Две капли ртути

 

   (65 стр. А5)

                В саду, где стужей веет от земли,
                Два привиденья только что прошли.
                П.Верлен

Все счастливые пенсионеры – бабушки и дедушки, окруженные умными и послушными потомками, - счастливы одинаково. Забытые никому не нужные старики несчастливы по-разному. То есть, ответ на вопрос: «вы чье, старичьё?», сейчас звучит не однозначно.

Благодаря программе «Даешь долголетие!» бесхозные старики оказались в окружении заботливых социальных работников, заинтересованных в опеке материально. Теперь стариков и старушек они просто-таки тянут за руки в разные кружки, секции и на экскурсии. Великое дело капиталистический подход! Благодаря ему кто-то из стариков открывает в себе талант художника, кто-то – певца, а иной – поэта, - то, что в недавние времена было задавлено в них гнетом советской действительности.
 
Люди в большинстве своем весьма внушаемы: что им скажу по телевизору, то они и принимают на веру без всяких сомнений. Те, кому за шестьдесят, внушаемее в сто крат. Скажут им, что с палками ходить полезно, они хватают палки и пытаются ходить по тротуарам, как лыжники. Скажут, что йога – это суперсредство от деменции, и они начинают скручивать свои заскорузлые поясницы, сидя на пенке.
 
Старики легко поддаются телефонным мошенникам, меняющим свои стратегии по мере их разоблачения образованными родственниками. Но легче всего старики поддаются приглашению соцработников на экскурсии, будь то поездка в популярный монастырь или прогулка по историческим местам города.
 
В такой экскурсии можно услышать даты возведения архитектурного шедевра, имя купца или потомка дворянского рода, «построившего» его. Например, - знакомые фамилии: Смирнов, Филиппов, Елисеев …

Здесь же, не отходя от шедевра, любой пенсионер может познакомиться с симпатичной экскурсанткой, восторгающейся вместе с ним красотой фризов, куполов и закомар.
 
- Где вы так загорели? – собрав остатки былой смелости, спросил Антон Павлович Пешков мужчина шестьдесят плюс ровесницу в легкомысленном платьице лимонного цвета.

- Где, где, - оторвавшись от пояснений экскурсовода, неприязненно отозвалась женщина, – на даче.

Лаконичность ответа нисколько не обескуражила А.П. Поняв, что он оторвал незнакомку от поглощения насущной информации, решил подождать более удобного момента. Ему повезло. Вскоре над головами любителей старины разверзлись хляби небесные, и все попрятались под ближайшими навесами и карнизами.

- Меня зовут Антон Павлович, - воспользовался моментом Пешков, встав под один навес с дачницей. – А вас, если не секрет?

- Анна Симонова, - ответила женщина и протянула руку перед собой, щупая дождь.
 
- О! Я давно хотел такую Анну встретить, - не отставал Пешков. – Кажется, нам будет о чем поговорить. Ведь вы общались с великим Толстоевским!

- Общалась? С чего вы взяли? - попыталась изобразить независимость Анна, хотя Пешков ее действительно заинтересовал. Мужчина высокий с бархатным тембром голоса… Чем-то он напоминал актера Будрайтиса из фильма «Тусовка актеров на юге».

– Вы имеете ввиду слухи о нашей с ним встрече? Тогда я была еще в колыбели.
 
- Ну, вот, - обрадовался Пешков, - он вам козу рогатую показывал? Значит встречались. - И Пешков, оттопырив из кулака указательный палец и мизинец, стал покачивать «козу» и выдвигать ее в сторону полновесной груди Анны.
 
- Антон Павлович! – вспыхнула Анна. – Держите себя в руках. Мы еще не знакомы, а вы уже себе позволяете.
 
- Ах, извините,  - отпрянул АП. – Немного размечтался. Впрочем, на нас никто не смотрит. Все уставились на тучу над нами и, видимо, рассчитывают, сколько в ней воды.
 
- Не заговаривайте мне зубы. Мы не на вечеринке. Это только кажется, что на нас не смотрят. Кому надо, тот видит краем глаза.
 
- Так можно и окосеть. Впрочем, я не настаиваю…

На этом первый диалог Анны и Антона прервался. Все же АП надеялся продолжить его в следующий перерыв. Увы, экскурсовод настырно выполняла свою программу, в которую входил университетский курс по архитектуре 18 века. Перерыв не предвиделся, а вести диалог во время пробежек от одного памятника зодчества к другому было и трудно, и смехотворно.

Пешков, было, приуныл, но решил отдаться на волю случая и попытался вникнуть в смысл лекции. Оказалось, все красоты и архитектурные находки создали мастера, имена которых не сохранились. Зато фамилии «продюсеров» «строивших» шедевры записаны на скрижалях золотыми буквами. Эта несправедливость отбила у него всякий интерес к ценной информации.
 
За час марафона по переулкам старого города память переставала работать, и фамилии «строителей» сливались в длинную аббревиатуру: РЕМОРФАКАДАЗАСТО… Поэтому окончание экскурсии воспринялось пенсионерами с облегчением и требовало «вишенки на торте». Самая простая «вишенка» – сливочное мороженое с клубничным или смородиновым вкусом в стаканчике, что продается на линиях Главного Магазина.
 
Как-то получилось, что эту мысль, витавшую в воздухе, озвучила именно Анна, и народ потянулся в ГМ. Пешков поддался настроению масс, хотя, вместо мороженого предпочел бы полбанки «Lovenbrau». Ему удалось обогнать уставших старушек и занять очередь к аквариуму с «золотой рыбкой» в кружевном кокошнике.
 
Высмотрев среди толпы Анну, он окликнул ее, намекая, что занял очередь и для нее. Ей ничего не оставалось, как подойти к Антону. Он вставил ее в очередь перед собой и заслуженно воспользовался этим.

- Хорошая была экскурсия, - начал он. – Столько нового услышал!

- Да, но запомнилось не все, - ответила Анна. – Слишком много информации.
 
- Будем надеяться, в осадке что-то останется. К тому же остались фото.

- Фото? Я никогда ничего не снимаю.

- Как это? А на память?

- Пустое это. Главное – свежее впечатление, но на снимках оно не отражается. А друзья и смотреть их не будут или ничего не поймут.

- Не понял, - попытался возразить Антон. – Выходит, ни музеи, ни учебники с иллюстрациями ни к чему?

- Кому-то нужны, а мне – нет.

Антон слегка опешил, но понял, что дискутировать, стоя в очереди, нелепо. Люди могут понять это по-своему, будто спор идет на тему: «вас здесь не стояло». Ему надо было осмыслить оригинальный взгляд Анны на память и ее визуализацию.
 
Наконец, они обрели вожделенные хрустящие стаканчики с тающими шариками мороженого. Надо было следить, чтобы сливки не стекали на руки, и языки сладкоежек ловко боролись с коварными потеками то с одной, то с другой стороны стаканчика.
 
Антон Павлович наблюдал за бледно-розовым язычком Анны Симоновой и не мог не отметить его проворность. Ему невольно подумалось о его лучшем применении для себя в будущем. Когда же размеры шариков достигли безопасного размера, и языки, лижущие их, освободились, можно было поделиться вкусовыми ощущениями.
 
- Ах, как я люблю это фирменное мороженое, - сказала Анна. – С детства меня им баловали родители, когда мы бывали здесь.

- Странно, - задумался Антон. – Разве то и это мороженое – одно и то же? Мне помнится у того - был другой вкус. Начиная со стаканчика…

- Возможно, - прервала его Анна и, показательно облизав фиолетовое полушарие, добавила, - но это не хуже, поскольку у него есть разные наполнители.

Против такого аргумента Антон возражений не нашел. Спорить о том, что «это» и «то» - мороженые разных сортов и вкусов, он не стал. Ему хотелось найти хоть какие-нибудь совпадающие точки зрения на окружающую действительность. Увы, это у него пока не получалось.

«Лиха беда - начало! – думал он. – Женщина подходящей комплекции и задорной внешности у дороги не встречается. Стоит только доказать, что он не лыком шит, и она поймет, что ее одиночеству – а это следовало из отсутствия золотых изделий на ее пальцах – с его помощью придет конец».

Так для АП началась осада и покорение одной из неприступных крепостей, коими изображают себя пенсионерки в сообществе Долголетие. Многие из них, возможно, и хотели бы без всяких усилий «средь шумного бала случайно» обрести счастье на оставшуюся часть жизни, но…

Выйдя на пенсию, женщина, пребывавшая в рабочем тонусе, расслабляется и пытается наверстать упущенные «прелести» сибаритства. То есть, набрасывается на изыски кулинарии, ублажает себя послеобеденным отдыхом на диване и незаметно набирает вес. С другой стороны, дети подкидывают ей внуков и животных, и вместо занятий в фитнесклубе она соглашается выполнять бесконечные роли няни, кухарки и прачки.
 
Из двадцати экскурсанток, очевидно, одна Анна Симонова заботилась о сохранении внешности. Естественно, она выделялась на фоне запущенных и потухших к полноценной жизни соратниц. Этот «контраст» возбуждал любого, а, не будь его, может, Антон Анну и не приметил бы.
 
Покончив с «вишенкой», группа растворилась в толпе гостей столицы. Пешков решил не форсировать события и не стал предлагать себя в провожатые Анне. Он деловито простился с ней у входа в метро, давая понять, что давешнее общение с ней – простой треп и не более.
 
