Криминально-актуальное кино

1 серия (провокация)

Одна моя читательница, Татьяна, из круга родных и близких, говорит:
- Пишешь ты неплохо, но темы берёшь не интересные, не актуальные, скучные…
Искренне удивляюсь ей – ведь она тоже уже на дожитии. Она старше меня на три года.
- А какие, по-твоему, интересные, актуальные, нескучные?
И она в свою очередь удивляется мне.
- Ты что, телевизор не смотришь?
- Почему не смотрю – смотрю: новости, природа, наука, культура…
- А кино, сериалы?
- Сериалы вообще не смотрю, кино редко и, в основном, по рекомендации...
- Поэтому и не знаешь.
- Просвети?
- Ограбления, похищения, убийства, кошмары…
- Понял. Попробую… Благодарю за идею.

Прошло недели три, а то и месяц. Как ни пыжился, ни напрягал фантазию ничего пригодного к перу на ум не приходило. Ладно, думаю, через себя не перепрыгнешь – пиши, что идёт легко, без надуманного насилия над собой.

- Ну вот, настал и твой черёд… – это я шоссейнику говорю, накачивая колёса. Влажной тряпкой смахнул с него зимнюю пыль и, ступая на пятки, и зычно постукивая каблуками велотуфлей о тротуарную плитку, вывожу «коня» со двора.
Еду на малой передаче – держу правильный педаляж. Ветер тёплый, в деревьях шумит, молодые листочки колышет. Ощущение: животворящая энергия весны плюс ангельские крылья.
Да, ветер сильный, и, кажется, дождь собирается. Ничего страшного, думаю, как только закапает, сразу поверну обратно.

Первая капля ударила в щеку, кода я, увлекшись идеальным асфальтом и прекрасным накатом спортивных колёс, заехал слишком далеко, и в сторону, где прежде бывать не доводилось. Просмотрел показания велокомпьютера: средняя скорость – 20 км\час, максимальная – 46 (на спуске накрутил), дистанция – 37 км… и обратно столько же – для первого раза многовато.
Это был край деревни с чудным названием Андатровка. Здесь зеркальное покрытие дороги резко обрывается, дальше на шоссейнике ехать нельзя. 
Огляделся. Впереди лес. Сверху капает. Возле крайнего дома, размахивая колуном, трудится седобородый дедушка, на вид лет семидесяти пяти.
- Бог в помощь, старче! – кричу.
Он выпрямился, отставил колун, окинул меня пристальным взглядом.
- Пятнадцать лет здесь живу, а таких как ты не видывал.
- Интересно, что тебя смущает во мне?
- Да всё. Начиная с велосипеда… Ты какого года рождения, юноша?
Ага, думаю, зацепил я его.
- Шестидесятого. А ты?
- А я - шийсят первого.
- Ух, ты – ровесник, а на вид лет семьдесят пять…
- А тебе на вид, думаешь, меньше?
- Думаю, меньше.
- Заблуждаешься, выдаёшь желаемое за действительное… А пойдём-ка в дом зайдём, в зеркало глянемся, а заодно чайку попьём, посудачим, посетуем на обстоятельства жизни… В здешних краях не часто встретишь интеллигентного сверстника… Был один достойный собеседник, профессор, вон видишь, дом с заколоченными окнами…
- Это где антенна на крыше хитро-мудрая такая?
- Нет – который за ним…
- Не вижу, но понял. А что с профессором?
- Обычное дело – отошёл в лучший мир. Идём в дом?
Не скрою, приобщением к элитной среде польщён, но вида не подал.
- Я бы с удовольствием, да ехать надо – жена будет печалиться…
- На таком велосипедике по дождю поедешь – не жалко?
- Жалко… но и жену жалко…
- Смотри, туча не шибко плотная – на полчаса максимум… на ветру дорога быстро просохнет – через час поедешь, как ни в чём не бывало… а жёнам печалиться полезно…
- В чём же тут польза?
- Чтобы любовь не чахла…
Чувствую, разговор готовится не рядовой, не о погоде.
- Согласен.



2 серия (дыхание смерти)


Когда пускаешь музыку и приступаешь к писанию после длительного перерыва, испытываешь особое наслаждение: и музыку слышишь острее, и слово чувствуешь ярче. К тому же, гангрена моя на большом пальце правой ноги вновь дала о себе знать. Думал, отогнал её навсегда, ан нет – тут она. Видимо, затаилась на время.
- Опять? – нервно удивляется Лена. – Надо ехать к врачу. На какой день тебя записать?
- Не надо к врачу. Ничего другого он мне не скажет. Скажет то, что и в прошлый раз: это не гангрена, делайте солевые ванночки и хлоргексидиновые компрессы… Я уже начал это делать…
- Может это действительно не гангрена?
- Гангрена, гангрена – вялотекущая… Я внимательно изучил предмет… Я уже смирился с нею – она мне дана во спасение – чтобы я помнил о смерти и жил-доживал не слишком размашисто… Сладкого надо меньше есть.
- Может у тебя диабет?
- Может и диабет… Ещё гангрена бывает от почек, от переохлаждения, от травмы…
- Тем более надо провериться. Говорила же тебе, не ходи босиком – занозы постоянно!
- Волокитно всё это… Посмотри, какая погода – жить хочется свободно, легко, радостно…

- А чо пятками так стучишь? – спрашивает.
- Шипы берегу…
- Шипы? Может шпоры? У меня, вот, к примеру, подагра…
Я поднял ногу, показал приспособление, посредством которого велотуфля пристёгивается к педали.
- Если ходить как обычно, то будешь ступать прямо на этот пластиковый шип, от чего он быстро изотрётся и перестанет держать…
Удивляется:
- Чудны дела Твои, Господи!
- Куда велосипед поставить? – спрашиваю, как-никак в гостевом статусе я.
- Да тут, под навесом и оставь. Кстати, будем знакомы – Всеволод, можно просто Сева. – и протягивает руку.
- Вот это да! И меня так же. – зачем-то пошутил-слукавил я. Очевидно надеясь, что больше не увидимся.
Рукопожатие крепкое, но не слишком. Чувствуется: и работа колуном, и приятельская деликатность.

