Дюймовочка из Припяти-2. Полубыль со счастливым ко
То, что произошло, можно было бы сжато охарактеризовать и как Великую
Вселенскую Радость, и как Страшный Суд.
Это действительно был Страшный Суд, но совсем не в библейском понимании этого слова.
Страшным этот суд был для мудрецов-материалистов, отвергших всё, кроме здравого смысла. В одночасье, в одно мгновенье разбились вдруг их вековые представления и устои, на которых зиждилась основательная и прочная обитель их разума и мироосознания, где они пребывали в отрешении по отношению к смерти. Рухнул один из столпов - необратимость смерти, заглох вековой пренебрежительно-чванливый зевок: "а-а,все там будем."
Столпы - столбы фундамента этой обители - рухнули, мудрецы выбрались из облака пыли рухнувших стен, раскрыв зажмуренные от неё (и от страха) глаза и увидели непонятное и пугающее.
Перед ними открывалось Безсмертие - во всей радости и красоте. Навстречу им шли их близкие, некогда дорого похороненные ими. Подчас они "отстёгивали" куда больше денег на обречённый сгнить в почве нелепо-красивый гроб для мёртвой мамы, чем на её, мамы, желания, на её лечение. Деньги на гробы, на сытные поминки нашлись у всех. И у испорченных большими деньгами богачей, считавших нерациональным вкладывать деньги, которые "должны работать", в жизнь вырастивших их людей, и у среднего класса, ворчавшего на "маразматическую блажь обузы-родителей", и у "бедняков", рвавшихся от получки до получки на нелюбимой, а порой и ненавистной работе, получавших гроши и желавших к концу рабочего дня побыстрее подохнуть - и себе, и всему миру.
На похоронах они практически искренне плакали, а затем забывали про всё на свете и с головой уходили в дела. Кто-то испытывал экзистенциальную скорбь, но не имел в душе ни единого атома веры, что исправление "непоправимого" горя возможно. Он даже не думал, что возможна такая вера.
Родственников они нелепыми обрядами всячески изгоняли из дома. Их мёртвых они теперь боялись, каким бы прекрасным человеком покойный ни был.
Они знали, что смерть-нечто жуткое, но считали возможным кому-то её желать (как в шутку, так и всерьёз), смаковать детективы, где повествовалось о чьей-то насильственной смерти, с удовольствием, будто бы ели шашлык под хорошее вино, травить анекдотцы в русле "чёрного юмора".
В их душах не было даже проблеска мысли о неестественности смерти, веры в чудо. Чуду не было места в их жизни. Жизнь они подсознательно ненавидели, желая побыстрее дожить до пенсии, а там помереть, чтобы не мучиться болезнями и скукой. Бесконечная жизнь представлялась им карой, чем-то, что очень быстро надоело бы. Хотя сами они отрицали, что подсознательно стремятся к смерти, им представлялось, что они жутко хотят жить. Но подсознательная программа исправно и неотвратимо гнала их к могиле.
И вот теперь они испытывали страх от осознания глубины своей несмелости, дикости своих прежних убеждений...и простой общечеловеческий непонятно кем внушённый страх перед бесконечностью.
На суд же выносились их убеждения. И получали свой заслуженный приговор.
Дело началось в городе Новосибирске, в ничем не примечательном спальном корпусе детского дома-интерната, одним серым январским днём.
В бытовке, сидя на запылённой старой стиральной машинке, плакал мальчик.
Мальчика звали Вадимом, и ему было двенадцать лет.
Две недели назад мальчик потерял маму - единственного оставшегося у него родного человека.
Маму звали Яна Александровна. Она родилась в Припяти - погибшем в шестнадцать лет городе, где жили работники Чернобыльской атомной электростанции, одной из образцовых электростанций, считавшейся лучшей в мире, рвавшейся к званию самой мощной станции в Европе.
Мама с родителями, которых он, Вадим, не знал и не помнил, жила на улице Энтузиастов, находившейся ближе всех к атомной электростанции. Лишь два километра по прямой отделяли их пятиэтажное общежитие-малосемейку от четырёх кубов мощных энергоблоков. Из окна, как на ладони, виднелись правильные параллелепипеды строений, хитросплетения трубопроводов, ажурные опоры линий электропередач, разбегавшихся отсюда в дальние дали.
Хорошо был виден ей и раздавшейся апрельской ночью взрыв. Она запомнила зловещее красное свечение, поток которого вырывался из разрушенного четвёртого энергоблока, вой пожарных машин и карет скорой помощи, нёсшихся по городу, трескотню появившихся днём вертолётов.
Уже после обеда её семья на машине уехала в Киев, к бабушке. На следующий день они узнали, что всю Припять вывезли. В разные сёла и посёлки. Потом часть эвакуированных тоже приехала в Киев.
