и подтянут. На лице его всегда сохранялось выражение бодрой готовности, говорил он с Борисом лаконичным языком рапортов, на вызовы являлся минута в минуту и демонстративно смотрел на часы, подчёркивая свою аккуратность. Всё в его поведении одновременно и импонировало Борису, любившему строгую организованность в работе, и раздражало нарочитостью, подозрительной, как всякая нарочитость, а порой даже бесила эта его черта характера.
Яковенко вошёл, осторожно и чётко шагая и всем своим видом показывая крайнее уважение к секретарю райкома и его кабинету.
- Садитесь. Что у вас?
- Я не стал бы вас беспокоить, если бы не сказали мне, что завтра с утра вы уезжаете по колхозам. Дело в том, что мною лично обнаружен факт, о котором я нахожу необходимым сообщить лично вам, а не по своей инстанции.
- Да, да? - всё больше настораживаясь, спросил Крыленко.
- По колхозам идут разговоры в массах о том, что в Знаменском в связи с решением осеннего пленума колхозники бросили работать на лесоучастке.
- Как? Как бросили?.. - Борис наклонился к Яковенко.
- Мне характеризовали это именно так, - скромно и с достоинством подтвердил Яковенко. - Несмотря на все протесты начальника лесоучастка, лесозаготовители знаменцы забрали свои подводы и покинули лесосеку. Факт имеет большой резонанс и вызывает в районе множество нездоровых толков.
- Так, так, так... - быстро говорил Крыленко, пытаясь вдуматься в смысл рассказа и уловить его подоплёку. Что подоплёка была, он безошибочно чувствовал, но в чём она - ещё не мог определить. - Вы попытались уточнить, в чём дело? - спросил он.
- Об этом я хочу доложить. Я заехал в Знаменский колхоз, председателя не застал, а со слов колхозников установил, что всё это в связи с нарушением принципа разграничения власти председателем. Последний, якобы на основании решения осеннего пленума вздумал "исполовинить" приусадебные участки. Колхозники возмутились и в знак протеста бросили работать. Я счёл долгом сообщить вам об этом факте, чтобы уяснить для вас характер разговоров в массе.
- Хорошо. Ещё что? Как председатель?
- Да, как вам сказать! Говорят что пьёт, нарушает демократию, с женщинами у него какая-то ерунда и вообще, крайне, крайне... как бы это определить...
- Ну? Как определите?..
- Затрудняюсь... Затрудняюсь определить, но считаю нужным сигнализировать.
- Хорошо. Я завтра же всё выясню, а вас прошу до выяснения, не говорить об этом во избежание лишних толков.
И вот по этой самой причине на рассвете следующего дня Борис Крыленко вместе со своим секретарём Ефимовым выехали в Знаменский колхоз.
Багряное солнце, прихваченное утренним заморозком, изредко мелькало за стволами, свет его сочился сквозь ветки. В скованной тишине отчётливо пели пилы, разносился звонкий перестук топоров: невдалеке был лесоучасток. Навстречу то и дело попадались машины, тяжело гружённые брёвнами. Краснощёкие девушки и парни, казалось, чудом держались на брёвнах, вскрикивали и разряжались смехом на ухабах.
Они поехали напрямик лесной дорогой. Машина поднялась на холм. Облитые сквозным светом, розоватые, прямые, как струны, сосны стояли по обе стороны дороги. Чистое небо сквозило между стволами. Это был участок мачтовки.
Крыленко не терпелось скорее взяться за дело, скорее разобраться в том, что творится в Знаменском колхозе. Он нагнулся к шофёру и нетерпеливо тронул его за плечо:
- Что ты тащишься, сержант, как по минному полю? Дай же скорость!
Раздвинулись леса, поднялся высокий холм, как на ладонь легла уютная, небольшая деревушка, раскинувшаяся на крутом склоне, а вслед за ней потянулась дорога к большому селу Городищи.
Сперва они заехали в дом председателя.
