И швец, и жнец, и на дуде игрец...
Мой удивительный дед Матвей Васильевич Виноградов стал для меня идеалом человека. Я - «птенец его племени», очень похожа на него, и не только внешне - самое главное, что он очень близок мне по духу. К сожалению, он ушёл из жизни, когда я была ещё мала, но в нашей семье его всегда помнят и чтят заведённые им традиции. Из семейных преданий - рассказов моих бабушки и мамы я узнала о его нелёгкой жизни и о его удивительном человеческом и педагогическом таланте.
Дед принадлежал к числу таких людей, которые всем сердцем хотят того, чтобы людям вокруг жилось хоть капельку лучше. Может, оттого это, что жизнь его самого была очень тяжёлой. Про своё горькое детство он рассказывал со слезами на глазах, и не стеснялся этих слёз.
ДУДОЧКА И СМЕРТЬ
Его самое яркое раннее воспоминание - о дудочке из детства. Он был ещё маленьким, но ему так хотелось научиться играть на дудочке, что он выпросил, чтобы родители съездили на ярмарку и эту дудочку ему купили. Когда его мечта сбылась, играл, не переставая, мучая всех вокруг своей невыносимой какофонией. Ему-то самому казалось, что он играет сказочно хорошо. И вот, чтобы и уши свои пощадить, и чувствительного ребёнка не обидеть, мудрые родители посоветовали ему идти со своей дудкой в сторонку и играть поодаль от дома в старой русской баньке. И он послушно уходил в эту баню, и играл там с утра до вечера и с вечера до утра. Так и научился играть сам, ведь тогда в сёлах не было музыкальных школ, причём хорошо играл потом и на других музыкальных инструментах: балалайке, гитаре и баяне.
Кто знает, может, эта музыка и эта банька и спасли его от мученической смерти, ведь пока он самостоятельно учился лихо наигрывать мелодии, тренируясь вдали от родных, в их большом селе Городище случился мор. Страшная болезнь будто косила население, заходя в каждый дом. Понимая, что заразились и умирают, родители наскоро благословили своего маленького сына и строго-настрого велели ему уходить подальше из охваченных эпидемией мест, что он и сделал. Пошёл, плача, куда глаза глядят. Дальше про своё сиротское детство дед вспоминать не любил.
Кое-как пережив страшную трагедию - раннюю потерю родителей и всей семьи, он страстно хотел стать земским доктором, чтобы исцелять людей и спасать их жизни. Он и в самом деле чувствовал в себе большие способности к этому. Когда подрос, поехал в Москву поступать учиться на терапевта. И поступил, но, к сожалению, окончив первый курс, был вынужден уйти из московского мединститута по состоянию здоровья. В "анатомичке" ему неизменно становилось плохо от вида крови и специфического запаха: он сразу вспоминал своих умерших родителей и ничего не мог с этим поделать.
Помня о болезни, укравшей у него семью, дед сделал постоянным спутником своей жизни двухтомник «Справочник практического врача», часто в него заглядывал, благодаря чему неплохо разбирался в методах лечения многий заболеваний. Это абсолютно достоверный факт, что с помощью этой книжки ему нередко удавалось излечивать всю семью (и в наше время в сельских глубинках испытывают хронический дефицит медиков, а уж тогда тем более их не хватало). Сей пожелтевший справочник в двух томах доныне хранится в нашей семье как дорогая семейная реликвия. Я сама пролистала его почти весь - про многие известные медицине болезни там написано доступным языком, и даются подробные рекомендации, как надо лечить от той или иной хвори. Понятно, почему мой дед не расставался с этой замечательной книгой.