Зачем АП понадобилось заводить очередное знакомство, объяснить не трудно. С одиночеством не все старики легко смиряются. Некоторые из них цепляются за возможность «новой жизни», как тонущий за соломинку. Сколько литературы существует на эту тему, но даже в век ноухау проблема остается открытой. Кое-как, на свой лад власти пытаются помочь «уходящему поколению». Тем не менее, девиз «каждый выбирает для себя» остается актуальным.

Через неделю состоялась очередная экскурсия из серии «Памятники архитектуры». Группа «Долголетие» толпилась у станции метро на полуденном солнцепеке рядом с экскурсоводом Людмилой, которая и не думала прятать себя и старушек в тень.

Впрочем, ушлые пенсионерки имели при себе зонты или широкополые шляпы на головах.
В этот раз к группе примкнул еще один экскурсант мужского пола. Правда, вид его слегка потрепанных джинсов и темной рубашки невыгодно отличался от светлых брюк и пестрой ковбойки у АП. Это обстоятельство сообщество пенсионерок сразу отметило без всякой нужды, по привычке. Это же, как свое преимущество, отметил и АП. С другой стороны, все знают, что встречают гостя небрежно, по одежке, а провожают совсем по-другому.
 
Пока люди собирались, Людмила считала их по головам и ревниво сверялась со списком: размер ее зарплаты прямо зависел от их количества. Когда народ для развития эрудиции был готов, Людмила огласила весь список памятников, предстоящих к осмотру.
 
Смутно сознавая ценность грядущей информации для употребления в будущем, пенсионеры ринулись за вожатой. Процесс освоения новых знаний происходил в условиях переменной облачности, в сопровождении грохота строительной техники и отравления невидимым газом СО2, вырабатываемым тысячами двигателей внутреннего сгорания, то есть, - почти не совместимых с жизнью стариков.

- Меня зовут Антон, - представился Пешков новичку. – Какими судьбами вас занесло на утлый челн, плывущий по волнам памяти Людмилы?

- Красиво излагаете, - ответил незнакомец. – Я – Лев, но зовите меня просто Николаич. Для льва я выгляжу простовато. Я тут проездом в Питер по служебной надобности.

- Случайно, не с ревизией? – попытался сострить Антон.

- Нет. Просто мимо шел и увидел толпу озабоченных дамочек преклонного возраста. Подумал, может, кому понадобится помощь… Я врач. Заодно почерпну уникальных сведений от специалиста.
 
- Пожалуйста. Присоединяйтесь. Думаю, экскурсовод не будет возражать, а присутствие нового мужского лица возбуждает бабушек и способствует усвоению материала.
 
Так началась очередная экскурсия по шумным улицам исторической части города. Несмотря на сложные условия трудовых буден столицы, пояснения Людмилы о происхождении того или иного здания, экскурсанты выслушивали с искренним вниманием. Некоторые из них пытались записывать что-то в записные книжки. Люди знакомые с интернетом слушали лекцию с небрежностью посвященных.

- Николаич, - обратился АП к попутчику во время очередного перехода от одного памятника к другому, – а как вы находите контингент нашей группы?

- В плане здоровья?
 
- Да, вы попали в точку, - обрадовался Пешков.

- Судя по избыточному весу у многих дам при такой жаре и загазованности  воздуха, до финиша дойдут не все, - понизив голос, ответил Николаевич.
 
- А «Скорая» им не понадобится?

- Не думаю. В крайнем случае, применим к больным простейшие меры реанимации, - сказал Лев. - А что вы так переживаете за старушек? Как я понимаю, они давно живут в этой среде и уже адаптировались к ней.
 
- Кто знает? Некоторые из них с трудом передвигаются. Видно, тяга к знаниям у них сродни Ломоносовской.

Больше говорить с доктором Пешков не смог, группа подошла к очередному храму, и Людмила с энтузиазмом начала свой рассказ о истории его возникновения. История эта начиналась в незапамятные времена, но дата основания и фамилии всех, кто субсидировал его стройку, интриговал и незаконно богател на махинациях с материалами, были названы до пятого поколения.
 
На третьем поколении Пешков потерял витиеватую нить исторической пряжи. Взгляд его блуждал вокруг памятника, стараясь сделать хоть одну зарубку на жестком диске мозга, который становился мягким от жары. Увы, больше двух сотен килобайт на нем не сохранялось. В состоянии некоторой прострации АП обратился к Льву Николаевичу.
 
- Доктор, а правда, что мозг человека может работать лишь в узком диапазоне температур?

- Увы. Он так же, как и процессор нуждается в охлаждении, - подтвердил Лев. – Если он у вас перегрелся, можем зайти в ближайшую пивнушку…

- Ну, что вы, - отмахнулся Пешков, - у меня здесь не только познавательный интерес, но и матримониальный. Вот, кого из экскурсанток вы бы выбрали, так сказать, для долговременных отношений?

- Когда бы жизнь семейным кругом…

- Не надо архаики, Николаич, - поправил мысль доктора АП. – Я серьезно. Кто вам глянулся среди наших уставших запыхавшихся дам?

- Ну-у, - протянул Лев, - конечно та, что в лимонном наряде. Ей наверняка шестьдесят, но выглядит на десяток моложе.
 
- Спасибо! Вы подтвердили мое ощущение, - тихо порадовался Пешков.
 
- И, что вы собираетесь делать с этим ощущением?

- Думаю, направить его на освоение этой терра инкогнита.

- Надеетесь на безоговорочную капитуляцию аборигенки?

- Надеюсь, поскольку не вижу конкурентов и других препятствий, - успел шепнуть Пешков, до того, как Людмила обратила на него укоризненный взгляд.
 
Информация об очередном памятнике с молчаливым пиететом воспринималась группой. Лишь изредка одна или другая слушательница уточняла название детали строения, фамилию спонсора и время закладки фундамента.

Дабы не казаться безразличным к усилиям Людмилы, Пешков также пытался что-то спросить у нее. Выходило это весьма несуразно, поскольку часто не относилось к теме лекции.
 
- Правда ли, что в раствор для прочности кладки добавлялся яичный желток? – вворачивал он свой вопрос во время рассказа Людмилы об иконах в храме. И ей приходилось рассказывать, как собирались тысячи яиц с окрестных крестьянских дворов для кладки.
 
Из чего делались церковные свечки, какова глубина залегания фундамента доходного дома, правда ли, что существует подземный ход из церкви Малое Вознесение в Кремль, если на его пути протекает Неглинка, и так далее. Каждый вопрос Пешков задавал без всякой связи с рассказом экскурсовода, чем сбивал ее с ритма и отвлекал слушателей.
 
- Послушайте, Антон, - обратился к нему Лев после очередного прерывания тем лекции, - кажется, вы задаете такие вопросы, на которые знаете ответ. Проверяете Людмилу или хотите показать свою эрудицию?

- Все не так однозначно, - промычал Пешков. – Что-то знаю, но хочу уточнить, что-то не знаю и спрашиваю. Это похоже на выпендреж, но оживляет сонный контингент.
 
- Все же вы, очевидно, выступаете для привлечения внимания к своей персоне.

- Вероятно, - согласился Антон, - но это происходит спонтанно, без явного умысла.
 
- Вы лукавите. Я заметил, что вы украдкой поглядываете на реакцию своей пассии.
 
Пешков потупился и кивнул в сторону группы, которая столпилась вокруг экскурсовода. Пешеходы обходили ее по самому краю тротуара и даже ступали на проезжую часть, но старушкам до этого не было дела.
 
У Людмилы висел на шее маленький динамик от мегафона, поэтому ей удавалось перекрикивать транспорт и хоть что-то донести до слушателей. Женщины, стоявшие поодаль, вытягивали шеи и пытались читать по ее губам.

Прослушав очередную историю старинного доходного дома, народ поспешил за Людмилой. Антон и Лев оказались в хвосте группы. Рядом с ними шла и Анна. Антон не преминул воспользоваться случаем.

- Анна, извините, - выпалил он, - я не расслышал последние предложения Людмилы. Не объясните, в чем там было дело?

- Разве вам это интересно? Вы же не слушали Людмилу, а общались с каким-то мужчиной…

- Это не «какой-то», а Лев Николаевич, врач.
 
- Врач… А не писатель? – ухмыльнулась Анна.

- Увы, у меня и фамилия не соответствует ожиданиям, - сказал Лев.

- Писатель я, - вставил Пешков, - хотя зовут, как известного врача.

- Послушайте, врач и писатель. На ходу ничего сказать не могу. Если будет пауза, попробую вспомнить, чем знаменит давешний дом, а если нет, - пошлю вас… к википедии.

- Спасибо, что не так далеко, - парировал Пешков. – Будем надеяться на лучший вариант.
 
Тем временем, группа подошла к очередной церкви достойной внимания. Людмила начала рассказ с места в карьер.
 
- Мы находимся у храма семнадцатого века, построенного на месте…

- Подождите! - раздался голос из авангарда. – У нас не все такие прыткие…
Тяжеловесные старушки подтягивались тяжело дыша.
 
- Если мы будем ждать всех отстающих, то не уложимся в регламент, - проговорила Людмила и, было, продолжила лекцию.
 
- Постойте, - раздались голоса женщин. – Мы готовы задержаться. Пусть отстающие подтянуться. У вас же договор с Долголетием, а не с гостями столицы.
 