- Здравствуй, Василий Степанович! - говорил он, расправляя закоченевшие в долгой дороге плечи. - Извини, что прямо к тебе. Хотелось для начала поговорить наедине. Я секретаря своего отправил в сельсовет, пусть там всё подготовит для внепланового собрания, а мы тут посидим рядком...
- Рад тебя видеть, Борис Петрович. Давно не заглядывал. Раздевайся!
- Ты, однако, ещё выше стал с тех пор, как я тебя видел. Как он у вас в доме-то помещается, хозяйка? Здравствуйте! Извините, что я к вам без предупреждения.
Тоненькая большеглазая женщина, любовница председателя, в доме которой он квартировал после приезда с фронта, неумело подала несгибающуюся, жёсткую ладонь.
- Милости вас просим! Извиняйте, что не прибрано.
Борис улыбнулся и подумал: "Что-то очень приятное, певучее есть в ней, понимаю председателя!.. Только какая-то грусть в глазах и какое-то отсутствующее выражение. А вообще, красивая пара, и дочка её хороша!"
Чернобровая девочка выглядывала из-за материнской юбки.
- Здравствуй, чернявочка!
Она наклонила головку набок, выставила лоб, сразу стала очень похожей на мать и улыбнулась внезапной и неудержимой улыбкой Василия. Она была не его дочка, но копировала все его движения и жесты, старалась во всём походить на папаню, как ласково она его называла. "Не тот отец, кто родил, а кто воспитал!" - не раз слышал Борис разговоры вокруг председателева семейства.
- Здравствуй... А я тебя знаю, - ответила она Борису на его приветствие.
- Вот тебе и раз! А кто я такой?
- Ты нам на ёлку игрушки посылал... Ты Борис Петрович Райком...
- Вот это, так фамилия! - расхохотался Крыленко. - Ну и молодец! Василий Степанович, ты слышал, что она сказала? Ведь лучше, пожалуй, не придумаешь! Ну, разодолжила ты меня, чернявочка!
Пока Евдокия готовила завтрак, Борис и Василий разговаривали.
- Как дела? Как настроение Василий Степанович?
- Настроение - лучше не надо. Вот оно, моё настроение, - он показал на газету с решением пленума. - Подарок. Именинником хожу.
- Ну, рад слышать. А мне говорили невесть что. Будто у тебя тут колхозники бросили работать на лесосеке.
- Кто сказал?
- Яковенко.
- Ну, этот тебе наговорит! - нахмурился Василий. - Мужичонка с гнильцой, пустяковый. Такого у нас не было, а недоразумение было. Это так! Как получили мы решение, то вздумали перемерить приусадебные участки. Тут прямо записано. Вот, гляди: "Расхищение колхозных земель". Видишь? А тут ещё порядка мало в этой части Украины на западе, у нас в колхозе это тоже наблюдается в отдельных случаях. Стали мы мерить участки, а тут кто-то и пустил слушок, будто я все участки хочу половинить. Народ, как узнал, так и посыпал с лесозаготовок... Завтра после праздников, опять отправляю.
Борис потемнел:
- Сколько дней прогуляли?
- Пятого пол дня, да шестого.
- Почти два дня прогуляли, - Борис прошёлся по комнате заложив пальцы обеих рук за ремень гимнастёрки. - Как же это всё-таки могло получиться? А? Ты с народом прорабатывал решение пленума?
- А чего его прорабатывать? Тут всё ясно написано. Бери да читай! Народ у нас грамотный. Смерть не люблю я говорильни!
- Ты не на Кубани и не на Орловщине - понимать надо. Я как про свою Кубань вспомню, так в горле першит от волнения... Ты не поговоришь - другой кто-нибудь поговорит, да только не теми словами, какими надо. Факт на лицо! Ты не говорил с людьми, а кто-то этим воспользовался и вот у тебя два дня прогула. Кто виноват? Один ты! А главное не в этом. Главное - политическая сторона вопроса. Кто-то воспользовался твоей ошибкой, и вот уже по району ползут слухи! Это, друг хороший, последствия твоего не только административного неумения, но и политической твоей близорукости! Ведь ты не только хозяйственник, ты коммунист и политический руководитель, - продолжал Борис, - стоило тебе забыть об этом - и вот у тебя даже решение пленума пошло боком и вместо выполнения решений у тебя и прогулы, и о тебе, о твоём колхозе слухи ползут по району! Факт, как будто бы небольшой, а большие ошибки твои он показывает, Василий Степанович.
