Как раньше избы мыли

               
                Каждый день встречаемся на виртуальной поляночке у своей землячки Дуси Линейцевой. Есть постоянные участники, есть те, которые в гости забегают, поздороваются, почитают и дальше бегут по своим делам. Спустя время снова появляются. Что же нас манит сюда?! Вы правы, душевные разговоры, воспоминания, грусть-тоска по прошлому, по родным местам. Многих жизнь разбросала не только по нашей необъятной родине, но и за границу.               
               
                А еще интересна поляночка тем, что ее гости общаются на семейском языке, на стародавнем. На нём говорили их родители, их предки, которых в 17 веке за строптивый характер переселили из западных районов в Сибирь. Сумели прижиться, обрасти хозяйством, много детей нарожать. Семьями переселяли, отсюда и название : семейские.Вера у  них старообрядческая. Но современные люди ее подзабыли. Правда, песни поют, много хоров, фольклорных групп. Сохранили и традиции, и одежду. Из уст в уста передают собранные по крупицам воспоминания, историю семейских. Музей Красного Чикоя , районного центра, где я жила, играет в этом деле колоссальную роль. Можно в "Одноклассниках" зайти , почитать, посмотреть фотографии, видео.               
               
             Сейчас Пасха приближается. Задолго до Чистого Четверга начинают прибираться, белить, мыть и стирать в домах и квартирах. Так заведено на Руси. В деревнях особенно много работы. Женщины вспоминают, как раньше готовились к этому празднику.               
               
                Хозяйка странички, Евдокия Линейцева, рожденная в селе Архангельском  или в Качоне, Красночикойского района, рассказывает:"Как раньши избы мыли? Ета таперь усе покрашено, поклеено. А раньши та ни так было. Деревенская изба за зиму закоптитца, просто край какой-та. Ишо до лампочки Ленина лучину жгли, галанки топили, при лучины пряли и визали. При лучины посиделки делали. Мама рассказывала. Свету нету, сарахванов и запанов тожа. У мамы (ета у моей бабушки значить) один сарахван был, мама яво надевала, поясом гарусным подвязывала, подтыкала, штоб ровненько было, два-три полена подмышку зимой, и на посиделки. Вот у чией избы собирались, я запамятовала, аде та на горы, а там и ребяты приходили. Сухарили на палатях. Мама грит. вот думаю, приду и нихто мине за печку ни поволокеть. Дык не, тока успею лучину нашшапать с полешкыв, мине тут за за манисты и на палати. А я етыва Хведю Полубенка смерть не люблю. Сколь раз манисты обрывал. Один раз мама побежала от ево, а Хведя по кухвайку схватил, кухвайку жалко рвать, мама снила яё и раздетая домой побежала. А на утро етыт Хведя - Полубёнок нясеть кухвайку в ахапку. Матренушка, тока ни пиши заявлення у милицию, посодють мине. Но в итоге все-равно посадили за че-то. Аааа, начала жа про избу. Девки собирались, голики брали (галик- ета метла обтрепаная) воды у чанах грели, и ширыкали стены, потолок, потом растирали тряпками, смывали, и сушили. И как паложено пол пясочком присыпали. Пясок обычна на Качонке брали, ён дискыть был желтый, как гарус. Но а потом уж стали половики то ткать да ложить. А то ткали холст и штаны со станушками шили. Вот девки бедно жили. Зато весело - чем горьше судьба, тем больше песен. А када усю избу вымоють, отшоркають, стены желтые становились, и гыварили, вой дева, изба та как яичка стала. И чийвать садились. Картошка у штанах с чугунки, сало, чаек, ну и наверно по рюмычки самогоночки было. Как без етыва-та. Вот и рассказ получился. Если каждый че-та расскажить про своих мамочек-промамочек- в памити останитца не только у нас с вами , а и у тых, хто нас читаить."               
               
               Каждый день она вспоминает про "ранешное".Я разочек была в Качоне, семь или девять километров шли с мамой пешком до парома через реку Чикой. Сперва вброд неглубокую протоку перешли. Потом на плашкоте переправились на другой берег, где за сопками спряталась деревенька. Там нас мамина подружка, почтальонка Евдокия Забелина встретила, в дом повела, накормила и в лес за голубикой сопроводила. Мне лет тринадцать тогда было, а запомнила, как будто вчера.               
               
