Юбилей -ЧП17

Володя прилетел за несколько дней до юбилея сестры. В тот же день вечером он принялся раздавать подарки. Первыми ему под руку попались мы с Галей. Вова доставал из чемодана вещи, раскладывал их и попавшиеся под руку подарки он с разу дарил, потому что лучше это сделать заблаговременно, чем с опозданием. На следующий день по приезду досталось и племянникам, которые приехали повидаться и договориться о проведении юбилея. Организацию мероприятия с банкетом и подготовкой  взяли на себя дети, Женя и Оксана. Женя покупал спиртное, вел переговоры с банкетным залом и готовился к роли ведущего. Оксана готовила презентацию видеоряда из фотографий, роликов и коллажа из них. Володя тоже принял горячее участие в подготовке. Он на следующий день поехал с Женей в банкетный зал на переговоры с администрацией, посмотрел зал, узнал, какая аппаратура есть в наличие. Вечером, когда я вернулся с работы он сказал, что банкетный зал хороший, необходимая аппаратура для музыкантов у них есть. Во время разговора о программе Вова сказал, что сам собирается спеть и уже пригласил своих друзей. «Хочешь послушать то, что я собираюсь петь?» - спросил он. Я конечно согласился и он дал мне послушать свои записи. Я вставил его флешку в компьютер, собирался послушать его песни. «Это мои последние записи, - сказал Вова. - Я недавно выступал в русском ресторане в Гановере.  Было какое-то торжество. Я пел там с ансамблем. Когда праздник закончился, подошли люди и попросили записать для них несколько песен. Разумеется за деньги. Мы им показали список, и они показывали пальцем, какую песню им нужно записать – эту, вот эту… Больше десяти песен. И мы до поздней ночи для них делали записи. Это я там записал». В предлагаемом списке я обнаружил, как широко известные песни популярных исполнителей, так и новые.  Пока я слушал песни, Володя по телефону разговаривал со своими музыкантами, которых пригласил поиграть на юбилее у сестры. Как только Вова начинал развивать бурную деятельность по организации  музыкальной части, Галя ему говорила: «Вова, мы не можем заплатить много» - «Да ничего не надо, мы так поиграем и споем, - отвечал порывисто и с чувством Вова. - Эдик приедет, это мой клавишник, Люся, она со мной пела в ресторане, и ее муж, саксофонист с нами поиграет. Саша лучший саксофонист из тех, кого я знаю. Он ездил и играл со многими звездами. И последнее время гастролировал с Аллегровой.  Эдик тоже хорошо поет и часто проводит праздники, банкеты и торжества.  У него хороша подборка записей «дискотека восьмидесятых», «дискотека девяностых» с  минусом и  плюсом. То есть у него много записей, где записана только музыка без голоса исполнителя и с голосом исполнителя». Едва Вова закончил говорить с  музыкантами, обсуждая выступления, как ему позвонила из Брауншвайга жена Ирина, которая волновалась за него и спрашивала, как он доехал и как себя чувствует. За ней позвонила  Ольга из Кельна. Вова рассказывал, что она ему каждый день звонит на мобильный телефон. Я прослушал на компьютере с его флешки около десяти песен. В большинстве это были современные шлягеры, которые я раньше слышал в оригинальном исполнении. «Как тебе, понравилось?» - спросил Володя, когда я заканчивал прослушивание. Я кивнул головой, еще не составив мнения об исполнении. Динамик на моем компьютере давал довольно плоское звучание и, как песни  звучат в живом звуке, нельзя было представить. К тому же, оригинальное исполнение известных певцов всегда кажется лучше тех, которые идут следом. «Рюмка водки» понравилась?» - спросил он. Я снова кивнул. «Гриша Лепс ведь у меня в ансамбле играл. Я его хорошо знаю. Когда он в Германию на гастроли приезжает, зовет меня к себе на концерт. Он эту песню поет уже знаешь, как… В микрофон «Рюмка водки на столе…» И потом микрофон протягивает в зал…»  По телефону опять кто-то ему позвонил. Живьем на концерте я Володю никогда не слушал. И прежние  записи его не сохранились. Сам он не собирал песни со своими записями и не создавал персональной фонотеки.  