- Это бывает... - горько вздохнул Моторин. - Иной раз и всего-то два слова, а они тебе такое нутро обнаружат, что дух займётся!
- Вижу, что-то не всё у тебя ладно, вот и девушка эта пропавшая, учительша молодая... Нехорошо! Так и не нашли?
Моторин отрицательно замотал головой и ещё больше насупился.
- У меня тоже бывают ошибки, давай ещё раз с тобой всё обсудим, не торопясь. Я и приехал проработать вместе с тобой и колхозниками все эти последние решения, всё объяснить как следует, раз такие выводы непонятные у вас сделали, и ещё поговорить нужно про травопольный севооборот с бригадирами твоими, опять же встретиться. Кто у тебя сейчас на бригадах-то? Олеся я знаю - редкостный парень. А кто во второй бригаде? Кто на лесоучастке, в огороде, на фермах?
- Во второй бригаде Пимен Косачёв. На лесоучастке Матвеич, огородная бригада пока ходит без бригадира, а на ферме - вот она! - он кивком головы указал на Евдокию.
Стыли щи в тарелках, молча слушала Евдокия секретаря, прислонившись к печке, забыв о своих обязанностях хозяйки. Секретарь очень интересно рассказывал о возможностях колхоза, указывал на то, что не все земельные участки используются с пользой и толком. Они проговорили с председателем больше часа, а когда ушли вместе, в доме сразу стало так пусто и тихо, как бывает после праздника.
Ей хотелось пойти на собрание вместе с ними, но надо было провести вечернюю дойку и нельзя было оставить без присмотра больную мать.
Несколько часов Борис и Василий вместе ходили по фермам, амбарам, складам, вместе составляли план работы, обдумали состав бригад, поговорили с бригадирами. Оба увлеклись, разгорячились, оба уже понимали друг друга с полуслова и чувствовали, что между ними зарождается дружба-соратничество, которая на всю жизнь связывает людей, увлечённых одним и тем же делом.
- Приходите на собрание! Борис Петрович приехал... - весело выкрикивал мальчишка-вестовой, посланный по домам с оповещением.
Собрание, в котором примет участие "сам Петрович" хорошо известный в колхозе, было событием. Присутствовать при этом событии хотелось всем. К назначенному часу пришли не только все взрослые колхозники, но и бесчисленные колхозные мальчишки, и дряхлые старики, обычно не выходившие из дому.
Ещё с полудня погода неожиданно смякла и наступила оттепель, после нескольких дней лёгкого морозца. Стоял один из тех ноябрьски дней, когда в воздухе неуловимо пахнет остывающей землёй и прелью опавших листьев, влажным снегом с гор, ручьями, отсыревшей корой. На холодном небе по осеннему отчётливо выделяются влажные чёрные ветви. Далёкий лес казался не серым, а бархатисто-чёрным и сочным. К вечеру народ заполнил всю центральную поселковую улицу, рассаживался вокруг правления на соседних скамейка и завалинках. Все ждали начала собрания.
В небольшой комнате правления постепенно становилось всё теснее. Те, кому не хватало места на лавках, уселись на подоконниках. Колхозники были одеты по-праздничному, из-под распахнутых жакеток и пальто виднелись городские костюмы, яркие блузки. На передней скамье уселись комсомольцы во главе с Олесем и двоюродной сестрой Евдокии - Татьяной Гребенюк.