СТАТЬ ВТОРЫМ РОДИТЕЛЕМ
Раз уж так вышло, что врача из него не получилось, памятуя о горьком своём сиротстве, Матвей Васильевич решил избрать другую, не менее благородную профессию - учить и воспитывать детей, становясь для них как бы вторым родителем, и в этот труд он вложил всего себя. Чистота помыслов и души, и поистине золотое сердце было у него – простого учителя русской словесности и литературы и одновременно директора маленькой сельской школы. Он был сердечным и добрым человеком, любил детей и свою профессию, работал много и плодотворно. А ещё - интересно проводил свои уроки, о чём свидетельствуют рассказы и воспоминания его учеников. Я помню эти восторженные отзывы. Его бывшие ученики говорили, что всегда получали качественные ответы на свои вопросы и самую полноценную информацию. Сейчас многим школьникам это покажется фантастикой, но на его уроках скучно не было никогда. Он всякий раз вёл их с выдумкой, умудряясь быть артистом: и оригинального жанра, и музыкального - вокального и инструментального. Матвей Васильевич приходил на уроки то с балалайкой, то с баяном, то с гитарой. Он с чувством играл на семиструнке и пел добрые, ласковые, умные и светлые песни. Пел и романсы, и частушки, и народные песни, и произведения классиков художественной литературы. Проходили Пушкина – он и его ученики пели романсы на стихи Пушкина, проходили Лермонтова – пели романсы на стихи Лермонтова. Пели Тютчева, Фета, Некрасова, Бернса, Пастернака, Цветаеву... Дед ненавидел пустые глаза, он считал, что неинтересно жить, если душа у человека не поёт - наверное, поэтому у него пели все.
Эти уроки проходили на ура. Ученики «захватывались» ими целиком ещё и потому, что выполняли необыкновенные задания, где могли проявить себя, сделать что-то творческое: например, сочинить «буриме», акростих или дружеский шарж. Он умел заинтересовать сразу всех, удержать внимание, донести новые сведения из предмета или из жизни. Мой дед, профессионал, обладающий огромными познаниями, духовно богатый человек, день за днём, час за часом щедро делился со своими учениками не только знаниями, но и передавал им тепло своей души. Он не просто работал с детьми – он проживал вместе с ними каждую минуту. Это были удивительные «живые» уроки, на которые я, да, думаю, многие, как и я, хотели бы попасть.
ЧАЕПИТИЯ СО ЗВЕРОБОЕМ
А ещё он проводил вечера поэзии, с песнями, романсами и конкурсами, с добрыми пожеланиями в адрес участников, с маленькими подарочками, которые мастерил для победителей сам, с чаепитиями и лепёшками, которые пекла будущая моя бабушка Александра Ивановна Миронова. Она тоже учительствовала в этой школе в начальном звене и преподавала математику в старших классах. Шурочка, как он ласково её называл, несмотря на свою молодость, сумела стать отличной мамой для его осиротевших детей – Жени и Володи, ведь их мать, первая жена моего деда, Людмила, скоропостижно умерла от тяжёлой формы туберкулёза. Что касается угощения учеников, то в те полуголодные годы поить своих учеников чаем было своеобразным меценатством. А чаем в деревне служили тогда целебные отвары заготавливаемых впрок мяты, шиповника, душицы, кровохлёбки, чабреца или же жёлтых цветочков зверобоя (по-казахски «джерабай»). Настой последнего имел насыщенный красный цвет и яркий приятный вкус. До сих пор люблю этот крепкий настой, он кажется мне гораздо вкуснее любого чая. Ну а о пользе этой травки и говорить нечего, второе её название – «молодецкая кровь». Вот только добыть зверобой теперь трудно – в Казахстане водится он не везде, но хорошо растёт в горах Баянаула. В наши времена повсюду на прилавках найдёшь десятки сортов заморского чая – хоть запейся, а вот местная трава зверобоя нынче – на вес золота. Такой вот парадокс времени.
...Завершались те вечера обычно какой-нибудь красивой песней в общем исполнении. Этих вечеров дети, да и педагоги ждали с нетерпением, к ним готовились. Там была потрясающая атмосфера, какая-то особая аура. Вечеринки стимулировали учеников подтянуться, подучить, чтобы продекламировать потом перед всеми. С этого и началась в школе самодеятельность, оттуда пошёл развиваться школьный литературный Театр. Слушая песни и романсы, ученики Матвея Васильевича могли почувствовать истинный дух времени той эпохи, в которой жили и творили наши классики. Дети ощущали настроение того времени, проникались им и учились с удовольствием, то есть легко. Так они совмещали приятное с полезным, и это повлияло на многих его учеников, которые благодаря возникшему интересу перечитали всю классическую художественную литературу, какую только можно было тогда найти в библиотеке, собранной школьным директором - он привозил книги отовсюду.
