Хоккеист Иван Авдеев. Часть 4

Окончание

Часть 1. http://proza.ru/2024/04/18/485

Часть 2. http://proza.ru/2024/04/19/628

Часть 3. http://proza.ru/2024/04/20/439

— Говорите, Тарасов выступал на собраниях?
— После сезона всем в юношеской команде вручали медали — а потом родительское собрание. Выступает Тарасов. Таких я собраний больше не видел! Народного артиста можно давать! Я поражался: как он успевал смотреть наши игры, все замечать?

— Тихонов не такой?
— Да Тихонову насрать было на эту школу.

— За что Виктор Васильевич так не любил Тарасова?
— Тарасов сложный человек. Боброва, знаете, как звал? Баловень! А Бобер Тарасову как-то сказал: «Играть не умеешь — будешь тренером». Ха!

— На вашу тему хоть раз было собрание?
— Ой! Такая история! Прямо не знаю, рассказывать или нет.

— Тут двух мнений быть не может. Конечно, рассказывать.
— Запалились мы в Ленинграде. Все время ездили со СКА играть на 6 ноября. А 7-го день отдыха. Поезда идут на Москву поздно, подъезжает автобус с вещами. Мы все разбрелись. Кто керосин, кто бензин.

— Праздник же.
— А мы, молодые, сидим в поезде. Присматриваем за вещичками помельче. С нами был подполковник, начальник. Взглянул на часы: «Ребята, поезд скоро отходит. Давайте, грузитесь!» Ну, побежали прямо в майках и трусах по морозцу. Я, Фетисов, еще кто-то. Хватаем мешки, Филя какой-то кидает — а в этот момент наш главный тренер Локтев выходит из автобуса. Прямо в него!

— Хорошо попал?
— Константин Борисович отлетел — и сел в сугроб. На следующее утро нас вызывают к начальнику отдела спортивных игр. Фамилию помню до сих пор — подполковник Блудов. Пришли Леха Волченков, я и Фетисов. Подполковник: «Ну и чего вы? Пишите!» — «Что писать-то?» — «Все силы отдали во время игры. В раздевалке поздравили друг друга с праздником, с победой. Налили по полстакана шампанского. Выпили и развезло нас...

— Плакали хоть раз из-за хоккея?
— Один раз. Когда узнал, что в ЦСКА Локтева снимают.

— Константин Борисович — настолько славный человек?
— Просто прекрасный. Вот история: мы, молодые, сидим в ресторане Аэровокзала. Подходит женщина-метрдотель: «Ребята, Константин Борисович звонил. Сказать, что вы здесь?» — «Да говорите!» Что вы думаете? Не приехал. Хотел приехать — и не стал. Чтоб нас не наказывать.

— Тренер-то он хороший был?
— Да. Как и игрок. Мне как раз такие нравились — Локтев, Викулов, Харламов, Анисин, Александров... Игровички. Я и сам такой. Мы б только поиграть. Как только хоккей превращали в работу, это уже чужое.

— Узнали, что снимают Локтева, на банкете после чемпионского сезона? Как и все?
— Мы раньше узнали. Как обычно, собираемся перед тренировкой. Вдруг говорят: «Костю снимают». Как снимают?! Чувствую — у меня слезы по щекам катятся. Тут же устроили собрание в зале тяжелой атлетики. Объявили — действительно, снимают. Ко мне Костя хорошо относился. Обнимал при встрече.

— Сразу поняли, что туго вам придется?
— Моментально. Что тут думать-то? Я же видел, как тихоновская Рига выглядит. Харлам говорил: «Чем быстрее они бегают, тем нам легче играть будет».

— Кстати, про Ригу. Мне Крикунов когда-то говорил — Рига считалась самым пьяным городом Советского Союза.
— Так и было. Утром собирались перед раскаткой. Потом потихонечку выкатывались. Вижу: идет Валерий Борисович. Вот-вот прорвет...

— Тошнота подступает?
— Локтев доктора посылает: «Посмотри — что с ним?» — «Да ничего. Отравился, видимо...» — «Да знаю я, как он «отравился»! Пусть в раздевалке сидит». Ну и что вы думаете? Вечером Харламов выходит на игру — одну сам забил, одну отдал. А с утра совсем плохой был.

— В Риге легендарные «ночники».
— Наших ребят в «Juras perle» Хатулев возил.

— Не там ли Вайкуле пела?
— Вайкуле пела в «Туристе». Это ресторан при отеле на берегу Даугавы. Хоккеисты всегда останавливались в этой гостинице.

— Мы отвлеклись. Как думаете, почему Локтева сняли после чемпионства?
— Вы вспомните — в 76-м выиграли Олимпиаду, а в 77-м проиграли чемпионат мира. Третье место заняли! Надо было кого-то снимать. Решили, что Тихонов сможет двигать наш хоккей вперед. А ЦСКА будет базой для сборной. Кого назвал — того ему доставили в ЦСКА. Капустин, Бабинов, Балдерис...

— На банкете об отставке Локтева объявили уже всем?
— Сказали коротко — «решение руководства». Потом добавили: «В интересах сборной. На базе клуба ЦСКА будет формироваться сборная». Тренером будет Виктор Тихонов.

— Потом Локтева встречали?
— Пару раз. Он куда-то за границу уехал.

— Вот представим: остался Локтев в ЦСКА. Как сложилась бы ваша судьба?
— Локтев к своим воспитанникам относился бережно. Он и сам воспитанник ЦСКА. Дорожил каждым! Думаю, я так и играл бы в ЦСКА. Остались бы Анисин, Бодунов и Лебедев. Да многие.

