ЖИР Триллер из счастливого детства

В качестве домашних заданий на курсах сценаристов нужно написать короткую монодраму на одну из тем, причем, в неожиданном для данной темы жанре. Например, Монодраму "Я и Мать", но в жанре триллера. Вот, что у меня получилось.

ЖИР (Триллер из счастливого детства)

Мама ругала меня за то, что я вечно хожу в драных штанах, и она устала зашивать за мной дырки. «Еще раз что-нибудь порвешь, очень об этом пожалеешь. Ты меня знаешь. У меня разговор короткий». Она надела на меня новую рубашку и вытолкала на улицу.
Благо, что выталкивать быстро; мы жили в частном доме.
Моих друзей нигде не было, но, как назло, подошли пацаны с Октябрьской улицы. А с этими «октябрятами» лучше не связываться.
- Дохлый, дай пятнадцать копеек, - сразу перешли они к делу.
- У меня нет, - я оглянулся в надежде на подмогу. Улица была пустынна.
- Чо, всё батя пропил? – с наигранной небрежностью сплюнул сквозь зубы длинный, по прозвищу Хлыщ.
- Да так кутнул, что на больничку попал, - суетливо хохотнул второй.
В нашем районе все друг про друга знали всё. Кто с кем пьет, кто с кем спит. Мы тоже были в курсе, но делали вид, что не понимаем. И взрослые при нас часто болтали такое…
- Зато мамка богатая. Возьми у нее, - не отступал Хлыщ.
Я молча смотрел себе под ноги.
- Она же ведьма. Все знают, что ворожит, зубы заговаривает. И не за спасибо. – вторил Хлыщу мелкий.
- В глаза мне смотри, вы****ок, - тычком ладони Хлыщ вскинул мое лицо.
- Ну, чо пристали!? Не даст она.
- Она ему не даст. Она только Ваньке Косому дает. Потому что шлюха!
Я бросился на мелкого, но удар Хлыща сбил меня с ног…

Я возвращался домой с высоко поднятой головой; не от гордости, - чтобы кровь из носа не текла. Губа была расквашена, а новая рубашка порвана от самого ворота.
Во дворе дома почти столкнулся с мамой, но вовремя увидел ее и отпрыгнул к клеткам с кроликами. В таком виде я ей показаться не мог. Глазами лихорадочно шарил вокруг. «Где укрыться? У Василька!»
Я открыл одну из кроличьих клеток и нырнул к своему любимцу, которого с весны подкармливал клевером. За лето он подрос, перестал меня бояться и осторожно сгрызал сладкий клевер у меня с руки, глядя светящимися красными глазами и доверчиво тычась в ладошку своим мягким носом. А еще любил полакомиться васильками. Отсюда и имя такое, Василек.

Краем уха я услышал разговор матери с соседом дядей Ваней, которого все звали Ванькой Косым. – Сожги их где-нибудь или на свалку свези.
«О чем это они?» Сквозь решетку я стал наблюдать за ними.
Дядя Ваня махнул рукой, словно согласился после долгого спора, и ушел. Громко хлопнула калитка. Я продолжал наблюдать за мамой. Она подобрала возле поленницы топор, полной горстью сорвала траву и медленно протерла лезвие.
Затем подошла к ближайшей клетке и вытащила оттуда породистую крольчиху, которую выпросила у папы на день рождения.
Пушинка сначала побрыкалась, но быстро успокоилась в маминых руках. Мама что-то шептала, раскачиваясь всем телом, будто убаюкивала ребенка, и пытаясь рукою с топором то вытереть текущие из глаз слезы, то погладить крольчиху по голове. Потом мама замерла и вдруг, перехватив Пушинку за уши, ударила ее со всей силы топором.
Отбросив ее в сторону и, словно боясь остановиться, она бросилась к клетке.

«Что она делает?» - металась в голове мысль, а взгляд выхватывал, как мама открывала клетки, одну за другой, вытаскивала оттуда кроликов и глушила их ударами топора.
«Твоя мать – ведьма!» - вспомнилось мне. «Неужели они правы?»
И вдруг, пошатываясь, с топором в руке, мама медленно направилась к моей клетке. «Еще раз увижу… Ты меня знаешь. У меня разговор короткий» - мелькнуло в голове ее последнее предупреждение.

Я вжался в угол клетки, глядя, как мой пушистый беззаботно Василек прыгнул к дверке в ожидании корма.

Грязная рука в крови пошарила вокруг и, схватив за уши Василька, вытащила его наружу.
Топор поднялся и опустился. Василек жалобно заверещал. Топор опустился еще раз, и всё стихло.
Я вскрикнул и провалился то ли в сон, то ли в обморок…
Пришел в себя от того, что клетку сильно встряхнуло. Запертый в клетке, в полной темноте я ехал в машине. «Куда меня везут?»
- Сожги, – вспомнил я голос матери.
«Меня сожгут на помойке!» Я попытался открыть дверцу, но клетка стояла вплотную к борту грузовика.
Хотел закричать, но словно чья-то рука сжала мое горло, и оттуда вырвался лишь жалкий хрип.
Исцарапанными руками я в отчаянии колотил в запертую дверь клетки, а машина продолжала ехать и ехать, и ехать.
И вдруг машина заглохла. Хлопнула дверь. Это вышел водитель.
Я завизжал, как мог, и бешено застучал по доскам.
- Что за, нах… - послышался удивленный голос.
Дядя Ваня раскидал набросанные в кузове клетки и вытащил меня на волю.
- Ну, малой, тебе кобзда! Поехали к мамке.
* * *
Наутро мы с мамой были в больнице, где лежал папа.
В сером коридоре появился доктор, в белом халате, светящийся, как ангел из другого мира. Я сразу почувствовал себя чумазым, хоть перед выходом из дома мама вымыла мне лицо в стоящей в огороде бочке и больно расчесала вихры беззубой щеткой.
- Вот, - мама развернула газету и вытащила небольшую банку. – Жир, как вы просили. Всю животину извела.
Доктор взял банку, поднял ее на уровень глаз и посмотрел сквозь стекло, словно что-то оценивая. Не знаю, о чем думал он, а я видел, сколько кроличьих жизней, включая жизни Пушинки и Василька, вместилось в эту банку, которая зачем-то понадобилась доктору.
- Думаю, теперь вашему мужу полегчает. – проговорил он. - Хотя барсучий жир был бы лучше. Все-таки 40% ожогов тела – это черта, за которой только Бог решает, куда ему дальше.