Голубиное детство повесть

Все имена изменены,
любое совпадение считать нелепой случайностью.

                ***
Олежка шел, пиная камушек, чуть позади брел его закадычный друг Санька.
Настроение у обоих было подавленное.
Им обоим учительница английского языка влепила по двойке и нарисовала эти оценки в дневниках.
Вот так черная пятница.
Пиши пропала рыбалка в субботу, на которую они собирались всю неделю.
Взбучка от родителей обеспечена.
А в воскресение накрылся медным тазиком выезд на городскую барахолку, где взрослые дядьки продавали голубей.
Нет. Из-за какой-то двойки? Лишаться своих планов на выходные ну никак не входило в намерения двух друзей.
— Надо вырвать листок в дневнике с двойкой, да и все, — предложил первым Санька.
Оба, не сговариваясь расстегнули портфели. Достав дневники, они рассмотрели их, и Олежка тяжело вздохнул:
— У меня пара страниц всего до вырывался. Если выдерну, то только корочки и останутся. Выброшу-ка я его в лужу.
И Олег, размахнувшись, бросил дневник в огромную лужу у стены хлебокомбината. Санька же вырвал листы из дневника, смял их и также кинул в воду.
Повеселев, друзья пошли по узкой тропинке быстрыми шагами домой.

Неожиданно Олежка встал как вкопанный, а Санька с разгону воткнулся ему в спину.
— Ты что?
— Голубь в кустах! — показал другу Олег.
— Ленточный! — присмотревшись, удивился Санек, — ни чего себе чешуя! Отколь он здесь?
— Ушел от кого-то. У Семеновых таких нет, у них летная птица. А больше и голубятен-то на улице нет, — прошептал Олежек, снимая форменный пиджак.
Друзья разделились и подошли к кустам черемухи с обеих сторон.
Голубя поймал Санька.
Друзья рассмотрели пойманную птицу.
— Так он же на связках, поэтому и сидел под кустом, летать-то не может, — объявил Саня, показывая связанное нитками крыло птицы товарищу.
— Издалека он тута появиться не может, наверное, с улицы Чкалова пришел, там братья Месики держат голубей, — догадался Олег, — у них статная птица и дорогая.
— В голубятню не понесем — вдруг близнецы припрутся, найдут и отберут? — согласился Санька. — Давай на балкон ко мне, у меня коробка из-под телевизора есть.

На том и порешили.
Олег и не спорил — он жил на первом этаже, и балкона у него не было. Во дворе пятиэтажки стоял двухподъездный двухэтажный деревянный дом. Там же были сараи, в одном из них друзья оборудовали голубятню.
Голубей была всего одна парочка. Короткоклювые попята, которые всё никак не шли в гнездо. То ли голубка была еще молодая, то ли голубь слишком агрессивный. Вроде спаровались, целовались, а на яйца не садились.
Эту пару они купили ранней весной на городской барахолке у цыгана из рабочего поселка. А на барахолку, известно несут, то, что самим не нужно. Пара им досталась совсем задаром. По улице Чкалова снесли пивнушку. И на ее руинах после школы всегда толпилась стайка школяров. Которые ногами раскидывали землю в поисках мелочи, что годами попадала под пол через щели. Туда же сходили и друзья. И представьте! В первый же час поисков Олежка, пнув кирпич, с радостью обнаружил полтинник. Дальше попадалась мелочь от десяти копеек и ниже. Но Саня был упрям, и заявил:
— Пока не найду полтинник, не уйду.
И ведь упрямство его сработало.
Когда уже вся шпана разошлась, Саня радостно завопил:
— Нашел! — Это был железный рубль с профилем вождя мирового пролетариата.
На барахолке в воскресение они выбрали пару бантастых попят. Долго торговались с цыганом, который ломил за каждую птицу по рублю. В конечном счете сторговались за полтора рубля и пачку «Беломор-канала». Но, как говорится, цыган родился — мент заплакал. Видимо, всучил он ребятам бесплодную голубку. Так как шел уже конец апреля, а приплода все не было.
Но мальчишки радовались и тому, что у них были свои голуби, и они летали парой, а друзья при подъёме свистели и махали шугалом.
Голуби забирались высоко в небо и летали долго. И чтоб не затекали шеи, ребята ставили тазик с водой, в который и смотрели на отражение голубей, как в телевизор.

На соседней улице находилась голубятня Семена. Взрослого вредного дядьки-жмота. И как только друзья выпускали своих, он обязательно поднимал свою стаю в надежде переманить чужаков. А Саня и Олег, глядя на летающих голубей, мечтали, чтоб семеновские голуби сели к ним. Так и дразнили друг друга — старый жадный голубятник и озорные мальчишки. Они даже изготовили сачок, чтоб при посадке чужого поймать его, а не ждать, зайдет ли тот в леток или нет.
 
 ***

Олег пришел домой под вечер, где его ждала мама с мокрым дневником. Живший в соседнем подъезде одноклассник Андрюша-отличник выловил прутиком дневник из лужи и принес его родителям Олежки.
— Ну, очкарик, погоди! — буркнул Олег, проходя в свою комнату.


 
 ***
Утром Олежку разбудила мама:
— К тебе мальчики пришли.
Олег оделся и вышел на площадку, где стояли братья Месики, которые раньше учились в его восьмилетней школе, но были на три года старше и перевелись в десятилетку. Они занимались спортом и готовились поступать в физкультурный институт, который находился в Целинограде.
— Пойдем, мелкий, голубятню покажи свою.
— Зачем?
— У нас голубей украли, вот и ходим смотрим. Да ты не бойся, если нет наших, твоих не заберем.
— Мне бояться нечего, не грешен я, батюшка, — проворчал спросонья мальчик.

Олег взял ключ, висевший на гвоздике, и пошел с братьями в голубятню.
Открыв, пропустил их вперед, про себя радуясь, что голубя, которого они с Санькой поймали, не принесли вчера в голубятню.
Братья осмотрели гнезда, заглянули в ящик для зерна. Один из них вытащил сигаретку из пачки.
— Не кури в голубятне, — распорядился Олежка.
— А то что?
— У нас летные голуби, им дыхалка нужна. Это не ваши куры, — усмехнулся мальчик.
— Много ты понимаешь в колбасных обрезках, — усмехнулся один из братьев, но сигаретку убрал обратно в пачку и продолжил: — Если узнаешь, где голуби, подгоним пару вертунов. Вчера ночью собаку притянули к забору и замки сорвали ломом. Вынесли всю птицу, которая в голубятне была. Остались только простые на чердаке, туда побоялись лезть. Матушка шум через форточку подняла. А нас дома не было — мы с отцом в деревню ездили за картошкой на посев. Как знали, что мы уехали.
Месики ушли, а Олежка присел на ящик с зерном. Он понимал, что украсть голубей проблем нет, а вот продать их это уже задачка. Птица заметная. Приезжие навряд ли это сделали, тут замешаны местные. Месиками ребят прозвали, потому что их отец раньше ловил снегирей, и синиц, и месиков, как в простонародье звали северных птичек. Так и звали «дядя Месик», а его сыновей — Месиками.
Созрела идея, и Олежка побежал к Саньке.

