Тень

Это черт знает что! Форменное безобразие! Моя тень, моя собственная тень хочет меня убить! Расскажи я такое хоть одной живой душе меня тут же примут за сумасшедшего и будут правы. Поэтому я и молчу. Говорю только с собой и с этой тетрадкой. Мой небольшой блокнот, обшитый черной кожей, когда-то приходился мне надежным другом и помощником в обустройстве быта на новом месте. Так уж сложилось, что в силу долга я много путешествую - собираю редкие образцы бабочек для изучения и расширения коллекции частного музея в Париже. Мой работодатель человек состоятельный и щедрый. Он снабжает меня всем необходимым совершенно не скупясь, зная, что я привезу ему дивные образцы. Мы сотрудничаем уже два с половиной года и за это время я объехал немало стран, откуда высылал ему так называемые подарки и могу поспорить, когда он брал меня на работу и речи не могло быть о том, что меня захотят убить.
 
Одно время я думал, что это просто совпадения, когда, например после бурной ночи с какой-нибудь юной модисткой ты просыпаешься и видишь на стене виселицу, а потом приглядевшись узнаешь в ней свой собственный галстук, повисший на люстре. Или в вечерних сумерках графин с коньяком становиться похож на склянку с формальдегидом, которую непременно хочется выпить, но внимательно посмотрев, ты обнаруживаешь не череп и кости, нарисованные на склянке, а крупного мотылька "мертвая голова", случайно вылезшим из банки подышать вечерней прохладой.
 
Поначалу эти забавные совпадения веселили меня, но от шутки к шутке мне всё более стало становиться не по себе. Болен я что ли, пронеслось однажды у меня в сознании. Тогда, помню, я сидел за столом напротив окна. Оно было открыто настежь и ночной парижский воздух свободно проникал в пространство небольшой комнаты. Он нес с собой свет редких автомобильных фар, аромат лилий, растущих в огромных кадках перед гостиницей и непрерывный поток мертвенно-бледного лунного света. Помню, как что-то зашуршало позади меня, я резко обернулся и увидел свою тень, сидящую так же, как и я за столом. Всё бы ничего, но она приставила к виску пистолет. На мгновение я похолодел и зажмурил глаза. Позже оказалось, что это тень от настольной лампы наползала на висящую на стене полку, с которой спускались жидкие стебли традесканции. Одним словом, ночь, свет луны, шорохи и усталость — всё это вызывает дикие игры воображения.
 
Следующим утром я встретился со своим нанимателем, мы обсудили планы и дальнейший маршрут, но прежде он выразил беспокойство по поводу моего болезненного и даже затравленного вида. Я честно сказал, что последнее путешествие сильно вымотало меня. В Полинезии я подцепил лихорадку и меня долго выхаживало одно из местных племен. На что мой работодатель сочувственно кивнул и предложил небольшой отдых. "Парижский воздух пойдет тебе на пользу», - сказал он и дружески похлопал по плечу. Я пришлю к тебе доктора, ты остановился, как всегда, в "Ла роз бланш"? Я кивнул. "Ни о чем не беспокойся и отдыхай, времени у тебя предостаточно, а как будешь готов - дай знать". Мы ещё немного поговорили и выпили кофе на веранде. Стояло прекрасное июньское утро и утяжелять его коньяком было бы преступлением. На веранде пахло теплым, разогретым на солнце деревом, садовая мебель приятно поскрипывала и похрустывала, а на крохотном стеклянном столике, сотканном будто из воздуха и утреней росы, дымился белоснежный кофейник. Мысли мои пришли в порядок, я почувствовал, что совсем здоров и даже предложил возобновить путешествие, но мой наниматель отказался, сказав, что ему нужно мое выздоровление, а не мимолетная ремиссия.
 
До города я доехал на такси, но возвращаться в гостиницу не хотелось и я бесцельно прогуливался по улочкам, залитым ослепительным летним солнцем. Было около полудня, тень совершенно не беспокоила меня. Я зашел в ближайшее бистро, где подавали отменные жареные на гриле овощи и паштеты. Запив это молодым вином, я расплатился и продолжил свой бесцельный путь. "Когда занят чем-то монотонным, всегда легче думается" часто повторяла моя бабка, взбивая масло. В ту пору я был ещё ребенком и смутно представлял, как можно вообще о чем-то думать, когда так сильно болят руки и спина. Поверьте - взбивать масло дело не из легких. Теперь я понимаю, что именно благодаря отвлеченным мыслям, моя бабка не думала ни о спине, ни о руках и ноющая боль притуплялась. Я всё думал и думал - здоров ли я? Все эти чудеса с тенью это лишь мое воображение или я на самом деле теряю рассудок? Насколько мне известно, в нашем роду никто не страдал психическими расстройствами, но мне также известно, что знания эти весьма ограничены и дальше прадедов и прабабок дело не шло. Всё же это усталость и перенесенная лихорадка, не более. Мне очень не повезло и повезло одновременно. С одной стороны меня-таки укусила эта проклятая муха, которая переносит инфекцию, пока я тихонько сидел в засаде, наблюдая за бабочками. С другой стороны, если бы не случайно нашедшие меня местные, я бы умер в этой самой засаде, на чужой земле, не успев насладиться ни прекрасным французским коньяком, ни булочками бриошь, которые печет дочка хозяина кофейни через дорогу, не прогуляться по дивным тихим парижским улочкам каким-нибудь дождливым летним вечером…
 