— Вы играли в ЦСКА, когда харламовская тройка была в силе. Какой эпизод с их участием до сих пор перед глазами?
— После тренировки у нас было свободное время. Кто-то тренера слушает, кто-то бросает или катается... Я швыряю по воротам с точки вбрасывания. В дальний низом. То попаду, то нет. Вдоль бортика проходит Борис Михайлов. Взглянул. Не выдержал, вернулся: «Ставь пять шайб!»

— Какой-то фокус показал?
— Из пяти шайб четыре от штанги низом в ворота. Пятая — просто в штангу. В ворота не отскочила. Представляете уровень? Петя — такой же. Большинство наигрывают. Ему накатывают Михайлов с Харламовым. Он с нуля градусов — хоп! Третьяку! А Локтев от борта: «Петь, ну не забьешь ты с нулевого в игре никогда...» Петя запомнил.

— И?
— Следующий матч — со «Спартаком». С нулевого ка-а-к дал — и гол. Поворачивается к лавке — и на всю поляну: «Говорили — не забью?»

— Вспоминаете фамилию «Харламов» — сразу какой момент перед глазами?
— Как он на лед выходит. Вижу его — и все, больше никого для меня не существует. Слежу глазами: что сделает? Какой финт? Как из угла вылезет? Нанизывал так, что народ штабелями ложился. Как-то катится — что все разъезжаются в разные стороны. У Харламова ноги могучие. Как оттолкнется! В юношах меня Мишаков тренировал. Смотрю — несет штук десять харламовских клюшек. Мне отдает.

— Какие-то особенные?
— Канадские «Sherwood». Деревянные. Аккуратные такие, крючочек... Мне на сезон хватило.

— В игровые годы попробовали хоть одну пластиковую?
— Даже сейчас к пластиковой не могу приспособиться. А доигрывал деревянным «Титаном». Пластиковые раздавал молодым. Жалко, что ли? Все равно у меня рука ее не принимает.

— Кто-то в ЦСКА ваших времен пластиковой играл?
— В ЦСКА приходили Koho, так Викулов их выменивал на деревянные из Мукачево. Нравились ему именно такие. А играли мукачевскими только две команды — Ижевск и «Сокол». Я уже в «Крылья» перешел — у Фетисова просил клюшки. Тот давал пару.

— В «Крыльях Советов» была беда с клюшками?
— В «Крыльях» выдавали легендарную клюшку «Jofa Titan». Крюк загибали руками, настолько тоненькая была.

— Но с формой-то все было на уровне?
— Мастера старую форму сдадут на склад — а мы идем, забираем. Был дикий случай. 1973 год. Мне Мишаков приносит ботинки «Mustang» — новые, чистая кожа. Уже заклепанные, мой размер. Тоже Валерий Борисович для меня передал.

— У вас с Харламовым был один размер?
— Да, 41-й. Примерил — все годится. Мишаков лично мне коньки наточил. Все спрятал в раздевалке. Утром прихожу — нет коньков!

— Из раздевалки ЦСКА могли украсть?
— Я и сам поразился. Бегом к Мишакову, рассказываю. Тот на меня смотрит: «Ты что, дурак?!» Ну и ладно, забыли. А через месяц вора поймали.

— Засаду устроили?
— Возвращаемся поздним вечером с выезда в Электросталь. Видим — возле раздевалки метнулась тень! Мы туда. А этот уже выгреб что хотел по шкафчикам, на подоконнике коньки стоят, разложены перчаточки. Услышал, что дверь открылась, — забился в душ. Притворился пьяным. Наш же электрик!

— Накостыляли?
— Вызвали милицию. Так он выскочил, перебежал на другую сторону Ленинградки. Туда, где пельменная. Гусь в этом доме жил. Забился куда-то, кричит: «Или уйдите, или я себе сейчас стеклом шею разрежу!»

— Мне рассказывали историю. Мишакову выбили около борта фиксу. Игра идет — а он ползает, ищет: «Это ж золото!» У вас про Мишакова тоже есть смешное?

— Ха! Играем «Вооруженку». Мишаков наш тренер, с хоккеем уже закончил. На нем цепь такая золотая, перстень. Вдруг вдали показался Тарасов. Мишаков с себя срывает все это золото, мне сует: «Спрячь!» Строевым шагом к Тарасову. А тот на «вы» — так строго: «Евгений Дмитриевич, это ваши воспитанники?» Мишаков не своим голосом: «Да-да, Анатолий Владимирович...»

— Мишаков — яркий персонаж. Жаль, не успели поговорить.
— Это вообще! Ахтунг-ахтунг, Мишаков на трассе!

— Это вы к чему?
— Как из центра едешь мимо стадиона «Динамо», справа аллейка. Одностороннее движение, только туда. А Евгений Дмитриевич на «Волге» с оленем — оттуда! Ему похер, ахтунг-ахтунг!

— Где ж сейчас эта «Волга», интересно.
— Мишаков на ней ездил чуть ли не до последних дней. В самом конце «Ниву» купил. Как и Эдик Иванов. С Эдиком мы в четверг виделись на тренировке, а в субботу погнал «Ниву» на ТО. Ему сказали — «часик подожди». Может, понервничал. Сел на лавочку и умер прямо около автоцентра. Сердце!

— С Рагулиным ладили?
— Палыч ко мне как к сыну относился! Он тогда тренировал молодежь. Вот приезжает Горький. Приходит Витька Коноваленко. Ну, друзья, что там. Понятно, как встретились.