В том, что рассказывала о нем Галя, было что-то легендарное. В молодые годы и годы ее и его расцвета она каждый год ездила к морю, приезжала в Сочи и ходила к нему на концерты.   Как-то давно она мне давала послушать записи Володи на мини-кассете. Запись оказалась неважной, со слабым звучанием и с хрипами. Одна из песен, которая мне понравилась и  для меня прозвучала впечатляюще, называлась  «Фиолетовые сны». Она    показалась мне интересной в мелодическом плане. Кроме того, это  была оригинальная песня в оригинальном исполнением.  Те песни Володя записал наспех, когда работал в «Жемчужине» между тем, как его выдворили из Германии и тем, как он вернулся туда под чужой фамилией.  Я еще раз послушал записи Володи. На этот раз мне показалось, что он поет лучше. Во всяком случае, он обладал одной особенностью мастера: пел точно, брал верные ноты, не смазывая и нигде не соврав и не погрешив против его величества мелодического звучания. Некоторые певцы поют песни по своему, потому что не могут взять чисто ту или иную ноту. Вова пел чисто и безукоризненно. Мне показалось, что в каких-то местах, где нужно было дать ноту сильно и уйти наверх, он наоборот чуть снижался. И я его об этом спросил. «Ты знаешь, я перестал форсировать голос. Я позволяю себе это делать не часто, потому что однажды терял и срывал уже голос».  Я могу это сделать, но тогда в ресторане, где происходила запись, было поздно, все устали и я себя поберег».  Его дети и жена говорили нам, что он уже не так поет, как прежде. И после того, как он на день рождении дочери напился и испортил ей мероприятие, отношение к его пению в семье стало снисходительным, неважным. На другой день снова позвонила его жена Ирина и, узнав, что того нет дома, спросила кого Вова приглашает петь. Я сказал ей, что это Люся. «Она хорошо поет… Хорошая певица, - сказала Ира. – Как там Вова?» Я сказал ей, что он весь в заботах по подготовке праздника. «Вова сам хочет попеть… Смотрите там за ним. Он может сорваться и напиться…» - сказала она.  Я сам этого немного боялся. Но Вова вел себя совершенно иначе и не брал в рот спиртного. Хотя мы отстранили Галину от подготовки юбилея, она заметно волновалась и задавала вопросы, то Жене, то Оксане, то мне. Вова между разговорами с друзьями подбадривал взволнованную Галину и настраивал себя на завтрашний вечер с празднованием юбилея. Я успокаивал жену и сам волновался, не зная, как все пройдет. Женя взялся вести мероприятие, чего раньше никогда не делал. Я написал свой сценарий и готовился, если что-то пойдет не так, взять ведение праздника на себя и для этого подготовил тосты, скетчи, юмористические реплики и миниатюры и даже собирался спеть.
Мы приехали к банкетному залу за три часа до начала. В это же время приехал клавишник Володи Эдик, которого он характеризовал, как самого надежного человека. «В ансамбле всегда должен быть человек,  которому доверяют хранить деньги участники группы. Эдик был в нашем ансамбле таким человеком. Ему доверяли все деньги». Эдик выглядел крепким и даже мощным лысоватым качком  с острым взглядом. Он сразу деятельно принялся устанавливать и проверять звук. Еще недавно он был хозяином ресторана, где сам проводил праздники и дискотеки. Когда я ездил в командировку и к нам в гости приезжали Вова с Ольгой они с Галей, Женей и Оксаной ездили к Эдику в ресторан, где собрались все друзья Вовы и где они устроили турнир исполнителей. Подзадоривая друг друга, каждый выходил к микрофону и пел свою песню, свой шлягер.  Так проходило весь вечер, и один пел лучше другого. Кроме того, у Эдика была фирма, которая под заказ устанавливала звук и свет на мероприятиях, которые проводили небольшие фирмы и крупные организации. И еще, как говорил сам Эдик, у него были люди, которые под его руководством делали ремонты квартир и домов. Сейчас  жизненные обстоятельства складывались не в его пользу. У него не так давно родился ребенок, как отголосок тех самых лучших времен, которые, казалось, проходили. От ресторана ему пришлось отказаться из-за высокой арендной платы. Новых заказов не поступало. За пультом в отдельной конторке сидел местный звукорежиссер. Они с Эдиком заканчивал проверять звук. В это время  приехали музыканты, Люся и Саша. Их проводили в комнату, где можно было переодеться.  