Неделю я был без сознания, еще две меня заботливо выхаживали местные знахарки, отпаивая горькими пахучими отварами и неустанно делая примочки на места, где появлялась сыпь. Тело мое в те дни исхудало и стало почти прозрачным, я ощущал невообразимую легкость в нем и тяжесть в голове. Мысли мои путались. Они отчаянно скреблись внутри черепной коробки, будто бабочки в сачке, цепляясь своими крохотными коготками за стены воздушной темницы. Голова была влажная, липкая от пота и непрекращающейся изматывающей жары. Бабочки бились и скреблись отчаянно, хлопали крыльями, в надежде вылететь через любое отверстие, что могли найти, но безрезультатно, они обречены были погибнуть внутри моей головы. Спустя первые семь дней, когда жар сошел, а сознание мое начало проясняться, я понял, что никаких бабочек не было и в помине, что всё это чудилось мне, но как оказалось, галлюцинации мои были столь реальны, а я был так напуган и истощен ими, что местные сделали для меня "волшебную куклу", отгоняющую кошмары.
 
Помню, как дети перешептывающейся настороженной гурьбой вползли в мою палатку. Я лежал почти без чувств измученный и обезвоженный, но их ясные лица, их сияющие глаза и заговорческий шепот не могли не тронуть мое сердце. Несколько семей обратилось к травницам с просьбой усмирить мою болезнь, и они сделали для меня куклу, а дети попросились ее передать.
 
Кукла представляла собой маленького, чуть больше ладони, человечка из плотной грубой ткани. Он был гол и единственное, в чем мы с ним были похожи — это красная косыночка на шее, да голубые, вышитые нитками глаза.
 
Помню они положили куклу рядом с моей головой и тихо хихикая выбежали из палатки. С тех пор мои кошмары прекратились, а сам я пошел на поправку.
Путь домой был долог, и я не расставался с этой куклой. Она меня успокаивала и вселяла надежду, что быть может и я скоро остепенюсь, закончу свои исследования и даже влюблюсь и заведу семью. Тихий уютный домик в пригороде, кроткая жена, сын или дочь, а может и сын и дочь, играющие на лужайке… Прекрасные мечты, светлые и чистые, как эти лужи.
 
Постойте, лужи? Я так глубоко погрузился в воспоминания, что не заметил, как начало смеркаться и стал накрапывать дождь. По всей видимости он моросил уже давно, потому как одежда моя изрядно промокла, а сам я подмерз и проголодался. Который же сейчас час? Я взглянул на часы - без четверти семь. Неужели после бистро я всё время бродил по улицам? Квартал был мне смутно знаком, и я решил взять такси. Сейчас нужно было переодеться в сухую одежду и перекусить. До "Ла роз бланш" мы ехали минут тридцать — вот это прогулка - подумал я. Вернувшись в гостиницу я первым делом принял горячий душ и переоделся, затем спустился в ресторан на первом этаже и плотно поужинал. Меня обуял зверский голод и мне стоило чертовских усилий, чтобы сохранять приличие и есть неспеша. На ужин я заказал коньяка, но выпив несколько стопок, понял, что гул в ресторане стоит невыносимый, и попросил официанта включить в счет стоимость всей бутылки. Расплатившись, я поднялся в номер, рухнул на постель, и еще немного выпив заснул.
 
Разбудил меня снова шорох. Голова была такая тяжелая и неповоротливая, что я с трудом мог открыть глаза. Первое, что я различил в сумраке ночи - скрежет перьевой ручки по бумаге. К нему присоединялось громкое хлопанье крыльев где-то в далеке - примерно там же, где скребло перо. Совершенно нехотя, с большим усилием я открыл глаза. Как яркая вспышка молнии, голову мне рассекла чудовищная, испепеляющая сознание боль. Когда она чуть отступила, я сфокусировался на скрежете и посмотрел в ту сторону, откуда он доносился.
 