Смуглая и статная Татьяна, с такими же как у Евдокии, задумчивыми карими глазами, сидела в спокойной и свободной позе, чуть откинув голову. Девушки теснились к ней, она отвечала на их болтовню то улыбкой, то лёгким движением бровей и изредка наклонялась к Олесю, чтобы перебросится с ним негромким словом. У парня был праздничный, наивно-парадный вид, свойственный ему во всех важных случаях. Собрание, на котором присутствовал секретарь райкома Борис Петрович, было для него важным событием.
Одной из последних в зал вошла Валентина Богданова и села рядом с рослым Моториным. К ним вскоре подсели её свекровь Василиса и Макар. Он сел с краю у самой двери, вытянув ноги в проход между лавками и настороженно огляделся. На окне, возле президиума, красовалась Фроська и строила Макару разные гримасы, но вскоре она позабыла об этом, всё её существо сейчас устремилось к секретарю райкома. Она уселась на подоконник не потому, что не хватило места, но для того, чтобы вернее поразить всех присутствующих блеском своих новеньки резиновых полусапожек. Они были нацелены на всех вообще, и на Бориса Петровича в частности. Фроська не была бы Фроськой, если бы не мечтала приворожить секретаря райкома. Она особо тщательно выложила кудряшки на лбу, подвела брови, крутилась и вертелась пуще прежнего, чем вызвала недовольство Валентины, та погрозила ей пальцем за вертлявость и нахмурила брови.
Вошли Крыленко и Ефимов. Все сразу притихли. Оба они были свежевыбритые, у обоих блестели на груди радуги орденских ленточек. Оба были подтянуты, точны в движениях, и приятно было глядеть на них.
Валентина видела секретаря Бориса Петровича впервые, она рассматривала его внимательно и с небольшим волнением, потому как сразу уловила внешнее необычное сходство с сидевшим у двери Макаром. Она даже приподнялась, чтобы лучше парня разглядеть и ещё раз поразилась увиденным. Валентине стало не по себе от этого, она сразу вся зажалась, побледнела и приоткрыла губы от удивления, но никому не сказала о своих тревогах. Она пыталась себя успокоить тем, что бывают похожие лица, но настолько!.. Валентина моргала глазами и переводила взгляд с Макара на секретаря райкома и обратно. Но самого парня это совсем не интересовало, он настороженно смотрел по сторонам и прислушивался к шуму за дверью сельсовета.
Моторин поднялся на трибуну и принялся усердно звонить в колокольчик. Обычно эта процедура, напоминавшая собрание в районе и области, придавала в его глазах собранию, на котором он председательствовал, солидность и доставляла ему удовольствие. Колокольчик для этой цели был специально снят с колхозной коровы Беглянки. Василий звонил долго. Собравшиеся терпеливо слушали, а старый пастух Марефий Райский беспокойно оглядывался по сторонам. Ему всё казалось, что Беглянка отбилась от стада, что надо идти её разыскивать. Когда присутствующие окончательно утихомирились, Василий открыл собрание.
- Товарищи! - сказал он. - На пороге большие перемены в нашей стране, хорошие и добрые, мирные и радостные. Вот и решение осеннего пленума прибавляет нам настоящего весеннего настроения. Зима пройдёт, товарищи, весна наступит, я про ту весну, что идёт в наш колхоз отсюда, с этого газетного листа,- он положил ладонь на газету. - Слово для доклада о решениях осеннего пленума предоставляется первому секретарю райкома партии, товарищу Борису Петровичу Крыленко.
Секретарь шагнул вперёд, встал к высокой самодельной трибуне, завешанной красным сукном. Он говорил негромко, просто и раздумчиво, словно не доклад делал, а, присев на завалинку, беседовал с друзьями.
- Все ли понимают, товарищи, какому стремительному подъёму сельского хозяйства после войны положил начало осенний пленум? Все ли ясно представляют, что будет в стране через несколько лет? Все ли понимают, что будет в вашем колхозе через три-четыре года? Плохой ваш колхоз, один во всём районе такой. Но в том-то и сила наша, что очень быстро сумеем мы вывести колхоз из этой чёрной прорвы, если дружно возьмёмся за работу...