Мы с Галей начали встречать первых гостей, некоторые из которых предпочли прийти заблаговременно. Володя и музыканты  пробовали звучание микрофонов и работу колонок. Они по очереди считали в микрофоны и говорили между собой. Наконец, Вова решил попробовать спеть песню. Эдик на своем подключенном к акустической системе компьютере дал для него фонограмму, и Вова запел «Рюмку водки». Именно в этот момент я понял, что значит хорошо настроенный звук и то, что певец вкладывается в пение. Я даже вздрогнул и по спине у меня побежали мурашки. Вова так здорово запел, что я от неожиданности просветлел. Его голос улетал высоко, в нужном месте он добавлял дребезжание с хрипотцой. Вова весь преобразился, и я увидел того певца, которого не знал. Он не допел песню и довольный собой махнул рукой: «Нормально, Эдик. Оставь так».  После того, как Вова попробовал голос, во мне появилась уверенность, что все пройдет на хорошем уровне. Настроение заметно улучшилось и  волнение прошло. После Вовы Люся взяла микрофон, тоже посчитала в него, пробуя голос,  и взяла несколько нот. Официанты вынесли фуршетные закуски. В фужеры налили шампанское. Банкетный зал начали одни за другими  заходить приглашенные. Мы с Галей встречали гостей.  Володя худой,  стройный и спортивный энергично ходил по залу от сцены к пульту звукооператора, от пульта снова к сцене. Он весь как-то приподнялся, вдохновился и словно не знал куда деть нахлынувшие на него эмоции и потоки энергии.  Как только собрались гости и начался фуршет, на сцену вышел саксофонист и заиграл так уместно, что и шампанское показалось вкуснее и крохотные фуршетные бутерброды с сыром, рыбой, ветчиной и фруктами, проткнутые шпажками радовали присутствующим не только глаза, но и желудок. Галя ушла переодеваться, чтобы подготовить себя к вечеру. Гости пили шампанское, общались и рассматривали старые пожелтевшие стенные газеты, выпущенные к праздничным дням с фотографиями рабочих моментов прошлых лет.  Все давние знакомые и сослуживцы они  с фужерами подходили к стене, на которой висели пожелтевшие газеты из прошедшей молодости, тыкали пальчиками то в фотографии, то в статьи, улыбались и переговаривались. Саксофонист играл одну мелодию за другой. Наконец, из потаенных комнат вышла юбилярша в вечернем изумрудном платье с роскошными фалдами  под возгласы «ох и ах»,  появились переодевшиеся артисты.  На Володе вместо простого голубого свитера появился строгий темно-синий костюм, розовая рубашка и голубой с лиловым отливом в тон рубашки галстук. Женя и Оксана, возившиеся в самом начале с проектором, наконец, привлекли к себе внимание и запустили фильм,  смонтированный из отобранных фотографий. Евгений с микрофоном стоял под экраном и комментировал фильм. В зале сидели солидные люди авиастроительной и машиностроительной промышленности. Когда-то они все работали на одном авиастроительном предприятии, а в настоящее время по прошествии лет жизнь разбросала их по разным местам работы и они собрались на банкет из разных фирм. Одно предприятие занималось разработкой и изготовлением нефтедобывающего оборудования. Другое предприятие занималось разработкой приборов для военной техники. И третье предприятие, где работала Галя, занималось самолетостроением и работало над созданием нового вертолета КА-62.  Пока шел фильм, все собравшиеся могли увидеть себя на экране совсем юными и молодыми специалистами.  В паузах каждый из гостей старался взять микрофон  в руки и сказать приятные слова с тостом за Галину Леонидовну, отмечая ее организаторские способности и человеческие качества. Говорили подчиненные, начальники, друзья и родные. Преподносились подарки и цветы.  Обилие поцелуев, комплиментов и улыбок поднимали вечер на необыкновенную высоту.  Все, что звучало из уст собравшихся, было задушевным, искренним и  дружеским.