За столом сидела тень. МОЯ ТЕНЬ. Она что-то аккуратно писала, а вокруг нее по столу ползали и летали бабочки. Свет был выключен, ей было достаточно лунного света, проникавшего сквозь открытое окно. Шторы слегка колыхались на ночном влажном ветерке, и сотни бабочек покачивались на них как на волнах. Всё вокруг было нереальным - ночь, бабочки, тень... Превозмогая головную боль я осторожно поднялся с постели и встав у тени за спиной, заглянул ей через полупрозрачное плечо.
"Завещание"
Я Маркус Жанье…
 
И тут всё поплыло. Какое завещание?! Что происходит?! Комната начала заполняться бабочками, они липли ко мне, путались в волосах и одежде, лезли в глаза и нос, настойчиво скреблись своими лапками и… неожиданно всё пропало. А может это пропал я. Комната погрузилась во тьму и тишину. Проснулся я утром на полу возле стола.
 
Хмурое выдалось утро. Дождь так и моросил всю ночь, от того было совсем непонятно, который сейчас час. Серое марево заполнило собой весь город, дома тонули в легкой влажной дымке, и контуры их растекались, словно художник только что нарисовал акварельный эскиз на заранее смоченной бумаге. Меня бил озноб, в горле стояла горькая резкая тошнота. Что есть сил я добрался до ванной и попытался опорожнить желудок. Бесполезно - лишь желчь. Умывшись, я вернулся в постель. Есть не хотелось, но сделав над собой усилие я позвонил портье и попросил связаться с моим нанимателем, чтобы тот прислал врача. "Подать вам завтрак, мсье?"- вежливо поинтересовался портье. "Только кофе, благодарю".
 
На прикроватной тумбочке стояла наполовину початая бутылка коньяка. Значит выпил я немного… Скорее всего вчерашний дождь, попав на благодатную почву моего ослабленного иммунитета, произвел такой эффект. Мне было совершенно необходимо хоть как-то объяснить свое состояние и ночные видения, а других объяснений я просто не мог найти.
 
Прошло минут сорок после того, как я попросил вызвать врача, и в дверь мою постучали. Стук был тихий и почти заботливый, не дожидаясь ответа, дверь мягко открылась - на пороге стоял доктор. На вид ему было глубоко за пятьдесят, очки в тонкой оправе, изящная бородка, хорошо уложенные густые седые волосы и выражение непоколебимого умиротворения на лице.
 
"Доктор Клош" - представился он. Я же был в состоянии только слегка кивнуть головой - похоже у меня начался жар. Дальше всё было как в тумане. Доктор Клош давал рекомендации, выписывал рецепты, говорил с кем-то, но меня эта суета словно не касалась. Я ощущал себя бледным крохотным мотыльком, которому нет никакого дела до того, что происходит вокруг. Когда я пришел в себя, тихий июньский вечер спустился на город. Небо заволокло лиловыми сумерками, а воздух был заполнен только-только вступающей в свои права прохладой и тонким ароматом лилий. В голове слегка шумело, но это быстро прошло, когда в полумраке комнаты на расстоянии, равноудаленном от моей постели и окна, в высоком кресле я увидел силуэт. На мгновение мне показалось - снова тень… Я даже был готов смириться со своим безумием, но приглядевшись, увидел сиделку. Ласковым голосом она сообщила, что доктор Клош настоял, а мой наниматель согласился, что какое-то время мне нужно быть под присмотром. Что ж, я не возражал. Миловидная особа лет тридцати пяти. Тонкая и улыбчивая, заботливая и нежная, пожалуй, я даже мог бы в неё влюбиться, если бы не обстоятельства нашего знакомства. Она заказала легкий ужин в номер, помогла поесть, потому как слабость во всем теле не давала мне возможности даже пошевелиться. Я напоминал себе несчастного паралитика. К счастью, после еды мое состояние улучшилось, и я отпустил сиделку ненадолго, чтобы она отдохнула и выпила кофе. Когда она покинула мой номер, сон начал наваливаться тяжелой лавиной, бороться с которой было выше моих сил, но что-то не давало мне уснуть. Что-то зудело на краю сознания и подсознания, внося в мысли хаос и неразбериху. Наконец я понял - моя куколка, мой оберег, подаренный детьми, чьи родители вырвали меня из лап смерти. Куколка завалилась под кровать - видимо прошлой ночью, в бреду, я скинул ее, сам того не заметив. Я вгляделся в ее вышитые ярко синими нитками глаза, заботливо погладил красную косыночку на шее и лег обратно в постель, положив оберег на грудь и прижав его руками.
 
