Авоська с помидорами

   Леопольд Маркович Мавзон развешивал бельё во дворе своей подмосковной дачи, когда заметил шедшую по тропинке женщину с двумя сумками в обеих руках. Это была Марфа Анатольевна Куницына, жившая через три дачи от мавзоновской. Её статный вид, крепкие натруженные руки, твёрдая походка и заставлявший трепетать сердце Леопольда Марковича, взгляд, довели его до полного оптимизма, зародив те действия в душе, которые он долгое время пытался подавить, дабы не нарушать свой и без того загруженный распорядок, ибо был страшный педант и сквалыга. Далеко не красавец, но зато хорошо обеспеченный: дача, машина, трёхкомнатная квартира в городе, свой бизнес, дававший не плохой барыш, связи в преступном мире, и кое какие «в верхах». Пятидесяти четырёх лет, роста невысокого, лысоватый и слегка туповатый, он был по уши влюблён в ту, что шла сейчас тяжёлой походкой по усыпанной гравием дорожке, влача своё нелёгкое существование.
   Сорока четырёхлетняя, добрая, трудолюбивая, она продолжала мечтать о принце, который дал бы ей возможность, наконец почувствовать себя женщиной – любимой, нужной, единственной. Чтобы он плыл по её жизни тихим ручейком, внося в её женское начало аромат любви, заботы, нежности, дающие те неповторимые впечатления, какие, возможно, испытывали Адам и Ева в Райском Саду.
   Впрочем, г-н Мавзон, вряд ли ей всё это предоставил бы.
   Да и не о нём мечтала романтичная душа Марфы Куницыной. 
   – Марфа Анатольевна, розочка души моей, куды это с утра путь держите? – подойдя к забору и облокотившись на него, пропел Леопольд Маркович. – Никак к любимому наведаться решили? Вон и авосек полные руки. С подарками! Одобряю!
   Женщина вздрогнула, остановилась, замерла, а после бросила взгляд в сторону мавзоновской дачи. Увидев его лоснившуюся харю, она невольно улыбнулась, и повернула к калитке.
   – Доброе утро Леонид Макарыч, – поздоровалась соседка, от волнения спутав инициалы «жениха». – Вы я гляжу тоже уже на ногах. Вона, и бельишко застирали. Хозяйственный вы, однако.
   Бросив взгляд через плечо, Леопольд Маркович махнул рукой, а после продолжил диалог:
   – Не бери в голову, это я так – по старой надобности. Майор наш учил: бельё должно быть в первую очередь чистым, выглаженным, и чтобы сидело ровно и без… этих… как его… морщин…
   – Правильно – я того же мнения! – одобрила г-жа Куницына не снимая пристального взгляда с бельевой верёвки соседа. – А что это у вас Леонид Макарыч трусиков так много? Один… два… три… че… аж семь. На каждый день что ли?
   – Я, мать потею страшно, – снова махнул рукой г-н Мавзон, стремясь отыскать в голове другую тему, более интересную, нежели обсуждение его нижнего белья. – Вы бы зашли ко мне, Маруся чайку выпить, да поговорить о том, о сём. У меня выходной сегодня. Давай, влетай птичка белокрылая в мои апартАменты. Я сегодня признание тебе должен сделать!
   Последние слова Леопольд Маркович произнёс вполголоса, и они не дошли до слуха «невесты».
   Распахнув калитку, гостеприимный сосед произнёс, махнув рукой в сторону дома:
   – Прошу вас, ми-милая.
   Женщина снова улыбнулась, и сделала несколько шагов к стоявшему у забора соседу, не спускавшего с неё томного, сосредоточенного взгляда, а после, медленно пошла за ним к дому.
   – Вы бы хоть сумки мои взяли что ли. Помогли б даме, – произнесла она, приподняв одну авоську.
   – Ничего-ничего, ты женщина сильная, волевая! Вон телеса какие, хоть с бурёнкой моей рядом ставь! – восхищался Леопольд Маркович подходя к крыльцу.
   – У вас и корова имеется? – восторгалась Марфа Анатольевна, едва поспевая.
   – Будет, мать! И корова будет. Вот женюсь… Прошу!
   Женщина вошла в тесную прихожую, заваленную всяким хламом. Она даже не сразу сообразила что это за вещи, и для чего они нужны. Коробки, ящики стоявшие один на другом, чёрные полиэтиленовые мешки, вёдра, наполненные не понять каким хламом. Создавалось впечатление, что это был склад жилищно-коммунальной конторы провинциального городка.
   – Ух, сколько у вас тут всего нава… нало… имеется, – смущаясь, что не может подобрать нужных слов, произнесла Марфа Анатольевна, оглядываясь кругом. – Я и не думала, что бывает столько хла… вещей в дому.