После презентации ретроспективного фильма из фотографий и торжественных и душевных выступлений  наступила очередь артистов. Вова вышел к микрофону, поприветствовал собравшихся, извинился, что якобы не в голосе и спел «Рюмку водки», не жалея себя и голоса. Он так начал петь, что уже никто не отвлекался на разговоры и еду. У меня снова мурашки побежали по спине. Вова спел еще несколько шлягеров, и я понял, что это кульминация вечера. Он производил сильное впечатление. Как человек щедрый он не захотел оставаться на этой артистической высоте и  передал микрофон Люсе, которая запела популярные песни, которые исподволь заставили людей подняться и идти танцевать. К ней присоединился Эдик, который тоже хорошо пел. После них на сцену снова вышел саксофонист и заиграл знакомую джазовую мелодию в своей обработке. Это производило хорошее впечатление и выглядело вполне стильно. Официанты готовили смену блюд.
Вечер вошел в русло, когда торжественность уступает место раскрепощенности и душевной радости. Снова несколько песен спел Вова. У него взяла микрофон Люся и началось всеобщее веселье с танцами и хороводами. Солидные люди окончательно скинули груз солидности и пустились в пляс, создавая о себе новое неподражаемое впечатление, как о неутомимых танцорах и весельчаках. Даже мужчины со строгими лицами и полненькими женами превратились в развеселившихся детей с озорными глазами. Праздничное веселье вошло в стадию, когда танцы становятся все более лихими с задорными выкриками, как исполняющих песни, так и танцующих.
От столика у сцены ко мне подошел директор моего центра разработки  Андрей Владимирович, который тоже был нашим давним знакомым, и попросил сделать звук тише. Я в свою очередь направился к звукорежиссеру, который сидел в конторке за пультом почти у входной двери, и вежливо попросил его сделать звук тише. Тот сказал, что он делает звук тише, но они там делают его сильнее. При этом он кивком головы показал в сторону, где в углу за ноутбуком сидел Эдик. Я развернулся и пошел к сцене. Володя только что закончил исполнять песню и коротко обсуждал с Эдиком, какую фонограмму пускать следующей. Я попросил их уменьшить звук и показал на столик с гостями, который стоял рядом.  Вова тут же подошел к динамику, который стоял в двух метрах от стола за которым сидел Андрей, и отвернул его в сторону. Конфликт, казалось бы, был решен. За этим столом с Андреем сидели хорошо знакомые и близкие мне люди, отец Андрея, его хлопотливая и гостеприимная мать и жена  Ольга с подругами программистами. Этот стол мы с Галей считали лучшим для привилегированных  гостей,  потому что стоял у сцены. Я сел рядом с отцом Андрея, Владимиром  Иосифовичем, с которым давно дружил, не смотря на большую разницу в возрасте и разным служебном положении в нашей организации. Мы часто с ним раньше  мотались по командировкам на северах, где испытывали новое, разработанное нашей организацией оборудование. В то время он еще занимал должность главного конструктора. Я предложил ему с женой пересесть к нам с Галей за стол подальше от сцены на свободные места. «Здесь очень громко», - сказал я. «Нормально», махнул он рукой. – Как только я выпил водки, все сразу стало хорошо», - со свойственным ему юмором задором и здравым смыслом ответил он. Его жена Валентина Петровна в это время куда-то отошла. Я видел, как она страдала от громкости, незаметно затыкала уши, поворачивалась от сцены в другую сторону и куда-то выходила.   