— Слушай, у Месиков голубей вынесли вчерашней ночью. Так они живут вначале улицы в своем доме. Голубя мы нашли у хлебокомбината. Значит, воры шли к концу улицы. А там пятиэтажки. Спрятать негде. А вот за Джамбула старое татарское кладбище и трубы с ТЭЦ идут. А там будка большая, где вентиля стоят.
— Там старшие пацаны собираются мафон слушают, — согласился Санька.
— Надо там и посмотреть.
— Нужно Месикам сказать, пусть сами посмотрят. Мы не полезем. Поймают — накостыляют.

Друзья вышли во двор. Навстречу шли братья-близнецы. Шли, громко ругаясь. Увидев мальчишек, они остановились.
— Семен даже во двор не пустил. Козел!
— Вы будку у татарского кладбища на теплотрассе знаете? — спросил Олежка.
— И что?
— Там однажды уже прятали краденное. Пацаны в ней магнитофон нашли, а за ним милиция потом приезжала. Он с квартирной кражи оказался. Ее Шатал совершил. Посадили, наверное.
— Это белобрысый такой? — поинтересовался один из братьев.
— Ага.
— Я его дня два назад видел на нашей улице, на велике катался. Насос спрашивал.
— Идите будку посмотрите, там дверь на проволоку закручена, замка нет.

Братья ушли, а Олежка с Санькой пошли в голубятню.
— Зачем Шаталу голуби?
— Так у него в Кокчетаве дядька живет, он сам рассказывал, что тот голубятник, — ответил Олег, наливая воду в поилку. — Вообще-то воровать голубей западло. На малолетке могут и спросить за это. А ему до восемнадцати еще года два. Допрыгается и загремит. Стогомет он. Крадет все подряд, что под руку попадется. Как ворона, что блестит, на то и зарится. Таких нигде не празднуют. Хорошо, что Месики в милицию заяву не накатали.
— У них отец сидевший, он не позволит.
— А батя у них что, блатной?
— Ну да, у него в карты играют дома, из других городов приезжают.
— Откуда ты знаешь?
— Так Ванька, их брат, в шестом классе учится, на год нас младше. Он и треплет языком везде где попало.

Внезапно раскрылась дверь в голубятню, на пороге стояли близнецы с улыбками до ушей и мешком в руках:
— Нашли мы в будке своих голубей. Почти всех, пары одной не хватает, там форточка на окошке отрытая была, возможно, вылетели. Спасибо, пацаны, за подсказку!

Один из братьев подошел к Олежке. Похлопал по плечу, пожал руку, как взрослому.
— По нашей улице и краю можете ходить спокойно, а кто не согласен, скажите, что нас знаете. За парой вертунов завтра подгребайте, раз обещал, то сделаю.
— Вы в деревню ездили. Зерном не разбогатели? — спросил Санька.
— Дадим, дадим ведерко. Со своим мешком приходите. А на будущее знайте. Сейчас весна. Посевная. Из элеватора зерно возят. По Свердлова есть крутой поворот на Московскую. А под асфальтом труба проложена. Там машины подпрыгивают, и на обочине зерна всегда много. Но на Бензострое своя шпана, там мы вас не отмажем.
— Так у меня дедушка по Свердлова, 144 живет, я многих знаю, — обрадовался Олег.
— Ну коли так, тогда веник, совок, ведро, мешок в руки — и вперед.
— Спасибо за наколку, — поблагодарил Саня, закрывая дверь за братьями.

Вечером появился Шатал.
Он вошел в голубятню, присел на ящик с зерном, оглядел пустые гнезда. Вздохнул и вслух произнес:
— Голубей кто-то дядиных забрал из будки. Никто не предлагал? Может, что слышали?
— Слышали. Тебя Месики ищут, сюда приходили. Срисовали они тебя на улице перед кражей.

Шатал улыбнулся:
— Вот лупоглазые, все видят. Ладно, пойду я, а это вам за упреждение. — С этими словами Шатал вынул из рукава голубку с белой лентой в хвосте и выпустил ее на пол голубятни. — Голубей забрали, а голубка под трубы забилась, не нашли ее, найдете ей голубя, шикарные пискуны будут, — добавил он.
— Так где ж мы голубя возьмем-то, — вздохнул искусственно Санька, — таких голубей и по пятерке не купишь…
На трубах, идущих с ТЭЦ-2, часто собиралась местная шпана. Курили, слушали музыку, льющуюся из бобинного магнитофона на батарейках «Романтик», в основном Владимира Высоцкого. Играли на гитарах. Обсуждали насущные темы. Олежка был вхож в компанию взрослых подростков, так как играл на семиструнной гитаре и пел душевные блатные песни. Да и голосом его Бог не обидел. Блатная идеология засасывала отпрыска в свою трясину все глубже и глубже. Мальчик заслушивался разговорами «бывалых» о тюремных законах и правилах. Он даже на зимних каникулах получил в библиотеке роман Виктора Гюго «Отверженные» и прочитал его от корки до корки, восхищаясь похождениями Жана Вальжана. Ходил раз пять в кинотеатр "Арман" на фильм «Записки Серого Волка, или Возвращение к жизни» и подобрал на гитаре песенку из этого фильма «Корешок мой Сенечка и я», запомнив слова.
— Два бычка курили мы,
Сев в углу на корточки,
Только это семечки, друзья,
В дом в любой входили мы
Только через форточки,
Корешок мой Сенечка и я…

Сколько недоели мы,
Сколько недопили мы,
Только это семечки, друзья,
Словно плыли в лодочке
По четыре ходочки,
Корешок мой Сенечка и я …

Пел под гитару малец под одобрительные возгласы старшей шпаны.
Барсик тщательно отбивал на струнах восьмерку.

— В очередь носили мы
Брюки и подштанники,
Только это семечки, друзья,
Были мы домушники, были мы карманники,
Корешок мой Сенечка и я…

Подросток даже и не предполагал, что судьба ему уже уготовила очень серьезные испытания, которые свалятся на его молодую бестолковую голову, и в какое кривое русло вытечет его связь с уголовщиной, никто не ведал...

Не знал тогда подросток, что песня к фильму была написана про воришек, которые встали на путь исправления. Просто последний куплет не вошел в сценарий фильма…

