Поэзия смерти

       Я сидел на перевернутом ведре и – думал. Жена с дочерью, ловко орудуя лопатами, выворачивали пласты земли с застрявшей в них картошкой. Если бы я не думал, мне бы тоже пришлось вот так. А размышлять и собирать урожай одновременно – это не по-мужски!
       Либо – либо. Так устроен настоящий мужчина! Если я вбиваю в стену гвоздь, а жена под руку говорит, что неплохо было бы сходить в магазин за фаршем на котлетки, мне стопроцентно гарантировано попадание молотком не туда. За чем следует долгое использование в речи междометий, восклицаний и обсценной лексики. И поход в магазин с запахом йода и замотанными бинтами пальцами. Ясно море – не вбитому гвоздю приходится ждать моего исцеления не один день. Поскольку подобное не единожды происходило на глазах жены, она, дабы не рисковать моим здоровьем, позволяет мне заниматься только одним делом. В данный момент – думать.
       Я сидел в позе роденовского «Мыслителя», держа в левой руке – нет-нет, не череп бедного шута Йорика, - а клубень в два кулака размером и весьма необычной формы. Про Гамлета в исполнении Мэла Гибсона я, конечно, не вспоминал, но какие-то ассоциативные связи все-таки возникали.
       Вот, думалось, закапывал я – ну ладно, жена с дочерью закапывали – нечто круглое, чуть продолговатое, а вылезло на свет божий черт-те что! Если чуть пофантазировать, то увидишь обожравшегося бронтозавра, ну можно попроще – бегемотика. Если же повернуть вот так – то…
       Но главное: предыдущая картофелина сгнила, а вот, поди ж ты, в наличии другая. С людьми так же: одних достаем, других закапываем. Достаем не то, что закапываем. А могло ли быть наоборот? Нет, не заталкивать одних обратно и откапывать других, а чтобы одни сами выпрыгивали, вторые же не умирали.
       Вспомнилось мне, читал когда-то, будто за всю историю по Земле прошло более пятидесяти миллиардов двуногих прямостоящих особей обоего пола. Ну так это писали еще в советские времена, когда повсеместно был дарвинизм и прямолинейная теория эволюции. Теорию эволюции, если кто не знает, объясню на пальцах.
       Сидела себе счастливая обезьяна на дереве, кушала бананы и прочую папайю, и тут ей стрельнуло в голову слезть на землю и засадить камнем промеж ушей мамонту! Мамонт накрылся медным тазом, а остальные обезьяны тоже послазили с деревьев и ну изобретать огонь и вертел, чтобы его изжарить. Чтобы доставить тушу к костру, придумали колесо. Не верите? Оглянитесь вокруг! Где мамонты? Нету! Всех обезьяны слопали. А колес навалом. Ой правы были японцы, разрешавшие использование колес только для транспортировки микадо!
       Возвращаясь к пятидесяти с хвостиком миллиардам – явно занизили планку! Но даже приняв эту цифру за исходную, представим себе, что человек бессмертен. То есть, пришло, к примеру, нас изничтожать соседнее племя, а мы – неубиваемые! Получите гранату, гады! Ну и так – во всем. Выпал, скажем, из небоскреба и – пошел за хлебом. И рост народонаселения шел бы по экспоненте! Значит, если бы не было смерти, сейчас нас на поверхности планеты было бы … десятки, а то и сотни триллионов особей!
       Вообразите себе – на каждом клочке суши стоят люди. Затылок в затылок, к плечу плечо. Ни вздохнуть, ни пернуть. От берегов Северного Ледовитого до вершины Джомолунгмы, от Огненной Земли до обоих полюсов. Ни животных, ни травы – все слопали. Деревья тоже схрумкали. Стоит шевельнуться, как соседи с четырех сторон зубы показывают. Последние поколения пошли с жабрами и стали наполнять вначале Большой Барьерный риф с Саргассовым морем, а потом - Марианскую впадину.
       Стоят эти доходяги, под ветром качаются – жрать нечего! По колено в высохших экскрементах, до туалета-то не добраться. Да и ходить нечем, даже под себя. Такая вот перспектива.
       Надеюсь, вы охватили взглядом всю планету?! Некогда зеленая, она стала изможденно-мордатой… С мириадами упершихся в небо, воспаленных глаз.
       Глубоко ж ты меня завел, клубень…
       - Чего это то ты так долго в застывшем виде… Думу про казака Голоту крутишь? – вечно жена со своими вопросами не вовремя: при чем здесь Голота?
       - О смерти думаю, - честно признался я.
       - Да рано еще, как мне кажется. Сначала надо картошку убрать.
       - Пап-сан, что-то у меня картошка странная идет… - это уже дочь.
       - Тпру! – почти вовремя кричу я ей, поругивая себя за срубленные будылины стволов. – Это не картошка, это – топинамбур.
       - То-то я смотрю, на шишки похоже… А его едят?
       - И чему вас только в городе учат?
       - Чему-чему… Главным образом, корейскому и английскому…
       - Ладно, Аньон Хасымника* ты наше, собираем лопаты и домой! – я снова был на коне, то есть главой семьи. – Мне тут мысль в голову пришла!..
       - Опять?? – хором жена и дочь…

-----
Аньон Хасымника - здравствуйте (кор.)