Едва я отошел от Владимира Иосифовича, как на сцену снова вышел Вова и запел. Уже что-то в его пении было не то. Он отходил к столику музыкантов, где стоял коньяк и, вернувшись,  теперь рукой все время показывал Эдику большой палец, двигая им  вверх, что означало, чтобы тот прибавлял громкости. Я застыл в некой растерянности, смотрел на происходящее с сожалением, заметным недоумением  и нервозностью, не зная, что на этот раз предпринять.  Пока я стоял и слушал пение Вовы, ко мне снова направлялся Андрей, и я знал, зачем. Он деликатно придвинулся ко мне и еще раз вежливо попросил убавить звук. Я беспомощно пожал плечами, объясняя, что у меня  не получается воздействовать на музыкантов. «Они меня не слушают», - улыбнулся я. «Ты попробуй все-таки что-то сделать, - попросил Андрей. – Очень громко…» Я кивнул и  преисполненный важности происходящего решительности подошел к сцене, придвинулся к столику аппаратурой и попросил Эдика, чтобы он убавил звук, но тот показал на поющего Вову, который по-прежнему держал большой палец правой руки отдельно от других и двигал им вверх.  Ситуация складывалась комичная. Я просил убавить звук, но звук только прибавляли. Кроме того, во время танцев мне приходилось все время включать свет, потому что кто-то,  как только гости выходили танцевать, выключал  свет, оставляя тусклую подсветку. Я включал свет,  и все время искал того, кто выключает свет. Оказалось, что свет выключал Эдик. Я попросил его не выключать свет, но он все равно его выключал автоматически, как делал это, когда проводил в своем ресторане дискотеки. Это был такой отработанный им финт, который нравился молодежи или, как в продвинутой молодежной среде говорят, такая фишка. Тогда танцующие могли в темноте обняться и расковано себя чувствовать, в чем нашим гостям не было нужды. Состоявшиеся, зрелые и пожилые люди, которых среди нас хватало, не желали тусоваться в темноте, потому что и при ярком свете не все хорошо видели.  Понимая, что дело не в Эдике, я вдоль сцены сдвинулся к Володе и начал просить его петь тише. Но он, как давний поклонник рока вошел в невероятный певческий раж, артистический  экстаз и, как сам говорил, давал джазу. У него было любимое выражение «давать джазу», что означало выйти на сцену и петь, не жалея себя. И сейчас он выдавал голосом вокал, что называется,  на всю катушку. Но с его голосом явно что-то происходило. Он срывался, начинал вдруг фальшивить и звучать не чисто. В его пении появились непослушные, коварные ноты. Вова явно не владел голосом в полной мере. Коньяк сыграл с ним злую шутку.  Я пытался жестами показать Вове, чтобы он заканчивал петь, то рисуя в воздухе круги, то складывая руки крестом.  И, как только Вова закончил петь очередной шлягер, собираясь дать джазу в другой песне, я  взял его за руку и, потеряв терпение,  повел за собой со сцены. Уж слишком сильно он ударил по ушам наших гостей, которым рок вообще не мерещился никогда, не снился и не манил в свои музыкальные дебри. Вова хотел достать всех до самой глубины и спеть еще одну песню. Но я ему объяснил, что он достал даже глубже, чем хотел. Я посадил его за стол к музыкантам и попросил своего давнего друга Сергея спеть гостям под гитару. Он  хорошо исполнял бардовские песни. В его репертуаре имелись песни Визбора, Окуджавы, Суханова.  Галя всегда просила его спеть, когда он приезжал к нам  на дачу. И Сергей, подстроив гитару,  запел, вызывая тишину уважения и душевного участия. После Сергея на сцену неожиданно вышел саксофонист Саша. Мало того, это оказалось настоящим сюрпризом, потому что он сыграл на немецкой губной гармошке, которую ему когда-то подарил Володя, и которая в свою очередь досталась Вове от Юзефа, очень знакомую джазовую композицию в своей обработке. Он  сыграл ее так точно деликатно и со вкусом, что ему дружно зааплодировали все в зале.  За ним на сцену снова вышла Люся и Эдик, которые дружно   запели известную песню: «Куда уходит детство». Для взрослых людей на юбилее это оказалось очень актуальным  и все растроганные до слез принялись танцевать и подпевать артистам. А когда после этого они запели «Белые розы» все дружно пустились в отчаянный пляс. Это была начало отработанной и накатанной танцевальной программы для  дискотек. Володя ушел танцевать в народ. Он то приглашал танцевать дам, то прыгал вместе со всеми в быстрых танцах, то увлекал танцующих в хоровод, выстраивая в движении фигуры с закрутками в центр круга по часовой стрелки и с раскрутками против часовой стрелки. Он то зазывал азартными движениями всех сходиться в центр круга, то показывал, что нужно расходиться,  вел танцующих по кругу, показывая новые движения и задавая ритм танцам.