— Коноваленко тоже тренировал молодых?
— Ездил с молодежью «Торпедо». Как и многие закончившие ветераны. Вот играем — ведем 8:0 в первом периоде! Палыч меня от борта окликает: «Иван, ну в чем дело-то?» — «Что такое?» — «Если десять не будет — отправлю в часть...» Щуренко как-то опоздал — а нам с Ригой играть. Палыч ему: «Щура, если четыре Риге не забиваешь — в армию!»

— Но никого не отправлял?
— Да вы что? Ни разу! В раздевалке в карты играем. Рагулин: «Что, денег нет?» А у нас действительно закончились. Протягивает мне ключ: «Сходи в каморку. В кителе у меня четвертак».

— Сам с вами играет?
— Разумеется. Проиграет — опять ключ тянет: «Иван, еще принеси». Или вот случай. У меня день рождения. Мы закрылись. Вдруг условный стук! Открываем — Рагулин стоит. Дежурный по ЦСКА! Усмехается: «Все знаю. Вы что, без закуски?» А он наш тренер! Да, отвечаю. Без закуски. Произносит: «Закройтесь пока». Приносит из столовой таз котлет, хлеба.

— Говорили, сам мог выпить хоть ведро.
— Даже когда здоровье стало подводить, все равно себе не отказывал. Сухонького, правда. Золотой человек. Для меня самые золотые — Рагулин и Елена Боброва. Иногда думал — все, конец мне. А они помогали, выдергивали. Чтоб за ветеранов играл. Доктор Белаковский помогал.

— Последняя встреча с Рагулиным?
— Увиделись перед каким-то праздником. Палыч — совершенно трезвый. Он если поддатый, начинает прикалываться. А если трезвый — слова не вытянешь. Вот тогда был грустный. Тоже ведь с сахарным диабетом! Поймал эту гадость! Я к нему заезжаю на Ваганьково.

— Кого из молодых Рагулин больше всего любил?
— Пожалуй, Фетисова. Как защитник защитника. Коньки ему подарил. Сразу после этого едем в Ленинград, Палыч у нас за старшего. В карты проиграл нам же все суточные, которые на команду вез!

— Ну и как? Не оставили человека в беде?
— Фетисов был, я, Щура. Наутро Рагулин Фетисова, банкира нашего, трясет за плечо: «Слав! Дай хоть по рублю раздать» — «Не, Палыч. Карточный долг — святое...» — «Я ж тебе коньки подарил!»

— Когда-то просил легендарного доктора Белаковского — расскажите смешное про спортсменов. Тот задумался и ответил: «Смешных историй у меня нет. Есть истории про мужество». Кто вас поразил мужеством?
— Как раз Рагулин. Молодежный состав ЦСКА поехал в Ригу. Палыч — тренер. Какой-то здоровенный латыш полез к проводницам. Размером с Рагулина. Может, даже больше. Наш тренер Чебарин заступился — латыш так ему дал, что полетел через весь проход куда-то к туалету. Кричит: «Иван, Иван!» Нашел самого здорового...

— Вас зовет?
— Ну а кого же? Мог бы Фетисова позвать, тот-то здоровее. Тоже с нами был. Я выглянул из купе — и вижу: выходит Рагулин в трусах до колен. Подходит к этому латышу — и за глотку его!

— Представляю картину.
— Тот пару раз руками в воздухе взмахнул — и обмяк. Что-то хрипит, пузыри пускает. А Палычу все по фигу. Приподнял его над полом... Не побоялся! Кто-то подумал бы, а этот сразу: на!

— В любой команде есть злобный ветеран. Кто был в ЦСКА?
— Жлуктов. Хотя в команде еще оставался Викулов, тот постарше. Борька Михайлов вообще 44-го. Но на молодых отрывался почему-то Жлуктов. Как-то заявляет: «Валите отсюда». Викул к нему: «Вить, а давно ты себя ветераном-то строишь, а?» Тот заткнулся! Ветераны после баньки на пенечке в Архангельском что-то покрепче ставили. А молодым только по бутылке пива.

— Викулов превратился в бомжа. В таком состоянии его видели?
— Да видел... Никогда бы не подумал, что Владимир Иванович этим закончит! Такой был интеллигент! Всему научит, объяснит. Я же с ним в тройке играл. Меня Локтев иногда туда втыкал вместо Борьки Александрова. На тренировке Викулов едет, отдашь ему пас — а он: «Зачем? Обыгрывай сам!» Объяснил важную вещь: ни в коем случае даже грамм нельзя выпить на предсезонке. Там закладываешь фундамент. Причем не так, как сейчас.

— А как сейчас?
— Сегодня сразу на лед отправляют — а мы месяц-полтора по земле бегали. В этот момент нельзя даже нюхать спиртное. Как только «землю» прошел, вышел на лед — все...

— Можно расслабиться?
— Внутренности пришли в порядок. В выходной можно выпить. Наутро побегал — все вывел. Вот этот момент Викулов мне разъяснил. Хотя его самого я ни разу пьяным не видел. А, нет! Вру!

— Видели?
— Летели мы из Новосибирска с «вооруженки», Москва не принимала. Посадили в Горьком. Деньги все пропили. А Борька Александров в Новосибирске кому-то задвинул электронные часы за 500 рублей. У него одного что-то оставалось. Выпустили нас в Горьком из самолета. По аэропорту ходим группками. Александров, я и Славка Анисин втроем взяли бутылку шампанского. А стакана нет.

— Я в таких случаях доставал очешник.
— Гляжу — поодаль стоят Викул, Коля Адонин и еще кто-то. Подхожу: «Владимир Иваныч, дай стаканчик». А он каким-то не своим голосом: «Наливай!» Вижу — поддатый. Нет, отвечаю, у нас уже есть. Вот Борька с Клыком стоят.

