Как мы волка спасали

– Всякий зверь за доброе к нему отношение человеку благодарен, кто бы мне что не говорил, – немного патетично и назидательно приподняв руку вверх, медленно помахивая указательным пальцем, заключил свой монолог Григорий Михайлович. – Помнишь, я тебе год назад рассказывал, как мы с сыном волка спасали, так я так думаю: волк меня за свое спасение уже отблагодарил и не раз. И живёт он от меня недалеко, а может даже где-то совсем рядом. В этих прирусловых зарослях может целая стая волков жить, и никто её особо и не заметит.

Да, заросли действительно большие, почти непроходимые. Густые кусты терновника, акации, плюща и дикого винограда, которые перемежёвываются небольшими полянками травы, почти метровой высоты, или зарослей трёхметрового камыша. И только редкими островками высятся над всем этим вековые раскидистые дубы, клёны и тополь белолистка. Такая полоса зарослей шириной от трёхсот метров и до километра тянется по обе стороны реки на десятки километров и по всей своей длине упирается в высокую и широкую земляную дамбу, построенную для защиты от половодья и наводнения. Прирусловые поймы по весне, в период половодья, наполняются на месяц – два водой, а как вода спадает, так трава да камыш в рост человека вырастают. Это настоящее раздолье для птицы и зверя всякого. Но в последние годы шакала развелось немеряно и вытеснил он из этих зарослей почти всех зверей.


Собака уже достала своим лаяньем. Прибившийся уже лет десять назад, ещё в первый год нашего заселения, беспородный пёс, как любя его называет жена «двортерьер», старый, полуслепой и глухой, унюхал что-то неладное. Уж очень усердно лаял в одну сторону, но за забор не выходил, боялся, а возле него жались, повизгивая, два приблудившихся полугодовалых щенка. Учуяв меня, на секунду замолчал, а потом с ещё большим напором стал лаять, аж до хрипоты. И лаял в ту сторону, где ещё неделю назад я поставил петли на шакала. Несколько дней ходил проверял, не попался ли кто, ан нет, хитрые твари, вижу, что ходят рядом, но петли обходят. Не уж-то наконец попался. Беру ружьё и туда. Точно, что-то дергается именно там, где ставил петлю. Ну, думаю, шакалья твоя морда, сейчас я тебя там и прикончу. Взвёл курки и, чтоб наверняка, подхожу поближе и глазам своим не верю. Ба… Да это же волк попался! И, скажу я тебе – не маленький, видно, что молодой, но размера внушительного. Да. Я ж пришёл шакала добить, а тут волчок, ещё не серый бочок. Шерсть ещё желтоватая, не рваная и не полинялая, да и зубы в оскале белоснежные. Явно видно – молодая зверюга. И что мне с тобой делать, ты ж вряд ли мне сделал какую-то пакость. Зверь ты здесь залётный, идёшь по неведомым местам, потому и попался в петлю мою, хитро поставленную. А петли я ставить умею. На любого зверя, хоть на зайца, хоть на лису, да и на оленя могу. С детства знаю это от деда охотника. Мои петли хитрые и крепкие. Но не люблю я их ставить, уж больно нечестная это охота, да и для зверя мучительная. Поставил только из-за шакалов-жуликов. Эти твари белым днем уворовали уже больше десятка курей и уток. Вот и поставил петли. А тут волк попался. Видно, что недавно в петле сидит, но вытоптал и укатал, погрыз траву, кустики, землю вокруг себя метра на три в диаметре. В петле голова и левая нога. И видно, что как он не метался, как не пытался вырваться и освободиться, петля, с каждым его усилием, всё сильней и сильней затягивалась и впивалась в тело. Добить его, чтоб не мучился, рука не поднялась. Я опустил ружьё стволами вниз и невольно встретился с взглядом волка. Это был суровый, грозный и гордый взгляд – не затравленный, не просящий, не смирившийся. Волк лежал тихо, как бы замер, и лишь изредка слегка дёргался, делая короткие вдохи.

Решение пришло мгновенно, как только услышал звук подъехавшей Мишкиной машины. Как вовремя он подъехал, хотя должен был приехать часа через два.

– Батя, ты чё это, на охоте был? – полуулыбаясь, так, промежду прочим, спросил меня Михаил, видя, как я с ружьём на перевес выхожу из кустов к дому, и уже с язвинкой, – А добыча то где?

– Так, много не болтай, бери вон тот побольше рогач, что стоит возле печки, и иди за мной.

– Батя, – беря рогач спросил Михаил, – Что ты там опять чудишь?

– Поставил петли на шакалов, а попался волк. Хорошо, что ты приехал раньше, поможешь мне его из петли освободить, – и уже как бы про себя, – Я ведь вчера держак у рогача перегоревший заменил на новый. Мать ещё месяц назад, просила заменить держак на рогаче, да всё руки не доходили. А вчера, снимая борщ с плиты, чуть казанок не уронила на пол, пригрозила, что если не заменю, то следующий борщ буду варить сам. А оно мне надо у плиты тереться? Да и борщ у нее вкуснее.