Людмила опешила от такого натиска и застыла, не находя ответа на их требования. Чтобы не задерживаться сверх нормы, она могла бы сократить свои рассказы, но профессионализм заставлял её выполнить всю программу целиком. Мысленно махнув рукой на возникшее препятствие, она решила дождаться отстающих и выполнить намеченное, даже, если ей придется задержаться.
 
- Не стоит никого ждать, - вдруг подала голос Анна. – Не все могут оставаться сверхурочно. Например, у меня есть еще занятия, куда я должна прибыть без опоздания…

На это никто не реагировал, Людмила воспрянула духом и продолжила свой рассказ. О том, сколько «заказчиков» и «строителей» сменилось за годы возведения храма, твердо помнила только она, поскольку защитила диссертацию по этой теме. Публике оставалось лишний раз убедиться в ее заслуженном кандидатстве.

Прослушав историю этого объекта культурного наследия, группа потянулась за Людмилой к следующему. Замыкали кавалькаду пенсионерок мужчины. Их разговор касался вечной проблемы выбора, в данном случае принципиального выбора между сосудом и огнем, мерцающем в сосуде.

- Считаете, внешность женщины, даже если она вконец запущена, для нее не важна? – сказал Пешков, будто продолжил прерванный разговор.

- По-моему, да, - подтвердил Лев. – Форма – ничто, содержание – всё. К тому же каждая из них не способна к самокритике.

-А как насчет идеи моего тезки, мол, в человеке все должно быть прекрасно? – напомнил Пешков.

- Увы, - вздохнул Лев, - как всё может стать в человеке прекрасно, если он родился, например, больным или уродом?

- А вот и … Примеров, опровергающих красивые истины, полно! – возбудился Пешков. - На ум приходят десятки имен, начиная с Квазимодо и кончая Хокингом.

- Что вы мне голову морочите, - сказал Лев. – Слушайте специалиста… Вон, какой красивый храм…
 
АП глянул мельком на церковь и повернулся к пенсионеркам, отыскивая среди них Анну. Сарафан лимонного цвета на загорелом теле Анны явно выделялся из блеклого гардероба женщин. Это лишний раз убедило Пешкова в правильности его движения к идеалу, обозначенному тезкой. Оставалось узнать, насколько прекрасна душа его избранницы.

По окончании экскурсии он заговорил со Львом. Речь шла об информации, оставшейся в их памяти и о впечатлении от выступления Людмилы. Николаевич был в восторге от ее артистизма. Пешков же слушал его вчетверть уха, а исподволь ждал, когда Анна освободится от разговорчивых товарок и направится ко входу в метро.

Наконец, Анна ринулась к метро. Пешков спешно простился со Львом и последовал за ней. У турникетов он невинно обратился к ней:

- Анна, нам, кажется, ехать в одну сторону?

- Возможно, - откликнулась она.

- Поедем вместе, если не против?

- Пожалуйста. Можете ехать, - ответила Анна. – А почто своего врача бросили? - Они встали на эскалатор, не прерывая разговора.

- Не бросил, а оставил для общения с Людмилой. Он сказал, что он с нее тащится.

- Сразу видно – провинциал, - заметила Анна. – Она, конечно, образованная, но надо же чувствовать аудиторию. Дает столько мелких подробностей, что и главное не запомнишь.

- Согласен, - обрадовался он совпадению ее мнения со своим. – Но многим это нравится. Культурная «пыль в глаза» весьма облагораживает.

Тем временем, они вышли на перрон, а в туннеле показались огни поезда. В вагоне им повезло найти два места рядом. Разговаривать при шуме поезда было неудобно. Однако Пешкова мучила потеря времени, и, улучая паузы в грохоте колес, он пытался говорить с Анной.
 
- Вы так классно выглядите! – кричал он ей в ближнее ушко.

- Это, видимо, вам показалось из-за моего платья, - парировала Анна.

- Платье, - само собой. Но вы чем-то занимаетесь? – кричал он.

- Пою в хоре, - напрягала она голос.

- О! Это интересно, - радостно восклицал АП.
 
Получив ответы на свои главные вопросы, Пешков решил побороть нетерпение и дождаться окончания поездки. До сих пор Анна вполне благожелательно относилась к его вниманию, и это давало ему надежду на продолжение знакомства. Он проводит ее до того места, где она остановит его и попрощается.

Наконец, Анна встала и направилась к двери. Поезд останавливался на знакомой обоим станции. Выйдя из вагона, Антон спросил:

- Ничего, если я провожу вас?

- Вообще-то я тороплюсь на занятие, - сказала она, окинув его оценивающим взглядом, – но, если пойдем в темпе, то можете проводить до конца сквера.

- Отлично, люблю ходить в темпе, - сказал он и подумал, что на бегу едва ли можно поговорить. - А какие произведения штудируете?

- Популярную классику, - проговорила Анна, набирая темп.

- А мужчины есть в хоре? - Антон старался не отстать.

- Немного есть, но их, конечно, не хватает.

«Вот же случай! Я тоже думал о продолжении хорового опыта, - подумал он. – Устрою как-нибудь сюрприз, явлюсь в этот хор».
 
- Пение – это основа жизни, - продекламировал он.

- Сами придумали? – Анна оглянулась на Антона с усмешкой.

- Нет, вычитал из древних свитков на санскрите.

- Поняла. Видели на каком-нибудь плакате в школе.

- Да, лет пятьдесят назад.
 
- Хорошая память…

Так, обмениваясь репликами пара, дошла до конца сквера. Анна на ходу протянула руку Антону, он пожал ее и успел лишь сказать: «Может, обменяемся телефонами»? «В другой раз», - ответила она и свернула на дорожку к клубу.
 
«Мы не так хорошо знакомы. Будет звонить, когда ни попадя, - думала Анна. – На следующей экскурсии надо бы приглядеться к нему получше. Похоже, он человек приличный, но мало ли… в наше время».

«Какое совпадение! – думал Пешков по дороге домой. – Можно будет совместить приятное с полезным. Посмотрим, как она выглядит на фоне остальных поющих старушек. Впрочем, это не главное. Интересно, чем она еще интересуется».

В это время Лев Николаевич углублял свои знания об экскурсоводе под видом интереса к памятникам архитектуры. Как следует из увлеченности Людмилы своим предметом, она с легкостью делилась всем, что с ним связано. Так ее биография легко открылась перед врачом, как история болезни. Именно таким образом ставят диагноз психиатры, когда видят одержимого какой-нибудь идеей человека.
 
- Я с детства мечтала докопаться до истоков происхождения нашего рода и постепенно увлеклась археологией, - поясняла зарождение своей «болезни» Людмила.- Мои предки происходили из купеческого рода в Ярославской губернии.

- Вы участвовали в каких-нибудь раскопках?

- На первых курсах университета. Потом описывала и изучала найденные артефакты. Постепенно увлеклась историей возникновения искусства.
 
- Понятно, - подвел черту Лев Николаевич. – Значит, экскурсии – это вроде подработки.

- Вот именно, - согласилась Людмила. – В нынешней обстановке научные изыскания никому не нужны. Мужская часть кафедры ушла, и все работы закрылись.

- Сочувствую. Все же, судя по тому, с каким энтузиазмом вы говорите о своих памятниках, это вам очень близко.
 
- Спасибо за оценку, - улыбнулась Людмила. – В конце концов, архитектура - отчасти моя специальность. А теперь я должна идти, - добавила она.
 
- Что ж, до встречи, - протянул руку Лев Николаевич.
 
- До свидания, - Людмила ответила рукопожатием и ушла в сторону метро.
 
Доктору нравились женщины увлеченные, отдающиеся своему делу с некоторой горячностью. В Людмиле он увидел «заводилу», способного увлечь за собой любого, даже апатичного индивидуума. Ну, прямо Данко в юбке, освещающий путь к знаниям во мраке невежества. Впрочем, это ей весьма идет, - думал он.
 
Людмила нисколько не удивилась вниманию мужчины из группы экскурсантов. Ею интересовались не только, как грамотным и увлеченным лектором, но и, как довольно привлекательной женщиной. Среднего роста с фигурой бывшей спортсменки и подвижной мимикой она хорошо выделялась на фоне озабоченной толпы горожан. Увлеченность же её своим предметом и игнорирование попыток сближения с ней лишь раззадоривали поклонников. Увы, она давно была «другому отдана», но традиционным символом это не обозначала.
 
Не дожидаясь следующей экскурсии, Пешков решил сократить время сближения с Анной. Для этого он узнал расписание занятий хора и записался на репетицию.
Через день он явился в клуб за полчаса до начала занятия, чтобы познакомиться с руководителем. Им оказалась полноватая брюнетка с круглым лицом и веселыми глазами.
 
Она назвала себя просто Фаиной в знак своего далеко не пенсионного возраста. Представившись, Пешков пояснил, что когда-то пел в хоре и хотел бы возобновить занятия.
 
- Отлично, - сказала она. – Вы–то как раз нам и нужны. Пойдемте в зал, я вас послушаю.

- Прямо-таки именно я вам нужен, - ухмыльнулся Антон. – Как вы без меня до сих пор обходились?

- С трудом, - улыбнулась Фаина. - У нас мужчин всего раз-два и обчелся. Что споете?

- Начать что ли с арии Ленского? - напыжился Антон. – Пожалуй, спою пару куплетов из Мурки, арию-то каждый может.

