В своей смирительной рубашке

В своей смирительной рубашке
Нашёл я потайную дверь
И каждый вечер, натурально,
Я выхожу гулять теперь.

За этой дверью мир особый,
Там странно всё переплелось,
Все перепутались эпохи,
И без чудес не обошлось.

Сперва за дверью В Люди Штрассе,
Иль, по-советски, Пешков Стрит,
Сейчас её зовут - Тверская,
И Горький плачет здесь навзрыд.

А если в левый переулок,
Не дай бог! взять и повернуть,
То там почуешь запах моря!
И в правом можно соль вдохнуть.

А коль пройдёшь немного прямо,
Увидишь местный мавзолей,
Там на цепях в гробу хрустальном
Лежит не Ленин, а Кощей.

Я тут знаком с таким народом,
Кто знают русским языке,
Я запросто здесь с Маяковским,
И с Пушкиным накоротке.

Сергеич для поэтов - гуру,
Великий Айдасукинсын!
Я у него однажды сдуру
Франшизу на стихи купил.

Вот слезет Саша с пьедестала,
Мы с ним Тверскую перейдём,
Сидим в Макдональдсе напротив
И разливаем под столом.

Потом пойдём гулять по штрассе,
Нальём Есенину бокал,
Случайно встретимся с Наташей,
Ну, с Гончаровой. Ну а как?

Втроём гуляем, бьём баклуши,
Но! Никого не бьём!
Зайдём в кафе, закажем суши,
А после в поле! Босиком!

А в поле рожь, и мы по снегу
Идём сквозь ржаную траву,
Она несёт усладу сердцу!
За это и люблю Москву!

Сергеич мне всё трёт про дактиль
И про хорей, но в пять утра
Нам прокукует птеродактиль,
И он домой, на пьедестал.

Наталью провожу я скромно,
Я ж не Дантес, я ни-ни-ни,
Потом пойду бухать в Отрадном!
А что вы ждали от Москвы?

И я брожу здесь в счастьи полном,
Ничто не вызывает грусть,
Вот только водка по талонам,
Но я и пивом обойдусь.