— А он?
— Викулов внезапно разъярился: «Хочешь, я тебе ***** сейчас?» — «Не такой уж ты здоровый» — «А я все равно *****!» — «Ну, давай...»

— Чем закончилась беседа?
— Боком вижу — Борька с Клыком уже подходят. Ну и драка! Викулов ******, как и обещал. У меня из носа кровь. Я устоял — но от боли слезы хлынули. Еще Коля Адонин цепляет Борьку Александрова: «Ты-то куда?» А Борька модник, пижон. У него сапоги особенные. Как их?

— «Казаки»?
— «Казаки»! Он с ноги Адонину ввалил. Еще сверху сел. Тот голосит: «Борь, извини! У меня дети, прости, не надо...» Отпустил. А Анисин уже пьяненький. Вдруг как навернул Викулу!

— О-ой.
— Как-то долетели до Москвы. Наутро тренировка в ЦСКА. Кто от метро бежит, кто с трамвая. Викулов сразу ко мне: «Ваня, извини. Я поддатый был, сам понимаешь». Потом гляжу — Клык к Викулову: «Владимир Иванович, прости меня».

— Так по кругу и каялись?
— Ну!

— Говорили, успели увидеть Викулова в тяжелом состоянии. Где?
— Уф-ф... На чьих-то похоронах! Точно — еще до Эдика Иванова. Скорее всего, у Локтева. Я почувствовал — что-то у него с памятью нехорошо. Поздороваться-то поздоровались, но то ли он меня не узнал, то ли имя не вспомнил. Потом узнал — Викул, когда бомжевал, и в костре побывал. Чуть ноги не сгорели.

— Страшно слушать.
— А Витька Полупанов пил. Его выгнали из ЦСКА из-за этого. А сейчас спокойный, здоровый. Может выпить — но без азарта. Прекрасно себя чувствует.

— В кого вы вообще не верили — а он вырос в классного игрока?
— Мишка Анисин.

— Ничего не проглядывалось?
— Я наблюдал за ним в ЦСКА у Лешки Герасимова. Да, шустренький. Но росточка совсем нет. А он вон как выстрелил! Мне вот такие как раз нравятся. Все есть — пас, обводка, скорость. Еще б только песни не пел.

— Песни сгубили?
— Я скажу — есть в кого. Отец такой же был, Клык. Оторва похлеще, чем сын!

— От кого-то слышал: старший Анисин — это уровень Харламова.
— Славка?! Да бросьте. До Харламова там далеко. Даже Лебедев, его партнер, говорил: «Пас отдать не может!» «Харламов»!

— Юрзинов кого-то отчислил из «Динамо» за картежные дела. На вашей памяти — удивительные отчисления?
— За карты отчислил? Очень странно! Раньше все играли. Была история. Играли в старом дворце ЦСКА с чехами. Коля Дроздецкий сидел в запасе. А он с глухими, слепыми в Ленинграде «вась-вась» был. Там настоящая банда сколотилась.

— Говорили, он руководил то ли щипачами, то ли картежниками.
— Да! Совершенно верно! Вот приезжает в юношескую сборную — и хвалится: «У меня с собой пять тысяч чеков на машину». Это, наверное, 1974 год. Еще две тысячи рублями в лопатнике.

— У юниора?
— В том-то и дело. Представляете, какими деньжищами ворочал? Два периода заканчиваются, Давыдов вдруг говорит: «Коль, готовься! Будешь играть!» Обычно он деньги прямо в хоккейные трусы засовывал. Так и играл.

— Я поражен этим фактом сильнее, чем финансовым размахом.
— А тут взял бумажник, да и засунул в баул. После игры возвращается — лопатника нет. Из раздевалки можно в одну сторону выйти, а можно прямо к машинам. Паника! Тузик бегает, за голову схватился: где ж деньги? Это он еще сумму не знал.

— Не сказали?
— Между делом спросил: «Сколько было-то?» Как услышал цифру, остолбенел. Только и выдавил: «Коль, откуда у тебя?!» А прямо за скамейкой запасных сидели эти немые. Подшефные Дроздецкого. Все за Колю болеют — только попробуй, тронь его! Все обыскали — лопатника нет.

— Так и не нашелся?
— А слушай! Матч заканчивается, идем к автобусу. Мужичок подходит: «Бумажник ищете? Я видел — ваш хоккеист передал на трибуну...» — «Кто?!» — «Фамилию не знаю, а номер на спине двенадцатый».

— Кто двенадцатый?
— Тюмень!

— Боже ж мой.
— Туз сразу к Тюменеву. Тот в жопу пьяный с приятелем, деньги разбросаны по квартире. Этому другу он лопатник и передал. Потом поехали догуливать. Пропить успели немного. Что осталось — Дроздецкому вернули.

— Расскажите самое важное — чем эти немые промышляли?
— В Гостином дворе кто чем. Кто в карты играл, кто просто «кидал» в подъездах. Дрозд ими верховодил. С малолетства!

— Это же не он в гараже задохнулся? У меня все спуталось.
— В гараже — это Сладкий. Солодухин. У Дроздецкого смерть даже тяжелее. Последний, кому он позвонил, — наш общий приятель из Питера Сашка Михайлов. Приезжай, говорит, за мной. А Дрозд пил только шампанское. Ну и заработал сахарный диабет. Я знаю, что это за кошмар. Михайлов рассказывал: приезжаю за ним в баню, Дроздецкий плачет: «Спаси меня...» Стали откачивать. Не получилось.