- Поняла, - улыбнулась Фаина. – Любите фильм «Место встречи …». Пойте, что на слуху.
 
Антон запел романс на слова Есенина. Без подготовки это вышло несколько коряво, но Ольга поняла, что для хора он годится. Она дал ему партитуру для тенора, как она определила его регистр. Это была часть оратории «Зеленый шум» на слова Н.Некрасова.
 
Антон глянул мельком на строчки с нотами, на слова под ними и понял, - от него ждут повторения Орфеева подвига. Чего не сделаешь для достижения желанной цели, - подумал он и сказал:
 
- Была-не-была, попробую выучить, - сказал он. – А следующее занятие, как я понял, будет через день?

- Выучите, сколько сможете, - улыбнулась хоровичка. – Времени полно, и нас никто не подгоняет.

Чтобы не встретиться с Анной, Пешков ушел в читальню, где надеялся найти стихи Некрасова. Не увидев нужной книги, он стал листать случайный том «Всемирки», выпуск которой основал когда-то М.Горький.

Здесь он увидел роман Г.Гессе, который не смог осилить в молодости. Сейчас запутанный и мутный стиль классика про раздвоение, растроение и утилизацию Степного волка ему стал ближе. Он завис над книгой намного дольше, чем рассчитывал, и, наконец, взял её домой.
 
Выучив свою партию, Пешков в давно забытом предэкзаменационном волнении появился через день в клубе. Войдя в зал, он громко поздоровался, и, как ни в чем не бывало, расположился в заднем ряду небольшого хора среди двух мужчин. Увидев Антона, Анна невольно смутилась, но виду не подала.

Во время репетиции Анна испытала удивление и тихую радость от пения Антона в ансамбле. Невзирая на остановки для корректировки некоторых пассажей, вся репетиция прошла успешно.

Когда полнозвучный хор берет форте, у певцов от коллективной эмпатии возникает редкая эйфория. Именно ради этого объединяющего эффекта, люди готовы забыть все проблемы и тратить силы и время на спевки.
 
По окончании духоподъемной репетиции Антон дождался выхода Анны из женской гардеробной.

- Хорошо, что вы так быстро вышли, - подскочил с лавки Антон. – Я приготовился ждать…

Не торопясь они вышли из клуба и направились в аллею, ведущую к метро. Анна думала о внуке, которого должна сейчас накормить и отвезти в бассейн. Пешков в ее расписание еще не вписался. Тем не менее, она решила отметить неожиданный успех Антона.

- Это было весьма здорово, - сказала она. - Не ожидала от вас такой подготовки. Спасибо за участие.

- Вам спасибо! – тихо радовался Антон. - Может, по этому поводу перейдем на «ты»?
 
- Отчего же – нет? Давайте.

- Не давайте, а давай, - сказал Антон.

- Ну, давай, - согласилась Анна.
 
- Если не секрет, ты давно в разводе с мужем?

- Уже десять лет. Вполне достаточно, чтобы меж нами всё остыло. Но Александр любит внука, общается с ним, и это нас связывает. В отличие от тебя, он ничего не пишет, - ухмыльнулась Анна. - Преподает хореографию в училище. К сожалению, мне надо торопиться домой. Поэтому давай попрощаемся.
 
- Хорошо. Встретимся на экскурсии, - сказал Антон и протянул Анне свою ладонь.
 
- Постараюсь быть, если дочь отпустит, - сказала Анна и протянула свою руку. – Нина работает и может меня запрячь с внуком.
 
- Будем надеяться на лучшее, - Антон пожал руку Анны, но не отпускал ее, будто держал в последний раз. При этом он глядел в ее карие глаза, как гипнотизер, но они выражали лишь иронию.

- Ну, все, - прервала Анна сеанс гипноза. – До встречи! – сказала она и свернула в сторону своего дома.

- До! – воскликнул Антон ей вдогонку и пошел в сторону метро.

Его обуревали мысли о дальнейшем углублении их знакомства. Женщина свободна, и ничто не мешает их встречам. Тем более, что он интересен ей, и они испытали нечто взаимное, что их сблизило.
 
Анна некоторое время тоже была под впечатлением от испытанных эмоций. Восторг, испытанный во время слаженного пения, был так неожидан и приятен, что его хотелось испытывать вновь и вновь.
 
«Вот бы мы и впредь слышали друг друга без слов! Это ли не главное для жизни вдвоем? Вместе копались бы в саду на даче, поставили бы теплицу, – мечтала она. - Если Антон понял ценность этого, то мы смогли бы жить вместе».

Через несколько минут ее заняли другие мысли. Впрочем, все было спланировано заранее: разогреть обед, накормить внука, собрать его вещи для бассейна. Однако память возвращала ее в зал к тому моменту, когда звучание сопрано сливалось с голосами теноров, точнее, одного тенора – Антона. И это хотелось слышать вновь и вновь.

Антон Павлович готовился к новой встрече основательнее, чем обычно. Чистое белье, выстиранные джинсы и светлое поло с синим воротником – арсенал, должный, по его мнению, помочь одолеть любую крепость. На случай дождя он взял компактный зонт, надеясь при случае спасти под ним Анну от простуды.

Группа собралась на очередную экскурсию у станции метро с ласковым названием «Лубянка». Людмила огласила список шедевров зодчества, надлежащих освоению пенсами. Лев Николаевич пришел вовремя, и Антон Павлович радовался хотя бы этому собеседнику. Явление Анны задерживалось, и Антону присутствие Льва было кстати.
 
- Здравствуйте, коллега! – Антон протянул руку Льву. – Рад видеть вас в рядах послушников.
 
- Как вы правы, - хмуро улыбнулся Лев. – Мы не слушатели, а паства, готовая к послушанию. Был бы достойный пастырь.

- Кажется, вы еще в прошлый раз нашли его в лице нашей Людмилы, - улыбнулся Антон. – Только я не вижу еще одной послушницы. Мы же вот-вот стартуем, а ее все нет.

Тем временем Людмила отметила в смартфоне явку слушателей и призвала их следовать за собой. Антон оставался на месте до того момента, когда последняя из экскурсанток скрылась в городской толпе. Сбросив глубоким вздохом напряжение ожидания, он пустился догонять группу. Предстояло слушать лекции о памятниках архитектуры с единственным достойным попутчиком.

- Я что-то пропустил? – добравшись до Льва Николаевича спросил он.

- Ничего особенного, - отозвался тот. – Идем смотреть, куда делся первопечатник Федоров.

- Что-ли на старом месте его нет? – удивился Антон. – Нормально стоял в скверике у арки Третьяковского проезда.
 
Тем временем группа вышла к Театральному проезду, и Людмила повела ее в закуток позади бутика Ralph Lauren к салону Bentley. Здесь, на фоне витрин с шикарными суперкарами и притаился тезка Ивана Грозного на высоком постаменте с листом чего-то в руках.
 
Глаза экскурсантов перебегали с витрин одного салона к витринам – другого, лишь изредка скользя по могучему постаменту из лабрадорита с витиеватой надписью посвящения.
 
- Царь Иван Федорович так оценил работу Федорова, что назначил его директором печатной мастерской, и тот выпустил еще множество книг, - пояснила Людмила и предложила следовать за ней.

- Знаешь, что сейчас читает Федоров? – спросил Антон так, чтобы слышали и окружающие.
 
- Ну, наверное, - свежие гранки «Апостола»?
 
- Отнюдь, - выдержал паузу Пешков, - он изучает прайс-лист салона Бентли.

- Не думаю, - поддержал шутку Лев Николаевич, - он читает указ Ивана Васильевича о наказании бояр за продажу территории рядом с памятником Федорову.

- Фантазеры, - вставила реплику бойкая старушка, стоявшая рядом, - Иван Грозный еще не знал, что доллар сильнее всяких указов.
 
Тем временем группа устремилась обратно по Третьяковскому проезду, мимо других бутиков, на Никольскую. Причем, Людмила мимоходом уведомила, что первую московскую аптеку Ферейна постигла та же участь, что и других милых горожанам заведений. Городские чиновники не устояли против мощи зеленого гангстера.
 
В дальнейшем экскурсия для Пешкова перестала быть достаточно интересной. Он остался в группе за компанию, а больше – ради общения с грамотным Львом.
 
- Скажите, доктор, - спросил его Пешков при подходе к бывшему ресторану «У яра», - бывали ль вы раньше в Первой аптеке?
 
- Бывал-с, - в тон ему ответил врач.
 
- Изволи ли вы купить там готовое снадобье или заказали что-то по рецепту?

- Какое там - «по рецепту», - отмахнулся Лев. – Меня послали, знаешь куда? Берите, говорят, готовое фирмы «Сбрендикс».
 
- Понимаю, - сказал Антон. - Но каков в ней был интерьер! Это же русское барокко, как у Елисеева на Тверской.

- А не рококо? – усомнился доктор.
 
- Возможно. Но все равно, какая роскошь, какой размах! – рассуждал Антон. -  Богачи для внедрения культуры в народ денег не жалели.

- Ну, конечно. Только о народе и думали, - усмехнулся Лев. – О славе фамилии пеклись, чтобы уважали и помнили.
 
Знакомство с другими ближайшими памятниками на Никитской, как обычно, слилось в поток дат, имен и событий. Многое из этого потока было знакомо. Лишь изредка, что было внове, запоминалось Антону. Задавать свои сомнительные вопросы Людмиле ему уже было не то, чтобы лень, но отсутствовал тот, чье внимание ему хотелось обратить на себя.