Притулил «коня» к столбу под навесом. Поднялись по ступеням крыльца, миновали террасу, вошли в прихожую. Я снял перчатки, шлем, очки, туфли, огляделся. Слева твердотопливный пиролизный котёл, за ним большой платяной шкаф-купе с обширным зеркалом, справа лестница на второй этаж, под лестницей умывальник, прямо по ходу  холодильник и шкафчик с различной мелочью.
- Вон тапочки – выбери, какие глянутся…
- Спасибо, не надо – пусть ноги подышат…
- Тогда подходи к зеркалу, тёзка, будем смотреться…

Подошёл. Смотримся. И действительно, я выгляжу ничуть не моложе его. Чтобы как-то снивелировать разочарование, говорю:
- Ты мне напоминаешь позднего Ярмольника, только у тебя борода длиннее…
- А ты мне – Ошо, без шапочки…
Посмеялись.
- Ну вот, и обменялись любезностями – теперь легче будет общаться…
- Мне приятно от того, что тебе приятно… Следуй за мной…
Прошли в кухню, бездверный проём в которую оказалась сразу за платяным шкафом.
- Присаживайся к столу, я чайник поставлю.

Он взял чайник и стал помпой накачивать воду из большой кулерной бутыли. Поясняет:
- Вода в колодце по весне мутная – приходится на источник ходить…
- Один живёшь? – спрашиваю, оглядывая просторное помещение, обставленное стандартно: газовая плита, мойка, стол, стулья, диван, телевизор, иконы в углу...
- Зачем один – с женой… Она в город, к сестре уехала – соскучилась…

Чайник прошумел и отключился. Он берёт чайник, подходит к столу.
- Вот смотри, здесь у меня заварена чага… Ты чагу пьёшь?
- Пью.
- Здесь полынь…
- И полынь уважаю…
- И баню любишь?
- И баню люблю…
- Ну, брат, это просто чудо какое-то… - повернулся к иконам, перекрестился, - Благодарю Тебя Господи за такого гостя! И за всё прочее благодарю!
Я поднялся и тоже осенил себя крестным знаменьем.
- А ты чего вскочил?
- Привычка.
- Хорошая привычка… А вот в этом чайничке у меня разнотравье заварено – утром заварил…
- И что там за травы?
- Долго перечислять… Короче, вот тебе чашка, вот ложка – делай сам, как душе угодно… Вот мёд, вот варенья: смородина, черника, земляника… вот печенье, сухарики… А может тебя покормить, как следует? Супчик грибной есть, котлетки из курятины, жена перед отъездом наготовила – а то ты педалей накрутился, небось оголодал…
- Нет, нет – спасибо, чаю будет достаточно – я перед выездом плотно позавтракал…
- Как знаешь, моё дело предложить…

Я налил себе в чашку разнотравья – думаю, чага и полынь у меня дома всегда, а тут что – интересно?

Пьём чай. Я нахваливаю угощение, архитектуру дома, золотые руки хозяина... Он молчит. Вдруг спрашивает:
- У тебя зять есть?
- Есть.
- Ну и как он тебе?
- Отличный зять: в церковь ходит, посты держит, причащается, рукодельный, внимательный – всегда с подарками, всегда поинтересуется: папа Сева, как ваше самочувствие?.. и все говорят, золото, а не зять… и лицом страсть как пригож, хоть иконы пиши…
- Ты серьёзно?
- Вполне. Хочешь, фото привезу?
- Бывает же такое… А я своего убил…



3 серия (классика)


Когда я увольнялся с работы, по случаю выхода на пенсию, мой начальник мне сказал:
- Ты хорошо подумал? Ты же там с ума сойдёшь от скуки, с женой собачиться будете каждый день.
- Не будем – мы люди творческие, у нас другие отношения.
- Рассказывай мне, другие у него отношения… у всех всё одинаково – одним миром мазаны… только прячутся все друг от друга и врут… Впрочем, не все – если хочешь знать правду, послушай Сашку Варламова, он всю пандемию на даче с женой просидел – вот где «война и мир», Лев Николаевич нервно курит в сторонке…
Я не стал спорить, просто сказал:
- Подписывай.

Лена – художник широкого профиля. Когда построил свой оригинально-эксклюзивный сабвуфер, я её попросил:
- Покрась, пожалуйста, красиво…
- В какой цвет?
- Платформа чёрная, а короб белый, чтобы с колонками был гарнитур.
И она покрасила, без вопросов. Никто ни с кем не собачился. Грунтовка, пять слоёв краски и три слоя лака. Звучит, как виолончель Страдивари.
Кстати, я подкорректировал конструкцию – развернул фазоинвертор. Теперь колонки дуют вперёд, а сабвуфер назад – совсем другая музыка.

