Глава 53. Пигмалион и его Галатея

      Часы летят, а грозный счёт
      Меж тем невидимо растёт.

      А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

      Тпру, Зорька!
      Что за маразм?
      Мне сейчас пытаются втереть, что я – никакой не хомо сапиенс, а… кто? Или что?
      Искусственный интеллект?
      Детище никакого, получается, мне не дяди, а… отца? Бога? Творца через букву «а»? Что-то я запуталась в наших даже неблизкородственных связях…
      И как-то мне… нехорошо.
      Ноги у меня, как обычно в моменты стресса, заработали быстрее, чем мозг. Я вскочила, всплеснула руками, тут же ими обхватив голову – чтоб не взорвалась, наверное. И, не глядя на Демиюрга, припустила в том направлении, где находился выход.
      Но двери – сюрприз-сюрприз! – на положенном ей месте не оказалось.
      Вскрикнув и пнув от досады стену, я юлой закружилась по белой комнате. Дурдом, чисто дурдом по антуражу! Ребятки, вы мне что-то вкололи, да? Так давай уже, организм мой любимый, борись с парами наркотическими! Женя, да приди ты в себя!
      И тут мне отнюдь не бережно, а очень даже ощутимо скрутили за спиной руки и, подталкивая в спину, возвратили назад, в кресло напротив и бровью не поведшего, а с живым интересом следящего за моими экзерсизами Демида Юрьевича.
      Зашипев от боли, я оглянулась через плечо – чур меня! Всё тот же Александр Сергеевич Пушкин, в форме санитара, замер надо мной в угрожающей позе – а ведь каким, блин, интеллигентом и дамским угодником всегда казался.
      Осенило «гениальной» мыслью: а, может, я всё же сошла с ума (пожалуйста-пожалуйста, хоть бы – хоть бы!)? По той надежде, которая рождается из этой вовсе не радостной мысли, я поняла, насколько глубоко вляпалась, раз даже перспектива сумасшествия кажется более отрадной, чем перспектива…
      Чего?
      Того, что Демиюрг прав, и…
      И не было у меня никогда никаких мамы и папы. Не было автокатастрофы, в которых они погибли. Не было жизни в доме «дяди Демида». Не было школы с ненавистной математикой. Института с до зубовного скрежета скучными парами. Не было первой самостоятельно купленной квартиры. Работы. Кота…
ЛенЬский, точно!
      Стараясь не смотреть на Пушкина, я победно вскинула руки вверх.
      Как у искусственного интеллекта может быть живой кот?
      Почему-то именно это – факт наличия кота у ИИ «Евгения» – показался самой абсурдной и нелепой нестыковкой в хитровыдолбленной сказочке Демиюрга. А тут ещё и ЛенЬский своей умной мордочкой сунулся мне в дрожащую ладонь.
      — Дядя, ты меня за полную дуру держишь? Мои воспоминания за н-цать лет? Школа, институт. Петербург – скажешь, всё ненастоящее? И кот – да-да, вот этот самый – он что, тоже неживой? Я, по-твоему, не смогу отличить живое существо от… «цифры»?
      Демид ухмыльнулся, наклонившись вперёд в своём кресле.
      — А ты точно можешь?
      С этими словами дядя с апломбом заправского фокусника щёлкнул пальцами прямо перед моим носом, и…
      И ЛенЬский, жалобно мяукнув, распался на пиксели, которые волной кубиков «Лего» скатились вниз с моих колен.
      От неожиданности я привстала, но мне на плечи тут же лёг гнёт ладоней Пушкина.
      Вот, тоже, пристал! Не даёт спокойно с ума сойти!
      Вновь сев, я постаралась восстановить дыхание.
      Демид же, как прежде спокойный и невозмутимый, продолжил.
      — «Цифрослов» – это всего-лишь бизнес-проект. Просто приработок, позволяющий мне получать достаточно средств, чтобы развивать мой самый главный проект – тебя, Евгения. Только представь: я создал для тебя десятки литмиров, в каждом из которых ты можешь пробовать себя в различных ролях. Всё для того, чтобы ты, мой проект, моё дитя, не останавливалась в своём развитии, которому и предела-то нет!
      Конечно, по жанру, тут бы должен был раздаться раскат грома и безумный смех Доктора Франкенштейна, и что-то типа «Оно живое!».
      Но нет. Всё было тихо.
      Настолько тихо, что хотелось орать до боли в голосовых связках. Ведь, раз есть она, эта самая боль, есть и я! Я живая, и я сейчас испытываю такое, что и не передать словами. 
      Я вскинула полный ненависти взгляд на Демида Юрьевича.
      — Я поняла, что ты делаешь: пытаешься свести меня с ума. Конечно, ты жаждешь избавиться от конкурента. Да-да, именно так, дядя! Конкурента! Конкурентку! Годы идут, ты не можешь не признать, что не вечен. Вон, уже и британцы голову подняли, казачка засланного прислали. Пробный шар, так сказать!