Другое дело, - пытать Льва на матримониальную тему. Тем более что тот не чурался ее обсуждения, хотя бы с медицинской точки зрения. Известно, что врачи достаточно циничны в половых вопросах. Врач любой специальности, будь то отоларинголог или педиатр, знает, как мужчина с любыми физическими данными может добиться оргазма у своей партнерши.

- Лев Николаевич, - во время очередной перебежки обратился к нему Антон. – Вы наверняка знаете, влияет ли оргазм у женщины на оплодотворение яйцеклетки?

- Это история Московского училища архитектуры, ваяния и зодчество вас так возбудила? – спросил Лев.
 
- Зачем же, - без видимой обиды возразил Пешков. – Скорее, юношеский интерес, сохранившийся до встречи с вами. Отчего-то мне кажется, что вы знаете точный ответ.

- Антон Павлович, боюсь вас огорчить, - ответил доктор. – Судя по исследованиям Мастерс и Джонсон в прошлом веке, а так же из личного опыта могу сообщить, что эти процессы никак не связаны. Женщина может забеременеть даже не зная, как и от кого.

- Что вы говорите! – воскликнул Антон с налетом иронии. – А для чего же мы стараемся, если не для точного попадания?

- Увы, наличие оргазма - это человеческое предубеждение и рудимент процесса оплодотворения. Хорошая мужская одноклетка достигнет цели при любых условиях.
 
- Вы меня расстроили, - промямлил Пешков, когда они подошли к следующей архитектурной реликвии. – И все же, мне кажется, ни разу не испытавшая оргазма женщина чувствует себя обделенной.

- Ну, это тема для обсуждения с психологом. Огромная часть женского населения земли никогда не испытывает его и живет счастливо, - закончил доктор.
 
Лекции Людмилы о древних постройках редко отличались одна от другой. Много дат и цифр, нагромождение имен и событий - все сливалось в серьезный труд для дальнейшего усвоения в домашней обстановке или в тиши читального зала. Но труд сей тяжкий не всем был под силу.

Незаметно отстав от группы, не простившись со Львом Николаевичем, Пешков постыдно смешался с праздной толпой и направился к станции метро. Его занимал вопрос об отсутствии Анны на экскурсии и его причинах.

Он понимал, что у нее как у бабушки было много иных забот, кроме повышения эрудиции и поддержания формы. Но как увериться в предстоящей встрече, если у них нет мобильной связи? Эта незадача терзала его, как юношу, постеснявшегося взять телефон у понравившейся девушки.
 
Именно, как юноша пылкий, но со взором неярким, он готовился к очередной встрече с Анной. Отыскав в сети уроки вокала, он стал повторять знакомые упражнения, как примерный ученик.

Идя на следующее занятие в клуб, Пешков с трепетом ждал решения задачи последних двух дней: придет - не придет? И, когда он, зайдя в зал, увидел среди женщин Анну, перед ним засиял шанс на очередной совместный экскурс в эмпиреи духа.

После спевки они встретились в фойе клуба уже, как само собой разумеется, у коллег по работе. Испытав подъем и удовольствие от совместного пения, они невольно стали ближе друг другу. Обмен номерами телефонов произошел естественно и даже с сожалением о его нелепой задержке.
 
- Анна, когда ты не пришла на экскурсию, - сказал Антон, - я маялся, как мальчишка. Разве можно держать близкого человека в неведении о своем состоянии?
 
- Правда? Я не поняла, что мы стали близки настолько, чтобы сообщать о своих проблемах.
 
- По крайней мере, имея связь, можно было просто дать знать, что не придешь, и я бы не беспокоился.

Анне было приятно неожиданное беспокойство Пешкова о ней. В последние годы Нина привычно загружала ее заботами о внуке, и беспокойство могло возникнуть у неё лишь в случае болезни матери. Александр Сергеевич тоже мог беспокоиться, но опять же не о проблемах у бывшей супруги. Его могло волновать лишь одно: доставит она внука для их похода в музей или на прогулку в парке или нет.
 
- Хорошо, - сказала она, - впредь будем на связи. Только договоримся общаться по смс. Не всегда удобно отвечать на звонок.

- Разумеется, - согласился Антон и, пока «железо» не остыло, выдал: – А теперь приглашаю тебя в кафе на бранч, то бишь, на обед, в сопровождении джаза.

Предложение Антона прозвучало довольно неожиданно. Анна посмотрела на него рассеянно, будто прикидывая, что последует за бранчем, и отвернулась в задумчивости. Предложение казалось заманчивым, тем более, что давно хотелось послушать живую музыку.
 
Последний раз она ходила с подругой в БЗК на концерт известного пианиста полгода назад. В первом отделении он играл классику, а во втором - джазовые стандарты в оригинальной аранжировке. Ничего страшного не случится, если она сходит с Антоном в кафе, тем более, что он угощает.
 
- А когда бывает этот бранч? - наконец, спросила она.
 
- В следующую субботу во второй половине.
 
- Хорошо. Я договорюсь с Ниной, - сказала Анна. - Думаю, в этот выходной она сможет заняться сыном.
 
- Отлично, - обрадовался Антон Павлович. – Послезавтра утром напишу, где и когда встретимся. А сейчас – домой?
 
- Нет, можем пройтись вокруг прудов, - задумчиво сказала Анна и поправила на голове круглую белую панамку. Ей надо было осознать предложение Пешкова основательнее. Мало ли что задумал этот приставучий, так называемый, писатель.

- Отлично, - сказал Антон. – Заодно поговорим о жизни и о промышленности.

- Ага, о выполнении плана по выпуску валенок, - поддержала Анна серьезный тон Антона.
 
- Точно. Но сначала поговорим о текущем моменте. Например, что ты читаешь?
 
- Читаю разное, - задумалась Анна. – Из последнего – Сорокина, Пелевина…

- Сорокина? – изумился Антон. – Какая-нибудь фантазия на тему «Станционного смотрителя» или аллегория про жареную Настю, а у Пелевина про мухоморы?

- Ну, и что, - улыбнулась Анна. – Весьма освежает восприятие. А какой хороший русский язык! Читая про метель, забываешь, что это написано современником, а не Пушкиным.
 
- Но это же подражательство, оммаж, - сказал Пешков. – А про жарку девушки в печи читать просто невозможно. Такая извращенная фантазия…

- Ну, это же такой прием, гипербола, - сказала Анна. – Ему хотелось показать, что делают родители со своими чадами, пытаясь направить их на путь истинный.

- Ничего себе, приемчик! Пелевинские Насекомые и Шестипалые куры мне тоже не по душе. Хотя есть масса почитателей таких фантазий.

- И да, я в их числе, - мотнула головой Анна. – А ты читаешь Тургенева, Гончарова или Достоевского?

- Когда-то читал, - ответил Антон. – Но чем кот Мур Гофмана хуже бестолкового Шестипалого. Кот хоть здраво рассуждает об устройстве мира, а Шестипалый только и смог, что нагадить на голову браковщика. Мне немецкий романтизм ближе нашего модернизма.
 
- Ну, это дело вкуса, - сказала, как отрезала, Анна. – Лучше поговорим о жизни. Любишь путешествовать, где побывал до этого?

- Много где, - недовольно произнес Антон. – Широка страна моя… И в Карелии, и на Кавказе, и в Азии, и в Закарпатье. А ты? Поездила?

- Полетала, - поправила Анна. – И во Францию, и в Грецию, и в Америку.

- Ну, и чего хорошего за границей? Фальшивые улыбки, блеск витрин и нищета на задворках.
 
- Ты скажешь! – вспыхнула Анна. – Да, Европа-старушка не так выразительна, как Штаты. Там прогресс во всем, куда ни плюнь. Чего там только ни понастроили! Какие дороги! А как охраняют природу! Эти федеральные парки! Чего один Елоустоун стоит! И вообще, сразу обо всем не расскажешь.
 
- Не надо мне толкать про Штаты, - остановил Антон восторженную речь Анны. – Всё это внешнее, а жить ты там не пробовала? Небось, от одних налогов завоешь.

- Жила в рядовой американской семье, и никто в ней не плакал и не выл, наоборот, смеялись.

- Ну, это всё показуха, - заключил Антон. – Все знают, что Америка только и мечтает кого-нибудь подмять под себя. А все, кто ей подпевает, не совсем надежные люди.
 
- Поняла, - проговорила Анна. – Фильмы тоже надо смотреть только отечественные?
 
- Конечно. У нас лучшее реалистичное кино, - заявил Антон. – Один фильм «Летят журавли», чего стоит! Это тебе не какая-нибудь «Великолепная семерка».
 
Анна поняла, что сейчас любой спор может зайти далеко, и поход в кафе не состоится. Лучше перенести дебаты о «насущном» на более удобное время. Они вышли из парка к улице, на которой стоял ее дом, Анна посмотрела на свои часы и приняла озабоченный вид.

- Извини, - сказала она, - мне еще надо зайти в магазин. Как раз до обеда остается полчаса. Так что здесь мы простимся.

- Что ж, - рассеянно ответил Антон. – Спишемся ближе к субботе.
 