Сеня Рябинкин сидел на окраине села и поглядывал на дорогу к лесу. Вместе со своей пятёркой ему выпало сегодня вечером охранять покой колхозников, бывших на собрании в сельсовете. Он был несказанно горд, что руководил своей пятёркой, что именно ему доверили такую важную миссию и поэтому испытывал желание, во что бы то ни стало, внести заметный вклад в общее охранное дело. Он прохаживался взад и вперёд, подскакивал на месте и притопывал ногами, потом решил не стоять в одной позе, а пойти пройтись краем села к лесу, там обозреть округу и обратно вернуться, чтобы проверить свои посты. Он так и сделал, но не удержался и взобрался на дальний холм, где с его северного откоса открывался вид на поднимавшиеся террасы смешанного леса к макушкам дальних гор. Быстро свечерело, собрание началось в восьмом часу, а теперь оно уже подходило к своему завершению, по предположениям Рябинкина, и он вернулся в село, прошёлся по своей пятёрке и предложил вместе с ним кому-то пройти на этот дальний холм, так как он усёк, что наблюдательного пункта не было ещё надёжнее и интереснее.
- Обнаружил сегодня, что не всё мы учли в распределении наших постов, - говорил он Борьке Руденку. - Пошли со мной, покажу где сидеть надобно, устрою тебе на сегодняшнюю ночку прогулочку под соснами... Айда!
И они вместе с тёзкой секретаря райкома отправились на откос, куда только что заглядывал сам командир пятёрки Рябинкин.
Но собрание не собиралось заканчиваться, воздух колыхался от запаха табака и громких выкриков с места, было задано много вопросов, на них давали ответы гости из райкома, снова задавались вопросами, предлагали, высказывались, спорили... Одним словом - засиделись!
Многое казалось колхозникам просто фантастичным и нереальным. Борис Петрович как о чём-то близком и несомненном, говорил об урожаях в двадцать - тридцать центнеров, о высокопродуктивных животных, об электрификации многих работ, о радиофикации всего колхоза. Знаменцам с трудом верилось в быстроту и разительность близких перемен, но секретарь тут же рассказывал о снятии с колхоза задолженностей, о семенной ссуде, о тоннах удобрений, отпущенных в кредит, о лучшей трактористке района Насти Огуленко, прикреплённой к Знаменскому колхозу, о новых производителях, которых должны привезти из племенного совхоза, о работах по залужению поймы и болот, в которых обещала помочь МТС, о втором генераторе, добытом для электростанции.
Валентина напряжённо слушала, записывала и поглядывала на Макара, который вёл себя сегодня что-то очень уж неспокойно. Может быть тоже заметил это непонятное сходство? Она отвлеклась не надолго... В этот момент дверь приоткрылась, и в гудящий равномерным гомоном любопытных голосов зальчик, просунулась голова в кожаной кепке с чёрным козырьком. Плечистый, носатый парень окинул взглядом скамейки и натолкнулся глазами на Макара. Тот подмигнул ему и, нагнувшись, незаметно проскользнул на выход в коридор. Они вместе быстро спустились со ступенек крыльца и нырнули в темноту наступающей ночи.
Валя подняла глаза, взглянула на Бориса Петровича, а потом перевела взгляд на дверь, но... место, где сидел её Макар, теперь пустовало. Она покрутила головой, но парня не было нигде. Как он быстро и незаметно вышел? Может быть что-то стряслось и его позвал Рябинкин, который дежурил сегодня со своей пятёркой? Она напряглась, но потом успокоилась и окунулась в общую атмосферу такого интересного собрания.
Крыленко показывал цель и короткими зарубками намечал ступени к этой цели. С каждым его словом будущее становилось ближе и достовернее.
- Район поможет вам, но главная ваша сила в вас самих, - говорил он. - Живы и в вашем колхозе те силы, которые с чудесной быстротой поднимают из пепла сожжённые города Украины, Белоруссии, которые ведут страну к победам.
