Туман гл. 13

Глава 13

Отец

Ребята обследовали всю окружность поляны. И, даже может быть, не один раз. Потому что нет у круга ни конца, ни начала. Только когда отломили от дерева сухую ветку и воткнули её в землю, получили более или менее сносную точку отсчёта. Просто надо было следить, чтобы Люкс со своей неудержимой энергией не снёс ориентир, и им не пришлось бы начинать всё заново.
Стена оказалась сплошной. Нигде она не была ни мягче, ни податливей, ни теплей. Холодная, и словно замутнённая, как старое зеркало, в котором подростки отражались размытыми силуэтами. Когда ребята дошли до «ветки отсчёта», у всех, особенно у Валерки с его раненной ногой, было единственное желание — просто немного отдохнуть. Можно было бы свалиться прямо тут. Но, то ли от стены веяло каким-то тревожным холодом, то ли ещё почему, но дети решили устроиться на пригорке под деревом. Всё-таки спокойней быть защищёнными хотя бы с одной стороны. Они уселись рядышком, прислонясь к толстому корявому стволу.

Люкс устроился у ног ребят.

Артём запрокинул голову и, не моргая уставился на неживое солнце.

Оно светило так же и там же, не сдвинувшись ни на сантиметр на странном куполе небосвода.

— Купол! — неожиданно для всех, и для себя в том числе, воскликнул Артём.
Инга и Валерка удивлённо посмотрели на него.

— Мы попали в купол. За ним тот же туман. Ну, я не уверен, конечно, — заколебался Артём, — но так думаю.

— И что это меняет? — немного ядовито поинтересовался Валерка.

Артём пожал плечами.

— Ну здесь хотя бы сухо. И вроде пока не холодно.

— И еда есть. Тоже пока, — Инга раскрыла рюкзак, достала пирожок, разломила его на три почти равные части. — Будем экономить, — объяснила она и обратилась к Валерке: — Ты как? Есть сможешь?

— Кажется, смогу, — ответил он и взял протянутое угощение.

— Ух, я тоже проголодался, — Артём потёр руки, то ли типа умылся, то ли обрадовался.

— После неё, — Инга указала глазами на стену, — неплохо было бы руки помыть. Кто знает, из чего этот «холодец».

— Да ладно, — проговорил Артём с набитым ртом, — если бы было что-то опасное, наверняка уже почувствовали. Я ж говорю: ни вкуса, ни запаха. Ешь, хуже всё равно не будет.

Валерка хмыкнул:

— Это точно.

Стали есть, стараясь растянуть свой паёк на подольше.

— А говорили, собак любите, — Валерка насмешливо посмотрел на сосредоточенно дожёвывающих Артёма и Ингу и бросил псу небольшой кусок пирожка без начинки.

Люкс лениво поднял голову и, не вставая, вдохнул в себя угощение.

Инга и Артём виновато переглянулись. Но пёс, кажется, совсем не обиделся. Он, правда был какой-то ненастоящий: покормишь — не откажется, не покормишь — голодными глазами сверлить не будет. Кроме того, он так уютно растянулся во весь рост, касаясь каждого из ребят, и от него исходило такое домашнее тепло, что, несмотря на довольно скудный обед или ужин, всех стало клонить в сон — лучшее лекарство на свете для всех уставших, потерянных, не очень сытых, не знающих, что впереди.

Наверное, каждому снилось что-то хорошее и приятное из другой жизни. Потому, когда Люкс заскулил и отрывисто, словно предчувствуя что-то, залаял, все вскочили. Ребята осоловело оглядывались по сторонам, не понимая в первую минуту, где находятся и что происходит. Артём безуспешно старался успокоить собаку.

— Слышите? — Валерка поднял указательный палец. Даже Люкс замолчал на несколько секунд.

Сверху, постепенно заполняя всё пространство внутри их купола, раздавалось гудение — сначала похожее на жужжание шмеля за окном, а потом всё более громкое, давящее на барабанные перепонки. Источника звука нигде не было видно. И кругом, на первый взгляд, всё было по-прежнему. Только свет, лившийся сверху, кажется, немного изменился: он стал синевато-белым и направленным. Такой трюк проделывают театральные прожекторы, когда фокусируются на каком-то герое. Ощущение «театральности» усилилось, когда свет вокруг стал тускнеть, пока вся поляна не погрузилась в полумрак, а «небесный» прожектор очертил на земле круг и навязчивый гул тут же прекратился.