Анна перешла улицу и легкой походкой двинулась прочь по жаркой улице. Антон несколько минут следил за мельканием её белой шляпки в потоке встречных и попутных пешеходов, сожалея о чем-то недосказанном. Сразу разобраться в самом главном пока не удавалось.

Его беспокоил восторг Анны и от литературы, которой она увлекалась, и от посещения Америки. Как может женщина – мать - бабушка восхищаться или даже просто читать книги полные порнографии и ненормативной лексики! Что-то шло в разрез с ее обликом почитательницы православных реликвий. Ведь на экскурсиях она всегда была в первых рядах «послушниц» и задавала вполне правильные вопросы Людмиле.

Антон шел домой и пытался вспомнить о деталях их с Анной разговоров, но ничего неестественного в её поведении не находил. Наоборот, она сразу дала ему понять, что её мнение безоговорочно, а все что говорят другие, ее не интересует. Эти мысли незаметно отодвигались вдаль воспоминаниями о их близости в хоре и о легком запахе её возбужденного тела.

Отделаться от воспоминаний об этих ощущениях не было сил. Антон понял, что попал в зависимость, подобную влюбленным юношам или курильщикам красивых сигарет. У него возникла острая потребность вернуть, увидеть Анну, поговорить с ней ещё, чтобы уяснить нечто главное в её взгляде на жизнь. Но все же он понимал, что торопиться не стоит. Время должно было расставить всё на свои места.
 
Анна зашла в сетевой магазин недалеко от дома. Всё, о чем она говорила с Пешковым, уже забылось. Она легко переключилась на выбор необходимого набора продуктов и делала это привычно быстро, как автомат. Лишь расплатившись на кассе и выйдя на улицу, в ее воображении всплыло лицо Будрайтиса-Пешкоава, и она вспомнила последнюю ноту, на которой затих их разговор.
 
Нота эта царапала диссонансом предыдущие приятные аккорды их взаимопонимания и симпатии. Оба они слышали унисон их голосов в хоре, как ключ к настрою их сердец. Но чего-то не хватало для полного слияния её мира – с его. Странной казалась его предубежденность в том, чего он сам не испытал, но слышал лишь из телевизора.
 
Неплохо было бы узнать о его способности к анализу и критическому мышлению.
Войдя в квартиру, Анна мельком оценила себя в зеркале, разложила покупки в холодильник и на столешницу. Теперь надо было ехать за внуком. В школу, которую выбрала дочь, приходилось ездить на автобусе. Сколько они обсуждали тему «лучшей школы»! Дело доходило до ругани и разрыва дипломатических отношений.
 
Нина считала школу с английским уклоном лучшей в районе, а мать, - что все решает человеческий фактор. Все дело в качестве конкретного преподавателя, считала она. Учителей английского языка в школе, которую было видно из окна их дома, она знала, как лучших в городе. Но дочь настояла на своем, и Анна, затаив обиду, отступила. Так, ей с Мишкой ради какого-то престижа предстояло несколько лет таскаться в школу за три автобусных остановки.
 
Пока Анна ждала автобус да тряслась в нем, - все пятнадцать минут она сравнивала Пешкова со своим бывшим. Александр был довольно авторитарен и всегда одерживал верх в любых спорах по поводу воспитания дочери, а потом и внука. Все, что она считала необходимым для формирования современной личности у дочери, отец отвергал категорически. Она должна стать принцессой, покоряющей мир одной своей внешностью, считал он.

Нина должна стать культурной девочкой, умеющей рассуждать и способной отстаивать свое мнение, считала Анна. Нина не стала принцессой, зато научилась иметь свое мнение, что в итоге не понравилось самой матери. Вот оно - неразрешимое противоречие в воспитательном процессе!
 
Пешков послал сообщение Анне в пятницу. Он предлагал встретиться на Новокузнецкой, внизу в полвторого. Она ответила согласием, а в случае ее опоздания советовала Пешкову изучить мозаики в потолочных «окнах» вестибюля.
 
Пешков приехал раньше назначенного времени именно затем, чтобы осмотреть раритеты времен войны. Историю мозаичных панно, привезенных из Ленинграда по Дороге жизни, он слышал ранее. Следовало воочию убедиться в их художественных достоинствах.
 
Он закончил осмотр мозаик как раз к приезду Анны, которая следила за его фигурой единственной в толпе пассажиров с запрокинутой головой. Она подумала, что, если бы и она уставилась в потолок, нашлись бы и другие любознательные граждане, желающие узнать, что там интересного. Но устраивать флешмоб ей не хотелось, и она просто дождалась, когда Пешков заметит ее.

- Здравствуй, Анна! – подойдя к ней, сказал Пешков. – Я уже выполнил культурную мини программу.

- Привет, - ответила она. – Я эту мозаику с детства помню вместе с панно на Маяковке.

- Да, там она более популярна, чем здесь, - заметил Антон. – Что ж, пойдем наверх.
 
Эскалатор поднял их к выходу, и столица объяла их своим знойным маревом. Пройдя сотню шагов, они подошли к старинному зданию с современной отделкой, и Антон открыл тяжелую дверь из темного дерева. В прихожей кафе было прохладно. Их встретила девушка-распорядитель и показала, за каким столом их места.
 
- О! Тут, как в театре, - удивилась Анна. – Билеты надо покупать?

- Не билеты, но - бронировать места, - пояснил Антон. – Бронь я уже оплатил.

- Это мило с твоей стороны, - сказала Анна. – Я тебе что-то должна?
 
- Нет, конечно. Мы не в Америке. Я приглашаю, значит угощаю.

- Спасибо! – улыбнулась Анна. – Ты - новый русский … пенсионер.

- Конечно, - согласился Антон, - я правнук Кисы Воробьянинова. Не могу прослыть скрягой в глазах очаровательной бабушки. Гульнем на все двести рублей, а там - хоть трава не расти.

Анна изобразила смешок и прошла за Антоном к их столу. С места, на которое он посадил ее, сцену было видно плохо. Анна поменялась местами с Антоном, но это ничего не дало. Антон объяснил, что смотреть на сцену совсем не обязательно. Можно просто слушать музыку, обсуждать погоду или танцевать.

- Похоже, ты здесь не первый раз, - заметила Анна с легким оттенком ревности.

- Да, и что? – бросил он. И, чтобы не вдаваться в подробности, предложил Анне начать с Просекко, на что она согласилась без жеманства.
 
Это понравилось Антону. Женщина, знающая толк в винах, интеллигентнее той, что лукаво уверяет, будто не пьет вообще. Впрочем, игристое – было по его плану лишь увертюрой к предстоящему дуэту саксофона и флейты. А, пока официантка готовила партитуру, Антон пытался отвлечь Анну от серых буден.

- Сегодня в меню бранча - столичный диксиленд, - объявил он. – Весьма известный оркестр. Многое, что они будут играть, ты наверняка слышала либо по радио или на ТВ. Правда, они играют эти вещи в своей аранжировке.
 
- То есть, я могу и не узнать песенку «бабушка, научи танцевать чарльстон»? – ухмыльнулась Анна. – Это же ритм диксиленда?

- Узнаешь, - успокоил Антон, - поскольку основная тема всегда звучит, как оригинал. Дальнейшее - может сильно отличаться от темы. Правда, не все диксиленды этим занимаются.
 
- Спасибо, теперь я спокойна, - улыбнулась Анна.

В это время на сцене музыканты заняли свои места и начали пробовать звук. Кто дул в трубу, кто бренчал на банджо, барабанщик двигал систему и свой круглый табурет. Мастер по звуку настраивал стойки с микрофонами каждому из них.
 
Любители джаза еще рассаживались на свои места, делали заказы и обсуждали что-то жизненно важное. Например, как жарко на улице, и, как дует из приоткрытых окон, отчего можно простудиться. Или – обязательно ли заказывать еду, если место за столом оплачено?

- А вот и наше, как бы шампанское, – сказал Антон, глядя на лавирующую меж столов девушку с подносом. – В Испании туристам на завтрак выносят бутылки Просекко в ведерках со льдом, - пей, сколько хочешь.

- То есть, испанцы проверяют, сколько среди приезжих аристократов или дегенератов? – вспомнила Анна сцену из кинокомедии.

- Думаю, для них самих – это обыденность, - предположил Антон. - В жарких странах испокон народ пил вино, как воду, и закусывал хлебом с оливковым маслом или сыром. Так что представим, что мы в знойной Испании, скажем, на побережье к северу от Барселоны.
 
Действительно вино было достаточно охлаждено и приятно освежало. После нескольких глотков  Антон открыл меню, подвинул к Анне и спросил, что она хотела бы заказать.
 
- Тут много загадочного, - сказала она, читая названия блюд. – Не люблю экзотики. Я бы взяла вот это или это, - указала она Антону на строчки в меню. – А на десерт кофе с любым мороженым.
 
Антон дождался, когда рядом оказалась их девушка в переднике, и сделал заказ. Концерт вел тромбонист, очевидно, самый разговорчивый из оркестра. Он рассказал о составе банды, ее истории и о достижениях в джазовых конкурсах. Затем объявил первый номер, и диксиленд грянул знаменитую «Когда святые выступают».
 
Концерт покатился своей колеёй, слушатели привыкали есть под музыку, а вино способствовало приятному общению и полезному расслаблению. Заводные мелодии сменяли одна другую, настроение гостей поднималось и требовало выхода. Антон не преминул использовать этот позыв.