 ***
На улицу Свердлова они поехали на велосипедах. Пришлось крутить педали через весь город.
— Давай через Дикую Дивизию и Сенную базу, вокруг Капая, — предложил Карасик, как звали меж собой Сашку за его малый рост.
— Давай, — согласился Олег.
Это был наиболее безопасный маршрут. В школе номер три, где учились мальчишки, учились и капайские ребята. Капай был для чужаков опасным краем, но своих не трогали. Почему этот край называли именно Капаем, никто из сверстников не знал. Вроде раньше глину копали. Сейчас это был частный сектор с покосившимися избушками. Но номера домов, наверное, точно сбросили им с вертолета. И кто какой номер схватил, его и прибил на свой дом. Так как, например, у дома номер 22 рядом был 145. А улиц в этом крае не было, и как там ориентировался почтальон — ума не приложить. Санька раньше жил на краю Капая в бараке. Но год назад барак снесли, и они получили квартиру в пятиэтажном доме на пятом этаже. Отец Олега, узнав об этом, сказал свою любимую фразу, которую Олежка как-то запомнил на всю жизнь:
— Они на пятом получили, а нам на первом дали. А у Андрюшки, твоего одноклассника, отец начальник цеха, и им дали на третьем. Зачем Зимний брали? Не пойму.
Вообще у отца было много поговорок, как бы припасенных к каждому случаю. Но Зимний он вспоминал чаще всего, когда сталкивался с несправедливостью.
Батя семь лет стоял в очереди на автомобиль «Москвич». И обязательно по приходе машин его отодвигали назад, потому что какому-нибудь шишке автомобиль был нужнее. А куда простому электрику тягаться с руководством завода? Могут вообще из очереди исключить, чтоб не возмущался. Пока обходились мотоциклом с люлькой ИЖ-56 и бурчанием под нос:
— Зачем Зимний брали?
Приехали на Свердлова к обеду. Велики закатили к дедушке Олега. Взяв совок, ведро и веник, пошли пешком к повороту.
Братья не обманули. Под асфальтом проходила асбестовая труба, в которой текла сточная вода. Зерна по обочине лежало много. И подростки быстро наполнили ведро. Правда, с камушками и землей. Но и то мясо. Машины, в основном 51-е «газоны», проходили постоянно, подпрыгивая и рассыпая зерно. Вдалеке был тэобразный перекресток на улицу Московскую, а там создавалась пробка из зерновозов.
Санька помешал рукой в ведре зерно и протянул руку Олегу:
— Смотри, какое грязное. Иди унеси к деду… и пустое ведро назад неси, только быстро.
Олежка, не догадываясь, что задумал его друг, схватил ведро и побежал к деду. Вернувшись с пустым ведром, он отдал его другу.
Саша, взяв его, побежал к последней машине, стоявшей на перекрестке. Он, быстро встав на фаркоп, поднял край тента и черпанул ведром зерна.
Принес почти половину ведра Олегу, черпнул рукой, показал ладошку Олежке — видишь, чистое какое!
— Ни себе чешуя! — обрадовался Олежка. — Теперь моя очередь, только к деду отнесу это.
Олег вернулся с пустым ведром и хотел было сразу побежать, но Санька его задержал, показав на выворачивающую зерновозку на улицу.
— До пятисот досчитал. Сейчас он тормознет на Московской, к нему и беги. Следующая только через минуты три подойдет. Только по правой стороне подбегай, у них зеркала нет справа.
Олег побежал за притормаживающим грузовиком.
Он так же встал на фаркоп, черпанул полведра и спрыгнул на землю.
Добежав до друга, Олежка перевел дыхание.

Из проулка вышли трое пацанов и подошли к друзьям:
— С какого края? Это наша поляна. Кого знаете?
— Валерку Дергачева, Халита, — ответил Олежка, добавив: — Я по Свердлова, 144 жил до школы, сейчас там мой дед живет.
Парни подобрели:
— А здорово вы придумали с машин тырить! Мы сами-то не догадались. Метем грязное.
Дальше пошли разговоры о голубях. В том крае держали в основном летных. Дед Олега тоже держал голубей-бабочек.

Расстались почти друзьями. Правда, напоследок один из подростков попросил: «Дай померить», — показывая на солдатский ремень в штанах у Саньки. Но Олег незаметно ткнул друга в спину.
И Санек отказал — вытаскивать из шлёвок долго, и так еле-еле вставил.

На повороте вправо находилась автобаза, где работал дедушка Олега. Они пришли за велосипедами, как раз когда дед вернулся с работы.
Он посмотрел на внука и его товарища и покачал головой:
— Так это про вас сегодня Райка-уборщица голосила? Говорила, мальчишки с машин зерно воруют, совсем обнаглели. А еще пионеры небось.
— Голубей кормить нечем, зерно в магазине по килограммам не продают, только в мешках, — отпарировал Олег.
— В следующий раз у меня зерно попросите. Но не воруйте. Попадетесь — всё, что шоферы сопрут, на вас, дурачков, и повесят.
Дедушка Илья накрыл столик, стоявший во дворе.
Налил друзьям чай, выставил тарелку с бубликами и пиалу с малиновым вареньем:
— Ешьте. Голодных домой не отпущу.

На крыше дома ворковали голуби. Каждый голубь уже выбрал себе подружку и теперь крутился вокруг возлюбленной, пытаясь согнать ее с конька к летку. Гнал на гнездо.
— А у нас пара ну никак на гнездо не идет, — посетовал Санька.
— А в зерно молодую крапиву добавляли? — присел рядом дедушка.
— Нет, — ответил Олег.
— Так ошпарьте её кипятком, а опосля покрошите прямо в зерно.

Вышла бабушка Олега. Присела рядом:
— Ну что, голубятники? Все никак не бросите свое увлечение? Поглядите, что ни голубятник, то тюремщик. И вас та же участь ждет, коли за ум не возьметесь.
— Деда Илья ведь не тюремщик, а голубей держит, — возразил Олег.
— Ну дед у нас тоже бы в тюрьму угодил, но война началась. Зашел как-то молоденький участковый к нам в хату. У одного еврея голубей украли. Так он начал шарить, по чуланам да под койкой. Я возьми, да и брякни: ты там что ищешь, не тобой кладено — не тебе и шарить! Участковый же меня скверными словами окатил: «Молчи такая разэтакая!» Ну тут дедушка твой взял его за грудки, да и выбросил вместе с рамами в окошко. Тот за подмогой убежал.

Раздался смех деда Ильи.
— Тогда они в кутузку меня укутали. А утром война началась. Завод бомбили мелитопольский, пока милиция тушила, я и убёг. Служил-то я срочную до войны шофером на бензовозе в авиационном полку, туда и подался. Вот так всю войну на бензовозе и проездил. Пятая воздушная армия, бомбардировочная эскадрилья.
— Вы до Берлина дошли? — восхищенно спросил Санька.
— Нет, до Будапешта и Вены. Берлин в другой стороне оказался. Не по пути, — усмехнулся дед.

Бабушка покачала головой и поведала мальчикам:
— А вот отца твоего вместе с братом чуть румын не расстрелял. Они дедовых голубей спрятали в яме на огороде. А румынский офицер, что в соседнем дворе квартировал, приметил мальчишек, когда они туда лазили. Думал, что окруженцев прячем. Пришел, а там голуби. Голубей и радиоприемники приказано было сдать в комендатуру. За мальчиков немец заступился, что у нас в хате поселился. Ушел тогда румын несолоно хлебавши. А вообще, румыны больше немцев зверствовали, звери были лютые. Дядя Лёва с мальчишками как-то залезли в грузовик и украли рождественские подарки. Немцы их поймали. И заставили работать при комендатуре — дрова колоть, котлы мыть. Каждое утро приходил солдат с ружьем и забирал дядю Лёву на работу. Неделю так было. А на следующую солдат не пришел, и хлопчики сами пошли, там же в обед кормили. А их прогнали, типа, всё, капут, отработали. Пошли вон. Я к чему, был бы румынский грузовик, расстреляли бы дядьку твоего. — Бабушка вздохнула и, повеселев, добавила: — А когда Илья с фронта вернулся, я от радости слова не могла сказать. Здоровый, руки-ноги при нем, да еще с огромным чемоданом в руках. Ну, думаю, ситец, парча какая, а дед чемодан открыл в хате, а там голуби сидят, и весь чемодан в помете. Он, оказывается, у румына на разъезде отобрал, когда эшелон с техникой домой ехал, и в своем бензовозе привез на родину. Все солдаты швейные машинки везли, а наш Емеля — голубей припер.
— Мели Емеля — твоя неделя, — отозвался дед Илья и, кряхтя, поднялся. — Николаевская птица была. Ясен перец вывезли с Украины румыны. Вот и забрал я их, мне командующий Пятой воздушной армией справку выписал, что сержант такой-то везет в СССР голубей николаевской породы, депортированных во время войны в Румынию оккупантами. — Дед Илья показал на крышу: — Вон они, красные-белохвостые дети тех, которых я из Румынии привез. Их еще мелитопольскими звали. До войны в Мелитополе такую породу мало кто держал, в основном евреи. Добрая и дорогая была бескружная птица. Стояла в небе стаями, взгляд не отвести. Были с полетом бабочки, были с полетом жаворонка. А как оккупанты пришли, так евреев стали семьями расстреливать. Ну а имущество их по румынам, венграм и полицаям растаскивалось. Говорят, четырнадцать тысяч людей расстреляли они. И столько же угнали на работы. Я уходил на войну, в городе семьдесят тысяч населения жило, а вернулся — осталось всего-то двадцать, наверное. Голод, руины. Малым Сталинградом тогда Мелитополь называли. Вот мы с бабкой и уехали в Казахстан, а тут и целина началась. Я дом поставил и за голубями потом съездил, которых на передержку брату оставлял.