Музыкальные пристрастия да – у нас разные, но кто же спорит о вкусах?
Пускаю тестовый аудиофилинг и сразу стук в дверь:
- Сделай, пожалуйста, потише – я ложусь спать…
- Пожалуйста…
И всё – идиллия непоколебима.

- Ты это серьёзно?
- Посмотри на меня внимательно, разве я похож на клоуна?
Я посмотрел на него внимательно. И действительно, теперь я видел перед собой не пожилого Леонида Ярмольника, весёлого комедианта, а скорее средних лет Чарльза Мэнсона, известного американского маньяка. Или это мне показалось со страху. Я посмотрел на часы. Он отреагировал:
- Понимаю. Тебе как – вкратце или в деталях?
Виртуально возникла Татьяна, шепнула на ухо: убийства, ужасы, кошмары...
Писатель во мне возликовал: вот он живой материал, сам идёт на перо! Страх улетучился, появился азарт охотника-грибника – набрать полную корзину, чтобы на всё хватило.
- Лучше, конечно, в деталях…
- Тогда быстро не получится.
- Ясно… но ты всё-таки постарайся без лишней воды…
- Постараюсь. Но позволь задать тебе один вопрос.
- Да хоть три.
- Ты кроме велосипеда, чем ещё увлекаешься?
- Музыку слушаю, природу наблюдаю в бинокль, тексты сочиняю…
- Тексты?
- Да, художественные… иногда и стишки…
- О чём пишешь?
- О себе… за что ни возьмусь, всё о себе получается – видимо, такова диалектика творчества…
- Я сразу это увидел… и понял, что ты поймёшь меня правильно…

Точно маньяк – подумалось мне.
- А как звали твоего зятя? – спрашиваю.
- Не поверишь – Парамонос…
- Грек что ли?
- Нет – понтуется так, на древнегреческий манер, а по-русски Парамон, Парамоша, Парамошка…
- Да, интересное имя, глубокое… стариной повеяло…
- В честь прапрадедушки назван, который был успешным промышленником-меценатом, но вдруг просветлел, бросил дела, капиталы разжертвовал и окончил свои дни в одном из северных монастырей… Но ты не перебивай, иначе повесть, сам понимаешь, затянется.
- Постараюсь.
- Так вот, Парамонос этот мне сразу не понравился: заносчивый, дерзкий, себе на уме, перед зеркалом встанет не оторвёшь… что ни скажет, всё поперёк… ему скажешь слово – на дыбы встаёт, огнём дышит… Говорю дочери, Лизонька, не пара он тебе – намаешься ты с ним… а она мне: я люблю его, папа – мы исправим его любовью…
- Да-а-а, против любви не попрёшь… Но это же нормально, Сева – к тебе пришёл человек иного рода, иной культуры, иного воспитания… тут надо с пониманием подойти, дипломатию развернуть…
- Согласен, но и другое понять нужно – это он ко мне пришёл, а не я к нему… к тому же, и в моей бороде тогда седины было не столько, и я тоже бывало ноздри дыханием себе обжигал…
- Нашла коса на камень…
- Под камень… точнее, под пол… но об этом чуть позже… Тебе горяченького подлить?
- Да.



4 серия (добродетель)


Сочиняя художественные тексты, лучше понимаешь Творца – ведь ты тоже сотворяешь миры, и тоже словом, и тоже любишь свои миры, и своих героев, и предметы их быта и прочее...
Тут главное начать – первую строку уловить. Дальше само идёт. Более того, не отпускает, пока не закончишь. Становишься как бы невольником вдохновения Божия. Но это не болезненное страдание изнурённого тяжким трудом раба, а скорее сладострастное искушение влюблённого провидца.

Сижу, пишу. Джазово мурлычет акустическая система. Сабвуфер мягко качает пространство. Вдруг врывается Лена, протягивает свой телефон.
- На – это тебя.
- Кто?
- Лёша…
- Слушаю!
- Здорово, брат!
- Здорово! А кто это?
- Это я – Алексей!
- Огонёк… – шепчет Лена. Так прозвали подростка-мужчину сорока пяти лет за весёлый нрав и чудовищную активность. Он на инвалидности по причине психического расстройства. Да там вся семья в таком положении.  О них ещё будут слова.
- Чем обязан, Лёша?
- Дома жрать нечего, брат, дай свой велосипед, Христа ради, в магазин съездить за хлебом!
- Нет, свой не дам!..
- А Ленин?
- И Ленин не дам!..
- Ну, нам же жрать нечего, как ты не поймёшь! Христом Богом прошу!
- В прошлом году я подарил тебе почти новый велосипед, где он?
- Там проколы! И колесо заднее сломано…
- Я шесть лет ездил на нём и ни разу не прокололся, а ты…
- Дай ему маленький, складной… – подсказывает Лена, – Но с возвратом.
- А-а-а, я про него и забыл… Алё, Лёша, подходи, дам тебе велосипед!
- Вот спасибо, Брат! Дай Бог тебе здоровья!

Иду, достаю из-под крыльца означенный велосипед, подкачиваю колёса, выезжаю за  калитку, катаюсь перед домом в ожидании Огонька. Готовлю напутственную речь.
Идёт. Еду навстречу. Поравнялись.
- Держи, дарю тебе ещё один велосипед! Но это последний! Больше ко мне с этим вопросом не обращайся! Технику любить надо, обслуживать!
- Да понял, понял… Спасибо брат! Дай Бог тебе здоровья!
- Отцу, брату и жене привет!
- Спасибо, передам!