В освещённом круге возник человек. Мужчина. Он появился ниоткуда. Просто как будто собрался из разбросанных в воздухе молекул. Сначала очертания его были неясными, и весь он был какой-то прозрачный: вроде его видно, но и через него тоже видно, правда с небольшим искажением. Такое искажение бывает, когда смотришь на предмет, частично погружённый в чистую воду. В месте, где он соприкасается с поверхностью воды, изображение немного искривляется.

Мужской силуэт становился плотнее, насыщеннее. Подростки смотрели на происходящее с любопытством. От страха они порядком устали. Правда и любопытство было не обычным, а с мурашками, которые то и дело пробегали вдоль позвоночника.

— Это голограмма, — прошептал Артём.

— Вижу, — так же тихо отозвался Валерка.

— Это мой папа! — вдруг вскрикнула Инга и побежала вниз, к кругу, свечение которого с каждым её шагом становилось ярче.

— Стой! Нельзя! — бросились за ней мальчишки, но не успели. Инга перешагнула границу, и исчезла. Артём застонал, зажмурился. Валерка, как истукан, смотрел на страшную картину. И вдруг, как несколько минут назад мужчина, начала собираться в своё собственное изображение их Инга.
Валерка дёрнул Артёма за рукав. Оба застыли, разинув рты. Новая Инга была такой же, но ярче. Будто в неё добавили больше красок. Там, вообще, всё было насыщенней: воздух хрустальный, жухлая трава изумрудной. И видно было всё так чётко, словно на экране с высоким разрешением. А Инга, или то, что от неё осталось, а может, то, что вместо неё возникло, вообще, не обратила внимания на те изменения, которые с ней произошли. Просто был стоп-кадр, а потом она с воплем «Папа! Папочка!», усиленным множеством невидимых динамиков, замерла в объятиях мужчины. Она ещё несколько минут подрагивала всем телом и всхлипывала. А мужчина гладил её по спине и повторял: «Ну же! Ну же!» Было видно, что он растерян не меньше дочери.

— Как ты здесь оказалась?

— Пап, то есть всё неправда?! — Инга удивлённо рассматривала своего отца. — Ты не умер?

— Да нет, умер! — уверенно ответил он. — Но ты-то как тут…

— А-а… я просто вошла. Долго рассказывать. Это, вообще, какая-то странная история. Но как же здорово, что мы с тобой встретились. Ты не обижайся только, но я начала забывать какой ты. Вот часы твои ношу, чтобы лучше помнить, — она задрала рукав, — а они сегодня разбились. Честное слово, я не хотела.

— Да ладно, глупенькая, — потрепал её папа по щеке. — Разве мы помним людей из-за каких-то вещей?!

— Ну не знаю. Твои часы мне напоминают о тебе. — неуверенно сказала Инга. — Хотя я и без них тебя вспоминаю. Вот правда, — обрадовалась она, — думала, что забыла, а увидела и сразу узнала! Хотя столько лет прошло.

— А сколько прошло?

— Уже больше семи, — грустно сказала она. Серёжка в первый класс пошёл.

— Серёжка… — повторил он. — Значит мама назвала его Серёжкой. Мы с ней договорились: если будет девочка — тогда Света, а если мальчик — Серёжа.

— Хорошо, что не девочка, — сказала Инга. — У нас в классе есть одна Света Кузнецова.

— Семь лет … — задумчиво повторил папа. — Значит тебе четырнадцать.

— Почти. Через четыре месяца будет.

— Через четыре месяца… — он что-то вспоминал. — то есть сейчас октябрь.

— Ага. Только я не знаю, какое сейчас число. Вроде вчера было десятое. Но я уже ни в чём не уверена. Здесь время какое-то непонятное.

— Да, со временем здесь всегда так. — Он немного помолчал. —А что мама? — запнувшись, спросил он.

— Мама работает техничкой в моей школе. Знаешь, это очень хорошая школа. Говорят, у нас лучший в городе уровень языков. Я некоторые книжки на английском почти без словаря читаю.

