Костя Седой, и другие...
Жил на Ленинском проспекте, но большую часть времени проводил на "Мазутке" (москвичи знают этот район), так как дружил с Андрюхой Исаевым ("Роспись").
Гоняли на мотоциклах, варили опиуху, но сферы деятельности не пересекались.
Разве что изредка.
Роспись тогда начал отращивать длинные волосы.
В те годы и с той публикой это было своего рода вызовом.
Старые урки косо поглядывали и твердили между собой: мол, неприемлемо с таким статусом иметь такой дресс-код.
Андрюха же был весь в "коже" с головы до ног и на Харлее по ночной Москве любил гонять.
Но в лицо ему никто ничего не говорил.
Поддержкой был Слава Японец, а Вячеслав Кириллович был авторитет непререкаем.
Да и сам Андрей никогда не старался влезать в чужие дела.
Если не считать его постоянных разборок с чехами.
После второго покушения его все же застрелили в Польше.
Но я всё же хочу вспомнить своего друга.
Как-то заходит Костя к Андрюхе, а тот стоит возле плиты на кухне. Волосы завязаны на затылке резинкой, чтобы пот не капал в половник.
Герыч варил в половнике!
Не один же, с пацанами.
Вмазались и полетели по делам. Каждый — по своим.
И вот однажды я звоню Косте домой, а трубку поднимает его родной брат:
— Меня дома не было, а когда вернулся, увидел Костю, сидящего в кресле, всего в крови и с множеством ножевых ран...
Почему-то именно сегодня вспомнил, как он любил с улыбкой повторять:
— Брат, я скоро уеду: буду жить в Ницце.
На Лазурном берегу.
И улыбался.
Так смешно выговаривал слово: Ницца. Отчетливо и с каким-то цоканьем. Наверное, из-за того что были зубные протезы.
Свидетельство о публикации №224042200744