Интересно, думаю, на сколько ему хватит этого велосипеда.
- Ну что, дал? – спрашивает Лена.
- Да.
- С возвратом?
- Нет – подарил.
- Я же просила!
- Забыл…
- Сломает и этот, и опять будет просить, что тогда скажешь?
- Не знаю…

- А ты как на счёт выпить? – спрашивает.
- На дух не переношу.
- Я теперь тоже, а бывало закладывал хорошо… но без запоев…
- А я вообще, первый раз вино попробовал только в армии – очень мне не понравилось – сразу затошнило и вырвало… и с куревом так же… У нас в семье это не принято… Родители были педагоги: мама словесность преподавала, папа – физику…  Есть бутылка коньяка и бутылка шампанского, которые передаются из поколения в поколение… ставим на праздничный стол в качестве украшения – дань традиции, так сказать…
- И зять не пьёт?
- Что ты, там тоже только педагоги и научные сотрудники… а у невестки, жены сына, и вовсе, генеалогическое древо сплошь украшено лицами музыкантов и композиторов…
- Да? А я слышал, что музыканты и композиторы будь здоров как закладывают… и учёные мужи не без греха в этом плане…
- Нет-нет, у нас не так… как говорится, подобное притягивается к подобному…
- А друзья? Ну, хоть друзья-то должны же быть нормальные!
- И друзья трезвенники, да у меня их всего трое: Олег Львович – нарколог со степенью, Михаил Евгеньевич – ювелир, выставки делает в Лондоне, Андрей Валентинович – химик по образованию, работает на молокозаводе…
- Бывает же такое… А у меня куда ни глянь, одни алкаши… Собственно на этой почве и разразился первый скандал…

Задумался. Очевидно выуживал из килобитных глубин мозга подходящие воспоминания. Пауза затянулась. Я посмотрел на часы. Он не заметил.
- Ты обещал горяченького подлить… – осторожно пытаюсь вернуть его в осязаемую реальность.
- Да-да, сейчас чайник поставлю…
Взял чайник, долил воды, поставил на подогрев. Чайник зашумел. Он продолжил.
- На чём бишь я остановился?
- Ты говорил, что тебя сплошь окружают сильно пьющие люди…
- Да… и Парамонос тоже оказался в этом числе… По началу, меня это не сильно смущало – вместе выпивали… бывало поработаем хорошенько и выпьем с устатку, за ужином, рюмку-другую-третью… И даже стал он мне нравиться потихоньку… единственное, что меня сначала коробило, а потом сильно смешило так это то, как он пил – театрально, вычурно, гротескно, внимание всех стягивая на себя: шумно выдохнет на левое плечо, рюмку чуть ли не по самую ножку закинет в рот и, резко запрокинув голову, одним глотком её осушит… и, ещё более шумно выдохнув, воскликнет: эх, хорошо пошла!.. Как-то не выдержал, говорю ему, понтярщик ты, Парамошка… а он выпучил глаза и надутыми губками, обиженно молвит: не Парамошка, а Парамонос – я же не называю вас папашка…
- Но ведь он прав – надо уважительно относиться друг к другу…
- Надо быть проще, тогда и любви будет больше… Короче, смотрю, дело пошло по наклонной… и дочь стала жаловаться… а она уже родила к тому времени второго, Васютку… первый у нас Петенька…
- Значит у тебя двое внуков?
- Да, двое.
- А у меня пятеро…
- Поздравляю! Короче, вижу, дело зашло уже слишком далеко… Как-то сели ужинать, я, как глава семейства, беру бутылку, откупориваю, наливаю по рюмочке, тостирую о здравии… выпили закусываем, обсуждаем дела, а мы тогда этот дом только-только начали строить, а жили в старом… наливаю по второй – так же выпиваем, закусываем, беседуем… после третьей я, по сложившееся уже традиции, отставляю бутылку в сторону, всё – мера… а он молча протягивает руку, берёт бутылку и ставит возле себя, мол, я ещё буду… я тогда ничего не сказал, но подумал, с этим делом надо кончать… Начну, думаю, с себя – личным примером, так сказать… В следующий раз садимся ужинать, я ни рюмки, ни бутылки на стол не выставляю, беру сок и наливаю в бокалы – себе и ему… он на меня смотрит с недоумением, и спрашивает, а где кир?.. нет кира, говорю, и больше не будет – я завязал, и тебя прошу меня поддержать… он на меня глаза выпучил, так, будто я у него крупную сумму денег похитил… вы, как хотите, а я, говорит, завязывать не намерен, встал и вышел, и вошёл уже со свой бутылкой… видимо у него где-то значка была… Да что там говорить, у нас тогда куда руку ни сунь везде бутылку найдёшь, причём, виски… это его заведение – я говорит, признаю только вискарь… Это он так сказал, когда стал более менее прилично зарабатывать, а до этого и водка шла на ура… 
- И за это ты его убил? – не выдержал я.



5 серия (жертва)


Как вы уже заметили, составляя свои тексты, я микширую не только музыку, но и сюжетно-смысловые линии. Согласен, это усложняет восприятие, зато обогащает картину красками.

Ласка наконец-то обрела дом и хозяев. Её приютили Огоньки. У них она и ощенилась. Удивляюсь я этим Огонькам. У них самый маленький дом в деревне – у всех на три окошка, а у этих на два… сруб: пять на пять, как моя баня. Очевидно от бедности. При этом, людей в доме четверо, плюс три кота, два кобеля и вот ещё Ласка с приплодом. Были козы – съели. Была мать – померла осенью прошлого года.