Новая кульминация вечера наступила, когда  из потаенных дверей вынесли заказанный заранее торт и преподнесли его Галине. На зеленом поле торта белый, словно лебедь, был посажен вертолет КА-62 в точной копии того вертолета, который создавали у них на предприятии. Как только все увидели этот торт, так сразу по залу пошел гул одобрения и восхищения. На краю торта была прикреплена табличка с девизом: «Всегда оставаться на высоте». Галя раскраснелась от удовольствия, потому что всегда говорила, что много отдала этому вертолету сил и времени, создавая программными средствами его электронный мозг и систему управления блоками и исполнительными механизмами. «Ребята, девчонки, кто вертолетом занимался, идите сюда. Будете первыми торт есть.  И остальные тоже подходите» - позвала всех Галя.
Праздничный вечер постепенно заканчивался. Кто-то прощался и уезжал на такси, за кем-то приезжала машина. Гости постепенно разъезжались и расходились по домам, ссылаясь на необходимость. Большинство же оставалось в зале и никуда не хотело уходить. Уже съели торт, выпили чай, допивали оставшийся коньяк и продолжали разговаривать. Люди перемещались от стола к столу. Сначала все сидели за пятью большими столами,  потом, по мере того, как гости уходили собравшиеся расселись за тремя,  столами и еще позже переместились и расселись за одним столом, что-то вспоминая, размышляя о былом и настоящем.  Оставалось человек пятнадцать самых стойких, которые не хотели уходить даже тогда, когда администратор Наташа сказала, что официантам пора уходить, но перед уходом  они должны убрать все со стола. Пока официанты убирали  со стола, оставшиеся продолжали сидеть и разговаривать. В какой-то момент все поняли, что дольше оставаться нельзя, поднялись и пошли к раздевалке одеваться.
Мы провожали гостей, которым расставаться действительно не хотелось, потому что никто не знал, когда еще в таком составе все соберемся.
Последними уезжали музыканты, для которых было вызвано такси.
Вовка находился в приличном подпитии. Он провожал друзей, сначала Люсю с Сашей, потом Эдика. И я его с Галей отвез домой первыми. Потом  я на машине мотался между домом и банкетным залом, забирая подарки, цветы, которые заняли весь багажник и часть салона. Последним рейсом я забрал Оксану и Женю, которые поехали к нам на вечерние посиделки. Когда мы дома сели пить чай, Вова, выказывая накопившееся за вечер неудовлетворение, принялся нам всем выговаривать претензии. «Я не понимаю, как вы живете. Как так можно жить? Посмотрите какой у вас топик в коридоре… Это же неуважение себя и всех, кто к вам приходит… Ну, как вы так живете?.. Объясните мне, как? У вас даже  в подъезде батареи окрашены зеленый цвет. Я такого ядовитого цвета давно не видел. На них смотреть нельзя. Неужели нельзя покрасить батареи в другой цвет?..» Мы смотрели друг на друга и не знали, что сказать.  С одной стороны он был прав, с другой стороны для нас это не имело никакого значения. После этого он с критикой перешел на Оксану. «Ты зачем так покрасила волосы? Оранжевый цвет… Так только красятся гомосексуалисты и лесбиянки…» Оксана покраснела и с вызовом сказала: «А мне так нравится». Я стал защищать Оксану и в противоречии Володе принялся защищать людей с нетрадиционной ориентацией, чтобы смягчить разговор. «Ненавижу», - коротко сказал Вова. – Я их ненавижу…»  Обычно толерантный, компанейский, вежливый и веселый   Вова не походил на самого себя. Оксана сидела недовольная и вспомнила, что в конце вечера он ее подругу назвал жирной коровой. «Ты зачем это сделал? – спросила она. «Так она молодая девчонка… зачем он так разъелась? Надо же следить за собой, за фигурой, за телом…» - отвечал Вова. «Следить надо за словами, прежде всего, - вразумляла дядю Оксана. – Нельзя говорить такие обидные слова. Такое простить нельзя». Но ее ответ Вову не интересовал.  «Нельзя простить, что ты покрасилась черте как. Ты оскорбляешь нас своим видом…» - с негодованием говорил он.  