Лук

   Мы поспорили с братом. Он утверждал, что дело было в девяносто третьем, мне же казалось (и продолжает казаться), что, скорее, в девяносто первом: через два года уже начали появляться первые, закрытые еще, ларьки, перед которыми на перевернутых ящиках выставляли будущий ассортимент, маня удивительными, ласкающими взор банками со Спрайтом и Кока-колой. Голод был позади, впереди – только рыночная экономика, развитие бизнеса, демократии и свобод. Но брат был старший, в девяносто третьем, и тем более, в девяносто первом, гораздо более вменяемый по ощущению действительности, чем я, поэтому пришлось смириться. Тем более. Что год, на самом-то деле, такой уж разницы не играл.
   Да и что это такое – «год»? Две цифры. Или четыре, если вам угодно. Что за ними стоит? Пара строчек в учебнике истории, записи в паспортах и свидетельствах о рождении. Может, сохранившиеся с детства календарики, когда-то заботливо складываемые в коробку. То ли дело, лук.
-Вот привязалась ты со своим луком!
-Положим, он не мой, а наш. А вот слезы – вполне мои,- я промывала водой красные глаза, из которых немилосердно текли слезы, лук попался жгучий. За каждой луковицей стоят слезы. Того, кто его режет. Того, кто его ест, если это ребенок, да и я лук не так, чтобы жалую. Иногда – того, кто его покупает или продает. Зависит от ситуации.
   Собственно, о ситуации мы с братом и разговорились, пока я пыталась смыть с себя последствия лукорезания.
-Ну, что «ситуация». Ситуация как ситуация, в те годы чего только не было, эта была еще вполне ничего. Ты же помнишь, есть было нечего: денег дома не было совсем, да и магазинах ничего не было. Впрочем, куда тебе помнить, ты ж еще маленькая была…
   Пустые полки в магазинах я, кстати, несмотря на уверения брата, помнила хорошо. Как и пачки с солью и коробки спичек, выстроившиеся рядами в мясном отделе.
-А в туалете на двери висел календарь…
-Да-да, с Невзоровым. Он тогда у всех наших знакомых, кажется, висел.
-Ну, не у всех – в туалете.
-Да брось ты, календарь вешают в туалет не в качестве демонстрации отношения.
   Ну да. Эти красочные календари формата А3-А2 тогда были у всех в домах. А Невзоров в черной кожаной куртке был брутальным и харизматичным владетелем наших дум. «600 секунд» открыли нам новый неведомый мир жестокости и повседневного насилия. Конечно, мы не носили розовые очки, уж я-то точно, меня в школе ежедневно подвергали буллингу, хотя слова такого я тогда не знала – как и мои одноклассники, насмехавшиеся над моей фамилией, моим внешним видом и закомплексованностью. Но «розу как ни назови», так и с буллингом. Слова, может, и не было, а буллинг был. Так что про насилие я знала много. И изнасилования девочек в том прекрасном безопасном – а, нет, Невзоров уже рассказал нам, каком очень даже опасном – времени были. Про это я тоже знала.
-Время и правда было опасное. Помнишь, бабушка ходила с самодельным газовым баллончиком? 
   Нападения в лифтах на одиноко идущих женщин  и вырывание сережек прямо из ушей – я внутренне вся сжималась при мысли об этом – были делом обычным.
-Что ты придумываешь, на нее никто так и не напал.
-Да, но на ее соседку – напали. И в соседней парадной было несколько нападений. Так что хотя вы и смеялись над бабушкой, она, по крайней мере, спокойно шла домой. С баллончиком в кармане.
-А что у нее там было-то?
-Точно не помню. Баллончик, чтобы распылить смесь перца и еще чего-то в глаза. Перец помню. Ты старше, должен больше помнить,- попыталась я уязвить брата. Но он проигнорировал, как всегда.
-Благодаря Невзорову тогда все и произошло.
-Да?- Этого я и правда не помнила. Вернее, и не знала.
-Да-да. Он, конечно, рассказывал всякие ужасы, умудряясь за десять минут вывалить на нас такое количество насилия, что мы переваривали его до следующего вечера, пока он не сообщал новую порцию ужаса, произошедшего в городе. Но бывало и полезное. Зима была холоднаяю
-Да, холодная была зима.
-И голодная.
На всякий случай, правды ради, я усомнилась в своем девяносто первом: ящики у готовящихся к открытию ларьков стояли на по-летнему пыльной траве. А в зиму девяносто второго – девяносто третьего могло быть еще совсем не так радужно, менялось все очень быстро.
-На углу Кирочной и Восстания был продуктовый магазин.
-А, да, большой такой!
-Не такой уж и большой. Просто ты была маленькая.
   Ничего себе маленькая: тринадцать лет! Или одиннадцать, если я права.
-Не суть. В одном из выпусков Невзоров рассказал, что на складе магазина хранится лук. Много, очень много лука. Он начал гнить, а из-за того, что перебирать его некому, гниль заражает луковицы, которые рядом. Скоро весь склад превратится в одну сплошную гниль. Показали магазин, директора, склад, даже лук в сетчатых мешках. И тогда директор принял решение: было объявлено, что на следующий день у магазина желающим будут отдавать мешки с луком. Гнилым, целым – как есть. Просто берешь мещок, а дома уже разбирайся, как его перебрать, сохранить и употребить. А зима была холодная, снег лежал.
-Мы, кстати, тот выпуск не смотрели, нам сосед сказал, помнишь?
-Конечно, помню. Позвонил в дверь и попросил санки. «На фига этому здоровому лбу санки»,- подумал я…
   Ну, подумал брат немного другими словами, в те подростковые годы его лексикон был более…выразительный.
-Санки были.
-Ага, мои.
-Тебе они тоже были уже не нужны, не ной.
   Я и не ныла. Ни тогда, потому что санки и правда были уже не по росту и не по желаниям, меня больше интересовали пластинки Тани Булановой, вот под них я тихо могла поплакать, но не из-за санок же; ни, тем более, сейчас.
-Вот сосед и рассказал, что на углу Кирочной будут дармовой лук давать. А мешки тяжелые, по пять килограмм, в руках не особенно и унесешь. Я дал ему санки.
-Без спроса же?
-Не до спроса было. Он привез на них три мешка. А я забрал санки и сам помчал в магазин за луком.
-Вместе со мной!
-Помощь была нужна. Так, на санках мы и привезли домой лук.
-Да, картина была самая что ни на есть ленинградская: от магазина в разные стороны, по Кирочной, по Чернышевского, по Восстания, по Маяковского, кто на санках, кто в сумках, кто просто в руках люди несли домой лук. Лук! Ты сейчас стала бы покупать пять килограммов лука? А мы притащили двадцать! Большую часть, правда, выбросили, гнили там действительно было многовато, но и после этого оставшегося нам хватило на несколько месяцев. Его приходилось постоянно перебирать, проветривать, сушить, но сковородка жареного лука с хлебом была шикарным ужином. И не менее шикарным подарком, пакет с луком я брал с собой, когда шел в гости. Кто-то приносил булку, я лук, хозяева доставали еще что-то…И никто не плакал, когда его резал. Уж точно.
   Я вытерла глаза.
-Ну, ладно. Может это и была зима девяносто третьего. Но Кирочной тогда не было! Мы шли домой по Салтыкова-Щедрина! Это я точно помню.
-Хоть что-то ты помнишь! Но со старшими не спорь.
-А я и не спорю. Пенсионеров надо уважать.
   И в меня полетело кухонное полотенце. Прям как тридцать лет назад.