- Правду говорят, что она четверых родила? – спрашиваю Лёшу, когда он пришёл за велосипедом в сопровождении Ласки.
- Да.
- А оставили только одного, да?
- Да, троих Верка утопила…
Верка – жена Алексея. Она тоже на инвалидности по той же причине.
- Кобелёк?
- Ага, чёрный-чёрный весь, только белая звёздочка на груди… – улыбается, зубы редкие, нездоровые – Верка его Апостолом назвала…
Я бы взял у них этого Апостола, вот внучки были бы рады… но боюсь, Лена не готова к такому повороту нашего идиллического жития.
- А почему Апостолом назвала? – спрашиваю заинтересованно.
- Это ты у неё спроси…

- И я тебя спрошу... – говорит, наливая в чашки кипяток. – Твоего зятя Мишей зовут?
- С чего ты это взял?
- Ну, судя по твоим словам, он весь такой белый и пушистый, и сахарной пудрой посыпан…
- Не угадал, у него мужественное, благородное имя – Владимир, что означает владеющий миром.
- А-ха-ха-ха-ха…
- Чему это ты?
- Потом скажу, если не забуду…

Я отхлебнул горячего чаю, посмотрел на часы. Представил Лену, что она там фантазирует себе о моём отсутствии.
Говорю:
- Давай продолжим, а то время уже сильно поджимает.
- Давай продолжим. На чём мы остановились?
- Я спросил: неужели ты убил его за то, что он выпил лишнего виски?
- Разумеется, не за это. Была куда более уважительная причина. Я тогда ещё не на пенсии был, работал, и мы жили в городе. Кстати, Парамонос жил с нами. Накануне этого происшествия он накирялся, что называется, в зю-зю, до зелёных соплей. А утром нам ехать сюда, дом строить, а он за рулём – я машину не вожу.
- Почему?
- В сон клонит. Но ты постоянно меня то перебиваешь, то подгоняешь, давай быстрее, давай быстрее...
- Извини, больше не буду.
- Короче, у него на работе случился корпоратив… пришёл около полуночи, стоит в прихожей шатается, где-то извалялся весь… Как завтра поедем? – спрашиваю. Нормально поедем – просплюсь… Не успеешь – рано вставать… успею, говорит, в крайнем случае, холодной водой обольюсь и нормально доедем… Деваться не куда, дом строить надо – едем. В салоне перегарище стоит – спичку чиркни и взрыв… Я рядом сижу, жена, дочь и внуки на заднем сидении… женщины молятся вслух… Периферийным зрением не спускаю с него глаз, но ничего не говорю, думаю, потом, и без того мается парень: мутит, тошнит, голова раскалывается… Мне это состояние хорошо знакомо… То и дело останавливаемся – идёт в кусты блюёт и всё, что с этим связано… Вместо обычных трёх часов ехали пять… несколько раз чуть не столкнулись на встречке… Наконец приехали, садимся завтракать, и тут меня прорвало – вместо «Отче Наш» я как начал его материть, говорю, что же ты, сукин сын, делаешь, ты же нас чуть не угробил… а он так нагло улыбается пьяной мордой – ну не угробил же… Я в аффекте, всего трясёт, и даже сам не желая того, чувствую рука полетела… но удар оказался слабеньким и неточным… От неожиданности он опешил на мгновение, потом очухался и попёр на меня с кулаками… мне бы отклониться, провалить его и, подготовив хороший удар, удосрочить, как говорят боксёры, а мой организм борьбу вспомнил и я в ноги ему пошёл… Куда там с моими шестьюдесятью килограммами против такого лося: рост под два метра и весом за сотку, да ещё гири по утрам тягает… когда трезвый…

Я почувствовал усталость – видимо сказался педаляж, избыточный для первого раза после длительного перерыва. Посмотрел на часы, за окно. Погода разгулялась, мир утопает в золотом свете. Птицы поют. Чувствую, есть хочется. Говорю:
- Я бы от супчика не отказался…
- Ага, проголодался! Сейчас-сейчас… и супчик разогреем, и котлетки…



6 серия (похоронный чемоданчик)


Я вдруг заметил, что мне стало очень приятно говорить о собственных похоронах. Иногда даже чувствую приливы восторга. Это наверное от того, что я выполнил свою жизненную программу – реализовал возложенное Богом предназначение.
Говорю:
- Лена, я передумал хорониться в спортивном костюме…
- А в чём?
- У меня есть белые льняные штаны и две льняные, длиннополые рубахи: одна розовая, в белую крапинку, другая бежевая, с синеватыми чёрточками… ты же сама мне их сшила, помнишь?
- Здраасьсьсьте! У этих рубах рукава короткие – никого с  голыми руками не  хоронят! Не выдумывай!
- А почему нельзя?
- Потому, что пред Господом надо предстать в приличном виде!
- По-твоему прилично – это как все, как в концлагере, да?
- Ну, всё – хватит мне голову морочить с утра! Завтракать будешь?
- Буду.