– Добей ты его батя, видишь, он уже еле шевелится, – негромко предложил Михаил, увидев волка в петле.

– Не болтай, а подойди к нему и прижми его рогачом за шею к земле. Не бойся, я держу его на мушке. Да смотри, не задуши. Попробую перекусить проволоку.

Мишка медленно подошел к волку и рогачом прижал его к земле. Я в это время стоял рядом, и на всякий случай заряженную двухстволку держал на изготовке. Кто его знает, что у зверя в голове творится. Но то ли волк уже ослаб в попытках освободится, или всё-таки, я думаю он нам поверил, что мы ему хотим помочь, лежал на боку и только видно было как зорко и напряжённо следит за нашими движениями. Но лежал он так тихо, что, казалось, и не дышит. И что я ещё заметил, он даже не нагадил.

Я не спеша наклонился над волком, достал кусачки, и не без труда перекусил проволоку. В тот миг, когда концы проволоки разбежались в стороны, волк вздохнул, да так сильно, что аж резко дёрнулся и снова затих, как будто и не дышал совсем. Я отошёл в сторону, взял в руки ружьё и негромко сказал Мишке.

– Медленно ослабь и отойди, – на что Мишка посмотрел на меня с видом «мог бы и не командовать, сам знаю, что делать», но пятясь назад, неспешно отошёл на несколько шагов назад.

Волк также медленно приподнялся на передние лапы, так же медленно повернул в нашу сторону голову, и, не поверишь, мне показалось что у него потекли слёзы. Хотя Мишка говорит, что он ничего не видел, и я это придумал из жалости, потому что уже по возрасту стал тонкослёзым.

– Ну что, бродяга, – свободен. Уходи. Смотри больше не попадайся. Второй раз пощады не будет.

Слегка покачиваясь, волк сделал несколько шагов, посмотрел на нас ещё раз и пошёл не в кусты, а прямо – по натоптанной собаками и шакалами тропе. Шёл не спеша, немного прихрамывая на переднюю правую лапу. Отойдя метров десять, на изгибе тропы остановился. Полуповернувшись к нам, сделал головой несколько кивков сверху вниз, а потом, глядя в нашу сторону, мне показалось, что смотрел он мне прямо в глаза, медленно опустил голову почти до земли, на миг задержался, резко выпрямился, посмотрел на нас снова, и почти прыжками скрылся за кустами. Это уже был не раненный, а здоровый и сильный зверь. Волк!

– Батя, ты видел? – почти шёпотом, сказал Мишка, – Он нам поклонился, он нас поблагодарил!

Всё я видел и … Иду и мысли всякие в голове роятся. Всякая тварь жизни радуется. Да, и доброта, и сострадание, и благодарность, наверное, присуще всякому зверю. Ведь как ни парадоксально, волк один из самых сильных, выносливых и агрессивных зверей, а к человеку относится уважительно. То, что волк нападает на человека, так это больше вымыслов, чем фактов. Не исключаю, как говорится, что такое может где-то и было. Но стоит послушать какие-то россказни, то убеждаешься, что это больше домыслов и фантазий со страху. Вот ты мне скажи, какой хищник может не убить детёныша человеческого, а наоборот кормить, беречь и воспитывать? Нет такого зверя, кроме волка. Были случаи, в разных местах, когда волк подбирал ребёнка и делал из него волка.


– После того случая, я как-то не сразу заметил некоторые перемены, но почувствовал, что обстановка вокруг не такая, как раньше, хотя в ежедневных заботах ничего особого не замечал. Но потом понял, что изменилось: перестали пропадать куры и утки, не выли по ночам шакалы. Иногда слышался шакалий вой, но где-то очень далеко. А потом я стал ощущать, что, когда работаю в огороде или саду, то за мной наблюдают, кто-то смотрит на меня. Пробовал всмотреться в окружающие заросли, но ничего не увидел. И знаешь, что еще интересно, мои двортерьеры подросли, заматерели, злые вдвоем могут лося замотать, но сами без меня со двора почему-то никогда не выходят, что-то чувствуют и побаиваются. Со мной могут пойти, но далеко не уходят, рядом суетятся. А ещё я заметил, что когда у меня появляется ощущение, что на меня кто-то смотрит, то в тот момент и собаки начинают суетиться, подвизгивают и поскуливают.

Потом как-то на краю лужи на мокрой земле увидел большой след, похожий на волчий, но утверждать ничего не буду. А куры и утки уже и со двора выскакивают, но возвращаются, ни одной пропажи. Да и вокруг стало как-то спокойней, птиц всяких стало больше. Недалеко от меня в этом году на старой вербе поселились две семьи ремезов. Думаю, так, что это мой спасённый поселился где-то недалеко от меня, благо территория большая, добычи ему хватает, иногда приходит ко мне в гости, издали наблюдает, а может даже меня и охраняет. Ведь уже почти год, как нет шакалов. В предыдущие годы по ночам спать не давали своим воем, а потом так обнаглели, что птицу днём стали воровать без боязни. И вот теперь – тишина и порядок.


Мишка с меня смеется, фантазёром называет, а я верю, что пройдёт какое-то время и мой спасённый волк мне покажется.