Мой дед был, наверное, прирождённым артистом. Он выходил к ученикам в образе Деда Мороза с бородой из ваты, и восторженные дети потом говорили: «А Дед Мороз-то настоящий!». Даже взрослые люди – педагоги, сельчане, казалось, на время превращались в ватагу озорных мальчишек и девчонок, и верили в волшебство Нового года. Все были радостные, весёлые, добрые. Да, он умел сделать чудо доступными на тот момент средствами – в высшей степени профессионально, легко и непринуждённо он мог превратить любой день детской жизни в настоящий праздник. Матвей Васильевич любил дарить ребятне радостные эмоции, чтобы всё это им запомнилось хорошо, тепло и надолго. Причём, что характерно, в то время за «развлекуху», как выражаются современные массовики - затейники, не платили каких-то дополнительных денег. Мой дед получал от своих праздничных проделок и переодеваний только моральное удовлетворение.
Конечно, более чем полвека тому назад организовывать такие вечера, тем более, в сельской школе, было гораздо легче, чем теперь, потому что тогда всё было в диковинку, в новинку. Простые гитарные аккорды казались чем-то необыкновенным и вызывали волну сильных эмоций у сельской ребятни. Сейчас современных детей и подростков, особенно городских – тех, кто уже многое видел, трудно чем-то удивить. Но и в нынешних педагогах, на мой взгляд, пропало то подвижничество в высоком смысле этого слова, которое было в прежних интеллигентах.
***
Мой дед слыл очень обаятельным и галантным мужчиной. Как сейчас модно говорить, он был харизматичный. А ещё, помимо артистического таланта, у него имелся другой, особый дар богов – дар человечности. Он один как-то умудрялся объединять в себе психолога, научного работника, оратора, актёра, организатора и ещё много-много чего. Что и говорить, в то далёкое время в школах ещё и в помине не было штатных педагогов-организаторов, психологов и соцпедагогов, а к нему, директору сельской школы, всегда шли за советом даже взрослые, потому что он хорошо разбирался в людях, и сельчане были благодарны ему за понимание. Хотя, наверное, он был всё-таки идеалист – в каждом человеке старался видеть только хорошее, был очень терпимым и интеллигентным человеком. Дед всегда старался держать марку, этот "лейбл" интеллигентности, и как бы жизнь не складывалась, нёс его как знамя – лейбл честной, справедливой и внимательной личности. Говорят, даже в те годы редко встречались такие яркие люди.
Он наставлял людей на верный путь – советовал больше читать и больше развиваться, стремиться к совершенству, к неизведанным вершинам, достигать новых высот. Он искренне любил тех, кто находился вокруг него, и его любили и уважали. Сподвижниками Матвея Васильевича были Палладий Егорыч Тополев, Афанасий Евлампиевич Дружинин, Дарья Феофановна Ясенцева и многие другие сельские интеллигенты, работавшие с ним тогда. Одни их старинные имена чего стоят, правда? Они звучат музыкой для слуха. В школе, которой руководил Виноградов, преподаватели очень дружили, было принято ходить друг к другу в гости, дружить семьями и всенепременно петь за праздничным столом. Но это не значит, что мой дед был мягкотелым – он не терпел безответственности и необязательности.
Я думаю, ему удавалось «зажечь» искорки интереса и огоньки знаний в душах своих учеников и «разжечь» их в яркое пытливое пламя любознательности, жажды знаний, потому что ему и самому было интересно. Ведь он и сам не «тлел», а «горел», не «погасал». Он буквально «болел» своим прекрасным предметом - литературой. И, заметьте, в школе тогда в помине не было компьютеров, интерактивных досок с презентациями и прочих гаджетов, не было ничего, порой отсутствовала даже элементарная наглядность в виде портретов классиков литературы. А какой у этой литературы тогда был успех! Я думаю, что, во-первых, это оттого, что ему самому было интересно работать, а, во-вторых, у него имелся потенциал для собственного развития. Его кредо были не всякие там педагогические «примочки» и правила, а личный пример. Он общался с детьми уважительно, на равных.