— Когда Тихонов только взял ЦСКА, чувствовалось, что к ветеранам относится тяжело?
— Я помню первый день Тихонова в ЦСКА. Вышел на лед, все по кругу поехали. У меня ощущение — он не знает, что делать! Едут и едут. Третьяк, Цыганков, Лутченко, Гусев, Петров, Михайлов, Харламов, Викулов... А на лице у Тихонова написано: «Куда я попал?!» Минут пятнадцать катались. Никогда такого не было.

— Это не Рига.
— В Риге у него все четыре звена бешеные были. Он же это придумал — в четыре играть!

— Для Тихонова облегчением стало, когда Третьяк сам ушел?
— Не думаю.

— Почему?
— А Третьяк никуда не лез. Сидит на сборах, с Колей Адониным, вторым вратарем, в домино играет. После ужина вдруг вылетает — а все в холле возле телевизора: «Выиграл! Выиграл!» Кто-то ухмыльнется: «Что выиграл-то, Владик?» — «205 на 204 в домино!» Вообще-то Третьяк спокойный был.

— С Капустиным и Балдерисом успели вместе поиграть?
— Месяц-полтора. Их взяли в ЦСКА — а меня отправили. ЦСКА улетал в Германию, я в команде, собрал баул. Вдруг подходит Моисеев — и говорит: мол, у Попова была свадьба, надо поддержать материально. Поэтому берем в Германию его, а не тебя.

— Обидно.
— Конечно, обидно — у Попова вот такой фурункул на шее! Играть не мог!

— Почему вас отцепили?
— Потом узнал — на меня нажаловались. Что-то я на «губе» не то сделал. «Неуправляемый» я, как Тузик в интервью говорил. Дескать, самые неуправляемые — Бодунов с Авдеевым.

— Когда вас убирали — хоть кто-то попытался заступиться?
— Нет. Все исподтишка было! Ведь никто не произнес: «Ты не нужен ЦСКА». Сказали — на месяц отправляют. Моисей сформулировал: «На исправление...» На какое, думаю, «исправление»? О чем он вообще?

— Исправлять-то поведение?
— Ну не игру же! Я усмехнулся: «Юрий Иваныч, ну ты-то взрослый. Неужели не понимаешь? Все, до свидания, никто меня в ЦСКА не вернет!» Тот запричитал: «Да ты что, ты ж свой...»

— Но вы-то все поняли?
— Еще бы не понять. Ясный вопрос. Сколько уж так отправляли — ни одного не вернули!

— Изгнание из ЦСКА стало для вас потрясением?
— Я, считай, закончил в этот момент! Что-то сломалось внутри. Для меня ничего, кроме ЦСКА, не существовало.

— Свитер ЦСКА на память сохранили?
— Да нет, куда там... Все отобрали, когда уходил! Как-то сидели втроем — Тузик, Вовка Петров и я. Тузик спрашивает: «Свитера-то остались?» У меня и не было, отвечаю. А Петя говорит: «Мой моль съела...»

— Встречали катание лучше, чем у Балдериса?
— У Балдериса не катание.

— А что, простите?
— Я даже слово не подберу. Он летит! Ощущение, что до льда не дотрагивается! Я такого ни у кого больше не встречал.

— Как только Тихонов появился в ЦСКА — сразу поняли, что ваши дни в клубе сочтены?
— Моментально. Выхожу на тренировку в Архангельском, гляжу — живой травки нет. Все заставлено какими-то барьерами. О-ой, думаю!

— Не любили это дело?
— Я к тренировкам так себе относился. Если игровая — старался. Всегда думал: лед покажет. Вот там я выворачивался наизнанку. А что по земле-то бегать? Тихонов всем видом показывал — не воспринимает меня всерьез.

— Жесткие слова по своему адресу от Тихонова услышали?
— Ни разу.

— Веселые истории про Тихонова у вас есть?
— Да откуда про него — веселые? Хотя... Кажется, Филя рассказывал. Играли в Воскресенске. ЦСКА забивает одну, другую. С трибуны орут — Тихонов, мол, судей купил. Тот поворачивается: «Это не я! Может, ребята купили?»

— Вот потеха.
— Еще к Юрзинову склоняется во время игры: «Володя, ты что молчишь? Ну-ка, обзывай их!» Дмитриев, конечно, не такой был.

— Тыжных годы спустя встретился в Америке с Тихоновым. Несмотря на все обиды, обнялись. Вы потом встречались?

— Он, видимо, забыл, как мы расставались. Чуть ли не взасос кинулся меня целовать на ветеранском матче: «Ваня!» Перед самой его смертью было. Думаю: ни хрена себе... «Друг»!

— Не простили?
— Как Харлам погиб, для меня Тихонов закончился. Я такого тренера не знаю. В 81-м для меня умер не Харламов, а Тихонов. Народ-то ходил на Валеру, а не на этого!

— Тихонов года за четыре до смерти мне рассказывал — Харламов в 81-м году был уже не тот. Нельзя было его брать в Канаду.
— Это он так отмазывался, что ли? Что за глупости? Какой «не тот», если я видел — лучший на площадке! У него и пас, и обводка, и точный бросок. Что еще надо?

— Как первый раз увидели Харламова?
— Это год 69-й, наверное... Тренер Чебарин принес мне новую клюшку. Это, говорит, харламовская. Я и прежде только за Харламовым смотрел — а с этого момента вообще никого, кроме него, не замечал.

— Как же Тарасов его не разглядел?
— Назвал «коньком-горбунком» и отправил в Чебаркуль? Я сам поражаюсь! Но в том ЦСКА зверюги-то какие были. Только Костя Локтев небольшой, а остальные все здоровые.