- Ну, Анна, - сказал он, услышав вариацию на тему «Порги и Бесс», - готова тряхнуть остатками старины?

- Готова, - ответила она без колебания и встала из-за стола.
 
Место для танцев Антон нашел между столами, то есть в довольно ограниченном пространстве. Его это нисколько не смущало, поскольку мелодия, подходила для танца «не сходя с места». Под такой «медляк» танцуют в хорошем контакте. При этом лицо партнерше девать некуда, кроме, как уткнуться им в плечо партнера.

Именно в этом состоит идеология медленного танца. Партнерша должна подчиниться воле партнера, имитируя согласие с его главенством. Немногим женщинам удается терпеть такое положение вещей, хотя бы на время. Если она, веря в свою непогрешимость, берет ведение пары в свои руки, груди и ноги, происходит то, что называется «нашла коза ногами».

Испытав отсутствие взаимопонимания в танце, пара или распадается, или партнер отказывается танцевать с подругой вообще. Но, если партнер, ведомый страстью, вопреки всему, сочетается с ней браком, его всю жизнь будет мучить тень её измены с другими партнерами. Тут вспоминаются Г.Миллер или В.Набоков, герои романов которых вечно терпели мнимые или реальные измены подруг.

Музыка закончилась, но наша пара оставалась в прежней позе еще несколько мгновений. Хотелось запомнить послечувствие от всего, что сопровождало их в танце. То была не эйфория, пройденная ими на репетициях хора, но нечто более интимное и теплое, что не передается словами. Это походило на зарождение взаимных чувств, которые зрелые люди во избежание катастрофы разочарования никак не называют.
 
- Спасибо, - тихо сказал Антон, провожая Анну к столу. – Я испытал …

- Спасибо тебе, - перебила его Анна. - Я испытала то же, что и ты. Очевидно, это был момент, если не счастья, то хотя бы наслаждения.

- Да, да, - подтвердил Антон. – Думаю, мы можем это повторить.

- Если сыграют похожую вещь, - уточнила Анна.

Увы, остальной репертуар оркестра не располагал к подобным танцам. Оставалось смиренно внимать популярным мелодиям, запивая их Пино Грино и заедая паэльей.
 
Выйдя из кафе на городскую вечернюю не прохладу, пара все же оценила смену атмосферы и начала мимикрировать под обыденных горожан. Они прогуливались вдоль и поперек Пятницкой, напоминая нашей паре о первом дне их знакомства.
 
Все же они предпочли сменить шумный центр на тихую северную окраину. Понадобилось вытерпеть полчаса без общения в подземке, чтобы оказаться в сумеречной прохладе знакомого парка.

- Пройдемся вокруг прудов, - предложила Анна.

- Идем, - согласился Антон.
 
Вдоль берега вился парапет шириной около метра, на него они и спустились. По этому «тротуару» редко кто ходил из-за близкой сырости, вида ржавых водорослей и боязни ненароком свалиться в воду. Но парочка, идущая вплотную друг к другу, могла двигаться тут в относительном уединении.
 
- Как здесь тихо по сравнению с центром, - сказала Анна.

- Странно, что многие предпочитают жить ближе к центру, - Антон решил развить тему выбора места обитания. – Якобы, все культурные и духовные источники, сосредоточенные там, волшебным образом влияют на развитие интеллекта соседей.
 
- А как же! – поддержала Анна. – Любой бомж из перехода под Арбатской площадью запросто прочтет на спор любую строфу из «Онегина».

- Нет, этот пример не годится, - решил Антон. – Бомж, как раз мог быть в прошлой жизни филологом, вроде Лотмана. Мало ли, как складывается сейчас жизнь ученых. А вот жители Арбата едва ли знают стихи Окуджавы.

- А кто это? - спросила Анна. – Похоже, грузин, вроде Соткилавы.
 
Антон чуть не захлебнулся от возмущения, но сосчитал мысленно до десяти и сказал с безразличной интонацией:
- Да, грузин московского разлива. Жил недалеко от музея Пушкина.
 
- И памятник ему на Плотниковом переулке? – как бы согласилась Анна.

- Ах, ты все знаешь?! Решила меня разыграть…

- Ну, понаехавшие жители Арбата могут не знать об известном соседе, а старые москвичи должны, - усмехнулась Анна.

- Хорошо, если так, но и в этом я не уверен.
 
- Ладно. Будем считать, – с поэтом мы разобрались, - сказала Анна и, выдержав паузу, продолжила: - Мои литературные предпочтения ты знаешь. А сам чем кормишься?
 
Антон с ответом не торопился. Не то, чтобы перебирал в памяти прочитанное за последнее время, но хотелось вспомнить нечто эффектное, что мало кто осилил. Нет, это не были произведения отечественной литературы. Романы Фолкнера, Джойса, Пруста, Кафки, Гофмана теснились, громоздились в его голове, как блоки в пирамиде, и какой из них вынуть, чтобы не развалилась вся постройка, он не мог решить.

- Например, такая сказочка, как «Воззрения Кота Мурра», - наконец, сказал он. – Мысли Кота актуальны по сей день.

- И для нашей страны, в настоящее время тоже?- удивилась Анна. – Там же царит полная невнятица: принцы, князья, дамы, сводни, коты, готовые, как кот Мурр сношаться по весне со своей дочерью Миной. Не сказка, а полный бред.

- Ну, это общий антураж…

- Да, но чтобы выкопать из этой кучи что-то рациональное, у нормального человека сил не хватит, - сказала Анна и закрыла тему: - И не надо мне напоминать о подобном ветхозаветном чтиве.

Антон удивился категоричности Анны, но промолчал. В области литературы никакой близости у них так же не обнаружилось. Что же остается? Эмпатия и некоторая гармония в танцах? Но этого мало…

Может, попробовать петь дуэтом? Пойти на концерты в консерваторию? Во что-то поиграть? Нет, обоюдное влечение не всегда зависит от совпадения интересов. Тут, как повезет.

- Давай сядем где-нибудь, подальше от народа, - запросил Антон. – Есть тут лавочки в тени?

- Есть такое место неподалеку.

- Интересно, откуда ты о нём знаешь, - удивился Антон, не обращаясь к Анне. – Идем, конечно.

Они обошли пруды с утками и болезными зоофилами, кормящими птиц хлебом вопреки запредительным табличкам, и нашли свободную скамью под сенью плакучих ив. Здесь царила именно та атмосфера, которую жаждала их насыщенная впечатлениями душа.
 
Легкое конвективное движение воздуха, свежесть близкой воды и относительная тишина располагали к общению без слов. Она сразу села, будто кто-то мог невзначай занять место, а он смотрел по сторонам, оценивая качество уединения.

Минуты две они молчали, но Пешков к Анне подошел и стал рассматривать ее всю, прикидывая с какой стороны лучше сесть. Наконец, он выбрал место справа, полагая, что левой рукой удобнее будет ее приобнять, а правой…

Впрочем, сразу обнимать пенсионерку у Антона рука не поднялась. Он выдержал приличную, по его мнению, паузу и спросил:

- Тебе не холодно? После жары эта прохлада коварна.
 
- Намек поняла, - без обиняков ответила Анна. – Можешь сесть поближе.

- Ты сверхпроницательна, - обрадовался Пешков. – Телепатов в роду не было? – добавил он, придвигаясь к Анне и кладя левую руку на спинку скамьи.
 
- Нет, про Мессинга только читала.

- Значит у тебя похожий дар, - заключил Антон. – Хорошее здесь место.

Действительно, лавочка находилась поодаль аллеи, и свет ближнего фонаря не проникал к ней сквозь листву ивы. Зато им были видны и прохожие на аллее, и зеркало пруда, и дальние огни парка.
 
- Пришли бы чуть позже, и место было бы занято, - заметил Антон.

- Да, хороший вечер, - сказала Анна невпопад, думая о чем-то своем.

- Я бы уточнил: хороший денёк, - сказал Антон. – Или нам не понравилось в кафе?

- Да, понравилось. Но ты не заметил, что вся музыка была… как-бы не наша? Да и диксиленд - не отечественное изобретение. И танцевали мы подобие фокстрота. Кстати, чье это слово? Фокс – это, вроде, «лиса» по-немецки.

- Не надо затевать сыр-бор на тему «они и мы». Они всегда были захватчиками. Только и думают, как бы захватить чужие земли и ресурсы.

Анна осеклась, собравшись ответить, и проглотила созревшую фразу. Полемизировать на историко-политическую тему в этот вечер не хотелось. Возможно, найдется более удобный момент, тогда и объяснит, в чем он заблуждается, - думала она. Тем не менее, спросила:

- Ты смотришь телевизор каждый день?
 
- Да, новости и полемические шоу, а что?

- Ничего. Я тоже смотрю передачи, например, Орел и решка.

- А, это сказка о том, как хорошо живется за границей, - вспомнил Антон. – Шикарные дороги, скоростные поезда, услуги на любой запрос… Чистая реклама. Не всем такая красота доступна.
 
- Это ты понял из своих телепередач?

- Конечно. Там объясняют всю правду про гнилой Запад.

- Поняла, - начинала закипать Анна. – «Сам я Пастернака не читал, но его «Живаго» не одобряю», - так ты воспринимаешь жизнь?