Поели грибного супа. И от котлет я не отказался.
- Спасибо! – говорю, - Изумительный обед! Жене поклон от меня и наилучшие пожелания…
- Обязательно передам – она поклоны любит...
- Слушай, а может ну их к лешему, эти кошмары-ужасы – поеду я уже?
- Что-о-о? Никаких гвоздей – тут самое интересное начинается! Только напомни, где я остановился.
- Ты сказал, что Парамонос очень большой и сильный, и ты не смог его нокаутировать с одного удара, и у вас завязалась борьба…
- Именно так – большой и сильный, как Голиаф. Женщины и дети в крик, мебель трещит, ломается… В итоге, он меня заборол, навалился всем весом и тяжело дыша спрашивает, ну что, всё?.. Всё – говорю, - надо же было как-то выходить из этого патового безобразия… Встал я, отряхнулся, ощупал ушибленные места и пошёл по дому бутылки собирать… штук десть набрал… взял старое оцинкованное корыто, молоток и побил их все в это корыто… захожу, он сидит на диване, губу разбитую трогает и женщин убеждает, что он ни в чём не виноват, что это я развязал драку, я первым его ударил, а он лишь оборонялся… и женщины ему вторят: да-да, мы всё видели… Подхожу, ставлю перед ним корыто, вот, говорю, твой вискарь – слабО прямо из корыта, закуска там же?.. эх, как он взвился – вскочил, как ошпаренный, и побежал вон из дому, я за ним… забегает в сарай, хватает топор и давай крушить всё подряд… да с приговором…  Прислушиваюсь: «Я победил тебя! Я победил тебя!», бормочет… Стою жду, когда вымахается… Вымахался. Спрашиваю, кого это ты тут победил?.. Тебя! – кричит фальцетом. А я ему в ответ: я убью тебя, лодочник!

Я улыбнулся.
- Помню, помню… в девяностых была такая песня… некто профессор Лебединский пел хриплым голосом: «Я убью тебя, лодочник!.. почему ты не смазал уключины?..»
- Песня тут не причём. Парамонос лодки резиновые коллекционировал… Все чердаки, все углы были этими лодками завалены – просто какой-то оксюморон…
- Ну, это ты зря. Коллекционеры – хорошие люди, они понимание жизненных ценностей имеют… Я, к примеру, марки коллекционировал и спичечные коробки…
- Молодец. Слушай дальше. Битва случилась в субботу, а в воскресенье вечером чувствую, какое-то неприятное ощущение в боку… нет-нет, не боль, а такая тупая, ноющая неприятность… особенно на вдохе… в понедельник иду в травмпункт, и что ты думаешь? – доктор находит у меня лёгкое сотрясение мозга и трещину на ребре… ну вот, думаю, и попал ты, мой дорогой, древнегреческий визави… И вот ещё что, более унизительное, я заметил – женщины сразу стали к нему как-то более лояльны, более трепетны что ли, лебезят, лебезят… думаю, блин, как в обезьяннике, молодой самец одолел старого вожака и вся стая теперь на его стороне – на стороне силы… Интересное ощущение: я уже не глава семейства, а так себе – свадебный генерал…
- Может тебе померещилось, на нервной почве?
- Возможно. Только домой пришёл я с твёрдым намерением изменить положение.
- Изменил?
- Не перебивай! Сколько раз можно говорить!
- Я же сопереживаю… Ну хорошо, не буду... постараюсь…
- Садимся ужинать, я, как обычно, читаю молитвы, приступаем к трапезе. После еды, говорю, не расходитесь – будет очень важное сообщение. Женщины напряглись. Парамонос сделал вид, будто это его не касается… Поели. Я вытер губы салфеткой, встал, чтобы все меня хорошо видели, говорю, был я сегодня в травмпункте… выдержал паузу… И что? – спохватилась жена... и то, говорю, вот заключение врача – у меня сотрясение мозга и перелом трёх рёбер… женщины заохали, Парамонас спал с лица: щёки бледные, в глазах испуг… Готовьтесь, говорю, к худшему – посажу я вашего альфа-самца…
- И посадил бы?
- Ну, что ты, я же маньяк – это я так, для острастки… Дочь в слёзы – как же, папа, я буду одна, с двумя детьми?.. ничего, говорю, как-нибудь, Бог даст, вырастим… Мне больше была интересна реакция Голиафа…
- И что же Голиаф?
- Он повёл себя правильно: пал на колени и, плача неподдельно, стал просить прощения…
- А ты что?
- Я тоже расчувствовался, размяк, слёзы удержать не могу… тоже на колени, тоже прошу прощения… обнимаемся, целуемся, прощаем друг друга… как в древнеегипетском Патерике… Ты патерики читаешь?
- Давно не читал…
- Надо чаще читать святых отцов – там много полезного.
- На этом можно было бы отпраздновать хепи энд, и дальше жить-поживать и добра наживать… Так ведь?
- Так да не так… через неделю, чувствую, опять меня замутило – как увижу его, всё во мне вскипает… неприязнь буквально на клеточном уровне…
- Это бесы, однозначно!
- Я тоже так подумал. Пошёл в церковь, исповедался, причастился – отпустило, даже благодать испытал… но через два дня снова навалилось и с большей силою… через месяц опять сходил в церковь, исповедался, причастился – результат тот же…
- Ну, это же так просто, Всеволод, – надо простить и отпустить! Это знают даже дети… И психологи так говорят…
- Врут.
- Ты просто не веришь. Или не хочешь верить.
- А сам-то ты на себе пробовал этот рецепт?
- Если честно, нет. Слава Богу, со мной не случилось таких катастроф…
- То-то и оно. Не работает эта формула. И святые отцы это знали – они говорили: если с тобой случилось что-то нехорошее, уйди с этого места, иначе оно тебя съест.

