Компот из сухофруктов. Чашка 43-я

Александр Разумихин
 
 ЗАМЕТКИ ПУТЕШЕСТВУЮЩЕГО БЕЗДЕЛЬНИКА

     (Что видел, слышал, чувствовал, думал)


     Часть третья

     2014—2017 ГОДЫ. «СЫН ФЕБА БЕЗЗАБОТНЫЙ»

     Глава 15

     Villa «Chantal» и её окрестности

   Раньше я полагал, что вилла — это богатый обычно загородный дом с садом, парком. Если заглянуть в словари, там именно так и толкуют это слово. Тем более, что сегодня встречаешь его обычно в светской хронике, когда сообщают про то, что какая-нибудь голливудская кинодива приобрела роскошную виллу, или что один российский олигарх за головокружительную цену стал обладателем виллы на берегу Коста-Смеральды на острове Сардиния, а другой российский покупатель планирует купить старинную виллу, построенную в XVII веке, окружённую оливковыми деревьями, садами и лесами, с общей площадью приусадебных земель 111 га — поместье является частью исторического наследия Италии: в 1815 году эту виллу посетила сестра Наполеона Бонапарта — Паолина, в честь которой и названа усадьба. Проще говоря, вилла — это нечто из области «красиво жить не запретишь».

Вилла «Шанталь», в которой мы получили кров, всё же нечто иное. Да, комфортабельный 2-этажный дом, никакой не дворец, вовсе не загородный, стоит на границе центра города, какой-то особой роскошью не отличается. Даже нельзя сказать, что расположена она в эффектном пейзажном окружении. Хотя и зелёный участок есть, и с одной стороны он граничит с парком. С 3 же других чисто городская среда.

…Если покопаться в памяти, можно ещё припомнить виллы, о которых я знаю ещё с детства из книг о древнем Риме времён Спартака. Тогда это был такой распространённый тип рабовладельческого поместья площадью 100—250 югеров (25—60 га), которое состояло из жилых и хозяйственных построек, огорода, виноградника и т.д. Этакий средиземноморский архитектурный комплекс жилых и хозяйственных построек, центр сельского поместья, где использовался труд рабов, колонов и подёнщиков. Управлял хозяйством вилик. На вилле применялся интенсивный способ ведения хозяйства. Уже после университета, пребывая на севере Урала в качестве учителя русского языка и литературы, я, мечтая о солнышке, читал о вилле, находящейся в 17 милях от Рима, в книге Плиния Младшего:

«На вилле есть всё, что нужно; содержание её обходится недорого. Ты входишь в атрий, скромный, но со вкусом устроенный; за ним в форме буквы «Д» идут портики. Напротив весёлый перистиль, а за ним красивый триклиний, выдвинутый вперёд к побережью. Когда при юго-западном ветре на море поднимается волнение, то последние волны, разбиваясь, слегка обдают триклиний.

Слева от триклиния, несколько отступив назад, находится большая комната, за ней другая, поменьше; она освещена через одно окно утренним солнцем, через другое — вечерним... Угол между стеной этой комнаты и стеной триклиния залит полуденным солнцем; нагретые стены ещё увеличивают жару. Тут мои домашние разбивают зимний лагерь: тут у них гимнасий... К углу примыкает комната, закруглённая в виде абсиды: солнце, двигаясь, заглядывает во все её окна. В её стену вделан, как бывает в библиотеках, шкаф, где находятся книги, которые надо не прочесть, но читать и перечитывать. Спальня рядом — через маленький коридорчик, откуда равномерно в обе стороны поступает здоровое умеренное тепло от нагретого пола и труб. Остальная часть этого крыла предназначена для рабов и вольноотпущенников...

Потом баня: просторный фригидарий с двумя бассейнами. Тут же чудесный бассейн с горячей водой, плавая в котором видишь море. Недалеко площадка для игры в мяч, на которой очень жарко даже на склоне дня. Тут подымается башня с двумя подвальными помещениями и с двумя помещениями в ней самой, а кроме того, есть и столовая с широким видом на море, на уходящее вдаль побережье и прелестные виллы. Есть и другая башня, а в ней комната, освещаемая солнцем от восхода и до заката; за ней большая кладовая и амбар...

Аллея обсажена буксом, а там, где букса нет, розмарином... В саду много шелковицы и смоковниц».

Читал тогда Плиния как стихи — поэзию истории. На вилле «Шанталь» рабовладельчеством и не пахло. Но море было неподалёку, к нему, на Английскую набережную, надо было спускаться минут 10. Бассейн присутствовал. Плавая в нём, моря не видишь, но пальмы и другая зелень создают атмосферу ничуть не хуже. И пусть вода в нём не подогревалась, была она очень тёплая от одного солнца. 5 спален хватало, чтобы мы все удобно расположились. Баня отсутствовала, её заменяли 2 ванные комнаты.

Распорядок дня у меня был индивидуальный. Женщины сразу объявили мне, что следовать запланированными мною маршрутами каждый день с утра до вечера они не собираются. Поэтому, сказано было, завтракать можешь самостоятельно: холодильник и микроволновка в твоём распоряжении. Обедать можешь где хочешь: придёшь — накормим, не придёшь — в кармане есть деньги, куда-нибудь зайдёшь, поесть в кафе нет проблемы. А вечером на ужин будь добр явиться, чтобы мы тут не волновались. На том и порешили. Поэтому иной раз наши поездки в какой-нибудь городок на побережье совпадали, порой они совпадали по направлению, но не совпадали по времени. Чаще я путешествовал один и вечером за столом делился впечатлениями от увиденного за минувший день.

Но начать рассказ о пребывании на Лазурном берегу хочу с довольно неожиданного сюжета. Ещё в Сен-Клу мы по утрам просыпались от гомона птиц. Хочу сказать, что это очень даже приятное ощущение. Такое мне знакомо по даче в Баковке, но она всё же за городом. А Сен-Клу — настоящий город. Вот и в Ницце на вилле «Шанталь» (кстати, если кто не знает, Шанталь — это женское имя) я просыпался от птичьего гвалта. Что за птицы — ведать не ведаю. Они предпочитали не попадаться мне на глаза и о себе не докладывали. Но звуки, сливающиеся в галдёж, я слышал очень разные, а вот хоть одно чудо в перьях, их издающее, кроме чем-то напоминающее горлицу, увидеть так и не довелось. Однако горлица (слышал в Полтаве) издаёт звуки, похожие на кукушку, вроде «ку-ку-ку», только более хриплые, поэтому получается «ху-ху-ху». Так вот за время, проведённое сначала в Сен-Клу, потом в Ницце, я так и не разобрался в голосах и звуках тамошних птиц. Что они делают: поют, высвистывают, переливаются? Спросите что-нибудь попроще. Я пас.

…Ницца — из тех городов, рассказывать об увиденном в которых можно долго. Поэтому со спокойной совестью начну издалека — с русского кладбища «Кокад», о котором ранее упомянул. Я на него отправился в один из 1-х же дней по прибытии в Ниццу. Возникло оно в 1867 году. Тогда же было дано высочайшее разрешение императора Александра II именовать его Николаевским в память наследника престола Николая Александровича, который, по одной версии, в путешествии по Италии заболел и скончался в 1865 году от туберкулёзного менингита, по другой — роковым оказалось последствие давнего падения с лошади на скачках в Царском Селе. Несомненным остаётся, что цесаревичу было тогда 21 год и смерть настигла его в Ницце.

Упоминать давнюю семейную трагедию царской фамилии я не стал бы, если не бытующая среди жителей Ниццы «привычка», о чём я чуть раньше упомянул, называть безмятежный кладбищенский холм «батери рюс», веруя, что эта земля приобреталась Россией для установки на господствующей над округой высоте пушек. Никого почему-то не смущает, что грозные пушки за столько лет там так и не появились. Вместо них в центре реального кладбища была выстроена часовня во имя святителя Николая, небесного покровителя наследника русского престола цесаревича Николая Александровича. Половину средств (10 тыс. франков) на строительство часовни пожертвовала графиня Анна Толстая (урожд. Хилкова) в память о муже Александре Толстом, скончавшемся в Ницце.