   – Много, много у меня всего, Марочка! – говорил хозяин, суетясь и спотыкаясь о свой хлам. – У меня дорогая, ничего не пропадает – всё в дело идёт. Как в комбинате по утилизации, так сказать, отходов. Вот людям не нужно – выбрасывают. А Леопольд Маркович присмотрит вещицу и возьмёт.
   – Это он что ли вам поставляет всё это? – Марфа Анатольевна, по-прежнему  не опуская сумок, повела плечами.
   – Кто? – не понял г-н Мавзон, задержавшись около двери, ведущей в кухню.
   – Ну, этот, как вы сказали – Леопольд Маркович… – пояснила женщина, снова смутившись.
   – Так это ж я – Леопольд Маркыч! – представился сосед, немея от того, что только что услышал. – Вы меня, что же, матушка, не узнаёте? Ау, мама, вы где? Аль память потеряли от представших вашему взору богатств Али-Леопольда ибн Марковича? Я, матушка, вам больше скажу! Вот, послушай цитатку: «Глупые женщины делают своих мужей рабами, и становятся жёнами рабов, а умные женщины превращают своих мужей в султанов, становясь жёнами повелителей» Вот, Маруня в чём секрет, так сказать, бытия. А теперь, завязывайте топтаться на месте, сударыня, и входите!
   – Вот это вы сказали хоть непонятно, но, верно! Про султанов-то, – произнесла Марфа Анатольевна задумчиво, и как намагниченная взглядом хозяина дома подошла к дверям кухни.
   Протискиваясь между мавзоновского «богатства», женщине удалось-таки  не задеть и не сбросить ни одной вещи.
   – Это не я сказал. Это слова Али ибн Абу Талиба! Знаешь такого? Нет? Ну, правильно, куда вам женщинам… – сообразив, что говорит лишнее, Мавзон крякнул и скрылся в кухне, куда за ним вошла и гостья, ахнув от того «великолепия» что находилось в этом небольшом помещении, как и прихожая заваленном всем, чем только можно. – Садись! Сейчас угощу тебя чем-нибудь.
   Охнув, женщина села на твёрдый табурет, оставив обе свои авоськи в ногах.
   В это время, хозяин, надев на пухленькое личико маску озабоченности, суетился по кухне, открывая и тут же закрывая шкафчики, в поисках чего-нибудь съестного.
   Ничего не найдя, или делая вид, что ничего нет, он краем глаза покосился на авоськи гостьи.
   – А, впрочем, у тебя у самой там кой чего имеется, – сказал он, схватив одну из авосек.
   Женщина не успела перевести дух, как содержимое сумки перекочевало на стол.
   – О, смотри-ка сколько понакупила, – восхищался г-н Мавзон. – И впрямь гостей созвала. Дочка что ль приезжает на побывку?
   – Да нет у меня дочери, – вздохнула Марфа Анатольевна, поведя плечами, и поражаясь быстротой рук Леопольда Марковича, отбрасывавшего в сторону коробочки и баночки. Обнаружив на дне авоськи шмат сала, он с яростью голодного волка раскрыл холодильник, и забросил его в морозильник.
   – Значит, сыночка ждём-с, – продолжал допытываться этот неугомонный Гарпагон, опустошая авоську.
   – И сына нет, – отвечала «обездоленная» мавзоновской жадностью и лицемерием, женщина.
   – Ах, вон оно что! – отбрасывая пустую авоську, проговорил любитель чужих продуктов, при этом глядя на женщину взглядом хищника, решившего полакомиться и ей.  – Так ты, правда, что ль одинокая?
   – Так всю жисть так и промыкалась одна-одинёшенька, – вздыхала и охала бедная женщина, ещё не понимая смысла задаваемых ей вопросов.
   – В таком случае, мать, тебе давно пора замуж! – подвёл итог Леопольд Маркович, опуская своё тучное тело на табурет, рядом с гостьей.
   – Так, я не против, Леони… польд Мар…
   – кович, – добавил г-н Мавзон, заострив слух на том, что собиралась выдавить из себя его «потенциальная невеста».
   – Да-да, Маркович. Так, где ж его найдёшь-то? На улице чай не валяются, женихи-то энти.
   – Зачем на улице, мадам! – пропел Мавзон вскочив с табурета. – Не на улице, а… вон он… тут!
   – А где? – обернувшись, произнесла отчаявшаяся устроить свою личную жизнь женщина.