Моё мнение об этом человеке раздвоилось. С одной стороны, я осуждал его за преступление, с другой – понимал, что не всё тут так просто и мне его жаль.
- Что-то мне пить захотелось. – говорю.
- Сейчас чайник поставлю…
- Нет, чаю уже не хочется…
- О, у меня молоко есть козье, свежее… будешь?
- Буду.
- Молодец – наш человек. Превосходное молоко – староста поставляет.

Я выпил кружку молока. Понравилось – чистое, без постороннего запаха, жирное, сладкое. Он ещё налил. Я и это выпил.
- Спасибо. Чувствую, конец повести близок? – говорю, с надеждой, что это действительно так.
- Да, потерпи ещё минут двадцать. Я семь лет терпел. Пока не вижу его, всё хорошо, душа спокойна, но как увижу, все клетки вибрировать начинают, ядерная плазма возбуждается, огонь в голову бьёт. И выхода нет из этой пропасти – под одной крышей живём. И покинуть это место не могу – куда я из собственного дома, от своей кровной семьи? Там, на чужбине другая напасть начнёт донимать… Остался только один вариант: либо себя, либо его…
- И ты конечно же выбрал его…
- Да.
- А почему, позволь тебя спросить? Ведь ты же христианин!
- Во-первых – самоубийц религия не приветствует, во-вторых – я воин на поле брани, и в третьих, и это главное, – ради тебя, мой милый.
- Ради меня? Как это понимать?
- Потом узнаешь. А теперь спроси, как я его убил?
- Как ты его убил?
- Ножом. Вот этим.

Он снял с полки и положил передо мной здоровенный, до бритвенной остроты отточенный свинорез. Я невольно вздрогнул и поморщился. Он продолжил.
- Семь лет я готовил этот удар.
- Но ведь Парамонос уже был не тот, и конфликт уже был исчерпан!
- И я уже был не тот. Но слово из песни не выкинешь, идея была ещё та – она окрепла, вызрела, заматерела, превратилась в беспощадного, голодного монстра. В глубине души я не хотел этого.  Я сказал ему, не вздумай приехать сюда один и когда я здесь буду один. Он ничего не ответил, только ухмыльнулся – видимо, решил, что я уже слишком стар, чтобы с ним воевать. А я и не собирался воевать. Была суббота. Накануне, в пятницу, я, как обычно, попарился в бане, а утром пошёл в лес – по грибы. Кстати, супчик, который ты съел, из этих грибов…

Меня чуть не вырвало. Думаю, час от часу не легче. Он заметил моё смущение, улыбнулся. Продолжил.
- Прихожу из лесу, вижу, машина его стоит. Ну вот, думаю, момент истины пробил. И что примечательно, у старосты петух прокукарекал. Захожу в дом, вижу, точно – только его обувь стоит. Вхожу сюда, смотрю, сидит, ест. В аккурат, на том месте, где ты сейчас сидишь…

Я почему-то посмотрел на свой живот. Его это, видно, позабавило – он широко улыбнулся, я отметил – какие хорошие зубы для этого возраста.
Он продолжил.
- Он искоса глянул на меня, кивнул, мол, привет тестюшка. Я не ответил, сразу за нож. Подхожу и, уже без рассуждения, без сожаления, без предупреждения, как волк, втыкаю нож в ягодицу. Не глубоко, так чтобы только вывести из равновесия. Он вскрикнул, вскочил, хотел провести бэкфист, но бёдра упёрлись в стол, разворот не получился… я отклонился, нож в руке… время, словно остановилось… стою жду, когда он повернётся ко мне фронтально… показалось, вечность прошла, вся жизнь, как на большой скорости кино, промелькнула… наконец, он повернулся – отшвырнул стул и пошёл на меня… в глазах боль и недоумение… я был готов – спокоен и сосредоточен, и на этот раз не промахнулся – решительно, внезапно, быстро, точно под кадык, и потом двумя руками вверх до упора, вкладывая все силы… Это движение я тренировал на протяжении всех этих лет, в лесу, на старой, засохшей сосне, и довёл до автоматизма…

Пауза.

- Ну, вот и вся история.

Он замолк. Затих. Обмяк. Закрыл глаза. Опустил голову на грудь, руки положил на колени, словно релаксирует в позе извозчика. В открытую форточку врывались живосочные звуки весны и смешивались с тяжким грохотом моего сердца.
Прошло минут пять-семь. Я посмотрел на часы. Он заметил. Спрашивает.
- Вопросы есть?
- Да. Куда труп дел?
- Расчленил. Иначе мне было не справиться с полутора центнерами мёртвого мяса… Он к тому времени сильно раздобрел на тёщиных блинах, расщекастился, пузо с ремня свесил…
- Понятно. И, как в плохом детективном романе, закопал в саду под яблоней?
- Нет – заспиртовал. Подробности интересуют?
- Да.

- Когда строил баню, вырыл под ней погреб, на всякий случай… о нём никто не знает – по-тихому сделал… Там большая чугунная ванна, в неё и сложил, и спиртом залил… были бы лишние деньги, залил бы вискарём… теперь вволю напьётся…
- Спирт уже наверняка выдохся…
- Не выдохся – я накрыл ванну оргстеклом, посадил на герметик…
- А что полиция?
- Ищут.
- Так это недавно случилось?
- На прошлой неделе… Смотреть будешь?
- Боже упаси!
Думаю, спущусь в этот погреб, а он крышку захлопнет и до свиданья…

Он опять улыбнулся, но уже не по-доброму. В глазах его плясали языки адского пламени.
- Ты правильно понял – я и тебя убью с удовольствием.
- А меня-то за что?
- Слишком всё у тебя хорошо… не по-людски как-то.