В 1920-е годы часовня была расширена и обращена в церковь. Внутри её сегодня можно увидеть мраморную доску с выгравированными именами офицеров русской императорской армии, умерших в Ницце между 1921 и 1954 годами. Я несколько часов бродил по русскому кладбищу Ниццы. На могильных плитах и крестах можно прочесть более 3000 русских имён, людей с титулами и без оных, знаменитых и безвестных. На кладбище упокоены министр и советник императора Николая II, последняя фрейлина императрицы Александры Фёдоровны, последний консул России в Ницце, директор Пажеского Его Величества корпуса, бывший обер-прокурор Святейшего Синода… Но я упомяну лишь тех, кто известен мне:

Адамович Георгий Викторович (1894—1972) — критик и поэт-акмеист, один из самых ярких представителей Серебряного века;

Жемчужников Владимир Михайлович (1830—1884) — поэт и государственный деятель, один из создателей Козьмы Пруткова;

Сабанеев Леонид Леонидович (1881—1968) — музыковед, композитор;

Екатерина Долгорукова, светлейшая княгиня Юрьевская (1847—1922) — морганатическая супруга императора Александра II;

Кочубей Елизавета Васильевна (1821—1897) — княгиня, автор нескольких романсов, лежит рядом с мужем, князем Львом Викторовичем Кочубеем, сыном графа Виктора Павловича Кочубея и статс-дамы Марии Васильевны Васильчиковой. Пушкин был постоянным посетителем петербургского дома родителей Льва Кочубея на Фонтанке. Что же касается Марии Васильевны, то у меня при встрече во Франции упоминаний этой фамилии (девичьей) есть свои, личные, резоны не относиться к ним равнодушно;

Юденич Николай Николаевич (1862—1933) — генерал от инфантерии Русской императорской армии, известный нам прежде всего как деятель Белого движения и совершенно забытый как полководец, под руководством которого были одержаны блистательные победы на Кавказе и в Восточной Турции в ходе Первой мировой войны, в результате которых России предстояло получить под свой полный контроль Константинополь (ныне Стамбул) и Черноморские проливы, что и произошло бы, не случись революции;

Малявин Филипп Андреевич (1869—1940) — выдающийся художник-живописец, график, академик. Работал на стыке модерна, импрессионизма, экспрессионизма. Член объединений «Мир искусства» и «Союз русских художников». Автор Ленинианы. Писал с натуры портреты А. Луначарского, Л. Троцкого, И. Мечникова, К. Сомова, И. Грабаря, И. Репина, И. Бунина, И. Куприна, Ф. Шаляпина. Художественное наследие Ф.А. Малявина представлено в собраниях Третьяковской галереи и Русского музея, провинциальных музеев России и ведущих европейских музеев, а также в музее принца Евгения в Стокгольме и в музейных коллекциях США. В августе 2016 года в городе Бузулуке, есть такой городок в Оренбуржье, откуда он родом, был открыт памятник Малявину.

На мраморных надгробиях знаменитые фамилии — князей Гагариных, Оболенских, Церетели, Волконских. И вперемешку с ними каменные плиты с именами неведомых мне поручика по Адмиралтейству Петра Дмитриевича Люцернова, лейтенанта Александра Александровича Кожина, мичмана Николая Фёдоровича Фёдорова, корабельного гардемарина Вениамина Петровича Невского, гвардии штабс-капитана Юрия Петровича Арсеньева, мичмана Бориса Алексеевича Еремеева…

Одно дело знать, что по составу русская эмиграция из России, возникшая после Гражданской войны, была из военных, дворян, предпринимателей, интеллигенции, казаков, духовенства, госслужащих и членов их семей, другое — видеть собственными глазами могилы тех, о трагической судьбе которых жёстко, но справедливо писала Н. Берберова в удивительном романе «Железная женщина»:

«Интеллигенция тянулась к парламентаризму, либерализму, радикализму, а правые, консерваторы, неуклюже, слепо и бессмысленно тянулись к трону. Образованная аристократия? Мы не можем поверить, что её никогда не существовало, но, как и образованная буржуазия, она не только не окрепла, но постепенно потеряла жизнеспособность и была раздавлена. Оба класса как будто были лишены способности расти и меняться. Тёмное купеческое царство Островского с его битьём жён, поркой взрослых сыновей всё ещё давало о себе знать даже в ХХ веке в глухих и не слишком глухих местах страны. А папенькины сынки, происходившие от Рюрика или иных героев русского эпоса, окончив Пажеский корпус или Императорский лицей, сбегали в Париж или на Ривьеру и там в полной ненужности жили, пока не умирали, обзаведясь первыми автомобилями и между скачками и ресторанами заканчивая свои укороченные жизни. На ниццких и ментонских кладбищах — Ментона с 1880 до 1914 года была модным местом Ривьеры — стоят их могилы с золочёными русскими крестами и золочёными буквами, вдавленными в мрамор, где Я похоже на латинское R, а вместо твёрдого знака стоит одна и та же изящная, но совершенно бесполезная шестёрка».

Я не сразу отыскал само кладбище — обычная история, кого ни спроси, никто не знает, особенно с моим «знанием» французского языка. Тем более, что поблизости, в районе между кладбищем и аэропортом, взметнулись вверх этажи нового микрорайона, состоящего из комплекса отелей. А потом, я ведь спрашивал Русское кладбище, а оно, как выяснилось, лишь малая территория, примыкающая к большому своему, городскому, кладбищу. На него в конце концов я попал без проблем и с удовольствием его осмотрел. Ни одного знакового имени не встретил, но было чем полюбоваться.

Русское кладбище, находящееся в ведомстве русской общины, как это бывает, было закрыто, потому что работает оно в ограниченное и отведённое время. Почему? Я этого вопроса не задавал даже себе. Бессмысленно. Ответ напрашивается сам собой — потому что кладбище русское и порядки здесь устанавливают русские люди со свойственной нам расхлябанностью. Обязательность и пунктуальность всё же не самые характерные наши черты. А значит делается всё как обычно: чтобы было удобно исключительно для тех, кто здесь работает, тех, кто на работу не спешит и вообще работать не торопится. Можете как угодно воспринимать мои слова, но мы такие, какие есть, при нашей безалаберности порядка быть не может по определению. Будете спорить? А к чему тратить нервные клетки и расходовать попусту калории.

Достаточно пройтись по французскому кладбищу, а потом взглянуть на русское. На языке крутится одно слово «несравнимо», с огромным знаком минус по отношению к тому состоянию, в каком пребывает русское кладбище. Не знаю, как реагировали бы вы, мне было горько и стыдно. Замечу, не в 1-й раз. Хотя не до слёз, как 6 лет назад на «русском погосте» в Сент-Женевьев-де-Буа, — наверно, злости в душе за это время прибавилось.

Холм Кокад не единственная высотка в Ницце, где обосновалось кладбище. На Замковой горе находится старинное протестантское кладбище «Шато» (Cimeti;re du Ch;teau). Но т.к. оно не русское, то впечатляет элегантной роскошью надгробий и склепов, необыкновенной торжественностью, чистотой, ухоженностью и больше похоже на музей под открытым небом, где экспонаты — надгробия, шедевры скульптуры. Можно встретить мнение, что это одно из самых красивых кладбищ Европы. Здесь покоятся представители знатных фамилий Франции, Италии, России и Англии. «Шато» считается аристократическим некрополем, хотя знаменитостей на кладбище, по моим представлениям, не так много. Тем не менее здесь могилы автора «Призрака оперы» Гастона Леру и основателя марки Мерседес Эмиля Еллинека.

Я на него зашёл, потому что там, согласно завещанию, похоронен публицист и философ Александр Герцен — рядом с супругой Натальей Захариной, которая умерла при родах. Их ребёнок тоже прожил лишь несколько часов. Здесь же погребены трое детей Герцена, которые родились в гражданском браке с Натальей Тучковой, которая была женой друга и соратника Герцена Огарёва. Двойняшки Алексис и Элен умерли в возрасте 3 лет от дифтерии, а 17-летняя Лиза покончила с собой из-за несчастной любви к 44-летнему мужчине. На цоколе надгробной статуи — мемориальная доска, посвящённая матери Герцена Луизе Хааг и сыну Николаю, которые погибли во время кораблекрушения на пути в Ниццу. Что на ней написано, разглядеть не удалось.

Сам Герцен перебрался в Ниццу в 1850 году. Правда, если вспомнить знаменитую строчку из «Евгения Онегина» «Но вреден север для меня», то в случае с Герценом вредным для него оказался юг. Местный климат был всем хорош, однако, счастливым город для него не стал. И после того, как плывшие к нему в 1851 году из Марселя его мать и глухонемой сын Николай погибли в море в кораблекрушении, Герцен уехал из Ниццы, жил в Лондоне, а позже обосновался в Швейцарии. Умер он в Париже от воспаления лёгких и сначала был похоронен на Пер-Лашез. Лишь потом прах его был перевезён в Ниццу.

Не вдаваясь в подробности жизненных перипетий Герцена, — это был ещё тот клубок, полностью соответствующий данной ему отцом фамилии (рождённый от страсти сердечной) и, похоже, содержащий в генах или в буйной крови революционера неукротимую тягу к полигамии, адюльтерам и свингерству, замешанных на запоях, — соотечественники по сей день воспринимают Александра Ивановича как «отца русского социализма», одного из участников клятвы юных Герцена и Огарёва на Воробьёвых горах, продолжателя дела декабристов, издателя «Колокола» со знаменитым девизом газеты «Vivos voco!» (Зову живых!) и автора 2 известных книг: «Былое и думы» и «Кто виноват?»