      Демид вновь откинулся назад, переплетя пальцы обеих рук на рукояти трости.
      — Это ты про своего «Онегина»? Константин, зайди-ка!
      Дверь за спиною Демиюрга беззвучно отворилась (ага, так она, всё-таки, никуда не делась!), пропуская в помещение Костика – такого, каким он всегда и был в реале. Никакой цыганской рубахи, никаких начищенных до лакового блеска сапог. Засаленные джинсы, футболка с Йодой, кроссовки. Здравствуй, Костик, и помоги уже мне выбраться отсюда!
      Но Костик старательно избегал встречаться со мной взглядом. Эх, ты! Продал меня за новые кроссы?
      Демиюрг же, не глядя, протянул руку – Костик, всё так же старательно разглядывая носки своих кроссов, вложил в неё планшет. Демид, выдерживая паузу в лучших традициях Станиславского, поискал что-то в планшете. Потом, словно вспомнив что-то, небрежно махнул в сторону моего бывшего друга.
      — Кстати, Женечка, познакомься: Константин – как тебя по батюшке? Игорьевич, да. Итак, Константин Игорьевич, технический руководитель проекта «Евгеника», обеспечивающий социально-коммуникативные связи реципиента, с недавних пор куратор ИИ «Евгения», версия 2.0. Можно сказать, по-совместительству, твой ангел-хранитель. И друг – ты же его другом считаешь, не так ли?
      Долгим взглядом окинув переминающегося с ноги на ногу Костика, так и не поднявшего на меня взгляда, я поправила Демида:
      — Считала.
      А Демиюрг, получающий истовое удовольствие от происходящего, только взмахнул рукой, словно отметая, отбрасывая, как несущественный пустяк, всю ту боль, что я вложила в это своё слово:
      — Ну, полноте, сколько обиды, сколько разочарования! Евгения, мы с Константином… Игорьевичем… не так тебя воспитывали – да, Костик?
Некстати перед глазами всплыли воспоминания о нашей обычной с Костиком манере общения: подколы, псевдо-флирт, однажды, пять лет назад, на Новогоднем корпоративе, зашедший несколько дальше обычных шуточек. Чёрт, да это ж, вообще, нездорово!
      По порозовевшим щекам Костика я поняла, что и он думает о том же – поняла и разозлилась, пуще прежнего.
      Но от Демида ничего не могло укрыться.
      — И да, не думай, что я не в курсе. Знаешь, Женя, к тебе нужен был особый подход: история с родителями – конечно, не настоящими, это всего лишь цифровой бэкграунд, прописанный тем же Константином, – тебя для всех закрыла. Так, положив первый слой краски, нужно было тебя дальше прописывать – то есть, как говорят психологи, доставать из кокона детской травмы. Чужих ты с самого начала близко не подпускала. А тут – лучший друг, хрестоматийный случай, чисто по классической литературе. Но не сложилось у тебя с этим «прынцем» – всё-таки, вкус у тебя более тонкий, в меня...
      Ой, ну опять это самомнение – так и прёт из него! Интересно, а сам Демиюрг осознаёт, что сейчас разыгрывает передо мной типичного злодея из так ненавидимой им голливудской «поп-шваль-культуры»?
      — Спасибо за комплимент, «дядя», – выдавила я, из последних сил стараясь сохранять хотя бы каплю спокойствия. ЛенЬский, Костик. Кто следующий?
      А следующим, конечно, оказался…
      Иэн Дарси.
      Демид, не торопясь, развернул ко мне планшет.
      — Ты, дитя моё, моё творение, прекрасна и так непостоянна. Разве какому-то айтишнику по силам завладеть твоим вниманием? Нет: тебе нужен герой. Для принцев на белых конях ты, опять же, благодаря моему бесценному влиянию, слишком умна и рассудительна. А вот драконы, дьяволы-антагонисты – о, это как раз по тебе. Оценила нашего с Костиком «шотландца», да?
      Стало так тихо. Тихо и обыденно – как и бывает, когда тебя оглушает.
      А я была именно что оглушена.
      Раздавлена.
      Потому что с экрана на меня смотрел – нет, не портрет. Виртуозно прописанный код. Буквы и цифры, белые на чёрном, бежали вниз, и моё сознание, словно оторвавшись от моего припечатанного к креслу тела, скользило вслед за ними, складываясь в до боли, до щемящей сердца боли складываясь в такой привычный – нет, в любимый образ.
      В живой и дышащий образ Иэна Дарси, шотландца, рейдера, «Евгения Онегина», невыносимого зазнайку, грубияна, наглеца, дракона на чёрном Кельпи…
      Иэна Дарси, героя моего цифрового романа.