Олежка присмотрелся к белохвостым. Вроде голуби как голуби, а целая история с ними связана.

— Голубей, когда у меня своровали, я пошел до блатных, рассказал, что до;роги они мне очень. Ночью шпана мешок высыпала через забор. Встал я утром, а голуби по огороду бегают. Вернули, стало быть. Есть понятия еще у людей. Но пришлось ведро гвоздей с автобазы унести в пивнушку в знак благодарности, — закончил рассказ дед Илья.
Пивнушка « Голубой Дунай» была центровой, там собирались все, кто жил на Свердлова.

Олег взял у дедушки солдатский вещмешок и пересыпал в него грязное зерно, собранное с обочины, надев лямки вещмешка за плечи.
Санька же чистое зерно засыпал в мешок, прикрутив его проволокой к багажнику своего велосипеда.
Выкатив велосипеды из калитки, Саня с Олежкой поехали домой.

— Ох и погубят голуби их, пропадут в лагерях их невинные души, — вздохнула бабушка, закрывая калитку.
— Типун тебе на язык, накаркаешь, старая. Славные хлопцы, эти на дурное дело не пойдут, — возразил дед Илья.
 ***
У Олега на раме висел бардачок от велосипеда ПВЗ. Бардачок был узкий и глубокий. Не то что с УРАЛА, в который, кроме ключей, ничего положить было нельзя. В бардачке вместе с ключами лежала большая отвертка с деревянными накладками по бокам на ручке. Эту отвертку шофера даже иногда использовали вместо зубила. Батя купил на свой ИЖ-56 новые камеры, и Олег со старых скрутил алюминиевые колпачки, которыми очень гордился. Дал он два колпачка и закадычному другу. Вот эти-то колпачки и чуть не сыграли злую шутку в судьбе двух товарищей.
Проезжая мясокомбинат, уже близко к повороту на завод ЗИМ и Капай, то есть к безопасному для корешей краю, за ними увязалась стайка велосипедистов-подростков. Ничего хорошего встреча не сулила. И друзья нажали на педали. Но силы были неравны — уставшие товарищи и местная шпана, которая просто так каталась по улице. Их догнали. До Капая оставались считаные метры.
— Деньги есть? А ну попрыгай! — Любимое выражение пацанов тех годов.
Денег не было. Зато были колпачки на колесах! Вот ими и заинтересовался один долговязый незнакомец. Он присел около Санькиного велосипеда, но пальцами отвернуть не смог. Тогда он попросил друзей:
— Плоски дайте сюда!
Но плоскогубцев у них ни у кого не оказалось.
— У меня есть, — объявил Олежка, кладя набок свой велик. Но вместо плоскогубцев вынул огромную отвертку. — Сейчас в печень ткну — будешь с колпачками всю жизнь ходить инвалидом.
Вид подростка с отверткой погасил пыл незнакомцев.
— Откуда? — спросил долговязый.
— С Капая, — соврал Олежка.
— Кого знаешь?
— Всех копайских знаю. Разбегаемся по-хорошему, у нас мир с мясокомбинатом. Вы его нарушаете, и с вас спрос будет как с полноценных, — стоя с отверткой в руке, проговорил громко и властно Олежек.
Мясокомбинатская шпана взяла свои велосипеды, лежавшие на обочине, и покатила по своим делам.
— Вот зараза, а я свой ремень солдатский в петли на брюках заправил, и, чтоб вытащить его, нужно бляху снять, — сокрушенно проговорил Саня.
— Нормалды, — улыбаясь проговорил Олег. — Блин, что-то ноги трясутся, — добавил он.
— Нормально, я когда на бокс начал ходить, у меня тоже трясун был, это нервы, а не страх, — признался его товарищ.
Ну, да, если бы страх, то я бы тебя бросил и удрал, — рассмеялся Олег.
Но Сане было не до смеха, и он показал рукой. Со стороны Капая ехали мальчишки на велосипедах…
— Что за шум, а драки нету? — притормозив рядом с друзьями, спросил один из них.
— Мясокомбинатские докопались,— пожав руку знакомому поведал Саня.
— Алга! — вскричал старший, и вся велосипедная братва ринулась к стадиону «Авангард» в погоню за беспредельщиками.
Друзья же покрутили педали домой. Голуби не кормлены и не напоены. Мы в ответе за тех, кого мы приручаем.
В Петропавловске Казахской ССР не было национальной вражды. Никогда Олег и Саня не делили друзей по национальности. В классе, где они учились, были и казахи, и татары, и ингуши, и поляки. Подростки делились на своих и не своих. А мнимая вражда была только между краями города. Мальчишки лупили друг друга просто потому, что противники были с другого края. Но это было до восьмого класса, потом вся шпана шла в ГПТУ, а там мир во всем мире! Так как учились в ГПТУ мальчишки со всех краев города. Но нашим разгильдяям, впереди был еще год учебы в школе. Они заканчивали седьмой класс восьмилетней школы номер три города Петропавловска Казахской ССР.
Вернувшись домой, друзья высыпали чистое зерно в ларь, а грязное решили просеять от пыли. Рядом строился пятиэтажный кирпичный дом, первый этаж которого планировался под магазин. Туда привозили песок и цемент. Там же штукатуры размешивали раствор, предварительно просеивая песок через панцирную сетку от кровати. Вечером же, когда строители уходили, в этом зале собиралась детвора, которая играла в прятки и догонялки, а на кровати прыгали как на батуте. Сторож детей не гонял после зимнего случая, когда, погнавшись за пацаном увлекся и так напугал мальчишку, что тот выпрыгнул из окна второго этажа. Выпрыгнул мальчик неудачно, подвернув ногу и порвав связки. После этого случая начальство, видимо, запретило гонять ребятню по этажам. Но и с детьми был уговор. Кирпичи не ломать, известку не выливать из ведер. На стенах не писать.

Олег взял вещевой мешок, а Саня — корыто. Было воскресение. Рабочие отдыхали.
Они постучались в вагончик к сторожу и попросили разрешение попользоваться кроватной сеткой.
Сторож, сидевший за столиком с папироской в зубах, молча кивнул, типа разрешаю.