Никто ведь в школе не говорит учащимся, что Александр Иванович из знатного рода, одного корня с Романовыми, что в сексуальные скандалы Герцена были посвящены международная социалистическая общественность, Прудон, Жорж Санд, Рихард Вагнер, К. Маркс и русский император. Зато на уроках истории и литературы звучали ленинские слова: «Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала — дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию». Герцен представал радетелем «тружеников и страдальцев земли русской», призывавшим к освобождению слова от цензуры, крестьян — от помещиков, податного состояния — от побоев.

Вот такая грустная, на мой взгляд, история. Могу предположить, что у кого-то возникнет вопрос: почему же я возымел желание прийти на могилу одного из вождей западников, человека, которому русское правительство присвоило статус вечного изгнанника, лишило всех прав за неповиновение требованию возвратиться на родину? Нет, не потому, что на могилу Герцена дважды (в 1909 и 1912 годы) приходил В.И. Ленин. Не потому, что в Европе его книга «Письма из Франции и Италии» (ранее я её упоминал) шокировала его друзей — либералов-западников своим антибуржуазным пафосом.

Мой визит к могиле Герцена был обусловлен 2 причинами. 1-я: Герцен привлёк меня тем, что уже тогда говорил об особом пути и особом предназначении России, о возможности нового общественного строя без эксплуатации человека человеком: «Идея социальной революции — идея европейская. Из этого не следует, что именно западные народы более способны её осуществить». Так писал Герцен в 1854 году.

2-я: мне не раз—не два доводилось бывать в усадьбе отца Герцена И.А. Яковлева в Москве (сейчас там Литературный институт), где Александр Иванович родился, о чём свидетельствует мемориальная доска. Захотелось оказаться у места, где завершился жизненный путь одного из наиболее видных критиков официальной идеологии и политики Российской империи в XIX веке, сторонника революционных буржуазно-демократических преобразований. Стоя на Замковом холме и глядя на потрясающую панораму с черепичными крышами Ниццы и горные вершины Альп, я подумал: «Был такой писатель-беллетрист и радикал-идеалист, брался учить нас нравственности и государственному строительству, учил нас жить, а сам, как бывает, жил совсем другой жизнью, далёкой от нравственности и во многом от реальности. Несчастный человек». Хотя, говорят, в последний путь его провожали тысячи людей.

Чёрный памятник Герцену на кладбище «Шато» резко выделяется на фоне других беломраморных надгробий. Не знаю, из чего исходил скульптор (вспомнился чёрно-белый памятник Эрнста Неизвестного на могиле Н.С. Хрущёва на Новодевичьем). Может, счёл, не без оснований, что черны были дела его земные. А потому на писательский вопрос «Кто виноват?» история дала жизненный ответ: «Сам!»
Однако поднимаются на гору Шато люди не только и даже не столько, чтобы полюбоваться на музейной красоты надгробия. Привлекательность этого высокого холма связана с парковой зоной, где одних радует ботанический сад, других — искусственный водопад, 3-их — развалины собора Сан-Мари (XI в.) и сторожевая башня Белланда (La Tour Bellanda), возведённая в 1830 году (сегодня здесь открыт Морской музей).

Ежедневно в полдень с холма Шато звучит пушечный выстрел, традиция, хорошо знакомая всем петербуржцам. Появление пушки связывают с неким шотландским туристом, который проводил здесь зиму 1861 года. Якобы звуком выстрела бывший военный напоминал своей жене о том, что пора накрывать на стол к обеду. Но турист какое-то время побыл в Ницце и вернулся домой. А городские жители заскучали без пушечных отзвуков. И т.к. эта пушка не имела никакого отношения к «батери рюс», значит не была для них страшной, спустя несколько лет правительство Ниццы решило полуденный артиллерийский выстрел сделать постоянным, превратив его в некую городскую традицию.

У спустившегося с Шато туриста есть выбор: отправиться в район порта, затеять променад по Английской набережной или заглянуть в Старый город. У каждого варианта свои плюсы. Конечно, любой европейский Старый город имеет черты, делающие все исторические центры, внутренние города, как их нередко называют, немного похожими меж собой. Узкие изломанные улочки не становятся со временем шире и прямее. Старинные дома сохраняют присущий флёр легенд давно ушедших дней. А желающие рассказать вам несколько правдивых историй о том, кто тут раньше жил, непременно находятся. Поэтому при входе на территорию Старого города, будь он в Барселоне, Таллине, Риме, Вене или Ницце, мой совет следовать правилу глядеть под ноги, но не забывать задирать голову, чтобы не пропустить что-нибудь любопытное.

Иначе, находясь, например, неподалеку от старого кафедрального собора и проходя по улице Префектуры мимо невзрачной с жёлтой штукатуркой 5-этажки, не заметите на высоте 2-го этажа мемориальную доску и не узнаете, что именно здесь в квартире на 2-м этаже в 1840 году полгода жил и умер Никкола Паганини. А вот далее самое интересное. Папская курия запретила его хоронить по традиционным обрядам и не дала разрешения на погребение в Италии. Ещё при жизни скрипача церковь сочла, что свой великий дар он обрёл, продав душу дьяволу. Тут я, конечно, не могу обойтись без своего вредного вопроса: не потому ли добрые католики пылали злобой к его таланту, что Паганини категорически отказывался писать псалмы для церковников?

И началось. Епископ Ниццы запретил хоронить еретика на местном кладбище. Друзья маэстро тайно перевезли гроб на корабль и доставили его в родной город музыканта — Геную, которому Паганини завещал свою скрипку. Но губернатор города отказался даже впускать судно в гавань. 3 месяца простояла шхуна на рейде. В такое трудно поверить, и тем не менее более 10 раз гроб с останками великого музыканта предавали земле и откапывали вновь. В 1842 году скрипача захоронили на мысе Сент-Оспис, у подножия старинной башни. Я полюбопытствовал, где такой мыс. Оказалось, недалеко от Ниццы в сторону Монако. Через 2 года останки откопали и перевезли в Ниццу. Спустя ещё год гроб перевезли на виллу его друга графа Чессоле. Усилия друзей захоронить маэстро по-христиански на кладбище увенчались успехом лишь в 1876 году — спустя 30 лет после его смерти! Но то ли в 1896, то ли в 1897 году гроб с останками Паганини опять вырыли, перевезли и перезахоронили на другом, новом, кладбище итальянского города Пармы.

А недалеко от площади Гарибальди (Garibaldi) и Музея современного искусства, напротив кафе «D;li Bo», опять же в похожем жёлтом доме на улице Наполеона (Rue Bonaparte), если запрокинете голову, увидите белую мраморную табличку, свидетельствующую, что тут почти весь 1794 год, ещё до восхождения к вершинам власти, жил Наполеон Бонапарт. Интересно, о том, что суждено ему быть императором,  в каком-нибудь сне ему тогда снилось? Мы-то с вами это знаем, но сказать ему об этом нам не по силам. Зато посидеть в кафе, заказав десерт и кофе, поглядывая на окно бывшей квартиры Наполеона, вполне по карману.

Сидя там, можно заодно задуматься в причудливость человеческих судеб. Вот они, 2 жёлтых довольно невзрачных дома, похожих внешне, и столь различных. В одном начинал свой путь будущий полководец и император, изменивший историю Франции, Европы, да и всего мира, человек, чьи последние дни прошли под надзором тюремщиков. В другом завершил свой путь скрипача-виртуоза и гитариста, композитора человек недужный до такой степени, что не мог взять в руку смычок. Обоим было далеко до старости. Паганини умер, не дожив 5 месяцев до своего 58-летия. Наполеон скончался, как это признаётся большинством историков, от рака желудка в возрасте 52 лет.

Прогулка по Английской набережной позволит увидеть ещё одну статую Свободы, копию известной достопримечательности Нью-Йорка. Эта, вставшая перед фасадом со стороны моря камерного оперного театра Ниццы, рядом с дворцом Медитерани, существенно меньше скульптуры, стоящей на острове Свободы, но больше парижской. Появление миниклона статуи Свободы на Лазурном берегу (буквально накануне нашего приезда, в феврале 2014 года) приурочено к 100-летию начала Первой мировой войны. Так что Ницца оказалась в хвосте очереди из городов, которые уже обзавелись подобными достопримечательностями: среди них Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес, Лас-Вегас, Токио, Париж.

К слову, изначально памятник создавался отнюдь не для Америки, а для Египта. Статуя женщины-мусульманки должна была стоять в городе Порт-Саид и украшать вход в Суэцкий канал. Но в казне Египта денег на скульптуру не нашлось. Тогда власти Франции решили сделать подарок США к 100-летию их Декларации независимости. В итоге мусульманская крестьянка превратилась в западную женщину, а название поменялось со «Света Азии» на «Свободу, озаряющую мир».