В декабре умерла в больнице от лучевой болезни Лиза Туровская, мамина лучшая подруга детства. Тогда же дедушке Вадима пришёл вызов в Новосибирск, в один из институтов, занимавшихся ядерными исследованиями. Вскоре они переехали туда.
Жили на улице Ядринцевской, как потом выяснилось, в двух шагах от дома талантливейшей, но не признанной широкой публикой певицы и поэтессы, тоже Яны (сама она предпочитала именоваться Янкой) Дягилевой.
Когда мама закончила институт и стала работать учителем русского языка, бабушка и дедушка умерли. Молниеносный рак-у дедушки. Инфаркт, отмирание подточенного, буквально простреленного радионуклидами сердца - у бабушки. Хищная "хроническая лучевая болезнь" не пощадила и через года.
Лишь в тридцать шесть лет мама вышла замуж за того, кто назывался отцом Вадима. Начиналось всё красиво и романтично. Он дарил ей цветы и пытался писать неуклюжие стишки на манер группы "Аквариум".Но через два года, когда он, их желанный ребёнок Вадим "вылезал из животика", возникло осложнение. После этого...врачи сказали маме, что она никогда больше не сможет иметь детей...
...От нервного потрясения на Яну Александровну накатили привнесённые чернобыльской Звездой Полынь хвори. Жестокий тиреотоксикоз за два года буквально сглодал всю былую красоту. Из пышнокудрой, приятной полноты жизнерадостной(невзирая на все невзгоды!) красавицы с фарфоровой кожей несчастная женщина превратилась в измождённую,худую до костлявости неврастеничку с влажной и отёчной красной кожей, выпуклыми воспалёнными глазами. Истончились и частью выпали её чудесные волосы, сделавшись сухими и ломкими.
Муж делал вид(надо признать,весьма искусно,) что, невзирая ни на что, продолжает её любить.Но в один распрекрасный день она увидела его, развлекавшегося с молоденькой секретаршей с работы за дверью своей комнаты, перед которой ходил в растерянности трёхлетний сын..
Девять лет она, изнемогая от усталости "на трёх работах", одна выращивала сына. Заместительная терапия было помогла, но в организме будто прорвало все трубы, все заглушки - болезни безумным водопадом хлынули одна за одной.Вскоре после невесёлого Нового года-восьмого в период её одиночества-не выдержало сердце.
И вот теперь сын её сидел в бытовке детского дома, водворённый туда за невыученные уроки и драку с соседом по парте. Юный мордоворот (охарактеризовать литературным эпитетом этого типа невозможно) постоянно подначивал щуплого Вадима со всем изощрённым садизмом, на какой только способен волчонок, дитя маргиналов. Вадим собрал всю смелость и врезал по отвратительной роже линейкой для черчения на доске...И был отведён учительницей в бытовку- "обдумать своё поведение".
Нельзя сказать, что насилие со стороны педагогов было в детском доме в порядке вещей.Как раз наоборот- воспитатели жутко опасались возникновения такового среди воспитанников. Поди присмотри за ними...А они, лишённые совершенно необходимой детям любви, которую человек не может дать им по образовательной программе, зверели и бунтовали. Зверства старались пресекать. Поэтому драчунов развели по разным комнатам -"до вынесения дальнейшего решения".И теперь Вадим сидел на стиральной машинке.
И плакал. От отчаяния. Очень страшно испытывать отчаяние в двенадцать лет.Он испытывал.
Он почувствовал, что он в этом мире не нужен никому. И впереди его ждут лишь серые, беспросветные, холодные дни, полные учёбы - безо всякого удовольствия, "на автомате",- и драк.
И тут его внезапно озарила мысль. Резкая, будто стиральная машинка в мягкое место током уколола. Во всяком случае, так он с иронией (да-да, с иронией) описывал потом молниеносность озарившей его идеи.
Одновременно - элементарно простая, бесконечно нелепая (с точки зрения так называемых здравомыслящих людей) и потрясающе дерзкая.
Итак,
А ВДРУГ МАМА ВОСКРЕСНЕТ?
Вот что пришло в голову отчаявшемуся двенадцатилетнему мальчику, никогда не задумывавшемуся о вере и религии.
А почему нет? А вдруг! Как было бы прекрасно!
Так ещё не бывало. По крайней мере, он про это не слышал. Но слышал, что был на свете такой человек - Иисус Христос - и он воскрешал мёртвых. Без снадобий и заклинаний. Одной лишь светлой и чистой ВЕРОЙ, в том числе - в успех своего дела.
А раз так - почему он не может поверить, а его мама - воскреснуть?
