Начало

                Посвящается А. И. Шлепянову.


- Начало всегда красиво. Вот, например, приходите Вы в ресторан, Вас радушно встречают, улыбаются, к столику провожают, скатерть белоснежная, подкрахмалена, салфетки стоят, как ангельские крылья, мельхиоровые ножи, как зеркальное отражение, поверни чуть от себя нож и Ваша дама, совсем незаметно подправит свои губы розовой помадой. А эти солнечные зайчики, игра света и ветра – импрессионизм и только! Представьте себе сколько сине-сиреневой игры в фужерах, сверкающих под солнечными лучами… Да что и говорить, Начало прекрасно!

- А что потом…, потом всё пропало, и тарелки с недоеденной едой, и замусоленные следы от жирных губ на фужерах, и небрежно скомканные салфетки, развороченные салаты, разбросанные хлебные крошки, пролитое на скатерть вино, ножи с остатками масла, возле плачущего под солнцем сыра. Отвратительное зрелище. И заметьте, никто тебя не провожает ни радужно, ни безрадостно, никак… И так, милый мой, во всём.

- Позвольте с Вами не согласиться, что во всём. К примеру, я влюбился, а погода холодная, которая бывает, знаете ли, поздней осенью, когда ты ещё не снял демисезонную одежду, а осень уже отошла. Тебе холодно, а душа светится и этот ни с чем несравненный свет согревает тебя, лучше шарфа кашемирового и счастьем наполняет твою душу, и всё от того, что она рядом. И Ваше Начало тут совершенно ни при чем.

- Ан нет, ещё как при чём. Понимаю, холодно, осень, дождь, ветер, ну всё такое, она рядом, Вы млеете, а она тем временем мёрзнет и, уже не выдерживая холода, поскольку на ней, лишь тонкое платьишко, кружевцами отделанное, на выход приготовленное, да чулочки, едва прикрывают верхнюю часть ног. А Вы то всё гуляете, млеете, а она давно уже дрожит и не от Вас голубчик, а от холода студёного, зуб на зуб не попадает. Тут она своими полудетскими припухшими, обветренными губами тихо шепчет… А Вам, полагаю, небогатому романтику, ветер помешал понять о чём это она…

Я не выдержал, перебил Александра Ильича и горячо, возбуждённо вставил:

- Да как Вы можете судить, да Вы же…

А Александр Ильич, не обращая на меня никакого внимания, спокойно, зная жизнь наперёд, продолжал:

- А сужу я, милейший, по Вашей одежде не по сезону, стало быть приличного тёплого плаща, не зимнего, конечно, у Вас не было, и машину не схватили на ходу, да что и говорить, девушка тоже…, и не спорьте, из простых… Я жизнь повидал и глаз намётан, и за версту слышу аромат дорогого табака.

- А я вообще не курю, - как-то вяло, а может быть и обиженно даже, сникшим голосом пробурчал собеседник...

- Ну при чём тут курю, не курю… Ну так я продолжу. Начало – в нем поэзия, предчувствие, в этом бледно – розовом, зефирном свете… Весна…

Больше я его не перебивал, хотя считал, что весна скорее цвета бледно – голубого неба и молодой, ещё не распустившийся зелени.

А Александр Ильич в своём житейском, продвинутом воображении продолжал рисовать картинки, когда Начало уступало место Прозе:

- Вы ведь в тот озябший вечер в номер пошли, не так ли, - нет он не спрашивал, он убеждённо утверждал, - пошли батюшка, пошли и как я уже сказал, деньгами большими не располагали, номерок был скудный, угловой, особенно, если комната последнего этажа, непременно с унылыми потолочными потёками. Ситцевый рисунок обоев давно потерял свой первозданный узор и цветом похвастаться давно уж не мог. Да и Вам, дорогой мой романтик, было не до узоров на стене, у Вас в душе свои узоры расцветали, свой пылкий жар выдавал нетерпимость. Вам было не до застиранных серых простыней, не до тусклого, паутинного окна, не до ещё мокрого обмылка, который, как немой укор исповедовался…

- Но это всё потом. Утро омрачит Ваше оконченное чувство и брезгливая чашка с непроцеженным, остывшим кофе поставит жирную точку.

- А сейчас Ваша минутная надежда на любовь не замечает, что ей холодно изнутри, что она опустошённая и что её гусиная кожа, пробежавшая по замёрзшим бледным ногам, не повод безудержной страсти, а выход молчаливого разочарования. И мурашки эти, ответ обманутой души…

Шли медленно, по лазурному небу не проплывало ни одно облачко, ни пролетала и птица, казалось, даже ветер не перебивал его представлений о Прекрасном Начале.

И я, в конце концов, представив все образные картинки, и ресторанный, послеобеденный пейзаж, и убогую, блёклую, как выцветшая любовь, угловую комнатушку, я вынужден был с ним согласиться.


Не так давно, гуляя в тени раскидистых каштанов, любуясь великолепными фонтанами и наслаждаясь ароматом цветов, вспомнилась моя юность, тот лучистый весенний день, который Александр Ильич называл Начало цветом розовым, а мне казалась, весна зелёной, верно потому, что я и сам был в ту пору ещё зелёным студентом второго года.

И вот тот же бульвар, те же кожаные вишнёвые каштаны по-прежнему вдохновенно блестят…, как же давно это было, поверить не мог, ведь когда-то мы здесь гуляли…

И я вспоминал своего доброго знакомого, вальяжного и мудрого, давно ушедшего в мир иной. Ему тогда уже было за пятьдесят, а я был молод и полон возражений. Он тогда имел ввиду манящий бледно-розовый цвет Начала как восход, а я имел ввиду зелёный цвет весны и ещё он повторял:

- Только Начало на вдохе, а всё остальное потом только на выдохе…



Наташа Петербужская. @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США.


Рецензии