Помните смешной эпизод фильма: «…лёгким движением руки, брюки превращаются… брюки превращаются…»? Брюки превратить в шорты, и впрямь, несложно. Хотя в «Бриллиантовой руке» с этим случилась накладка. Скульптор превратить мусульманку в западную женщину, как видим, смог. Сегодня, можно заметить, в жизни Франции ощутим обратный процесс. «Опера Ниццы» считается лучшим во Франции театром после Парижского. Здешняя сцена знавала мировые премьеры лучших представителей европейской культуры Берлиоза и Массне, Верди и Вагнера, здесь дирижировал Иоганн Штраус и звучал «Евгений Онегин» Петра Чайковского, тут пели Монсеррат Кабалье, Хосе Каррерас, Пласидо Доминго, Дмитрий Хворостовский. Кто и что будет на ней лет этак через 75?

Немного дальше от холма Шато, двигаясь по набережной с её фасадами в модном в начале XX века стиле belle epoque, сочетающем традиции неоклассицизма с элементами модерна, доходишь до отеля «Negresco». Сказочный «Дворец Средиземноморья» рождён архитектором, ставшим автором 2 известных символов парижской жизни — знаменитых варьете и кабаре «Мулен-Руж» и «Фоли-Бержер».Когда его создавали, то задача ставилась чётко и конкретно: этот отель должен быть лучшим из лучших. Таким он и получился. Поэтому, не знаю, как у других народов, а наши соотечественники про «Negresco» отзывались чётко и конкретно: «Когда-то все русские, у кого были деньги, ездили сюда отдыхать».

Понимаю, за русскими вслед ходит слава, что они любят сорить деньгами. Но постояльцами отеля когда-либо были не только Чехов, Ленин, Герцен, Юрий Лужков, Мстислав Ростропович, Юрий Гагарин, Антон Рубинштейн. На протяжении немногим более 100 лет здесь останавливались Сальвадор Дали, Пабло Пикассо, Гарри Трумен, Уинстон Черчилль, Нельсон Рокфеллер, Луи Армстронг, Мирей Матьё, Монсеррат Кабалье, Фрэнк Синатра, Клинт Иствуд, Марлон Брандо, Бриджит Бардо, Эрнст Хемингуэй, Уолт Дисней, Коко Шанель, Дали, Марлен Дитрих, Камю, Кокто, Франсуаза Саган, Гюго, герцог и герцогиня Виндзор, Энтони Куинн, Катрин Денев, Шарль Азнавур, Ив Монтан, Джина Лоллобриджида, Ален Делон, Битлз. Их автографы можно увидеть в Золотой Книге записи приезжих.

Впрочем, относиться сейчас к отелю лишь как к классной гостинице я не стал бы. Ну, измял там простыни Уинстон Черчилль, выпил Эрнст Хемингуэй, дал хорошие чаевые Нельсон Рокфеллер… и что? Достаточно переступить порог «Дворца Средиземноморья», как становится понятным, что ты оказался в музее. И это не фигура речи. Под крышей «Negresco» собрано и демонстрируется около 6 тысяч уникальных произведений искусства. Отель превращён в памятник истории, включающий в себя коллекцию произведений искусства известных мастеров. Поэтому, если вы любите Сальвадора Дали, Пабло Пикассо, Анри Матисса, Хельмута Ньютона, то, как в советской песне пелось, «значит, вам туда дорога, значит, вам туда дорога».

Среди увиденного отмечу одну «маленькую вещицу». Под гостиничным куполом, под потолком Королевского салона — даже нельзя сказать висит — укреплена огромная подвесная люстра (диаметр 2,5 м, высота 4 м), которую изготовили мастера французского стекольного завода Баккара. Её особенность в том, что люстр было изготовлено две — одну для отеля «Negresco», а другую для императора Николая II, и она стала украшать Большой Кремлёвский дворец. Каждая люстра насчитывает 16 309 деталей из хрусталя.

Я не отличаюсь тонким обонянием, но смею заверить: знаменитый и роскошный отель внутри благоухает. Запахом денег. Больших денег! Наверно, кто-то сравнит его с 7-звёздочным отелем Тельмана Исмаилова «Mardan Palace в турецкой Анталии. Но я там не был, ничего на сей счёт сказать не могу, хотя в истории обоих отелей нечто схожее проглядывает. Что касается меня, то я сравнил бы отель на Английской набережной Ниццы с престижным отелем с 110-летней историей в Театральном проезде Москвы — «Метрополем». Пусть даже и отдавая заслуженное первенство «Negresco».

Совершая прогулку по Английской набережной, можно слышать русскую речь на каждом шагу. Возраст говорящих, как говорится, от пионеров до пенсионеров. Познакомился здесь и со студентами, приехавшими сюда вовсе не на родительские деньги. И с людьми, захотевшими хоть на старости взглянуть на Ниццу, а не греться на песке Турции или Египта по программе «всё включено». И это уже в ситуации, когда стал заметен спад приезжающих на Юг Франции из России. Обилие российских флагов на Английской набережной не может не радовать. Это отели, расположенные на 1-й линии, т.е. ближе всего к морю, поднимают на флагштоках флаги стран, откуда приехали их постояльцы.

А вот череда отелей вдоль почти 6-километровой набережной, оставила у меня впечатление «пересортицы», непричёсанности, стилевой разноголосицы. Очень уж эгоистично выглядят здания разных времён, выстроенные в одну линию. Глядишь не без интереса на одно, само по себе интересное сооружение, но оно же в ряду других, стоящих рядом, вызывает удивление и недоумение.

Между отелями «Негреско» и «Вест-энд» обращает на себя внимание музей Массена; (Mus;e Mass;na). Он занимает виллу, которая была построена в конце XIX века внуком маршала Массена. Помимо золотых часов Жозефины и артефактов из личной коллекции Наполеона в залах музея представлены около полутора тысяч творений XI—XIX веков: скульптуры, посуда, живописные работы. На 2-м этаже размещена коллекция, рассказывающая историю семейства Массена. С какой стороны ни взгляни, это очень специфический музей. И прежде всего потому, что в основе его лежат раритеты, «собранные» в ходе войн Французской революции. Великим «собирателем» стал Андре Массен, маршал Франции, «любимое дитя победы», как его называли. Хотя, если честно, называли его не только так. Это был «самый большой грабитель в мире», по словам Наполеона. А уж он знал, что говорил о том, кого французы почитают как одного из величайших полководцев в истории страны.

Войны Французской революции позволили реализоваться талантам Массены, который отличался отнюдь не благородством характера, а стремлением к обогащению, занимаясь грабежом на завоёванных территориях и вымогательством среди солдат. По словам Стендаля, чьей профессией было «наблюдать за поведением человеческого сердца», этот полководец «имел склонность к воровству», причём «патологическую» и «в больших масштабах». Стендаль писал, что Массена ворует «инстинктивно». Впрочем, когда Наполеон назвал Массену самым большим грабителем в мире, тот осмелился с поклоном возразить: «После вас, государь…».

Тем не менее, в 1869 году в Ницце в честь великого французского мародёра и по совместительству герцога де Риволи, князя Эслингенского была установлена бронзовая статуя с боковыми барельефами на темы его самых значительных побед. Поистине, Франции есть чем и кем гордиться! Поэтому в его честь названы ещё улица и центральная площадь Ниццы.

У нас же, в России, так и хочется сказать, почему-то не так. Встаёт в памяти имя Ивана Фёдоровича Паскевича. Тоже полководец не из последних: в жизни своей не проиграл ни одного сражения. И какие это были сражения! В XIX столетии, выиграв 4 военные кампании (персидскую, турецкую, польскую и венгерскую), он был символом доблести и непобедимости русского оружия. Ещё бы, в 30 лет отличился в сражениях при Бородино, под Салтановкой, Малоярославцем и Смоленском. В 1826 году его 10-тысячный корпус одержал блестящую победу над 35-тысячной армией Аббас-Мирзы.

Позднее под командованием Паскевича были взяты Эриванская крепость, ему сдалась крепость Карс, под стенами которой была разбита турецкая кавалерия, без боя ему открыл ворота Эрзерум. Паскевич стал 4-м и последним в истории России кавалером, удостоенным всех 4 степеней ордена святого Георгия, получил право именоваться светлейшим князем Варшавским, графом Эриванским.

Сегодня в Ереване на холме Паскевича можно увидеть установленный памятник-бюст русскому полководцу. На Украине в Полтаве на здании городского ЗАГСа несколько лет назад открыли памятную доску Ивану Паскевичу. В Белоруссии есть памятник-бюст в Гомеле. Когда-то на одной из площадей Варшавы стоял памятник Ивану Фёдоровичу Паскевичу. Он простоял 47 лет, но в 1917 году немецкие оккупанты его демонтировали и отправили на переплавку. В России есть улица Паскевича в Смоленске. Ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге памятника славному полководцу России с незапятнанной репутацией нет. Грустно, господа! Ужель потому, что он родился в Полтаве?