— Недавно Смолина видел. Он как бык.
— Уф! Смола, Полупанов... Полупан вообще бежал — только льдины отскакивали от коньков. На себе троих мог увезти.

— После Харламова — лучший по характеру человек в том ЦСКА? Самый душевный?
— Гусь. Сашка! Это что-то. Незадолго до его смерти куда-то поехали, говорит: «Сколько нас, Вань, настоящих-то цеэсковцев осталось?» Начал пальцы загибать — я, ты, Блин, Филя, Дитка...

— Это кто?
— Лутченко. Его звали Дитка, Деточка. Он же здоровый — а лицо юношеское. Человек десять насчитал. Все!

— Как узнали о смерти Харламова?
— (вытирает слезы) Мне уже часа через два сказали, даже раньше... «Валерка разбился!» Я чуть не упал. Ты на похоронах-то был?

— Мне было семь лет.
— Наро-о-дищу! Вся Москва съехалась, все артисты. Нас на автобусе привезли. Мы с «Крыльями» как раз со сборов вернулись. Провели, гляжу — Винокур, Кобзон, Лещенко... Валера с Иркой в открытых гробах лежали. Потом его мятую «Волгу» видел.

— Вроде стояла около дворца ЦСКА?
— На хоздворе ЦСКА. Мы в Ленинград постоянно ездили — всегда останавливались на месте гибели под Солнечногорском. Потом там поставили гранитную шайбу. Я всегда смотрел, как Валера на лед выходит. Потихоньку катит, еле-еле. Будто не верит. Вот поехал — и чувствуется, как соскучился... Он же все равно прихрамывал после первой аварии.

— В 76-м?
— Да. С нами, молодыми, выходил тренироваться. Показывал, как обводить, как из угла выбираться. У него столько фокусов было — о-ой!

— С большим юмором человек?
— Все время в ЦСКА подтравливал одного парня — Серегу Глазова. Приобнимет: «Пойдем, Сережа, в баню. Ты мне что-нибудь расскажешь, я тебе расскажу...»

— Начало подозрительное.
— А Глаз доверчивый. Идет, начинает рассказывать. А Валерка так аккуратно подковыривает. Глазов произносит: «Вот бы меня в первое звено поставить вместо Лутченко, а его на усиление третьего состава!» Харламов кивает: «Это правильно». Помолчит немного — и добавляет: «А если еще за руки возьметесь, вообще непроходимые будете». Глазов-то здоровяк.

— Дик Адвокат говорил про Тимощука в «Зените»: «Это самый крутой профессионал, которого я встречал в жизни». Самый крутой профессионал, которого встречали вы?
— Как раз Лутченко!

— Что в нем такого?
— Все разложено по полочкам, солидно. А одевался как! Говорил: «Неважно, как играешь. Важно, как выходишь». Все на нем сидело. Специально пластырь покупал в аптеке, чтоб красиво затянуть форму. Идет на лед — и негромко: «Надо выходить как профессионалы. Чтоб на той лавочке увидели — и сразу испугались...»

— Он и сейчас выглядит блестяще.
— Я про что и говорю! А ему 75!

— За первую сборную хоть раз сыграли?
— Все время был между первой и второй сборной. Как-то вызвали в первую, так ее сразу поделили на две. Меня во вторую. Играл против Третьяка!

— Ну и как?
— Забил. Еще и гол такой интересный. Вбрасывание. А там, где выходит команда, какая-то зазубрина на льду. Я стою по центру. Владик выходит из ворот — а шайба от зазубрины вдруг ко мне на клюшку! Стою перед воротами — еще подумать успел: забивать или нет? Третьяк успевает вернуться — а я на паузе делаю так, что он пролетает мимо ворот. Кладу в пустые!

— В официальных Третьяку забивали?
— Вроде да. Что ЦСКА забивал — это сто процентов. Как-то от своих ворот убежал, забил Тыже.

— Самая памятная незабитая шайба?
— За ЦСКА играл против «Крыльев». Выпустили нас, молодых. Сашка Кабанов бросил, шайба уже в ворота катится. А хотелось, чтоб на меня гол записали. Как дал по ней вдогонку — и мимо ворот!
Был еще момент в Риге. Вратарь у них Мишка Василенок. Справа мне дают пас, делаю шаг — Василенок проскакивает. Рама пустая. Только катни!

— А вы?
— Уже успел подумать: во, сейчас сетка-то пузырем пойдет. Ка-а-к дал — и в потолок! Дмитриев чуть на лед не вывалился. Игра была шайба в шайбу. Выиграли с говном.

— «С говном» — это?..
— На тоненького. Еле-еле.

— Видел фотографию. Снято сверху, как вы обводите лежащего Черкаса из СКА, забиваете в пустые ворота.
— Я таких набросал-то! Показываешь в один угол — сам дергаешься в другой. Ворота пустые. У «Химика» Лешка Червяков стоял — так я от синей замахнулся. Он выскочил под бросок, а я успел и ворота объехать, и в пустые завести. Червяк тяжелый, огромный. Назад не успел.

— Самый невероятный матч в вашей жизни?
— С «Крыльями» проигрывали 1:5 в Уфе после первого периода. Выиграли 6:5. Вот там я назабивал и наотдавал. В Воскресенске 1:4 проигрывали. Еще Димка Миронов играл. Выиграли 6:5!

— Самая смешная ваша шайба?
— Бросаю, вратарь ловит — но чувствую, он ее потерял. Прокатываюсь мимо, крикнул: «Гол!» Он руки разжал, озирается — а шайба плюх в ворота!