При чтении этого моего эссе у вас, дорогой читатель, может сложиться обманчивое впечатление, что дед мой по жизни был счастливчиком, но это совсем не так. У него не всегда всё складывалось наилучшим образом - не было крепкого здоровья и сил, а было много горестей, далеко не все вокруг его радовали. Как я уже сказала вначале, он рано потерял родителей и стал сиротой. Потом он не смог воплотить в жизнь свою детскую мечту - стать спасителем людей, состояться как земский доктор, и очень сильно переживал это. А уже во взрослой его жизни от неизлечимой тогда болезни умерла его горячо любимая первая жена, красавица, именем которой он потом назвал старшую дочь, он долго жил один с двумя маленькими сынишками... Воспитывая их в одиночку, сам варил им еду, шил и штопал одежду, приделывал к ней заплатки, рассказывал сказки и стихи, забавлял, играя то на дудочке, то на балалайке, то на гитаре... Вот уж действительно про кого с полным правом можно сказать: «И швец, и жнец, и на дуде игрец...». Встретив Шуру Миронову, ставшую его другой половинкой, он немного ожил, повеселел, стало легче, снова и снова рождались дети. «Мы принимаем всех, кто стучится в нашу дверь!» - говорил он про очередное прибавление в семействе.
Но потом в их жизни, как и в жизни многих людей, случилась война. Почти всех мужчин уже в первые её дни призвали в армию. Дед скоро вернулся с фронта по ранению - у него была повреждена нога. Но, несмотря на тяжёлое ранение, он, хромая, выходил работать в поле за трудодни - жал, косил, убирал урожай, а вся выращенная продукция на колхозных полях тогда забиралась - «Все для фронта, все для Победы!». Сами крестьяне жили впроголодь.
Послевоенное время тоже было очень тяжёлое. Два года подряд – 1946 и 1947 – все голодали. Матери всей их улицы, приходя с изнурительных полевых работ, били до боли даже самых маленьких детей, чтобы разбудить их, уснувших от смертельного чувства голода. Двоюродная сестрёнка моей бабушки тогда так и не проснулась - умерла во время сна о еде... Выжили те, кто пил травяные настои, жевал лебеду, находил грибы и ягоды, рыская по лесам в их поисках после каждого мало-мальски серьёзного дождя, или же подбирал в полях оставшиеся колоски, за что тогда запросто могли упечь в тюрьму..
После войны надо было начинать жизнь практически с нуля. В сельской глубинке люди жили бедно и скудно в маленьких избушках: свет – лучина, еда – черный хлеб, лук и картошка... Часто приходила на помощь крестьянская взаимовыручка, колхозники делились всем последним. Тогда почти что не было выходных, праздников и развлечений, никто не спрашивал, сколько часов в день нужно проработать, и за какие деньги - за мифические трудодни люди пахали до изнеможения, пока не начинали падать с ног, порой забывая о еде. Дед, несмотря на больную ногу, косил траву в сенокос, полол свеклу и картошку под палящими солнечными лучами, понимая, как на его помощь надеется семья. «И швец, и жнец...».
Так что он всегда жил очень трудно, даже на две их с бабушкой учительские зарплаты невозможно было кормить большую семью, помогал большой огород, кормилица корова, гуси и куры. У них было восемь детей: моя героическая бабка не только заботливо вырастила двух его мальчиков от первого брака (которые всегда звали её мамой и уважали даже больше, чем родные дети), но и родила ему ещё восьмерых детей. К сожалению, два их совместных ребёнка Руслан и Толя умерли ещё в младенчестве, и вся семья очень тяжело переживала эту утрату... Дед с бабкой подняли на ноги всех оставшихся в живых восьмерых детей - четырёх мальчиков и четырёх девочек, и всем сумели дать высшее образование. Мальчики пошли в офицеры - Родину защищать, а девочки стали учительницами, что для меня неудивительно, так как и они учились на уроках у своего отца. Была его усердной ученицей и моя мама, Римма Матвеевна Виноградова, также ставшая учительницей словесности, тоже, как и её выдающийся отец, неутомимая рассказчица и певунья, наделённая уникальным талантом общения, артистизмом и сильными вокальными данными, неизменная солистка многочисленных концертов в нашей области.