   – Э-э, не туда смотрите. Вот он, здесь. Молодой! В самом соку! Обеспеченный и трудолюбивый! – колотя себя кулаком в грудь, нахваливал хозяин дома. – А, это, простите, что у вас в другой авоське? Помидоры? – Мавзон, схватил лежавшую у ног женщины авоську, ранее им не замеченную, и всё, что находилось в ней, высыпал в раковину. – Помидоры, это тоже, знаете ли, полезный продукт! Он не только полезный, но и питательный, и способствует… импотенции.
   – Потенции, вы хотели сказать, – поправила Марфа Анатольевна, опять смутившись.
   – Э, голубушка, да вы, я смотрю, женщина без комплексов! – похвалил Мавзон, снова занимая место на табурете. – Вот такие, меня больше всего и привлекают в вас, признаться. Что б всё в дому было понятно. Марш к плите, и домашний устав знать назубок… тобиш… слушать, что говорит старшОй по званию! А ну-ка, рвать когти…
   Усердный хозяин вошёл в такой раж, что даже саданул кулаком о край стола, отчего стоявшие на краю банки полетели на пол. Женщина вздрогнула, и перекрестилась.
   – Вы это… служили где, Лео… польд Маркович? – спросила она, чтобы сменить тему, и дать возможность успокоиться разбушевавшемуся «жениху», который, как она сообразила, с утра принял лишнего. Это «открытие» ещё больше опустило его в глазах дамы – так как она не любила пьющих мужчин, да и обстановка царившая в доме о многом говорила.
   – Нет, матушка, мне армия противопоказана, – вздохнув, и заметно погрустнев, произнёс ретивый «ухажёр».
   – А чего так? Вы, никак, больны? – забеспокоилась г-жа Куницына.
   – У меня плоскостопие, – вновь вздохнул Мавзон, шаря в ногах гостьи, в надежде обнаружить ещё одну авоську. Может, оттого он и погрустнел, что больше нечем было поживиться.
   – Это как это – плоскостопие?
   – Стопы у меня плоские, матушка. На обе ноги.
   – А? Отчего так?
   – Профессиональный недуг, нажитый ещё с детства! – хвастливо произнёс Леопольд Маркович. – Мой дядька по материнской линии – Ашот Сурженович Левинзон имел свиную… э-э-э… скобяную лавку. Попробовали бы постоять за прилавком с утра до ночи! А? Во, то-то же! А я мать, стоял.
   – Бедненький вы, Леопольд Марто…
   – кович, – снова поправил Мавзон произношение своего отчества.
   – Вот я и смотрю, домик ваш сплошь усеян всяким товаром. Так вы, значит, приторговываете, я так понимаю…
   – Ни черта ты не понимаешь, женщина! – огрызнулся «жених». – Ну, да ладно, я не о том имею сказать тебе.
   – Вы, кажется, хотели мне предложить… – начала гостья, но была перебита словоохотливым оратором:
   – Да-да, правильно, предложить…
   – чаю, – закончила она.
   – О, как мелки ваши желания, мадам, – пожурил «невесту» г-н Мавзон, и вновь вскочив с табурета, прокричал: – Я предлагаю тебе быть моей женой!
   – Как? – переспросила г-жа Куницына, округлив глаза. 
   – Женой моей я предлагаю тебе быть!
   – Ой, это так неожиданно. Вы шутите, наверное? – покраснела Марфа Анатольевна и отвернулась, запечатлев взглядом, стоявшую на полу сковороду с рыбьим скелетом.
   – Вы что, решили мне отказать в браке со мной? – Мавзон подошёл к раковине, взял помидор, повертел его в руках, при этом глядя на «невесту» так, словно хотел бросить этот овощ в неё.
   – Но, это так неожиданно, – повторила женщина, стараясь не смотреть на хозяина дома, но, куда бы она не глянула, её взору, то и дело представали всякие непотребные для восприятия картины, отчего, она решилась-таки глянуть на «жениха» – Я, как-то, знаете, даже, и боюсь к такому решительному шагу… Вот так, сразу…
   – «Страшит лишь то, чего еще не знаешь, пугает то, чего не осязал…» – продекламировал Мавзон с придыханием.
   – Ой, да вы поэт, Марк Антоний… то есть, я хотела сказать…
   – Это из Данте, моя розочка! – пояснил Леопольд Маркович, делая для себя страшное открытие – невеста выскальзывала из рук, как угорь.
   – Как вы ярко читаете… стихи, Леони…
   – Леопольд, моя милая, Леопольд! Это, кабы вы были моей женой, душечка, да по утряночке встали бы на заре… ну, там бурёнку подоить, свиням дать, курей накормить… завтрак приготовить… Я бы вам по случаю, в подарок к свадьбе, такое бы хозяйство подарил, вы бы день и ночь крутились-вертелись белочкой, а я бы вам стихи читал. Я много чего знаю из классики. Вот, к примеру, тот же Данте Альми… не помню сейчас… грели… что-то…

                Две госпожи в душе моей представ,
                Любовь сомненью подвергают вместе.