               
             Современным хозяйкам трудно представить, что в семидесятые годы  не было обоев, натяжных потолков.Белили избы несколько раз в год. После уборки урожая, осенью, тогда же и двойные рамы вставляли в окна, перед Новым годом, на Пасху.               
               
                Известку гасили в баках, бочках. Заливали комки водой , они рассыпались и, как гейзеры, высоко и далеко разбрызгивали белую известь вокруг. Вот она готова, густая, как сметана. В банке разводили синьку, краситель голубоко цвета, откладывали немного известки в ведро или таз, подливали синьки, добавляли воды и доводили раствор до нужной консистенции.               
               
                С осени вязали ковыльные кисти, но чаще покупали их на базаре или у тех, кто умел их делать отменно. Потом кисть насаживали на круглую, отполированную руками палку, стучали черенком об пол, чтобы села плотно и не слетела во время работы. Кисть запаривали кипятком. Если дом большой, то приготавливали две кисти, они быстро сшоркивались. Использованную не выбрасывали, мыли, сушили и потом подбеливали ей печку, палисадник, стволы деревьев, чаще всего черемух, для красоты.               
               
                Из Красного Чикоя мы переехали жить в Забайкальск. Я вышла замуж , мы получили квартиру. Теперь надеяться было не на кого, сами учились и искусству побелки. Приходила свекровь, оценивала нашу работу. Когда замечала полосы на потолке, то делала замечание:"Наполосатили. Перебелить прийдется! Потолок должен блестеть, как "яицко"! Потом проверяла вдругорядь, одобряла:"Теперь "цисто", хорошо!" В Забайкалье много диалектов, но все понимали, о чём идёт речь.               
               
                Самое неприятное занятие-это отмывание полов от брызг  известки. Много раз поменяешь тряпки и воду, пока выкрашенный пол не засияет, как зеркальный. А то ведь некоторые подмахнут и ладно, как говорили "вши воду видели".               
               
                После побелки воздух в доме особенный. Уже хорошо, но это еще не праздник.Открывали сундук, ящики комода и доставали аккуратно свернутые подзоры, накидашки на подушки, скатерти, шторы на двери,задергушки, накомодники, уголки на этажерку, новые  тюлевые покрывала. Вся эта красота была  или вышитая, или рефечёная.               
               
                Утюги тогда уже были электрические, но были и паровые, на углях, и чугунные, которые надо было то и дело накаливать на плите. Расстилали на столе покрывало, приносили ковшик воды, чтобы брызгать бельё. И начиналась кропотливая работа. Набирали полный рот воды, сбрызгивали, утюг шипел, надо было не припалить, не прожечь вещи.               
               
                Вот всё готово. И пошли проворные руки развешивать, раскладывать. Книги трясли, пыль вытирали. Цветочки в горшках тоже промывали, особенно приятно было фикусу, каждый листочек проходили тряпочкой.В доме  такая красота, такая благость, уют, покой. Даже проказник кот смирно лежал на диване. В душе воцарялся покой и тишина.               
               
                В чистый Четверг красили яйца, пекли куличи, украшали их незамысловато, белой намазкой из взбитой с сахаром сметаной и леденцами. Запахи испеченного хлеба будоражили аппетит, но никто не просил кусочек, знали, что надо дождаться праздника.               
               
                Наводили порядок и в ограде, и за воротами. Мужики, ребятишки мётлами из карагатника дочиста выметали мусор.               
               
                Природа тоже не оставалась в стороне. На соснах появлялись маленькие свечечки, на березках сережки, пахло набухшими тополиными почками. Местами зазеленела травка, едва пробившаяся из земли. Ликовали птицы: синички, воробышки, сновали, распевали песни.               
               
                Солнце начинало пригревать, слепило своими лучами. За воротами , опираясь на батожки, сидели старики и старушки, радовались, что дожили до тепла, до весны. В воскресенье из церкви потянется народ:"Христос Воскресе!" "Воистину воскрес!"