***
Все, кто знал моего деда, отмечают, что, несмотря на суровые жизненные перипетии, он был успешным человеком, от него исходил поток позитива. У него был некий несгибаемый дух, умение видеть красивое, смеяться, несмотря ни на что, любить жизнь. Этой любовью к жизни и умением работать до упора он заражал и свою семью, и окружающих. Он учил он их отношению к жизни и научил крепко дружить, он сумел влюбить их в литературу, и многие его ученики потом тоже выбрали учительскую стезю. Это был удивительный человек! Он так зажигательно объяснял красоту и волшебство художественной литературы, что его ученики заболели ею на много лет, да так и не излечились.
Его ученики тоже были его детьми. Когда его спрашивали о том, есть ли у него любимчики, он даже сердился в ответ: «А разве в семье бывают любимые и нелюбимые дети, разве на руке бывают любимые и нелюбимые пальцы?». Школа была его любовью и его болью, все её проблемы он принимал близко к сердцу, и оно, конечно же, болело...
Мой потрясающий дед, настоящий самородок и талант, прожил на свете не так уж много лет. Но, по-моему, главное - не их количество, а качество, главное - то, сколько интересного было в жизни человека, сколько окружающих его любят и помнят. А любят и помнят моего деда очень многие... В его небольшом селе Никиткино стоит ему памятник - точнее, бюст, но не в этом суть. Памятник моему замечательному деду есть в человеческих душах и сердцах его учеников. Он навсегда остался в памяти тех, кто у него учился или просто его знал. Его имя известно в районе, оно узнаваемо, для многих людей оно связано с чем-то хорошим и светлым.
Часто говорят, что учителя - это вторые родители. Что касается меня, это не просто пустые или пафосные слова, потому что так оно и есть на самом деле: формирование мировоззрения человека - не только знаний! - происходит под влиянием педагогов. К моему деду ученики могли обратиться почти с любым вопросом: если им что-то непонятно из учебного материала, если их что-то интересует вне учебной программы, если они имели какие-то личные трудности и просто хотели посоветоваться с авторитетным для них человеком. Да, они обращались со своими проблемами, делились радостью, жаловались на неудачи, просили помощи и всегда её получали. Я считаю, что педагог должен быть именно таким: и учителем, и старшим другом одновременно.
Кроме того, мне кажется, что учитель словесности – профессия особая, и очень отличается от профессии других учителей-предметников. Литература учит, прежде всего, жизни, она побуждает к раздумьям над ней. Я, например, на уроках литературы с удовольствием выказывала собственное отношение к прочитанному произведению, ведь размышлять, ставить себя на место литературного персонажа или, наоборот, воображать себя писателем – очень интересно и вместе с тем полезно: это развивает речь и мышление, воспитывает настоящие чувства. Это счастье – встретить учителя, который научит доброте, справедливости, честности и ответственности, научит быть Человеком. А мой дед считал, что великое счастье – стать Учителем.
К сожалению, он рано ушёл из жизни – сказалось голодное сиротское детство, полная тревог и забот жизнь, вечная усталость и стрессы. Он умер во сне – просто лёг и не проснулся. Лёгкая смерть, без мучений – говорят, такой бывает смерть праведников.
Но при жизни дед успел порадоваться внукам и внучкам. Я думаю, он был бы очень рад и своим правнукам – моим сыновьям.
Моя мама часто вспоминала о том, как проходили их семейные праздники, когда вся большая, дружная семья собиралась за праздничным столом. Во главе стола сидел мой весёлый голубоглазый дед с непременной спутницей – семиструнной гитарой. Нет, годы не очень состарили его. Он остался в памяти родных красавцем – с правильными чертами лица, с добрыми морщинками вокруг лучистых глаз.