Мы не понимали, чего вдруг он прицепился к коврику в коридоре, к батарее, к Оксане. Коврик его особенно раздражал. Этот коврик или топик, как он его называл, лежал в коридоре и его у нашей двери взъерошили, растерзали кошки, взбив с краю у двери драный начес.  Когда дверь наша оказывалась закрыта, кошки неистово карабкались к нам в спальню, даже если там никого не было. Мы не пускали их в спальню из-за моей аллергии. Но кошки такие существа, что им нужно именно туда, куда их не пускают.  Мы приготовили новый коврик, он лежал на балконе и ждал своего часа, и не успели ко дню рождения жены старый поменять на новый. Для этого нужно было отдирать плинтуса и отдирать коврик от пола, который кое-где был приклеен. Галина не разрешила мне это сделать по каким-то своим соображениям. Я внимательно посмотрел на волосы Оксаны. Они были покрашены по молодежному и, возможно, слишком модно. Ее пробор по середине головы сиял лиловым цветом, а остальные волосы были окрашены в красный клоунский цвет. Одно время Оксана подрабатывала клоуном, устраивала концерты для детей, надевая красный клоунский парик. И с тех пор она иногда экспериментировала с покраской волос. В этот год я на улице часто встречал девушек с комбинированным цветом волос: белый и черный, черный и зеленый, красный и черный, синий и светлый. «Так только лесбиянки и гомосексуалисты ходят, - все не унимался Вова. Он не знал, что впереди его ждал большой сюрприз от близкого человека. Я ему снова мягко напомнил о терпимости. Каждому из нас досталось от него своя обнаженная правда, которую Вова резал направо и налево.  Оксана не поехала от нас к себе домой и  пошла спать в  свою детскую комнату, где прошли часть детства и юность.  Я повез Женю домой. Половина ночи прошло. «Чего это с ним?» - спросил Женя. Я пожал плечами, вспомнил, как не дал Володе допеть, когда он вошел в раж и хотел исполнить новую роковую композицию и как он в конце вечера подходил к сидевшим за одним столом гостям и говорил: «Ну что вы здесь сидите? Что за техническое совещание? Пойдемте танцевать». Но его никто не слушал. Всем хотелось просто посидеть и поговорить.  «Похоже, ему не дали в песнях отвести душу. Он не допел… Или недопил…» - сказал я Жене в ответ на его вопрос. Когда я вернулся на машине обратно, Вова, Оксана и Галя уже  спали.
Утром я встретился с Вовой в коридоре, когда он шел из туалета. Мне показалось, что он по-прежнему пьян. «Надо же. Как он выпил, что проспаться не может». Оксана позавтракала с нами и уехала. К обеду он все никак не мог проснуться. Я зашел в комнату, где он спал, и прошел на балкон за кастрюлей с картошкой и тут увидел на подоконнике фужер и почти выпитую бутылку коньяка. Рядом стояла еще одна пустая бутылка из-под коньяка. Я заглянул в бар, находившийся в гостиной и обнаружил, что коньячных бутылок нет. Похоже, всю ночь в гостиной шло тихое гуляние.   Я забрал все бутылки из бара, перенес к нам в спальню и спрятал за тумбочкой у окна.  От банкета оставалась коробка с водкой, которая тоже стояла в спальне и которую мы укрыли тряпьем. 
Получалось, что Вова оставался Вовой даже тогда, когда в нем появилось что-то от немца.  Фужеры стаканы, стаканчики стояли по всей квартире и даже в туалете на приступке под раковиной стоял фужер, как следы и приметы того что  делал Вова ночью. Позже мы в разных местах квартиры по мере пребывания Вовы у нас находили металлические банки или бутылки из-под пива, которые были оставлены  в неожиданных местах, где Вова наслаждался их содержимым.
После обеда Вова проснулся, пришел на кухню, сел с нами обедать и попросил выпить. Мы с Галей сказали, что выпить не дадим. Голос у него пропал, он сипел и сказал нам, что у него все болит и ему нужно выпить, чтоб голос вернулся. «Водку будешь?» - спросил я. «Нет, водку я не пью. Только коньяк». Пришлось доставать коньяк и налить ему пятьдесят грамм. Мы думали, что Вова уйдет в запой. Но нет, больше Вова у нас выпить не просил, говорил, что ему стыдно за то, что он вчера говорил, что ему нужно перед всеми извиниться. Мы не знали, что будет с ним дальше и на что нам рассчитывать.