                Одна, пример учтивости и чести,
                И независимый имеет нрав.

                Другая дама, красотою взяв,
                Изысканна, и говорю без лести,
                Что обе у меня на первом месте,
                И бог любви, ревнитель равных прав.

   – А как это вы здорово прочитали! – млела от восторга очарованная женщина. – Постойте, постойте, у вас, что же, две дамы? Одна… другая…
   – Это вы милая, у Данте спросите! – пошутил г-н Мавзон, теряя терпение.
   – Он ваш друг? – то ли шутя, то ли серьёзно спросила г-жа Куницына.
   Мавзон не ответил. Вздохнув, он схватил в раковине помидор, и бросил его на тарелку. А после, пошёл искать нож. Чтобы в его отсутствие женщине не было одиноко, он включил радио. Из динамика донёсся «Реквием» Моцарта – эта тяжёлая заупокойная месса, которая тяжёлым камнем легла на душу Марфы Анатольевны, напомнив ей о быстротечности жизни, и того, что однажды ушло, и чего уже не вернёшь. Чего именно не вернёшь, она не знала, но вспомнила…
   Вошедший в кухню г-н Мавзон вывел её из мрачных мыслей, представ перед ней этаким спасителем… с ножом в руках.
   – На-ка, Маруня, займи себя делом что ли – нарежь помидоров, а то чего без дела-то сидеть, – произнёс Леопольд Маркович бросив нож на тарелку, где лежал помидор, который «гостеприимный» хозяин назвал в множественном числе.
   Тяжело вздохнув, женщина взяла нож и разрезала помидор на две части. Она уже собралась взять одну половинку, как вдруг заметила что-то, по форме и размерам напоминавшее абрикосовую косточку.
   – Ой, смотрите, Леопольд Маркович – косточка, – с удивлением в голосе проговорила г-жа Куницына, глядя на предмет, что находился внутри помидора, купленного ею сегодня на рынке.
   – Вы, что Марфа Анатольевна, ума рехнулись, какая косточка в поми… – Мавзон прервал себя, увидев, как то, что его несостоявшаяся невеста назвала косточкой – сверкает, весело переливаясь на свету.
   Сильно потея, и не меньше – волнуясь, Леопольд Маркович Мавзон подошёл к столу и извлёк застрявший в дольке помидора предмет. Приподняв его над головой, он сделал шаг к окну, и внимательно всмотрелся в то, что сжимал между пальцев. Предмет засверкал ещё ярче.
   – Это что же, бриллиант, Леонид Маркыч? – не веря тому, что видит, произнесла женщина, так же, как и хозяин дома не спускавшая глаз с пока ещё неизвестного предмета.
   – Он самый, милочка, он самый! – с восхищением в голосе, произнёс г-н Мавзон, вертя находку между пальцев, изучая её «глазами ювелира».
   – Ой, как же он попал туда? – качая головой и зачем-то крестясь, лепетала женщина.
   Не слушая причитания впечатлительной гостьи, Леопольд Маркович, бросил камень на тарелку, и принялся давить и мять лежавшие в раковине помидоры.
   – Леонард Макарыч, вы это чего продукт-то портите, за них, между прочим, деньги плочены, – заволновалась г-жа Куницына, не понимая действий обезумевшего корыстолюбца. 
   – И в заключение – криминальная хроника, – послышался голос диктора из радиоприёмника. – Вчера правоохранительными органами была разоблачена банда так называемых «овощных мошенников» вывозивших из страны крупные партии алмазов, используя для этого помидоры. Неизвестно, сколько ещё продлилась их деятельность, если бы «контрабандные помидоры» по ошибке не купила местная овощная база. Нашедших алмазы, просьба сдать их в местное отделение полиции за приличное вознаграждение.
   – Как-как он сказал? – местная овощная база? – переспросил Мавзон, застыв над раковиной усеянной давленными помидорами.
   А через секунду, кухню оглушил его истерический хохот.
   Схватив  камень, Марфа Анатольевна, поспешила к выходу, забыв разбросанные на полу авоськи.
   – Ку-куда? – прокричал Леопольд Маркович, бросившись за женщиной. – Стой! Слушай мою команду… Куда, чёрт возьми, намылилась?..
   – В полицию… За вознаграждением! – ответила г-жа Куницына скрываясь за дверью мавзоновского «особняка».