***
Своим дедом я буду гордиться всегда. Для меня он всегда был и остаётся идеальным учителем, настоящим человеком, во многом сформировавшим мой характер. Его отношение к жизни служит меркой, которой я меряю свою жизнь. Радоваться жизни, несмотря на горести, научил меня именно он, этот человек, которого я знала только в раннем детстве. Он умел это делать сам и научил других, а уже эти другие, в свою очередь, научили меня. Вот такая изумительная педагогика получилась – педагогика дальнего действия.
Я очень люблю художественную литературу. Я на самом деле чувствую вкус от чтения. Хорошая книга для меня – праздник. И я очень хотела бы, чтобы и у меня педагогом был мой дед. Дети в нашей студии сочиняют заметки, стихи, рассказы, эссе, участвуют в различных творческих конкурсах. А ещё мы устраиваем литературные гостиные - читаем стихи, поём песни, рассуждаем о жизни. И занятия мы тоже иногда проводим с гитарой. Согласитесь, что идея моего деда - проводить занятия по литературе, аккомпанируя себе на музыкальном инструменте, - просто отличная.
Ну, вот и я теперь тоже преподаю - «учу Его Величество Народ», и я считаю, что это - одна из самых главных профессий на Земле. Педагогу доверяют самое ценное, самое дорогое, что есть в этой жизни - детей. Счастье, если ребёнок с первого занятия попадёт в руки доброго, любящего свою профессию, понимающего детей педагога. На все последующие годы это скажется, знания будут даваться легко, на занятия ребёнок будет ходить с удовольствием. Но насколько тонким и мудрым должен быть педагог, чтобы суметь посеять в детской душе только те зёрна, которые дадут благородные всходы. Сколько же труда, умения, терпения, ума и души требует эта работа! Ведь нужно не только дать детям знания, но и научить их думать, размышлять, развивать в них личность. Я знаю, что это - ответственность невероятная: ошибка педагога не так заметна, как ошибка доктора, например, но тоже может привести к непредвиденным последствиям. Зато педагог - чуть ли не единственная профессия, в которой профессиональные качества человека, на мой взгляд, не так уж и важны. А вот личные качества, можно даже сказать, что характер педагога, являются одним из главных профессиональных требований.
***
Люди всегда будут помнить своих педагогов, которые учили их терпеливо и настойчиво, не щадя сил и времени. Жаль только, что в нашей стране труд педагога оценивается не по заслугам, как в социальном, так и материальном планах. По-моему, государство должно больше заботиться о людях, воспитывающих будущее страны. Я верю, что когда-нибудь такое положение дел должно измениться. Я верю в то, что в нашей стране труд педагога тоже будет цениться так же высоко, как, например, в Японии – одном из самых развитых и уважаемых в мире государств. Как эта страна по уровню развития стала первой в мире? В разорённой после второй мировой войны Японии первое, что было сделано, – спешно открыли школы. Прямо под открытым небом огораживались полуразрушенные стадионы, переоборудовались в классы. В стране восходящего солнца труд учителя (Сен-сея) был воздвигнут не то, что на пьедестал – на недосягаемую высоту. Там и поныне педагог наделён неприкосновенностью дипломата, зарплатой министра, императорским уважением и почётом. А как же может быть иначе, ведь он растит нацию! И потому для него принципиально важно работать с собственным знаком качества, он просто не может не стараться вырастить из каждого своего ученика некий уникальный интеллектуальный и нравственный цветок, цвет общества, светоч разума.
Меняется жизнь, меняется общество, какие-то профессии уходят, какие-то появляются вновь, а вот профессия педагога, она – на века! И пусть образовательный процесс тоже меняется, пусть в него приходят электроника и современные информационные технологии, я думаю, главным в образовании был, есть и будет – Его Величество Педагог. Пройдут годы, столетия. Наверное, неузнаваемой станет жизнь, исчезнут многие сегодняшние профессии, но, пока существует человечество, сохранится на Земле это высокое звание – Педагог.
P. S. Ну, вот, собственно, и всё, что я хотела сказать об этой профессии дальнего действия и об её славном представителе – моём дедушке Матвее Васильевиче Виноградове. Он не зря жил на этой Земле, и даже сейчас, уже находясь в мире ином, всей своею прожитой жизнью он «незримо поддерживает плечом» и нас, «птенцов своего племени».
Свидетельство о публикации №224042100020