Кроме променада по Английской набережной можно совершить ещё две, правда, уже не столь длинные прогулки.
1-я из них — от Центрального парка Ниццы с его деревянным детским городком и большим, в полный рост, памятником Андре Массена; (в городе есть ещё маленький — бюст маршала, он находится непосредственно возле музея Массена), мимо Музея современного искусства и «Квадратной головы» и далее к Акрополю. Всё это расположено рядом со Старым городом. Поэтому, поблуждав по лабиринту его улочек, каждую из которых разглядывать — одно удовольствие, я отправился поглядеть на Дом Адама и Евы (La Maison d’Adam et d’Eve), на ратушу, часовую башню, кафедральный собор Св. Репараты.

Ни к «Библии», ни к первым людям на Земле, сотворённым Богом, дом с именами прародителей человеческого рода никакого отношения не имеет. Да, это единственный уцелевший экземпляр расписных домов, каких некогда в старой Ницце было куда больше. Название связано с барельефом на фасаде, изображающим полуобнажённых мужчину и женщину, угрожающих друг другу дубинами. Кому-то пришла в голову мысль, что это Адам и Ева, которых выгнали из Эдемского сада. Ничем иным дом не примечателен. Тем не менее среди городских достопримечательностей дом числится.
Затем вышел к Дворцу юстиции. Некогда этот дворец принадлежал королям Сардинии.

Он удивил меня не своим типичным неоклассическим стилем. На решётке ограды Дворца юстиции увидел развешенные плакаты Гильдии французских адвокатов, а на его ступенях — стоявших людей в мантиях. Никогда не видел такое количество судейских в одном месте. Они переговаривались, что-то обсуждая. Оказалось, я стал свидетелем события, до той поры мной не виданного, — забастовки адвокатов. Впрочем, во Франции бывают всевозможные забастовки, даже, например, полицейских. Постоял, убедился: всё тихо, спокойно, всё по закону.

Двигаясь дальше, вышел на Променад дю Пайон (Promenade du Paillon). Эта большая зелёная зона на западной границе Старого города появилась в Ницце совсем недавно, открытие состоялось осенью 2013 года. Не знаю, как туристы, местные жители восприняли рождение в центре города эко-парка, где расположился необычный детский городок, причём, для самых маленьких ребятишек, с очевидной симпатией: гуляющих с детьми много. Почему парк называют «эко», сказать не могу, но все горки, качели и карусели, всё, на что ребёнок может залезть, или через что пролезть, здесь сделаны из дерева. Кстати, в парке запрещено кататься на роликах. Полагаю, чтобы избежать травм при наезде на малышей. Но тогда почему на самокатиках можно?

Загадкой для меня осталось и то, почему именно здесь установили памятник Андре Массена;. Представляю мамашу, которой сын или дочка задаёт вопрос: «Мама, а это кто?» И что той отвечать? Не говорить же правду, мол, был когда-то такой разбойник, почём зря грабил людей по всему свету, такой бука-бяка, что в назидание другим решили поставить ему большой памятник.

На границе нового города, меж детским парком и Музеем современного искусства, чуть в сторонке стоит церковь Св. Жана-Баптиста (Eglise Saint Jean-Baptiste — Le Voeu). Не скажу, что строил её некий гениальный архитектор, и особых художественных произведений искусства в ней нет, и Гарибальди в ней не крестили, как, впрочем, не уверен, что и Антон Павлович Чехов в неё заходил. Была она построена для защиты от холеры во время эпидемии в 1832 году. Но и снаружи, и внутри смотрится красиво.

Другое дело «Музей современного искусства» (Mus;e d'Art Moderne et d'Art Contemporain). Музей, который сокращенно называют MAMAC, был создан 2 известными французскими архитекторами Ивом Байаром и Анри Видалем в 1990 году. Модерновая начинка требовала аналогичной архитектуры. Здание полностью соответствует поставленной задаче. Как оно выглядит? Можно сказать так: это ультрасовременный аналог замка в стиле неоклассицизма, «разрезанного» автомагистралью. Восприятию сооружения как замка способствуют 4 высоких башни из серого мрамора, соединённые подвесными мостиками. Пространство здания сформировано из просторных залов, застекленных коридоров-мостиков и сада на панорамной крыше, представляющей террасу, оформленную как арт-объект.

Переходя из одной башни в другую, можно любоваться замечательными видами пляжей, бухт, холма Шато. С этой смотровой площадки, как заметила одна соотечественница, берег просматривается аж до итальянской границы. Я со своим зрением утверждать это не берусь, но ей поверил. Уже только из-за этого можно подняться на крышу музея.Внутри галереи демонстрируется много любопытных и занимательных авангардных работ, созданных в период с начала 60-х годов XX века. Как высказалась та же милая соотечественница, «есть на что глаз положить». Может, она и права. Мне в тот момент вспомнились слова одной моей знакомой: «Ну нельзя же постмодернистские игрища воспринимать так серьёзно. Надо уметь получать кайф от этой бесконечной игры в игру». Своеобразное продолжение игры в игру я увижу чуть дальше, когда подойду к 26-метровому архитектурному сооружению, которое, преподносят, является 1-й гигантской скульптурой, преобразованной в пригодное для жизни здание. Но согласиться с этим мне трудно, памятуя о статуях на парижской площади Согласия, символизирующих города Франции, в каждом из огромных постаментов которых раньше располагалась квартира.

Массивная скульптура — своеобразный арт-объект в Ницце, — которую издали можно принять за каменный монолит в виде коробки на голове, хотя, допускаю, правильнее будет сказать, в голове, не может не вызвать вопрос. Что это? Кризис архитектуры или новое направление? Автор — популярный современный французский художник Саша Сосно (Sacha Sosno, урождённый Александр Сосновский). Знаю о нём немного: отец его родом из Эстонии, мать из Ниццы. Раннее детство прошло в Латвии, в Риге. Своему творению сам художник-монументалист, представитель движения «Новый реализм», дал философичное название «Мышление в боксе», хотя чаще его именуют несколько иначе «Мышление в коробке». В массовом сознании бытует более просторечное выражение «Квадратная голова» (La Tete Carree).

Если присмотреться к массивной скульптуре, можно разглядеть старательно закамуфлированные окна офисного здания. Здесь находится центральный офис библиотечной сети Ниццы — дирекция библиотеки Луи Насера (непосредственно само библиотечное помещение располагается в соседнем здании). Здание «Тет Карре», куда свободного доступа читателям нет и где, помимо управленцев, находится книгохранилище, очень любят фотографировать туристы. Как же, чем не ещё один символ Ниццы, к тому же входит в список самых необычных архитектурных проектов мира! Чем хуже «Танцующего (Пьяного) дома» в Праге?

Забегая вперёд, скажу, что позже мне довелось познакомиться ещё с 2 шедеврами Саши Сосно. Я тогда решил посетить городок Кань-Сюр-Мер, что в 6 километрах западнее аэропорта Ниццы в сторону небольшого города Антиб. При желании можно от виллы «Chantal» дойти пешком. Но на автобусе минут 15. Причина, по какой решил там побывать? Захотелось взглянуть на дом-музей, где прошли последние годы жизни Пьера Огюста Ренуара. Музей маленький, это действительно больше дом-музей, чем художественный музей. Сегодня он включает в себя 12 оригинальных полотен художника-импрессиониста, его скульптуры, мастерские и массу семейных фотографий. Можно увидеть часть мебели и камин из белого мрамора, которые были изготовлены по чертежам хозяина-художника. Да ещё в саду рядом с небольшим водоёмом стоит бронзовая статуя Венеры Победительницы. Ростом немного выше меня — высота 180 см. Дом сохранился именно тот и такой, каким его построил для себя и многочисленной семьи Ренуар. Не своими руками, но какой ему хотелось. Дом большой, в 3 этажа. Окружён оливковой рощей и мандариновым садом. Для Ренуара эта вилла, позволю себе сравнить с усадьбой «Поленово» художника Василия Поленова в Тульской области, на правом берегу Оки, не просто удобное жилище. В окно взглянешь, руки сами к кисти тянутся.

Так вот, в нескольких минутах ходьбы от дома-музея Ренуара с некоторых пор появился новый большой пригородный торговый центр «Polygone Riviera». Сооружён он тоже по проекту Саши Сосно. Я, когда это сооружение увидел, подумал: неужели фантазии не хватило на что-то более оригинальное? Нельзя сказать, что автоплагиат, но как-то уже скучно стало после увиденной «Квадратной головы».