Разбудил мой и без того неглубокий сон скрип двери. Я подумал, что это вернулась сиделка, и слегка приоткрыл глаза, чтобы удостовериться в этом. К моему удивлению, дверь и правда была приоткрыта, но вместо света из коридора, в нее лился чернильный мрак. Озноб пробежал у меня по коже, когда от него отделилась часть. Она обрела форму моей тени и направилась к постели. Уже второй раз за день я почувствовал себя парализованным, с той только разницей, что утром мне это только казалось, а сейчас я был парализован по-настоящему. Тень плавно опустилась на мою постель. Она была совсем рядом, как сиделка, что помогала мне с ужином. Я видел ее полупрозрачные очертания - лунный свет вырисовывал их в пространстве словно мелом, и кроме этих контуров не было ничего. Она коснулась моей руки, и та словно бы прилипла к ней. Я не видел, но мне почему-то показалось, что тень злорадно улыбается. Коснувшись второй руки, она подняла их обе вверх и нелепо помахала из стороны в сторону. Понятно, ей нравится. Нравится ощущать себя главной, ведь всю жизнь она делала то, что велю я беспрекословно и мгновенно, а теперь… Теперь я был в ее власти.
 
Тень начала осторожно липнуть ко мне и поднимать с постели. Холодный колючий комок ужаса застыл у меня в горле, не давая возможности произнести ни звука, а тень между тем заботливо проводила меня к письменному столу. Я видел своими собственными глазами, как она руководит моими действиями, как я открываю ящик, запертый на ключ, достаю конверт, вскрываю его и … Дописываю собственное завещание. Видимо в бестелесном состоянии ей это было слишком уж тяжело. Мне показалось, что время совершенно остановилось. Когда мы садились за стол и когда вставали из-за него минутная стрелка сдвинулась всего на минуту, хотя этого просто не могло быть. Каким-то образом я смутно чувствовал ее намерения. Ей было мало моей смерти она хотела моих страданий, жаждала крови и боли, а я как послушная марионетка шел у нее на поводу. Она позволила мне сделать несколько записей в потрепанной черной тетрадке - сейчас вы имеете удовольствие их читать. Они — это всё, что останется после меня. Но останется ли тень? Что ж это будет уже не моя забота.
 
Послесловие.
Кровавое самоубийство произошедшее в отеле "Ля роз бланш" потрясло весь город. О нем писали в газетах, рассказывали по радио, обсуждали в каждом кафе и бистро. Когда сиделка вошла в номер, она потеряла сознание так и оставшись лежать в коридоре, где ее обнаружил служащий отеля. Тот уже вызвал полицию и врача, который приходил накануне. Весь номер был залит кровью. Казалось, что в человеке, убитом здесь, было не шесть литров крови, как у всех, а гораздо-гораздо больше. Ковер пузырился от не впитанной влаги, когда на него наступали. В ванной комнате, которая когда-то была цвета слоновой кости, теперь были развешаны лоскуты кожи. Кровь с них бесшумно капала на кафель и соединяясь с незакрытой, вытекающей из раковины горячей водой, устремлялась в комнату, разнося по номеру тошнотворный горячий запах меди и смерти. На постели, такой же кровавой, как и пол, словно куколка, обернутая в тяжелые портьеры, сорванные с окна, лежало тело. Рот был накрепко зашит, язык валялся в ванной, на прикроватной тумбочке лежали остатки выколотых глаз. Вместо них, в окровавленных глазницах, поблескивало голубое стекло разбитой вазы. Человек лежал на постели широко расставив руки и ноги, будто тряпичная кукла, а рядом на подушке, покоилась маленькая, подаренная полинезийскими детьми. Когда ее распороли, то внутри обнаружили сильнейшие психотропные вещества и яды. Скорее всего они и вызывали галлюцинации. Перенесенная лихорадка также плохо сказалась на состоянии покойного. Она была лишь симптомом. После вскрытия в теле обнаружили множественные очаги с паразитами. Всё это и послужило причинами самоубийства. И никто, абсолютно никто не обратил внимания на то, что тело больше не отбрасывало тень. Ведь это такая мелочь - трупу тень ни к чему, а вот тень без тела - это огромная удача, правда для самой тени. По преданиям тех самых полинезийских племен, когда тень обретает свободу, она будет бродить по земле, в поисках нового тела. Это очень сложная задача, ведь все люди рождаются уже с тенью и всё, что ей остается находить себе мрачное бестелесное пристанище и ждать до тех пор, пока кто-нибудь не заглянет туда. Тогда тень сможет срастись с новым человеком поглотив родную, данную ему при рождении, а после, либо успокоиться, либо продолжить свой кровавый и безумный путь.
 
21.07.23