На следующий день он нас удивил. Когда мы вернулись с работы, то увидели, что Вова убрался в квартире, и навел порядок в гостиной. Мало того он приготовил для нас ужин. На плите стояла кастрюля с приготовленными котлетами в красноватой от томата подливе, которую он делал по своему рецепту. Мы сидели за столом, кушали картошку с котлетами и нахваливали Вовины котлеты. На другой день Вова снова нас удивил. Он приготовив борщ. Тогда я  сказал ему, что завтра тоже его удивлю и приготовлю яблочный пирог. Яблоки антоновка лежали в холодильнике в камере для овощей с осени до лучших времен, которые и наступили. Но Вова не собирался прекращать нас удивлять. Оказывается, пока мы были на работе, он разобрал ящики в кухонном столе, где лежали медикаменты. Он старые медикаменты с просроченным сроком годности сложил в отдельную сумку и предложил все выбросить вместе с сумкой. Похоже, пока мы были на работе, Вова день за днем перебирал вещи, наводя порядок в самых разных местах. И Галя, когда он уже уехал, залезая в ящик тумбы или какого-нибудь стола говорила: «И здесь он все перебрал… Кто его просил?»  Но она не ругалась на брата, потому что очень любила. На следующий день я, как обещал,  испек для Володи яблочный пирог, который ему очень понравился. Каждый день мы сидели по вечерам и разговаривали. И каждый вечер Вова собирался идти к кому-нибудь в гости на ночь глядя или же вечером возвращался из гостей.  Однажды, чтобы в свою очередь  удивить Вову, я принес домой корюшку холодного копчения и пиво, чтобы устроить пивной день. Вова собирался уходить. Но я его предупредил, что если он уйдет, то пропустит вкуснейшее действо с корюшкой и пивом, которое пропускать никак нельзя. Он никуда не пошел, потому что запах от рыбы шел просто волшебный.  Мы сели за стол и принялись смаковать рыбу с пивом. Вова нахваливал рыбу и говорил, что такого в Германии нет и нельзя нигде найти. Он забыл про то, что его ждут.  И когда ему  звонили во время смакования  корюшкой и пивом и просили приехать, он говорил, что очень занят. И поздно вечером почти на ночь он все-таки поехал в гости, но скоро вернулся, оттого что те, кто его пригласил и ждали, уже легли спать. На другой день я снова удивил Вову яблочным пирогом. Но он  нас с Галей удивил больше. До прихода жены я приготовил яблочный пирог, который мне в этот раз удался особенно хорошо. И когда мы вечером сели кушать, Вова сказал, что к нему едет Наташа с дочкой. Галя спросила: «Какая Наташа?» Вова ответил: «От которой у меня родилась дочка... Наташа едет из Костромы, а Дашка из Питера. Они приезжают после завтра». Галя сказала, что не может принять Наташу и Дашу у нас, потому что ей будет стыдно перед Ириной.  «Да чего там стыдно, я с Ирочкой уже семь лет, как не живу. Она сама меня спрашивала про Дашу», - говорил Вова. «Не приму», - строго сказала Галя. Я попробовал Галю уговорить принять его гостей. Но она оказалась непреклонна. На следующий день Вова искал для Наташи и Даши гостиницу. Он казался немного растерян, расстроен, потому что никак не мог выбрать подходящее жилье недалеко от нашей квартиры. «А чего ты ищешь жилье, когда под нами на первом этаже  в нашем доме гостиница», - сказал я. «Так это то, что  надо, – сказал Володя. – Я сейчас к ним схожу и обо всем договорюсь». Я пошел вместе с ним. На первом этаже нас встретили приветливые женщины и сказали: «Есть номер на двоих, и стоит он три с половиной тысячи. Но вам, как нашим соседям, мы можем сдать номер за три тысячи». Володя немного нахмурился, потому что три тысячи для него тоже оказалась сумма великоватой. Тем более что ему нужно было развлекать девушек и водить по городу, где тоже могли понадобиться деньги. Когда пришла Галя, мы ей все рассказали, и она согласилась с этой идеей. Мало того, она пошла и заплатила за номер.