Собрание затянулось за полночь, но никто не собирался расходиться. Весёлый огонёк правления колхоза Знаменский горел во всех окошках на три версты и освещал уставшие души людей, с надеждой показывая им по-настоящему светлый путь.
Руденок с Рябинкиным закурили и сели на пригорке, окунув в темноту ночи свои горячие молодые взгляды.
- Не могу до сих пор опомниться после Любаши, - говорил Руденок, - ничего не понимаю... Куда она могла деться? Ведь я видел её в тот вечер, это она у меня шмыгнула под окнами, я и приезжему следователю так говорил... Но, куда она могда побежать-то? Я сперва думал, что за Макаром она в лес подалась, но он пришёл и не подтвердил моих сомнений, значит... Что это? - насторожился Борис и кивком головы указал Рябинкину, поднимаясь с пригорка во весь рост.
На лесных террасах, то тут, то там, на дальних и близких тропинках вокруг холмов и сопок, что-то светилось и гасло, а потом опять зажигалось яркими всполохами. Отсюда сверху был хороший обзор всех верхних порогов и склонов, по которым вились кругами узенькие тропки, незаметные глазу в темноте, но вдруг обозначенные яркими огнями. По ним двигались тенями, невидимые отсюда силуэты, они с зажжёнными факелами приближались к склону и собирались в низине.
- Отсюда, примерно, километров пять будет, - глядя вдаль на эти странные огни, говорил Борька. - Давай, шуруй в правление, они там ещё заседают небось. Поднимай людей!.. Требуй, чтобы выслали в разведку наших активистов. Не понятно, что это? Но сидеть и ждать - нельзя! Быстрее!..
Рябинкин быстро побежал в село, а Руденок остался на холме наблюдать за дальнейшими событиями и свистком призывал к себе остальную пятёрку.
Комната правления утопала в кольцах табачного дыма, как после пожара. Страсти горели и в сердцах и на губах у селян. Хотелось всем высказаться и поспорить на виду у секретаря, показать ему своё колхозное неравнодушие.
- От тоже я скажу, - Татьяна Гребенюк поднялась со своего места. - Об этом долгожданном дне нам бы песни петь, но я слов не знаю и выскажу своё... Можно? Я коротенько вам скажу, о чём думаю. Самое главное - хочу я сказать о дополнительной оплате. В этот раз в Лесиной бригаде, у Олеся Адаменко, собрали урожай в полтора раза больше, чем по другим бригадам, а получили все поровну. Разве же это комсомольцам не обидно? И ещё хочу я сказать: необходимо закрепить людей по бригадам, а то у нас девчата бродят из бригады в бригаду, как худые козы из огорода в огород. Не поладят друг с дружкой - и сразу в другую бригаду. Разве это порядок? Третий вопрос я подниму о звеньях. Мы их с весны создаём, а к осени они в одно стекаются. Как уж быть с ними? Может они и не нужны вовсе? Только в нашем колхозе звенья на поле плохо приживаются.
- По этому поводу я выскажусь, - поднялся Олесь, но не успел он проговорить и одной фразы, как дверь в комнату резко распахнулась, на пороге стоял задохнувшийся от быстрого бега Сеня Рябинкин.
- Там!.. Там!.. Непонятные огни вдоль всего косогора по лесу мелькают, уходят далеко от опушки в глубь и спускаются сюда в сторону нашего села! - прокричал он, стягивая с себя шапку. - Там на холме, на откосе, наблюдать остался Руденок, а мне велел пойти и просигнализировать об этом явлении. Кто-нибудь, пойдёмте со мной скорее! Валентина, пойдём, ты нам дала такое поручение по поводу охраны, ты и должна решение принять, что делать-то теперь?
Валентина вскочила с места, с шумом сдвинув свою часть скамейки, вслед за ней, как по команде, поднялись со своих мест сперва комсомольцы, а потом все колхозники, пришедшие сегодня на собрание с Василием Моториным во главе. Крыленко и Ефимов стали срочно складывать бумаги и документы в папки и в общем волнении присоединились к выбегавшей из правления людской толпе.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Свидетельство о публикации №224042101709