С этой кроватью была связана комическая история. Ее выбросили новые жильцы квартиры. Старая хозяйка по прозвищу Купчиха померла. Годочков ей было за восемьдесят. Жила она одиноко. Родственников не имела. Поговаривали, что она действительно до революции имела лавку и торговала нижним женским бельем. Но большевики лавку отобрали, а ее отправили перековываться в пролетарии в далекий Казахстан. Жила она скромно. В двухкомнатной квартире на первом этаже, занимая одну комнату. Семья Олежки проживала с ней на одной площадке. Баба Дуся была приветливой старушкой. Когда ее дед с необычным именем Гриб умер, она отдала отцу Олега патроны, банки с порохом, книгу про охоту еще царских времен и одностволку шестнадцатого калибра с гладким затвором, типа берданки. Отец понес его в милицию зарегистрировать, а вернулся без ружья. Отобрали у него его, придумав версию, что цевье шатается. Но, скорей всего, изъяли, поглядев на год изготовления.
— На хрена Зимний брали? — ставя трехлитровую банку в авоське с пивом на стол, горько усмехнулся отец.

Но речь о кровати. Когда «скорая» приехала за Купчихой, она обратилась к отцу Олежки:
— Толя, кровать, кровать не выкидывайте.
Кровать вынесли новые жильцы.
Детвора сразу же приспособила ее под батут. Ведь она была двуспальная, широкая, с огромными трубчатыми ножками дореволюционной работы.
И как-то, прыгая, ее нечаянно перевернули. Дужка слетела, и из трубок высыпались монеты. Малышня сразу же переключилась на игру в магазин, играя царскими червонцами, как фантиками. Дошло это до детской комнаты милиции, которая располагалась в квартире их дома в соседнем подъезде. Детей собрали, деньги изъяли. Кровать потрясли уже взрослые дядьки-мельтоны, вытряхнув последние пятаки. Деньги оказались уже не ходовые — царские червонцы, медные пятаки и серебряные рубли РСФСР раннего чекана.
Малышне объявили, что сдадут клад в музей города. Приехал музейный работник, забрал деньги, а ребятам выписал по бесплатному билетику для посещения музея. А младшая сестренка Олега, принеся домой монеты, в детскую комнату милиции не пошла. Так и остался у Олежки серебряный рубль 1921 года. Медные же монеты пошли на изготовление блесен к зимней рыбалке.
Зато новые жильцы квартиры надолго разочаровались в жизни. Злые языки поговаривали, что даже супругу положили в психиатрию. Так как вечером к ним вызывали «скорую». Но мама Олежки на хохот отца, покачав головой, успокоила всех — на сохранение ее положили, на сохранение. Хотя тоже потом рассмеялась, выйдя на кухню. Как тут не попасть в дурку, если собственными руками на помойку выкинула десять золотых червонцев?

В фойе строящегося магазина ребята встретили парня по кличке Мамбет, бывшего одноклассника. Впрочем, он в школу тогда уже не ходил, остался раза четыре на второй год и забил гвоздь на учебу по полной. Хотя числился сейчас в седьмом классе, где и учились друзья. Мамбета привлекали за кражи. Он даже сидел в СИЗО полгода до суда. Но на суде получил условно и был выпущен. Блатовал он по-черному. Собрал вокруг себя шоблу малолеток и верховодил ими. Всегда носил с собой финку с наборной рукояткой из цветного плекса, изготовленную кустарями ИТК.
Он вынул из кармана пачку «Примы», вытащил сигаретку и протянул пацанам: — Угощайтесь.
На пальцах засинела наколка «195?».
— Ты где успел портак наколоть? — поинтересовался Саня.
— Давно еще, в спецприемнике Челябинска, когда из дома убегал.
— У Месиков голубей стырили. Нашли в будке у татарского кладбища. Слышал?
— Да. Слышал, слышал, это Шаталов Олег спер. Его теперь братва ищет. Если узнаете, где он шкерится, мне маякните, — туша бычок на полу, попросил Мамбет.
— Лады, — пообещал Саня.

Мамбет ушел. А Олежка спросил друга:
— Ты и впрямь Шатала сдашь?
— Нет. Это их движухи, пусть сами и разбираются.

И друзья принялись трясти зерно через сетку кровати, отделяя щебень, собранный вместе с зерном с дороги.

Вообще, в начале семидесятых сбегать из дома стало модно. Но отец Олежки, как-то сидя с мальчишками в голубятне и узнав об очередном побеге их ровесников, предупредил:
— Если вы тоже сбежите, я голубей кормить и поить не буду, пусть дохнут с голода.
Может, тогда эта фраза и уберегла мальчишек от необдуманного поступка. Ведь смерть голубей по их вине, наверное, была хуже любого наказания.

 ***
Впереди на горизонте, как восход солнца, грезились экзамены.
Так было устроено образование, что в соседней России экзаменов до восьмого класса не было. А вот в Казахстане каждый год при переходе в другой класс их проводили.
Пацаны и девчонки писали шпоры. Зубрили темы. Девочки собирались кучками, решая задачки прямо на асфальте за школой.
Кучковались и мальчишки. Но сорванцы не готовились к экзаменам, они играли в чику.
Чика — это стопочка мелочи, которую разбивали битой и потом добивали, стараясь перевернуть гербом вверх. Биты обычно плавились из свинца и были похожи на плоское грузило от закидушки.
У Саньки была врожденная меткость. Он редко промахивался. Собирая перевернувшиеся монетки гербом вверх и добивая по возможности остальные. Зевак собиралось много, но играли не все. Многие, узнав, что в игре будет участвовать Карась — кличка Саньки, — отказывались, переходя в разряд зрителей. Порой от окончательного проигрыша спасал только звонок с перемены. А Саня, раскладывая помятую мелочь по карманам, довольно приговаривал:
— И голым в Африку пущу….
Придя из школы, ребята деревянной киянкой равняли мелочь и складывали в жестяную баночку из-под китайского чая. Они копили на пару вертунов, которые стали входить в моду в начале семидесятых. Таких голубей нужно было покупать с лету, так как на барахолке все голуби были в клетках. И поди разберись, вертится он или нет. Дурили голубятники пацанов, не краснея, подсовывая бесплодную и больную птицу. Порой старого голубя за неделю до выноса на барахолку переводили с зерна на лён. К воскресению перья у него блестели, и он приобретал товарный вид молодого красавца. Принеси его, и, сколько ни держи, улетит он назад в свою голубятню. Кто-то голубю давал в рацион петрушку и коноплю, и он ворковал без умолку, крутясь в клетке как ярый топтун. Но друзья эти примочки знали и не велись на сомнительные предложения.
— Месики обещали вертунов подогнать, давай после уроков к ним заглянем, — предложил Олежка.
— Давай, все равно по пути, — согласился друг.