— Выходили на матчи против ЦСКА. Вчерашние товарищи что-то говорили?
— О, был случай! Играют «Крылья» против ЦСКА. Я после травмы, сижу в запасе. Только-только перешел. ЦСКА забивает гол — я прямо подпрыгнул на лавке от радости: «Ааа!» Рядом сидит Сашка Сидельников. Так взглянул на меня! Он тоже в запасе был. Ни хрена себе, думает, взяли хоккеиста...

— Получалось у вас против ЦСКА играть?
— Не-а! Вот играем в Москве с ЦСКА или «Динамо». Выходим на раскатку, я круг проеду — меня Дмитриев подзывает: «Ты чего, не готов? На *** в запас!» Весь разговор.

— Вы здорово играли за «Крылья». После был шанс вернуться в ЦСКА?
— Нет. Вы посмотрите, какие места занимали те «Крылья». Высоко-то не поднимались! Это к 90-м подросла молодежь — Пряхин, Немчинов, Хмылев... Знаете, как вопрос ставился в «Крыльях»?

— Как?
— Дмитриев только принял команду. Вызвал меня на сборах, поставил стул посреди комнаты. Произносит: «Значит, так. Я вилять не буду. Ты не воспитанник «Крыльев»...» Я поддакиваю: да, не воспитанник. Еще несколько ребят было из ЦСКА — Ромашин, Кабанов. Думаю: к чему ведет-то?

— К чему вел?
— Вдруг закруглил: «Как только станешь чуть-чуть хуже — я тебя уберу. Все привилегии — нашим воспитанникам. Понял?» Понял, отвечаю. Молодежь уже была на подходе.

— Но удержались в «Крыльях».
— До 89-го играл!

— Невероятно.
— Хоть что только мне Дмитриев не делал. Собираемся за границу — кладет передо мной спортивный договор на три года. Отвечаю: «Я это подписывать не буду». Знаю же, как Дмитриев ко мне относится. Зачем эта кабала? Игорь Ефимович сразу: «Что, за границу не хочешь ехать?» Да и не поеду, отвечаю. Что я там не видел?

— Отцеплял?
— Нет, все равно брал. Позволил подписать контракт с «Крыльями» на год, а не на три. Конец сезона, лучшему игроку полагается премия. Кому дают? Раз — мне!

— Так это совсем другое дело.
— Я и думаю: хрен с ним. Буду дальше в «Крыльях». Куда дергаться? Еще на год подписываю!

— При этом Дмитриев не особенно тепло к вам относился?
— Мы практически не разговаривали.

— Не такой простой был человек?
— Как вам сказать... Интеллигентный. Я помню, как Тарасов на игры ходил в майке со свистком. Кулагин присядет на стульчик, так и сидит в тренировочном костюме. В ЦСКА все рваные, драные. А Дмитриев на каждой игре в галстуке. Для меня это дикость была.

— Откуда в нем такое?
— Он же из Австрии приехал. Вообще, Дмитриев молодец. Дисциплину наладил. В «Крыльях» безвременье было — страшно рассказывать! Тузик ушел, начали тренеров менять. Поставили Валентина Григорьева. Караул, что началось.

— Распустил вас?
— Да он сам пропадал. Ха! Мы даже стесняться перестали. Были спаренные игры, Григорьев проезжает мимо кафе. Водителю: «Петрович, тормози!» Заходит — вся команда там. «Гудит». Он: «Ребята, это что ж такое? Завтра же играть!» А в ответ: «Не ссы, Михалыч, отыграем...» Жалко его, мужик-то хороший.

— Дмитриев охоту к загулам отбил?
— Моментально!

— Я не могу представить его в ярости.
— А я представляю очень легко. Сам чай мне носит, чтоб я кофе не пил и на сигареты не тянуло. Ну и матом на весь дворец. Смысл такой — «Попробуй только, сука, плохо сыграй!» Начали с его приходом круги мотать. 16 по 400. Хоть тресни — я не выбегу с нужным временем!

— Так что?
— Дмитриев говорит: «Кто по времени не уложится — будет бегать перед утренней тренировкой». А я в ответ: «Не буду бегать». Вот так с ним разговаривал. Поэтому могли годами не общаться.

— Самая яркая установка Дмитриева?
— Не помню. Все вытеснила установка Мишакова.

— О, это даже лучше. Что было?
— Со СКА МВО приезжаем в Ижевск на два матча. «Ижсталь» как раз Дмитриев тренировал. Они на первом месте, мы — на последнем. Мишак пошел договариваться к Игорю Ефимовичу: «Давай пополам!»

— Что услышал?
— Игорь Ефимович отвечает: «Митрич, ты чего вообще? Издеваешься? Мы первыми идем, в высшую лигу рвемся. Меня никто не поймет». Мишаков возвращается: «Ребят, ну что, пить будем или играть? Матч-то завтра!» — «Пить!»

— Какая гармония в коллективе.
— Мишаков отыскал глазами Кольцова, комсорга: «Володь, комсомольские деньги остались?» — «Остались, Евгений Дмитриевич!» Взносы.

— Лучшее применение взносам.
— Мишаков дает наказ: «Ящик водки, ящик боржоми, огурцов соленых, черного хлеба...» Мы думали, шутка. Собираемся на игру — комсорга нет.

— За водкой побежал?
— Заходим в автобус — все стоит: один ящик, другой... Главное, соленые огурцы не забыл! Вот и вся установка! Самое удивительное — выходим и обыгрываем «Ижсталь». Потом и во второй игре бодались.

— То ли Курашов, то ли Штепа говорил в интервью, что получал в Швеции ровно столько же, каким было пособие по безработице. Уборщице платили больше.
— Мне платили 70 тысяч долларов за сезон.