А потом в районе ипподрома Кань-сюр-Мер увидел монументальную бронзовую скульптуру «Не существует никаких препятствий»: скачущая чёрная лошадь пробивает собой большой чёрный прямоугольный параллелепипед. Тоже, некая вариация всё той же «Квадратной головы». И тоже, оказалось, творение всё того же Саши Сосно. Хотя тут есть отличие, шедевр всё-таки не из разряда «жилой скульптуры». Правда, глядя на образец монументальной «пропаганды спорта», у меня возникла мысль о некоей параллели в замыслах этого коня и памятника Ярославу Гашеку (гибрид коня с барной стойкой), выполненного чешским скульптором Непрашем Карелом. Но это так, мелочь.

Тропу современного искусства в Ницце продолжает стоящая напротив «Тет Карре», через дорогу, чёрная женская фигура. Это одно из созданий Антонуччи Волти, чьи творения сравнивают с работами Родена, Майола, Бурделя. (Музей Волти есть в городке Вильфранш-сюр-Мер, и желание съездить туда было, но как-то не сложилось, хотя от Ниццы туда менее 6 км и ходит автобус.) Глядя на эту, хочется сказать обнажённую, хотя она в тонком «прозрачном» одеянии, дочь Евы, понимаешь, что скульптора вдохновляла любовь к женщине, к женскому телу, линии и округлости которого стали для него воплощением и жизни, и искусства. Именно со скульптуры Волти «Никайя» начинается территория вокруг «Акрополя» (Acropolis), украшенная скульптурами и фонтанами.

Среди туристов здание из стекла и бетона, построенное в конце 1980-х годов, в котором расположены мультимедийный центр и спорткомплекс, боулинг-клуб и кинотеатр, концертный симфонический зал «Аполлон», выставочные центры и супермаркет «Сarrefour», сегодня вызывает противоречивое отношение. Когда его возводили, признавалось, не без оснований, что здание находится в авангарде современного движения в искусстве и архитектуре. Спустя 30 с лишним лет можно услышать, что сооружение жутко уродливое. Конечно, за это время оно слегка постарело. Тем не менее, на мой взгляд, «Акрополь» является одной из самых заметных архитектурных достопримечательностей города.

Он по сию пору, что называется, смотрится. И издали, и вблизи. Его 55 тысяч квадратных метров, находящиеся на 5 уровнях, его длина — ни много ни мало 338 метров впечатляют. Кто-то сравнивает его с гигантским кораблём, стоящим на якоре. Оно и понятно, Ницца — портовый город, каким ещё быть сравнению! По поводу архитектурного стиля, тут разброд и шатания: одни утверждают, что центр построен в греческом стиле, другие определяют здесь стиль конструктивизма, 3-ьи видят его в стиле модерна, сами жители говорят про стиль своих местных архитекторов, что он оригинален. Причём, убеждены они, несмотря на греческие корни в названии «Акрополя», претензий на греческий стиль архитектуры у здания на Лазурном берегу нет. Своеобразным отголоском античного периода можно счесть разве что расположившуюся в центре атриума великолепную статую Юлия Цезаря, которая приветствует всех входящих в холл Дворца конгрессов. Именно так предпочитают называть его те, кто приезжает на проводимые здесь всяческие конференции.

И пусть «Акрополь» — это никакой не музей, внутри и снаружи можно увидеть работы разных скульпторов 2-й половины XX века. Среди них «Мощь музыки» (композиция из скрипок) Пьера Фернандеза Армана. Напомню: это его композиция из часов и «Вечная камера хранения», композиция из чемоданов, стоят около вокзала Сен-Лазар в Париже. К слову, в парижском Театре комической оперы установлен бюст Мориса Равеля работы Армана, а в Центре Жоржа Помпиду можно увидеть его полотна-иллюстрации к поэзии А. Рембо.

«Акрополь» даёт возможность ещё раз (после Дефанса) увидеть «Большой палец» Сезара (правда, тут он «слегка» короче), «Дань памяти» Кирилла Пательера и бронзового Луи Армстронга, созданного Генри Моретти. (Заодно можно сравнить его с мозаичной скульптурой трубача, стоящей возле отеля «Negresco». Попробуйте только, глядя на неё, определить, кому посвящена эта скульптура. Одни утверждают, что у стены «Negresco» рядом с рестораном «Шантеклер» (Le Chantecler) стоит памятник Майлзу Дэвису, одному из лучших джазменов столетия. Другие убеждены, что стоит его соперник, не кто иной, как виртуоз-трубач Луи Армстронг. Манера и творческий стиль исполнения статуи (на мой взгляд, типичный поп-арт), боюсь, не позволит вам определить, кто тут прав. Произведение французского скульптора Ники де Сен-Фалль, которая хоть и причисляла себя, как и Саша Сосно, к сторонникам направления «Нового реализма», особой реалистичностью не отличается. При всём том работа Ники де Сен-Фалль, жены скульптора Жана Тэнгли зрительно впечатляет, ничто не мешает считать пёструю фигуру с трубой в руках памятником всем величайшим чернокожим исполнителям джаза. Её же не менее знаменитая скульптура «Жёлтая Нана», «красотка» с широкими формами, стоит в Королевском салоне «Negresco», где под куполом укреплена великолепная хрустальная люстра, упомянутая мной чуть ранее. Хочу добавить, я не случайно обмолвился о муже Ники де Сен-Фалль. Их совместной работой является известный фонтан Стравинского рядом с Центром Помпиду.

2-м маршрутом позволю себе назвать прогулку, которую я начал с «Сада Альбера I» (Le jardin Albert I), самого старинного в Ницце парка, отделяющего средневековый Старый город от кварталов начала XX века. Он открылся после масштабной реконструкции незадолго до нашего приезда. Не знаю, каким он был, теперь это красивейший по-французски вылизанный парк, который радует глаз аккуратно подстриженными газонами, розами и пальмами, фонтанами, бьющими буквально прямо из-под ног, и произведениями современного искусства. Среди них не только классические по виду небольшие фонтаны «Тритон» и «Три грации», знакомые, наверняка, по фото и Интернету даже тем, кто в Ницце не был и дня, но и знаменитая размашистая Арка Венет в форме дуги из чёрного металла, которая возносится ввысь на 19 метров. В парке, на пейзажном фоне, современные скульптурные объекты выглядят очень уместно, подтверждая мою мысль, что на пленэре им куда лучше, чем в тесных музейных стенах.

Здесь можно набраться сил перед ударным шоппингом в универмаге «Галерея Лафайет» (Galeries Lafayette), расположенном по соседству — рядом с площадью Массена, или, наоборот, получить дозу релакса после многотрудных хождений по 5 этажам торгового центра, предлагающего, как говорят, около 6 сотен марок-брендов одежды, обуви, украшений, аксессуаров и прочих товаров. Однако к «Галерее Лафайет» попасть можно, только пройдя по площади Массена. Всё тот же Массен, о котором мне говорить уже ничего не хочется. А вот о знаменитом фонтане в центре её говорят все и всенепременно.

Я сейчас, в перерывах между писанием заметок о Ницце, читаю роман Дрисса Шрайби «Расследование на месте» (пер. с фр.). И встретился мне там пассаж, где герой отзывается о своём начальнике-полицейском, который с умилением вспоминал золотые денёчки стажировки для повышения квалификации, проведённые в Париже:
«Не преминул он посетить и достопримечательности, составляющие предмет законной гордости французской столицы: Эйфелеву башню, музей Гревена, Полицейский музей, тюрьму Флёри-Мерожи, которые именно в таком порядке убывания значимости числились в программе стажировки — и международных обменов».

Мне кажется, в сознании живущих на Лазурном побережье «Солнечный» фонтан (Fontaine du soleil) с 7-метровой скульптурой Аполлона и 5 бронзовыми статуями, символизирующими планеты солнечной системы: Землю, Марс, Венеру, Меркурий и Сатурн, делит 1-е место с Английской набережной среди достопримечательностей, составляющих предмет законной гордости, в такой же мере, как Эйфелева башня безраздельно возглавляет парадный список у парижан.

Тем более любопытна занимательная история этого фонтана. Крупная беломраморная статуя нагого Аполлона вместе с 5 другими мифологическими фигурами без всяких фиговых листочков украсили фонтан в 1956 году. И сразу же скульптура вызвала протест местных жителей и городских властей, которые сочли статую слишком неприличной. Меня в этой формулировке больше всего интригует слово «слишком».