— Умница, — папа ласково погладил ее по волосам. — Наверное, от кавалеров отбоя нет. У такой-то красавицы.

— Ну пап… — она толкнула его в грудь.

— Ну чего? — усмехнулся он. — Разве я не прав.

— Пап, только никому, ладно?!

— Могила! — Он поднял вверх кулак.

— Ну слушай, — зашептала она, — Есть у нас в классе один мальчик. Он мне очень нравится. И я ему тоже. Но он, кажется, меня стесняется.

— Ну и дурак, — коротко сказал отец.

— Наверное, — вздохнула Инга.

— Ну а как же мама… — снова спросил он после паузы.

— А-а! — догадалась Инга. — Мама одна. У неё, кроме нас, никого нет!

— Правда?! — папа не смог скрыть довольную улыбку. — Невероятно, правда?! Она же такая красивая.

Инга немного удивилась, вспомнив мамины грубые, потрескавшиеся руки, глубокие морщинки и седину в волосах, но кивнула.

— Слушай, а она очень на меня сердится?

— Знаешь, уже, кажется, нет. Но сначала… — Инга шумно выдохнула.

— Да уж, есть за что. Бросил её в самое неподходящее время. Но, честное слово, у меня не было выбора. Или я, или она. Если бы она, то и Серёжка тоже… Да и я, честно говоря, не представляю, как бы жил без неё. И тебя ещё воспитывать. Откуда я знаю, как с девчонками надо обращаться, — он подмигнул ей.

Инга грустно улыбнулась.

— А чтоб совсем-совсем никто, так нельзя было?

— Не-а, — папа покачал головой. — Не мы пишем нашу книгу жизни…

— Печально, — сказала Инга.

— Что поделаешь, — он пожал плечами.

— Па, — Инга крепче прижалась к нему, — а ты ОТТУДА нас видишь? Помогаешь нам, когда мы… — она задумалась, — ну, например, переходим улицу на красный свет?

Папа громко рассмеялся.

— Значит ты думаешь, что я где-то там, ну допустим, на облаке, сижу и наблюдаю за вами в бинокль, потом в нужную минуту, надеваю суперменский костюм и мчусь выручать вас из очередной неприятности?

Инга очень живо представила папу в красных трусах поверх одежды и в развевающемся плаще и тоже расхохоталась, хотя было немного обидно.

— Ну а как? — всё еще смеясь, спросила она.

— А никак! Дорогу нужно переходить на зелёный и в положенном месте. И не надо искать приключений на свою голову. Смерть, — тут он стал очень серьёзным, — не любит, когда с ней слишком часто шутят.

— Папка! — Инга взяла отца за руку и обняла ею себя. — Какой же ты клёвый! Теперь я понимаю, почему мама так долго не может тебя забыть.

— Не только поэтому, — возразил отец. — Хочешь секрет? — он приподнял бровь.

— Ага.

— Она не может меня забыть, потому что в нашей семье посуду всегда мыл я. У неё же руки не из того места росли. Каждый раз, то чашку, то блюдце разобьёт. У нас дома двух одинаковых тарелок не было.

— Ничего не изменилось, — засмеялась Инга. — Теперь я мою посуду. Потому что с такой ловкостью рук вся её зарплата будет уходить на новую посуду.

Отец взял в ладони лицо дочери и долго смотрел на него. Потом сказал:

— Пора!

Она расцеловала его. Даже слёзы выступили на глазах.

— Прощай, папочка! Я тебя всегда буду помнить и любить.

Она уже занесла ногу над светящимся ободком круга, как вдруг остановилась.

— Пап, а откуда мы в тот день возвращались?

— От бабушки, — ответил ей отец.

Она снова вернулась. Кажется, нашёлся кусочек пазла.

— Он такая высокая, худая и в чёрном?

— Ну, раньше чёрное не очень жаловала. Но в остальном похожа.

— Значит, это я ее видела у своей кровати в больнице. И это она ходит за мной по пятам в последнее время.

— По пятам?! — рассмеялся папа. — Значит точно она. Всю жизнь любила детективы.

Инга ещё раз крепко обняла отца за шею. Глубоко вдохнула, чтоб запомнить его всего, и на этот раз уверенно вышла из круга.

продолжение http://proza.ru/2024/04/24/407