— А ничего.
— Правда, до моего кармана доходило 10 процентов от контракта. Выходило 444 инвалютных рубля в месяц. Легко запомнить. Приблизительно столько же, сколько в «Крыльях».

— Могли зацепился за эту Швецию — как многие?
— Лавруха до сих пор там живет, Лаврентьев. Газеты развозит! Я тоже мог задержаться. Хозяин меня оставлял. Но вот взбрело в голову — рвануть в Швейцарию. По глупости.

— Это как же?
— Ездили на Кубок Шпенглера — там один меня все фолловал, фолловал...

— Преследовал?
— Ну. Какой-то босс из Швейцарии. Подсовывал контракт на подпись. Я мельком взглянул на сумму — подмахнул! Иду оформляться к Козину, а у того на столе лежит «Советская Россия» с моим интервью. Я как раз рассказал, что получал 10 процентов от контракта. Смотрит на меня злыми глазами: «Хрен тебе, а не Швейцария. Трансфер не подпишу!»

— А дальше?
— Дмитриев прямо там подошел, взял мой трансфер и подписал. Поехал я в Швейцарию. Там выясняется: команда из второй лиги, тренер чех... Быстро пожалел.

— Поиграли в «Алисе». Где жизнь свела с уникальными людьми. Хаванов, Эпштейн.
— Сашка — профессор. Культур, мультур, только очечков на льду не хватало. Еще и крепкий парень. Еще Миша Иванов рядом играл, большой талант.

— Тот, который здорово играл в «Спартаке» — а потом ушел в божьи дела?
— Ага, он. За «Спартак» вышел — как понес всех! А Эпштейн — это особая история. Во всем уникальный. При этом доверчивый такой. Вот был хоккеист Женька Деев. Как-то видит Эпштейна — притворился пьяным. Тот сразу: «Деев, ну-ка зайди ко мне!» — «Ха-ха-ха...» — «А, обманул?!» Прошло две недели, Женька действительно нахерачился. Стоит, шатается. Навстречу Эпштейн. Усмехается: «А, теперь ты меня не ******!» Этот Женька большой молодец.

— Уж вижу.
— Мне говорил: «Хорошо живу, 500 получаю». Помолчит — и добавляет: «Правда, 550 пропиваю. 50 должен остаюсь».

— Вот Эпштейн не по этой части.
— Эпштейн все в еврейский ресторан меня таскал на Павелецкой. Форшмак заказывал. Какой был дед! Кверху головой стоял — чтоб кровь приливала к мозгу. По снегу босиком ходил.

— Это разве не Белаковский?
— Олег Маркович прямо в поезде бегал.

— Куда?
— Выходил в тамбур — и бегал. С ветеранами ездил, увещевал: «Хватит пить. Только ссать будете бегать, автобус останавливать...» Такой педант! Если медосмотр не прошел — не допустит играть за ветеранов. Зато если пришел в госпиталь на медосмотр — лично проведет по всем кабинетам. Чтоб без очередей. Сам крови боялся — просто ужас!

— Это доктор Белаковский, фронтовик?! Совершивший 153 прыжка с парашютом?
— Да. Белаковского при виде крови прямо трясло. Мне все время казалось — сейчас сам упадет.

— Вернуть бы время назад — какую ошибку не повторили бы?
— В хоккей бы не пошел. Подождал бы годик — и двинул в футбол. Мне футбол до сих пор больше нравится!

— Еще о каких ошибках жалеете?
— Вот я завидую и Фетисову, и своим бывшим одноклубникам. Хорошей завистью. Но!

— Но?
— Одного не могу понять. Вот я себе никогда ни в чем не отказывал. Все, что хочу! Куда захотел — туда пошел. А взять Фетисова? Государственный человек. Все время следил за собой, постоянно должен быть в форме. Сейчас на каком верху. А жизни-то как таковой нет!

— Полагаете?
— Вся жизнь — будто на сборах. Мне бы такого не хотелось.

— Вот теперь понял.
— Еще хотелось, чтоб дети в меня пошли. Я такой... Советский! А младший женился да уехал в Америку. Так и живет. В Москве окончил школу с золотой медалью, про спорт слышать не хотел. Поступил на бюджет в Высшую школу экономики. Год проучился — не понравилось. Пошел на математику. Там познакомился с американкой. Ну и все.

— Хоть доучился?
— Не-а! Три курса закончил. Улетел с ней. Живут в Лос-Анджелесе.
P.S.  Еще со школьных лет мне по моей просьбе родители выписывали спортивную газету «Советский спорт» и четыре спортивных журнала – «Физкультура и спорт», «Спортивные игры», «Легкая атлетика» и «Спортивная жизнь России», которые я прочитывал от корки до корки. Память у меня неплохая, многое из прочитанного запоминал и меня приглашали во все классы школы рассказывать о спорте.  В журнале «Спортивные игры» печатали составы ведущих команд страны по футболу и хоккею, где писалось про рост и вес всех игроков.  Накануне Суперсерии по хоккею СССР-Канада 1972 года вышла газете «Советский спорт», где на вкладыше на двух листах приводились справочные данные о всех кандидатах в сборную Канады с указанием возраста, игровой карьеры и рос, вес. 
 Поэтому все, о чем рассказал Иван Авдеев, мне близко, по крайней мере, фамилии игроков, да я их и видел в репортажах с хоккейных арен. Так что прочитал с огромным интересом это интервью Ивана Авдеева. Я понимаю, что эта заметка на любителя, болельщика со стажем примерно моего возраста.  Но такие есть среди моих читателей, и уверен, еще будут.