Я совсем приуныл. Умирать не хотелось. Он смотрит на меня и улыбается теперь уже вожделенно – видимо, в предвкушении новой крови. Думаю, надо его отвлечь, потянуть время – хот как-то ещё пожить. И надежда ещё теплилась – вдруг что-то спасительное произойдёт: жена внезапно приедет, или староста заглянет мимоходом, да мало ли вариантов…
Спрашиваю:
- Ты доволен своей победой?
- Нет.
- Нет? Ты же семь лет к ней шёл!
- Помнишь, у Высоцкого: «То, что пусто теперь – не про то разговор: Вдруг заметил я – нас было двое… Для меня – будто ветром задуло костёр, Когда он не вернулся из боя.»
- А ты сентиментален, Сева…
- Не в этом дело. Понимаешь, пока я видел врага и во мне шла война, я был, активен, мобилен, знал цель – я творчески развивался… Понятно, что вектор моего развития ничего кроме осуждения не заслуживает… но я жил не ради общественного признания…
- А ради чего?
- Ради того, что мой горький опыт может кому-то пригодиться…
- Не вижу, кому это может пригодиться?
- Да хотя бы тебе…
- Ну, уж нет, брат, извини – мне такого не надо.
- Как знать… как знать…



финальная серия (музыка)


Учёные, специалисты в области мозга, утверждают, что музыка является самым мощным из всех искусств по силе влияния на человеческий организм.

Для сопровождения этой главы мой выбор пал на музыкальный альбом, в ютубе подписанный такими словами: «Music from the Coffee Lands».

Он тоже обулся и пошёл меня провожать. Говорит:
- Будет нужда, заезжай – у меня сюжетов волнительных скопилось великое множество…
- Ты что, серийный?
- Вроде того…
- А сам отчего не пишешь?
- На это талант нужен и желание, а у меня ни того, ни другого…

Я не знал что сказать. Сказал первое, что пришло на ум.
- Может тебе священнику исповедаться?
- В чём?
- Как это – в чём? Человека заколол, точно телёнка и греха на себе не чувствует…
Лицо его сделалось совсем добрым и ласковым. Говорит:
- А ведь тебя не Сева зовут…
- Не Сева, и что с того?
- Зачем соврал?
- Не знаю… само как-то вырвалось…
- А мне сон прошлой ночью приснился вещий. Будто лечу я по небу на облаке… благодать переполняет невыразимая, словно влюблён-влюблён, причём, во всё сразу… и вдруг вижу, так же на облаке, ко мне приближается женщина, в возрасте, лет шестидесяти шести, на вид чуть моложе – за счёт окраса волос…
- Цвет – баклажан?
- Не важно… главное, я сижу на своём облаке, а она на своём стоит… подлетает ближе, сморю, а она не стоит, а танцует, и музыка звучит «макарена»… знаешь такую песню?
- Слышал.
- Подлетает, она ко мне вплотную и, не переставая вертеть бёдрами, говорит шёпотом, но шёпот по всему небу разносится… Ты с парашютом прыгал?
- Нет.
- Прыгни обязательно и тогда поймёшь, о чём я говорю…
- Хорошо. А она-то тебе что сказала?
- Кто?
- Ну, женщина эта…
- А, Татьяна… Говорит, завтра к тебе приедет старец на тощем круглоногом коне, он писатель, ему для романа нужны кошмары и ужасы – обеспечь его хорошим материалом… и исчезла… Встал я, позавтракал… жены нет – делать нечего… думаю, пойду дрова поколю… Колю дрова и пытаюсь представить себе лошадь с круглыми ногами, и ничего у меня не получается – так, смехота… Вдруг, вижу, ты мчишься на белом, гоночном велосипеде, колёсики тоненькие, из-под белого шлема белая бородища в разные стороны развевается…

Я понял, меня сказочно разыграли. Улыбнулся, поставил ногу на педаль, щёлкнул замок – туфля пристегнулась.
- А почему Андатровка? – спрашиваю на посошок.
- Не знаю. И никто не знает.
- Ладно, у Татьяны спрошу…
Он тоже улыбнулся.
- Вон тот дом, как тебе показалось, с хитро-мудрой антенной – это дом моего зятя…
- Парамоноса?
- Нет, его Альбертом зовут, в честь Эйнштейна… в семье просто Алик… очень умный, деликатный мужчина, свободную жизнь ценит, сам построил свой дом, астрономией увлекается – на чердаке обсерваторию оборудовал, всяких приборов накупил, по ночам в небо смотрит и слушает голос Вселенной… говорит, верю, инопланетные, более развитые цивилизации существуют…

Светило клонилось к закату. Ветер утих. Дорога просохла. Смотрю, средняя скорость уже 25 км\час. Радуюсь сам себе и всему, что со мной приключилось.

Подъезжаю к дому. Лена стоит у калитки… опечаленная.
- Ты где был? – спрашивает трясущимися губами, - Прихожу из храма, смотрю нет его… час нет, два нет, три нет… Все глаза проглядела… Хоть бы записку оставил! Хоть бы позвонил! Что ты молчишь? Где ты был, я спрашиваю?
- В Андатровку, в клуб кунсткамеру привезли… ездил смотреть…