Он слышал, что Иисус Христос - это бог, и даже оробел от этой мысли - сравнивать себя с богом. Но с другой стороны - он слышал, что Иисус Христос себя богом никогда не называл, а говорил о себе - сын человеческий. А людей называл... да, одну женщину он назвал дочерью. Да и потом люди стали говорить о себе - "дети Божьи"...
А РАЗ ТАК, ТО ОН МОЖЕТ СВОЕЙ ВЕРОЙ ВОСКРЕСИТЬ МАМУ!!!
Через полчаса его выпустили из бытовки.
Ночью ему снились спокойные и радостные сны - впервые за это время...
Назавтра была консультация у психолога. Обыкновенная, плановая, каких уже две было на его памяти. Впрочем, он на этих консультациях только плакал и односложно отвечал на вопросы. Психолог - Наталья Фёдоровна Бурдинская, красивая женщина с глубокими добрыми глазами тёплого коричневого цвета и золотыми волосами в каре, - не стала дальше дёргать его вопросами, пожалела его.
Но в этот раз он сам устремился к ней...Он увидел в ней доброго и открытого человека - единственного в этом неприветливой детской тюрьме - так он переименовал мысленно детский дом, само слово "дом" казалось ему неподходящим для этого места...
Когда он сбивчиво излагал Наталье Фёдоровне свою веру, он заметил в её глазах под очками слёзы.
- У меня у мужа мама умерла недавно, - неожиданно сказала она. - И моей уже девятый десяток идёт. С сыном плачем с того дня... Я тебе помогу. Я вижу, ты уже набрал всю полноту веры. Я тоже поверила... в твою веру. Где похоронена твоя мама?
- На Заельцовском кладбище...- с надеждой в голосе прохрипел Вадим, чувствуя, как к горлу подкатывают слёзы.
-У меня тоже свекровь там... Сейчас же едем на кладбище! Сейчас же!
Когда серая "тойота" доехала по дорожке до могилы матери Вадима, он на слабеющих от робости и от страха, что ничего не получится, ногах выбрался через открытую Натальей Фёдоровной дверь. Вдвоём они, хрустя по снегу, подошли к низкой оградке, за которой высился массивный обелиск с выгравированной фотографией и словами:
ЯКОВЛЕВА
ЯНА
АЛЕКСАНДРОВНА
Светлая память
-Свекровь у меня тут рядом...Видишь? - Наталья Фёдоровна показала чуть правее маминой могилы.
Они замолчали. Каждый собирал силу мысли и веру.
Вадим вдруг мысленно представил себе луч с энергией жизни, идущий из его глаз...
Ну же!
-Наталья Фёдоровна...-он тронул её за рукав пальто.- Луч...
Она поняла всё.
Снег на могилах вдруг стал таять, превращаясь в облачко пара и исчезая без следа.
Раздался подземный гул. Могилы задрожали.
-Наталья Фёдоровна...Кажется, получается...
Бабах!!!-послышался мощный взрыв.
Из могил выплеснулось сияние.
Они закрыли глаза от яркого света.
Из этого света вышли две женщины- одна красивая и молодая, лет сорока, другая - постарше, лет шестидесяти.
-Мама...-Вадим бросился в облако света.
-Лидия Владимировна...-сказала Наталья Фёдоровна...
Вадим уже не помнил, как и куда ехали с кладбища и что было...
Через неделю они с мамой стояли на заброшенной центральной площади города Припять. Они смотрели вдаль, в конец проспекта Ленина, в сторону моста смерти, и о чём-то сосредоточенно думали. Каждый - о своём.
Издали вдруг полетела точка, вблизи оказавшаяся крохотной куколкой. Рядом с куколкой появилось облачко света, из которого вышла молодая девушка.
-Лиза...Дюймовочка...-заплакала мама.
Вадим всё понял...
...Через неделю он уже сидел в квартире на проспекте Энтузиастов с мамой и её родителями, которых он живыми никогда до этого не видел.
Потом все встали и пошли на небольшой балкон, который был в квартире.
Они увидели, как люди снимают с вчера возведённой под окном стеллы белое покрывало.
Когда оно упало, обнажился высокий параллелепипед из чёрного мрамора, похожий на...У Вадима вновь на миг застрял в горле ком.
Но это была лишь ассоциация. Прошлому, где осталась злобная старуха-смерть, возврата уже не было.
На параллелепипеде золотом светились буквы:
ВЫ НЕ БУДЕТЕ ТЕРЯТЬ БЛИЗКИХ И УМИРАТЬ САМИ.
НО ПОМНИТЕ, ЧТО СМЕРТЬ НЕ МОГЛА БЫ БЫТЬ ПОБЕЖДЕНА НИЧЕМ ДРУГИМ, КРОМЕ СИЛЫ ВЕРЫ.
НЕ ТЕРЯЙТЕ ВЕРЫ.
Чита,
28 апреля 2024 года.
Свидетельство о публикации №224042301304