Благодушная атмосфера, воцарившаяся между ними, стала искрить зревшими молниями. Грозовые тучи выскочили на безоблачное небо, как черти из пепельницы. Несовпадение взгляда на западный тип жизни одного с личным опытом другого могло в один миг разрушить хрупкую идиллию. Воздух обездвижел, шелест листьев будто бы затих, как перед первыми каплями дождя.

Близость Анны, запах тонкого парфюма, исходивший от ее теплого после ходьбы тела, ее загорелые плечи и колени - все кричало Антону: замолкни, остановись, досчитай до десяти и смени тему иначе всё, что стало дорого, исчезнет навсегда.

- Извини, - наконец, выдавил он из себя. – «Доктор Живаго» я все же читал. Хорошая вещь для своего времени. Когда я был маленький, мы питались впроголодь. Мама завела две грядки на пустыре за нашей пятиэтажкой. Она посадила там всякую мелочь, вроде салата, укропа и моркови.

Не помню, как я, может из бахвальства, позвал дворовых приятелей поглядеть на наш урожай, едва вылезший из земли. Не успел я оглянуться, как к моему ужасу вся мелкая, но сладкая морковка исчезла в желудках вечно голодной братвы.
 
- Как? Не мытая! - удивилась Анна.

- Какое там, – сказал Антон. - Животы у всех были луженые, хотя, наверное, не без глистов. Сам я даже не думал пробовать свои законные витамины. Но маме, увидевшей поредевшую не грядке зелень, после небольшого дознания удалось понять, кто виновен в её опустошении.

- К тебе применяли пытки? – ухмыльнулась Анна.

- Зачем? Мама легко читала все «по глазам». Актером я был никудышным и сам признался в содеянном, но ведь по простоте душевной!

- Отлупили или отделался стоянием в углу?

- Не помню, к какой экзекуции меня приговорили, - задумался Антон, - но ремень точно не применяли.
 
- Странно, что вы голодали, - сказала Анна. – У нас в деревне после войны всегда была еда: мука, картошка, квашеная капуста, моченые яблоки...
 
- В городе по-другому. Зарплата у родителей была минимальная, едва хватало на еду, - вспоминал Антон. – И все же, несмотря на голодание, отец все время сочинял что-нибудь вроде стихов и любил повторять: «хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана…». Видно, мы еще и замерзали, или он просто любил Маяковского…

- Какие страсти рассказываешь, - усомнилась Анна. – Вроде, в пятидесятые уже полегчало.

– Конечно, кому-то полегчало, но не всем, – задумался Антон. - Мать как-то вспомнила случай тех годов. Зимой она шла с работы по снежной тропинке со слезами на глазах, думая, чем будет нас с отцом кормить? Дома ни гроша, ни крошки еды. То есть, крайняя степень нищеты в семье инвалида войны.

И вдруг сквозь слезы она увидела под ногами зеленую бумажку. Трешка! Знаешь, была такая купюра – три рубля. Человек со слабыми нервами мог бы сдвинуться, но маманя приняла купюру, как должное, мысленно перекрестилась и пережила столбняк без последствий. На эти деньги мы дотянули до зарплаты.
 
- Понимаю, - сказала Анна. – Жизнь у всех была разная. Но потом-то жить стало лучше, стало веселее.
 
Антон не заметил иронии в словах Анны и промолчал, вспоминая картинки из детства. Стоило ли о них говорить, если они опять не совпадут с теми, что видела в детстве Анна. Сблизит их обмен детскими ощущениями или?.. Во избежание эксцессов лучше эту тему не развивать, - решил он.

Тем временем, жара спала и нехотя уступила пространство вечерней прохладе. Естественным движением Антона было, как можно плавнее опустить свою руку на плечи Анны. Это не было объятием, но лишь пробой, вопросительной попыткой обнять ее. Реакция на эту попытку могла быть самой неожиданной, и Антон был готов к любой из них вплоть до полного отторжения.
 
Анна вполне понимала настрой Антона. Она не то, чтобы ждала его поползновений к сближению, но прикосновение его руки предвидела. Ощущать себя еще нужной кому-то, это ли не прекрасно! Осознание своей привлекательности в любом возрасте поднимает настроение и рождает надежды. Антон не обманул ее ожиданий.

- Моя левая рука изнемогает от неловкости, - сказал он и опустил ее на плечо Анны. – Ты не против?

- Совсем нет, - посмотрела она на него смущенно. – Это так загадочно. Не помню, когда меня так легко обнимали.

- Спасибо, - сказал Антон, не зная, что можно еще ответить на неожиданно дружелюбную реакцию. – Мне так легко с тобой. Я помолодел почти на полвека.
 
- Вспомнил о первом поцелуе, – предположила Анна, повернулась к Антону и посмотрела ему в глаза.
 
В ее взгляде уже не было ни иронии, ни насмешки. Скорее, в нем виделся вызов и готовность к чему-то испытанному ранее. Это было ожидание необычайно приятного, теплого, сладкого, что давало прикосновение губ мужчины к ее губам. Предчувствие поцелуя так наполнило ее душу, что она прикрыла глаза…

- Нет, - отрезал Пешков, не отнимая своей руки с плеча Анны, - о последнем. Извини, но вспомнил о последней встрече с одной женщиной. Это было не так давно, но забылось, как утренний сон. Знаешь, когда утром собираешься встать, но решаешь понежиться еще минут двадцать и засыпаешь… Снится «прекрасное мгновение, перед тобой появляется она», ты просыпаешься, пытаешься вспомнить, кто именно тебе приснился, а «её» образ расплывается, и ты бессилен его восстановить.

- Не помню, бывало ли такое у меня. Возможно, было, но значения этому не придавала, - сказала Анна. – И что, теперь пытаешься вспомнить послевкусие?

- Зачем? Хочу вкусить новое, - сказал Антон и вдруг прильнул к губам Анны.
 
Она не отпрянула, не оттолкнула его и лишь проникалась ощущением, о котором думала минуту назад. Это был не страстный и влажный, но теплый и нежный поцелуй, на который она ответила с благодарностью.

- Спасибо, - сказала она улыбаясь. – Что-нибудь новое вкусил?
 
- О, да, - ответил он. – Твои губы прекрасны. Я давно хотел их освоить, то есть испробовать. Ну, какими словами можно выразить это желание на русском?

- Да. Что-то я тоже не подберу название этому действу. Вкусить, испытать, ощутить… - задумалась Анна. – Велик могучим русский языка!

- О, ты почитательница таланта Александра Иванова? – удивился Антон. - Может, читала пародии Архангельского?

- Нет, не читала.
 
- У меня есть маленькая книжка-приложение к «Крокодилу», где он высмеивает советских классиков, - пояснил Антон. - Судьба его печальна, а жизнь закончилась в 37 году.

- Родина по достоинству оценила его юмор, - кивнула Анна.

Антон промолчал. В его семье пародии Александра Архангельского цитировались при каждом подходящем случае. При воспоминании об этом в его душе наступало «короткое замыкание»: согласие с поэтом-сатириком с одной стороны и согласие с вождем, пресекавшим чрезмерно смелых насмешников – с другой.

- Не будем об этом сегодня, - сказал Пешков и, прижав к себе Анну, поцеловал ее уже более основательно.

Присказка о том, что любви все возрасты покорны, не раскрывает подробностей – до какой степени: духовной, платонической, идейной или физической. Какие из этих степеней доступны бывшим советским пенсионерам?

Множество примеров неожиданных сочетаний в альянсах можно найти не только в литературе, но и в жизни современников. Стоит ли удивляться, что наши герои вспомнили молодость и почувствовали притяжение далеко не духовно качества.
 
Вожделение – наиболее точное определение того, что испытывают двое в процессе обоюдосладостного поцелуя. Оно, задавленное рутиной буден, заботами и проблемами, дремлет в организме каждого человека. Так спят в анабиозе хладнокровные беспозвоночные и прочие гады.
 
Стоит нечаянно слиться двум особям во влажном поцелуе, как в их организмах начинается реакция брожения и таяния. Так две капли ртути, едва коснувшись друг друга, сливаются в одно целое.

- Антон, что ты делаешь! – проговорила Анна восхищенно, едва глотнув воздуха. – Совсем забыл, что нам не положено… не пристало.
 
- Извини, я совсем потерял голову, - ухмыльнулся Антон. – Ты такая! Необыкновенная, как девушка весной.

Анна молчала, и улыбка еще долго не сходила с ее губ. Её мысли стали уплывать в поля с дурманом разнотравья, с шелестом стрекозьих крыльев и с зумом шмелей. Казалось, что всё, о чём уж не мечталось, наступило. Сохранить такое ощущение до конца жизни – это ли не главное.

- Как прекрасен этот мир, посмотри, – пропела она вполголоса знакомую тему. – Жаль, что мы не сможем никуда поехать и посмотреть на тот мир.

- Почему не сможем? Да и зачем, куда-то ехать?

- Будто не знаешь, что мы никуда не можем выехать из-за ситуации в стране.

- Какой ситуации?! – едва сдерживаясь, прошипел Антон. – Ничего не знаю и знать не желаю ни о какой ситуации, слышишь! Мне плевать, на все, что где-то чего-то творится. Меня бесит твое восхваление красивой заграничной жизни. Иди ты к черту со своими мечтами!

«Вот тебе, бабушка, и - юродивый», - подумала Анна, вскочила со скамьи и, не оглядываясь, заспешила прочь. «Иди ты к черту!» - это, как пощечина, еще долго звучало в её ушах.