Дождавшись конца уроков, кореша пошли к близнецам.
Но по дороге домой, когда проходили частный дом одноклассника, их окликнули.
— Эй Карасик, Барсик, заходите во двор, — раздался голос Марата Шайсултанова.
— Ты почему сегодня в школе не был? Тебя классная спрашивала, — поинтересовался Олег.
Шайсултан усмехнулся и объявил:
— Уезжаю я под Алма-Ату, к дядьке. Помощник ему нужен. Он все лето овец пасет. Набирает у частников стадо и уводит на Джайляу. А осенью опять пригоняет. С каждой овцы в месяц по полтиннику, шесть месяцев — три рубля, а в стаде по тысяче баранов а то и больше, да еще и приплод весь твой.
— А тебе сколько заплатит дядя? — спросил Саня.
— Дядька сказал, что «Яву» мне купит в конце сезона. А еще я казахский язык учить буду. А то сам казах, а разговаривать не умею.
— Так весь Петропавловск на казахском языке не разговаривает, — усмехнулся Олежка, — у нас в классе ты да Мамбет — казахи. Остальные все русские, поляки да немцы. С кем тебе разговаривать-то? А уроки казахского пропускаешь, мы и то больше слов знаем, чем ты.
— Мне деньги нужны — семь рублей на билет до Алма-Аты и три рубля на постель и еду. Мать не дает. Вы же во Дворец энергетиков на духовой ходите, может кто купит?
С этими словами Шайсултан сходил в сени и вышел с футляром.
Положив на летний столик, открыл. В футляре лежала труба.
Олег взял ее в руки. Оглядел со всех сторон:
— Она помповая, и стоит рублей пятьдесят. Ты где её намутил?
— В столовой ТЭЦ-1 поминки были. И музыкантов, что на жмурах играли, напоили. Один жмурик потом в кустах и уснул с чемоданом. Ну не пропадать же добру, — рассмеялся Маратка. — Я думал там деньги будут, а там сыбызгы.
— А ты говоришь, что казахский не знаешь? Только собызгы — это дудка, а это труба, — рассмеялся Олежка.
— Слова знаю, понимаю, что говорят, говорить не могу, — посетовал Шайсултан. — Так поможете спихнуть? За чирик отдаю.
— Сходи вечером во Дворец энергетиков. Спроси Александра Михайловича Черепанова, руководителя духового оркестра, его там все знают. Ему предложи, он купит за червонец без проблем. Только скажи, что нашел на остановке.

Друзья, попрощавшись с Маратом, пошли дальше.

 ***
Братья копошились во дворе дома. Увидев пришедших мальчишек, подошли и поздоровались за руки, как со сверстниками.
— Пошли на чердак, — приставив лестницу к стене дома, предложил один из них.
Поднявшись по лестнице на чердак, Олег и Санька, привыкая к полутьме, начали оглядываться по сторонам. На перекладинах стропил сидели голуби. Их было штук двадцать — двадцать пять.
— Вот, бокатых пару берите. Голубка краснобокая, а голубь чернобокий. Пискунов дают разных. Когда как, — предложил один из близнецов.
— Вертят? — поинтересовался Санька, разглядывая на перекладине сидящую пару.
— Голубка столбовая, правда, больше пяти колен не делает. Но вверх тянет. А голубь, наоборот, когда садится, тогда кувыркается. В общем, забирайте, дарим, — ловя птицу, подал голос второй брат. — Но если уйдут, то за выкуп только вернем. Извините, пацаны, закон такой.
— У нас не уйдут, — хитро улыбнулся Санька. — Пока не выкормят пискунов, не выпустим.
— У нас батя из Ишима почтарей две пары привозил год назад, когда за строевым лесом в Тюмень ездил. Знакомый его там держит. Три выводка дали. Решили через год выпустить. Они поднялись и без круга прощального ушли. А через неделю письмо пришло от кореша — голуби у него дома. А ведь от Петропавловска до Ишима, почитай, километров сто пятьдесят. Так что глядите в оба, чтоб не ушли. А в голубятню будете запускать, перья и лапы помойте водой мыльной. На лапах и перьях вся зараза находится. У нас они не больные, но микрофлора разная.
— Чё? Ми? Кто? — поинтересовался Саня.
— Микрофлора, балбес, на уроки зоологии ходить нужно, а не в кино вместо школы.

 ***
Ребята обработали лапки, перья на хвостах и крыльях и запустили принесенную пару в голубятню. Голубь сразу же выбрал себе гнездо и принялся, воркуя, звать свою подругу. Санька вырвал маховые перья голубке.
— Чтоб не ушла. А голубь без нее тоже не улетит, — пояснил он Барсику.
Но тут распахнулась дверь в голубятню. На пороге стоял Шайсултан с разбитым носом и подбитым глазом.
Санька прыснул:
— Что? Дудку отобрали?
Марат прикрыл дверь и присел на ларь с зерном. Олег открыл аптечку, что висела на стене.
— Марлю возьми, кровь сотри, — сказал Олежка, промочив марлю перекисью.
— Ничего у вас тут, как в аптеке! — удивился Шайсултан.
— Это мы со списанного автобуса скрутили в автобазе у деда.— Санька присел на корточки напротив одноклассника и поинтересовался: — Кто ж тебя так?
— На Джамбула залетные какие-то. Я трубу-то продал за чирик. Зашел в магазин, чтоб завтрак туриста, хлеб и еще что-нибудь себе купить в дорогу. Тут меня с деньгами и срисовали. Типа, деньги есть, а ну попрыгай. Они там за магазином и сидят сейчас на ящиках. Пива купили бутылочного.
— Погнали, — предложил Карась.
— Давай, — согласился Олежка и пошел выгонять велосипеды из соседнего сарая.
Сашка подал сломанный черенок от лопаты Шайсултану.
— Сядешь на багажник к Барсику, — вынимая солдатский ремень из шлевок на штанах, пояснил он, — у меня багажник алюминиевый, не выдержит, болтается.

Летели на велосипедах, не разбирая дороги и не объезжая луж на асфальте.
Приехали, как говорится, к шапочному разбору.
Пиво чужая шпана допила. И уже собиралась дальше ехать.
Ужасающий вид Саньки, который, не имея переднего крыла на своем велосипеде, всех противников ввел в штопор.
Лицо его было в придорожной грязи. Он был похож на разукрашенного в боевой окрас индейца.
От большой беды мальчишек спасло то, что Олег узнал знакомого пацана с Подгоры. Тот жил возле церкви в двухэтажке, по соседству с его дядькой Анатолием Маминым.
— Привет! — протянул подросток руку Олежке.
— Здорово, коль не шутишь, — ответил рукопожатием Барсик. — Вы чего это нашего охлобучили?
— Ничёсе ни за что! Он солдатский ремень хотел отобрать у Кольки, — показал на младшего мальчишку знакомый. — Мы с Теплого канала ехали, живца там ловили. На кольце у сто двенадцатой шараги в столовой ЖБИ пиво взяли. Подъехали к магазину, послали малого за ватрушками. А тут он пристал.
Санька обернулся к Марату:
— Так у тебя деньги не забрали?
— Нет.
— А что мы здесь делаем?
— Так мне нос же разбили!
— Ты сам напросился. С Подгорой у нас мир. Мы купаться к ним на пляж ездим. Сам наскочил — сам и получил. Давай дуй в Алма-Ату баранов пасти.

Марат, насупившись, побрел по улице, а мальчишки, сев на ящики за магазином, принялись обсуждать городские новости.
— Чалый с Кирпичного завода утонул на Теплом канале две недели назад. Искали долго. Вещи на берегу лежат, а его нет нигде. Потом нашли, а его рыбы всего объели. Если бы он был не в носках, не опознали бы, — прикуривая сигаретку, рассказал Олежка.
— А носки-то при чем?
— Наколки у него были на ногах: «Они устали». Вот под носками и сохранились. Бывшая жена опознала.
— Голубей его кто-то забрал?
— Забрали, наверно. Корешей много у него было. И нас, малолеток, он всегда привечал. Если пришли, никогда не прогонял, всегда чаем напоит. Сладкого даст в дорогу. Что-нибудь да посоветует. У нас как-то пероед завелся у голубки, так золой из печки ее осыпали. Исчез пероед через месяц. Чалого совет был. Он еще посоветовал всех пискунов и гнезда золой присыпать. Пусть, говорит, лучше чумазые сидят, чем дохлые. Проволочник может пискунов прогрызть, если золой не присыпать гнезда.
— Ага. Проволочника завезли к нам с картошкой из Америки. Так он насквозь и картошку, и голубят прогрызает. Ранки-то не видно, зоб полный, а пискун дохлый, сразу-то и не вкуришь, отчего пискун сдох, — подтвердил знакомый Олега и посоветовал: — Брызгалку сделай и дегтя ложки две на десять литров воды. Побрызгал стены, ячейки, косяки. Это личинки жука-щелкуна. Черный такой. У вас сараи старые, пол земляной, вот он там и расплодился. А Чалого я помню. Про него тогда хохма ходила. Он с деньгами на барахолку приехал, бабе шубу купить. Пока та по рядам шарахалась, Чалый пару голубей купил. Та подбегает, типа, деньги давай! А тот смеется — нету денег! Ушла она от него. А он в голубятню пошел, даже вещи не помог грузить. Вот такой он голубятник был.