Туристы и отдыхающие их негодование почему-то не разделяли. Скандал на почве нравственности (странный, не правда ли, для французов?) разрешился своеобразным компромиссом. 5 фигур оставили на месте, а Аполлона в 1979 году демонтировали и перенесли к стадиону Шарля Эрмана (Charles Hermann) на окраине города. Почему в ссылку отправили именно Аполлона? Никто не знает. Но думается, всё дело в 7-метровом росте стоящего бога и пропорциях частей его тела. Около спортивных атлетов лучезарный бог света пребывал 32 года. И лишь в 2011 году его вернули на своё первоначальное место в фонтане на центральной площади. Видимо, к этому времени городские власти сочли, что Аполлон неприличен не слишком, а, может, и вовсе сняли с него обвинение в неприличии. Не исключаю, что в глазах нынешних французов некогда неприличное стало вполне даже приличным безотносительно к Аполлону.

С севера площадь с фонтаном окружают элегантные здания, единый облик фасадов которых определяют аркады, пилястры и балконные балюстрады, выдержанные в генуэзском стиле, и преобладание в окраске красного «помпейского» цвета. 7 лет назад внешний вид площади преобразила композиция из 7 статуй, по замыслу авторов, олицетворяющих 7 континентов. Композиция вызвала у меня ряд вопросов. Во-первых, каким образом 7 шестов, на которые посадили по «человечку» из белой резины (от времени, правда, о белизне говорить уже не приходится), символизируют 7 континентов? Во-вторых, композиция имеет официальное название «Беседа в Ницце» (в ином переводе «Диалог в Ницце»). Что в ней от Ниццы и от беседы или диалога? Что в позах сидящих на 10-метровой высоте «людей» подчёркивает гармонию и согласие беседы то ли самих 7 континентов, то ли людей о проблемах жизни на 7-ми материках? Но, и не задавая вопросы, скажу, что, на мой взгляд, произведённая вставка современного искусства смотрится довольно странно на фоне нарядных домов XIX века. Даже если напрячься и произнести нечто умное, мол, в классический облик площади высотные «мыслители» вносят нечто футуристическое, а по вечерам, когда у них включается неоновая подсветка, вызывают ощущение некоторой загадочности и фантастичности. Может быть, у кого-то и вызывают.

Вызовы, они бывают разные. Я проходил мимо «Галереи Лафайет», когда напротив меня со скрежетом затормозила большая машина с надписью «Полиция», и из неё выскочила и устремилась в мою сторону группа вооружённых полицейских. 1-я и единственная мысль в тот момент у меня возникла: «За что?» Через четверть минуты я с облегчением выдохнул: они промчались мимо меня. Что-то произошло в магазине, и кто-то из продавцов, похоже, нажал тревожную кнопку вызова полиции. Сказать, что прохожих сцена очень уж взволновала, не могу. Туристов, а других на этой улице бутиков рядом с престижным торговым центром просто не было, больше интересовало, пустит ли вставший у дверей полицейский их внутрь магазина.

Визит в «Галерею Лафайет» в мои планы не входил, и я отправился дальше по проспекту Жана Медсена вдоль пока единственной в Ницце трамвайной линии, которая к тому же ещё и бесшумная. На пешеходной улице это, замечу, не безопасно. Направился не к торговому центру для покупок средней ценовой категории «Нис Этуаль» (Nice Etoile), а в сторону выходящего на проспект фасадом значительных размеров собора Нотр-Дам, про который можно услышать, что это мини-копия Собора Парижской Богоматери. Notre-Dame de Nice, конечно, одна из достопримечательностей, и он красив… но, как говорится, в меру.

Среди всевозможных реплик, оценок и суждений, какие сопутствовали подготовке к поездке, встретилось мнение, что «не побывать в музее Матисса, значит, не побывать в Ницце». После посещения музея Матисса (Mus;e Matisse) соглашаться со столь категоричным утверждением я бы не спешил. Тем не менее оно состоялось, но благоразумно в ряду других запланированных для одновременного осмотра комплекса достопримечательностей. От помощи автобуса я, как обычно, отказался. Чтобы добраться до музея пешком, пришлось лезть в гору, которая называется живописным холмом Симье. Не верьте рекламным проспектам, будто музей находится в центральной части города. Если следовать дипломатическому этикету, можно сказать, что он располагается в некоторой удалённости от центра. А по-простому, то чуть ли не на окраине Ниццы.

Однако, располагая временем, я не пожалел о своём решении. Оно позволило мне в один день увидеть развалины римских термов, античную арену (римский амфитеатр) и современный аристократический квартал фешенебельных вилл нынешних миллионеров, среди которых отнюдь не только французы; францисканский монастырь Нотр-Дам-де-Симиз, монастырский сад, созданный в ХVI веке и кладбище, где, кроме Анри Матисса, похоронены ещё 2 известных человека: обладатель Нобелевской премии по литературе французский романист Роже Мартен дю Гар (чей роман-поток «Семья Тибо» пришёл ко мне вместе с «Библиотекой всемирной литературы» — 200-томной серией книг, выпущенной «Худлитом» в 1967—1977 годах), и художник Рауль Дюфи.

Позволю себе небольшое отступление. Французы считают Дюфи выдающимся художником, мне же более оправданным кажется определение «любопытный». Стилистика его картин придаёт им скорее характер оригинальных книжных иллюстраций, нежели художественных полотен. Но это исключительно моё личное восприятие работ, с присущими им яркостью колорита и простыми очертаниями формы. Среди наиболее мне симпатичных — его «Монмартр» и цикл разноцветных букетов в вазах. Уместно напомнить, что большая коллекция преимущественно поздних работ Рауля Дюфи помещена в отдельном зале Музея изящных искусств Ниццы (Le Mus;e des Beaux-Arts) в бывшей вилле княжны Елизаветы Кочубей. Там 28 картин маслом, 97 рисунков и гравюр, керамика и ткани, расписанные художником.

Ещё тот день подарил мне возможность обойти вокруг огромного дворца, построенного по случаю приезда английской королевы Виктории — «Дворец Регины» (сейчас в бывшей резиденции около сотни частных квартир людей, вряд ли перебивающихся с хлеба на квас), и далее через ворота со сфинксами спуститься через грот к вилле «Вальроз» (сегодня это территория университета Ниццы).

При желании можно было зайти осмотреть археологический музей в бывшей вилле Арен и расположенный на авеню Доктора Менара музей Марка Шагала. Открытый в 1972 году музей художника-авангардиста — это прежде всего 17 больших картин, написанных под впечатлением от Ветхого Завета. Отсюда и полное его название — Национальный музей Библейского послания Марка Шагала (Mus;e National Message Biblique Marc Chagall). Но оба музея меня не влекли, я предпочёл им роскошный особняк «Вальроз» (Villa Valrose), построенный бароном фон Дервизом. Это по-французски вилла, а любой русский скажет иначе — барский особняк. И будет прав, глядя на монументальное русское имение «Вальроз», принадлежащее когда-то нашему соотечественнику, российскому богачу и меломану, барону Павлу Георгиевичу фон Дервизу (между прочим, в Ницце есть улица барона Павла фон Дервиза и школа имени фон Дервиза).

Барон как-никак был знаменитой личностью в городе не только благодаря богатству, но и щедрости. Вообще мне показалось, что Ницца любит таких людей и отдаёт толстосумам предпочтение перед всеми другими. По этой причине, как только количество богатых россиян в силу разных причин ныне резко уменьшилось, город затосковал и опечалился.

Но вернусь в середину XIX века, когда фон Дервиз, прикупив 10 с лишним гектаров земли у холма Симьез, затеял строительство на них с нуля 2 дворцов, вокруг которых, разумеется, разбили парк. Строительство было завершено через 3 года, и один только Большой замок обошёлся в пересчёте на сегодняшний курс 40 миллионов евро. Во дворце был даже концертный зал, позднее превращённый в театр. Здесь фон Дервиз задолго до балетных «Русских сезонов» Дягилева (1908—1929) часто устраивал музыкальные сезоны. В 1879 году, живя в особняке барина фон Дервиза, Глинка написал свою оперу «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»).

Живи фон Дервиз сегодня, он входил бы в «клуб миллиардеров» и его состояние фигурировало бы в глобальном рейтинге Forbes. Наследством он отягощён не был, предки ни богатством, ни знатностью не выделялись. Но, как оказалось, оказался в нужном месте в нужное время: организовал компанию по постройке железнодорожных путей. Граф Сергей Юльевич Витте, по совместительству председатель Совета министров, знал, что говорил, когда в мемуарах отозвался о нём:

«Дервиз, несомненно, был человек умный и на постройке дорог...нажил очень большие деньги... Когда он нажил очень большое состояние, то был настолько умён, что сразу бросил свои дела, уехал за границу, построил целый дворец, занимался музыкой, имел собственный театр и там же умер».

Характерное и, я бы сказал, вневременное определение. Ничто не меняется на белом свете. Как там, в кинофильме «Иван Васильевич меняет профессию»? — «Всё, что нажил непосильным трудом!»