Еще поговорив с полчаса ребята расстались.

Приехав домой, Барсик и Карась увидели распахнутую дверь в голубятню. Рядом валялся сорванный навесной замок.
Гнезда валялись на полу, ларь с зерном был опрокинут.
— Как после погрома, — чуть не плача, прошептал Санька.
— Это Шайсултан в отместку, — догадался Олег.
— Больше некому, — согласился его друг.

Ребята навели порядок в голубятне. Присели на ларь. Неожиданно раздалось хлопанье крыльев, и в леток залетела их голубка. Она, не обращая внимания на пацанов, залезла на бревно под потолок.
— Там у нее гнездо, она на яйца села, помогла крапива-то, — догадались ребята.
Следом влетел голубь. Он согнал голубку из гнезда и уселся сам.

— Днем самцы сидят-парят, а ночью — голубки. Значит, они снесли уже два яйца. Мы просто не заметили там гнездо, темно в углу, а мы после школы только приходим сюда, — прошептал Санька, вставая ногами на ларь, чтоб поглядеть, но спрыгнул и посетовал: — Ничего не видно, под самую крышу залез. Леток открытый был. Они и вылетели. А у вертунки я же перья маховые выдернул. Видать, Шайсултан их с собой и забрал.
— На вокзале караулить надо его.
— Бесполезно, ему деньги на дорогу нужны. Он продаст их кому-нибудь из местных.
Скрипнула дверь, в проеме показалась голова младшего Месика.
— Братья послали, — протягивая голубей, улыбнулся он, — Шайсултан принес продавать, они ему рожу начистили, а голубей отобрали. Мы краденое не скупаем.

Олежка громко рассмеялся:
— Марик два раза сегодня по соплям получил, рыбный день у него…

Санька поднялся, глянул на Олежку. Тот понял его без слов. Согласно кивнул головой.

— Посиди тут, — обратился Карась к младшему брату близнецов, — я ленточных твоим братанам передам пару. Это их голуби, нам тоже краденого не нужно.
 
 ***
Барахолка города Петропавловска для областного города считалась огромной. Большая территория за оврагом Рабочего поселка. Скорее всего, она была там со времен царя-батюшки. На этой толкучке можно было раздобыть буквально всё. Как говорится, от А до Я. Старыми вещами торговали без опаски. А вот новое с этикетками торгаши прятали под старыми шмотками, чтоб ни дай боже не поймали сотрудники ОБХСС.
Тут же терлись картежники, карманники, мошенники и воришки-стогометы, которые мели всё, что плохо лежало, от кошельков до женского белья, не брезгуя ничем. Последних терпеть не могли барыги и жулики, ведь они держали в напряге всех и были непредсказуемы.
Говорили, что начальник милиции то ли из Покровки, то ли из Мамлютки приехал купить ондатровую шапку. Стал мерить. Не понравилась. Глядь, а форменной каракулевой, в которой приехал, на прилавке нет. Спер кто-то. Нашли за уборной.
Видимо, воришка нащупал кокарду на шапке, перепугался и скинул украденное.
Тут же торговали поросятами и овцами, шерстью и разной сбруей. И весь этот «курултай» сопровождался криками и воплями толпы, ржаньем, хрюканьем и блеянием привезенных на продажу животных.

Отдельный угол выделялся и для продажи кроликов, сельхозптицы, ну и конечно же голубей.
На барахолку собирались голубятники из разных мест.
Приезжали из Тюменской области, если, конечно, позволяла погода, асфальта тогда-то до Ишима еще не было. Курганские обычно приезжали или на поезде, или на электричках. Были и из Кокчетава, Целинограда. Иногда появлялись из Омской и Новосибирской областей.
Петропавловск слыл перекрестком торговых путей. Старожилы помнили еще караваны с верблюдами которые шли на Тобольск.

Голубей и кроликов продавали по породам, расставив клетки прямо на земле. Тут, как всегда, было людно и шумно.

Ребята приехали на велосипедах, которые пристегнули цепью к столбику при входе. Замок мальчишки взяли с гаража, где стояли их железные кони. Он был самодельным, без дужки, грибок продевался в звенья цепи и вставлялся в отверстие, а после закручивался ключиком. Открыть или сломать его было хлопотным делом.
Но Олежка подошел еще на всякий случай к пареньку что торговал при входе комбикормом и зерносмесями, угостил сигареткой и попросил:
— Присмотри за великами. А мы у тебя потом ведро чечевицы купим.

Друзья пошли по рядам. Подошли к месту, где торговали джинсами.
— Двести рублей, — разочарованно проговорил Санька, показывая на польский джинсовый костюм с красноватым отливом.
— Пошли дальше, денег таких огромных все равно нет и не будет. У меня батя с матушкой вместе столько не получают, — потянул Саню его дружок. Отойдя от армянина, Олег открыл кулак и протянул руку Саньке: — На, выбирай, какая понравится.
На ладошке лежали две самодельные пуговицы «LEE». Что продавали по пятнадцать копеек штука подпольные синдикатчики армянпошива.
— Ты когда успел? — беря одну пуговицу себе, удивился Саша.
— Пока ты костюм щупал, а Ара тебя отгонял, я из коробочки взял горсточку посмотреть, а потом высыпал назад. Просто две прилипло к ладошке, как-то не заметил, — улыбнулся кореш и добавил: — К своим штанам пришьешь, будет типа — оп-па! — алес Монтана.
Сашка распорядился:
— Ну-ка дай-ка левую руку!
Олежка протянул.
Друг потрогал ладонь указательным пальцем:
— Липнет. Ты чем ее успел намазать?
— Смолу и канифоль на входе продают. Я и взял кусочек смолы посмотреть. Ладонь натер и назад положил.
— Теперь будет рука липнуть.
— Нет. — С этими словами Олежка черпнул пыли из-под ног и потер руки. — Всё, не липнет, — рассмеялся он.
Пацаны двинули дальше меж рядов к голубятникам.

— Эй, шпана! — раздался в спину голос.
Друзья повернулись. К ним обращался Колька Куцый, друг Чалого. Он знал их. Пацаны тоже его знали.
— Привет, — поздоровался он с ними как с равными за руку.
— Салам, — ответил за себя и за Саню Олежка.
— Вы на лисапедах?
— Ага.
— Дело есть. Нужно коробку с голубями к Месику-старшему увезти. Я на автобусе, не удобно через весь город с двумя пересадками ехать. С босяков по паре голубей собрали.
— Зачем они Месику? — удивился Саня, заглядывая в картонную коробку. — Они же разнопородные.
— Я на Жаман-сопку еду. Свиданку разрешили с хорошим человеком. Пацанам птица в радость будет. Гнома знаете?
— Так кто ж его не знает! В Черемушках живет.
— Жил. Сидит он уже два года на особом.