Монастырь Нотр-Дам-де-Симиз (Notre Dame de Cimiez), выполненный в стиле готики трубадуров, отличается ярким фасадом и беломраморной колонной 1477 года, посвящённой Св. Франциску. Кто-то станет ахать при виде 3 картин на религиозную тему известного французского примитивиста Луи Бреа, но меня больше привлёк монастырский сад, ухоженный, аккуратный. Могу представить, как он невероятно красив весной, когда цветут гранатовые и цитрусовые деревья. Мне же пришлось ограничиться чудесным видом на город с высоты холма Симье.

Римский амфитеатр (остатки античного амфитеатра вместимостью 5000 человек), построенный, кто говорит, что в I веке, кто — во II веке н.э., до сих пор используется по назначению. Днем, когда я там был, территория открыта для посещения. Вечерами на арене проходят музыкальные представления и драматические спектакли под открытым небом. Афиша приглашает желающих. Зрителями, слышал, а потому ручаться не могу, обычно бывают местные жители, обитатели богатых вилл квартала Симье. По такому случаю концерты зачастую бесплатные.

За ареной находятся другие руины — термальный комплекс (бани), он помоложе, II—III веков. По прямому назначению не используется. Весь этот ансамбль руин располагается в парке, где высажены оливковые деревья, рядом с музеем Матисса.
Здание музея — генуэзский особняк (XVII в.) с изящным фасадом, покрытым росписями-обманками. В стенах этого дома художник прожил не один десяток лет.

Скромность экспозиции вызывает противоречивое восприятие у посетителей. Одних музей разочаровывает скудностью, мол, всего пара картин, остальное — рисунки и эскизы, десяток скульптур и немного фотографий, практически никаких личных вещей. Другие смотрят иначе: нет великих шедевров, но есть прекрасная творческая лаборатория великого мастера. Получается вроде как традиционный риторический вопрос «Стакан наполовину полон или пуст?»

Нет, тут есть мраморные столики и венецианские кресла-качалки (прижизненные), экспонируется большое количество рисунков и эскизов (я их не считал), скульптуры и гравюры, коллажи из бумаги, оконные витражи, керамика, декупажи, гобелены, работы на ткани «Океания — Море», «Океания — Небо». Т.е. представленное очень разнообразно по содержанию, хотя работы в основном небольшие. Но они «рассказывают» о пути художника в разные периоды творчества и иллюстрируют многогранность его таланта. Можно также видеть фотографии Матисса.

В Ницце, знаю, Матисс написал множество полотен, на которых изображены жёлтые лимоны, чёрные венские стулья, зелёные и розовые летние зонтики. Но, ей-ей, видеть их здесь собранные под одной крышей у меня желания не возникло. Недоумения, что нет тут знаменитых полотен «Танец» и «Музыка», тоже не случилось. Желающие их лицезреть могут отправиться в Санкт-Петербург и зайти в Эрмитаж. Я в музее на Дворцовой площади несколько раз был и работы, выполненные по заказу московского коллекционера Сергея Щукина для своего 2-этажного особняка в качестве декоративных панно для парадной лестницы, видел.

Собственно, с этих скандальных картин, в которых Анри Матисс явил виртуозное «дикое» обращение с цветом и формой, к нему и пришла слава. Баснословные по тем временам деньги заплатил Щукин за господствующие в палитре не утратившего наивности малоизвестного тогда художника всего лишь 3 цвета — «небесная лазурь», «розовая свежесть тел и зелень холма». Лишь попросил автора изящно закрасить слишком явные половые признаки у изображённых фигур. Это был 1-й крупный заказ в жизни Матисса, который позволил ему проститься с нехваткой средств.

Впрочем, если для кого проще, увидеть картину можно, заглянув в Музей современного искусства в Нью-Йорке, там есть, читал, 2-я версия «Танца». Или приблизиться к масштабному панно «Танец» (1932), ныне называемому «Парижским танцем», в парижском Музее современного искусства. Этот вариант ставшего модным полотна в 1930 году Матиссу заказал американский коллекционер Альберт Барнс. Но это уже как бы голливудская франшиза «Форсаж-8», картина маслом, в которой данная тема находит дальнейшее продолжение.

…Дни, проведённые в гуляниях по Ницце, позволили увидеть немалое число объектов, которые я отнёс к разряду своеобразных знаков внимания. По своим размерам они разновелики. По формам и художественному решению различны. В тематическом смысле существенно отличаются один от другого. Одни широко известны, популярность иных — порой незначительна. Отразить широту палитры знаков внимания даже не буду предпринимать попытку, но некоторые из них выделю.

Памятник в честь 4 тысяч жителей Ниццы, павших на фронтах Первой мировой войны, — один из наиболее известных монументов. Выполнен в виде вырубленной в скале колоссальной арки, в которую вписано изображение храма с колоннадой. Внешне напоминает погребальную урну. Около подножия расположены горельефы, символизирующие Мир, Войну, Силу и Свободу. Монумент хорошо виден с моря, т.к. его высота 32 метра. Открыт он в 1928 году, однако со временем стал трактоваться как памятник погибшим во всех войнах XX века.

Смею думать, что про это знают многие и без меня. Но есть деталь, с которой я познакомился лишь в связи с поездкой и известность которой куда меньшая. Исходя из раздела Франции в годы войны на оккупированную немцами часть и Вишистскую Францию, я полагал, что Ницца, расположенная на южном побережье страны, не была под немцами и входила в ту самую Вишистскую. Я ошибался. Что не мудрено, потому что сегодня благополучную Ниццу трудно ассоциировать с реальной историей 75-летней давности. И для меня, признаюсь, было открытием, что в период Второй мировой город был оккупирован. Сначала, в 1940 году, вторгшейся во Францию итальянской армией «младшего партнёра» Гитлера Муссолини, который желал присоединить Ниццу к Италии.

Несколько позже, в 1943 году, по договору между союзниками на улицах Ниццы и на Английской набережной появились уже немецкие танки. А в отеле «Сплендид» разместилась штаб-квартира гестапо. При желании вы и сегодня там (Splendid Hotel & Spa на бульваре Виктора Гюго) имеете возможность забронировать номер. Может случиться так, что именно в нём была одна из устроенных в гостиничных номерах пыточных камер. В 1944 году Ницца подверглась бомбардировкам США, от которых погибло более 1000 человек, а более 5 тысяч остались без крова. Странное, однако, дело, миф про «батери рюс» в памяти жителей Ниццы сохранился, а реальная бомбардировка города авиацией США из той же памяти словно испарилась.

На памятнике у подножия холма Шато сначала появились выгравированные имена жителей Ниццы, погибших в войне 1914—1918 годов, потом имена павших в годы Второй мировой войны, позже возникли стелы с именами жертв павших в колониальных войнах, шедших в 1946—1954 годы в Индокитае и в 1954—1962 годы в Алжире. Так в итоге монумент превратился в мемориальный знак памяти о погибших вообще во всех сражениях минувшего столетия. Он не единственный в городе. Подобного характера памятные знаки можно встретить во многих местах. Тут и скромный мемориал, посвящённый героям Первой мировой войны, и мемориал памяти жертвам кораблекрушения, и мемориал французам, погибшим в ходе войны в Алжире…

В центре площади Гарибальди, откуда, собственно, начинается Старый город, возвышается помпезный памятник Гарибальди, который родился в Ницце в 1807 году. Но, по большому счёту, он почему-то не запомнился. Зато в памяти сохранился вид статуи в память царствования (1821—1831) Карла Феликса Савойского короля Сардинии. Установленная ещё в 1-й трети XIX века на берегу порта Лимпия (Lympia), она из тех, что в глаза не бросаются. Хотя стоит буквально в сотне метров от мемориала погибшим во всех войнах XX века.

Не знаю, каким характером был наделён ученик Пастера Альберт Кальмет, но расположенный на пересечении улиц неброский памятник ему — скульптурная композиция: 2 медсестры делают ребёнку прививку БЦЖ (противотуберкулезная вакцина, которую он создал) — обратил на себя внимание. Уже одним тем, что сам французский врач, бактериолог и иммунолог, скромно изображён в виде барельефа на постаменте. Не часто такое встречаешь.

При желании можно представить, например, Чехова, спускающегося к морю от «Русского пансиона» (теперь это отель «Оазис»). Он в нём жил, приехав в Ниццу на излечение чахотки. И отель, и район, где он расположен, по уровню, скажем так, ниже среднего. Как в ту пору, не знаю, сегодня объяснение простое, это арабский квартал недалеко от вокзала. В историю этого отеля вписано ещё одно известное имя — В.И. Ленина. Их мемориальные доски (Чехова и Ленина) на торце здания рядом.
И ещё распространённый знак внимания. Помещается копия картины с пейзажем известного художника в месте, изображённом на художественном полотне, и у любого есть возможность сравнить, как выглядело это место раньше, и что тут теперь. Надо сказать, что подобные знаки на французской Ривьере встречаются довольно часто повсеместно.