— Сейчас прошвырнемся по голубям и на обратном ходу коробку заберем. У меня багажник крепкий, увезем, — пообещал Олежка.

Санька догнал Олега и, дернув за рукав, спросил:
— Особый — это что?
— Режим такой для ООР.
— А ООР что?
— Особо опасный рецидивист. Там они по камерам сидят и в полосатой робе ходят. Раз в полгода только письмо можно. Раз в год — посылку.
— А у нас на «тройке» в черной одежде ходят.
— Так «тройка» усиленный, поэтому и в черном. Есть общий режим, это для первоходов. Строгий и особый — это для тех, кто по нескольку раз сел, но особый режим самый тяжелый. Еще тюремный режим дают, но я про него ничего не знаю, где-то в Павлодаре вроде сидят, — разъяснял другу Олег.
У него дядька отбывал на ИТК-3 в Петропавловске, и он немного разбирался в этой системе.
— Хохма была, — улыбнулся Олежка, — судили двух корешей за убийство третьего. Судья и читает приговор: Иванов — десять лет строгого режима, Петров — десять лет особого режима. А жена Иванова как заголосит на весь зал: «Моему-то дураку строгий режим, а Петрову-то особенный!!!» Тот со скамьи подсудимых на жену цыкнул: «Молчи дура!» А она в раж вошла, и успокоить её не могут. Так судья обоим и влепила «особенный» режим. Как говорится, по просьбе трудящихся.

Голубей они не выбрали. Попят бантастых в этот день не привезли. И ребята вернулись к Куцему.
— Чайками голуби ваши называются, а попятами их зовут в простонародье. Совсем с малым клювом, курносые, это мичуринские чайки. Если чуть больше клюв, то просто бантастые чайки, как у вас, — помогая заклеить коробку изолентой, пояснил Николай. — Я спрошу, Немец на «Бензострое» держит таких. Может, поделится, — пообещал он и добавил: — Если вопросы по дороге будут у кого-нибудь про голубей, скажите, что они мои. На общее никто не посмеет позариться. А позарится — гадом объявят с вытекающими.

Друзья установили коробку на багажник. Примотали проволокой. Проверили надежность крепления. Купили ведро чечевицы, пересыпали в хозяйственную сумку, закрепили на багажнике второго велосипеда и поехали домой, весело разговаривая.

После оврага и моста дорога круто поднималась в горку.
Друзья спрыгнули с велосипедов и покатили их, шагая рядом.
Начинался частный сектор Рабочего поселка.
Этот край мальчишки знали плохо, так как, кроме посещения барахолки, сюда они никогда не наведывались.

Неожиданно раздался свист.
— Эй, пацаны!
Олег и Санька оглянулись. Из палисадника одного из домов выходило человек пять подростков.
— Сколько времени?
— Часов нет, на рояле оставил, — ответил Олежка, открывая бардачок, где лежала шоферская отвертка.
Друзья могли бы и уехать, местная шантрапа пешком навряд ли догнала бы их. Но, как назло, сумка с чечевицей одним боком сползла с Сашкиного багажника и задевала спицы заднего колеса. Нужно было перевязывать или бросать сумку.
Ребята подошли.
— Голубей купили? — разглядывая объемную картонную коробку на багажнике, спросил один из них.
— Птица не наша. Кольки Куцего. Он на автобусе приехал, а нас попросил просто отвезти.
— Не свисти, Куцый всегда с лёту берет голубей. Не станет он на барахолке брать что попало.
— Ему босяки отдали по паре. Голуби на зону поедут. Свиданку дали Гному, вот он и отписал, чтоб голубей привезли.
— Так голубей не разрешают держать в лагере. Как их передадут?
— Это не наша тайна. Встретишь Куцего, он пояснит, если посчитает нужным. А наше дело колхозное, перевезти птицу на хату, — пояснил Олежка и, достав отвертку, стал ею демонстративно подтягивать крепления крыльев.
— Ого какая отвертка. Дай посмотреть, — обратился к Олегу другой парнишка помоложе.
— В больничке посмотришь, когда из пуза ее хирург вытащит, — рассмеялся Барсик и похлопал пацана по плечу. — Птица общая. Палисадник, откуда вы вывалили, я срисовал. Завтра дяди с наколками на пальцах приедут и весь штакетник поломают на дрова о ваши чердаки. Вам это надо, занозы из голов выковыривать?

Но назревающая драка не состоялась. Из палисадника вышли еще два парня постарше, послеармейского возраста.
Один из них, подойдя, протянул руку, представившись:
— Кот. Хорошо наезд держите пацаны. Слышал я ваш базар. Пошли ко мне, я живу через два дома по проулку. Тоже голубей дам, раз такое дело.
— Парные нужны, — предупредил Санька.
— Есть у меня спаренные, подберем.

Кот цыкнул на младших пацанов, и они отвалили по своим делам.

Олежка же и Санька пошли за новым знакомым и его корешем.
Войдя во двор, остолбенели. Весь двор был в голубятнях. В вольерах ворковали статные голуби. Ленточные, желто-шалевые, белые омские, были и павлины.
Заметив, что пацаны были в восторге от увиденного, Кот с пафосом произнес: — Такую птицу на барахолку не выносят. Меня Костей зовут, а его Аркаша-Гвоздь, — представил он друга.
— А это Саня-Карасик, а я Олег-Барсик, — улыбаясь, произнес мальчик.

Они зашли внутрь выгула.
Хозяин дивной птицы взял с полки телескопическую указку, сделанную из телевизионной антенны, и ей согнал из гнезда на землю парочку голубей с черно-белой сорочьей окраской:
— Вот за них я свой мотоцикл с люлькой «ИЖ Юпитер» отдал мужику из Кургана. Курганские сороки называются. Уже пискунов взял из-под них.
— Мотоцикл-то новый был? — поинтересовался Олежка.
— Нет. Но на ходу.
— А это что за порода? — спросил, показав рукой на голоногого голубя, Санька.
— Это царицынская голубка. Её голубь в гнезде на яйцах сидит, показать не могу, но он такой же по масти — сизо-сорочий. Их еще до революции вывели на Волге. В городе Царицыне, сейчас он Волгоградом называется. Раньше они летали, нынче это уже декорация.
— Так если гонять, любая птица полетит, — возразил Олежка.
— Полетит-то полетит, не спорю. Но корпус и статную осанку навсегда испортит. Хвост прямой или горбатым станет, грудь выпрямится. Тут уж выбирать нужно: или стать или лёт… Хозяин — барин, — улыбнулся Кот и предложил: — Ладно, пошли за голубями. — И повел мальчишек к голубятне в дальнем углу двора.

Голубятня была без выгула.
Хозяин зашел внутрь и вынес пару мохноногих чубатых голубей,
— Они уже парованные, — объяснил он, — Это узбекская птица, добрая. Куцему скажешь, что Кот тоже на общее уделил внимание.
Санька взял голубей и отнес в коробку.

Сели в беседку. Костя принес чайник, пиалы и вазу с конфетами. Аркаша снял гитару с задней стены беседки, провел по струнам.
— Первая не строит, — подсказал Барсик.
Аркадий подтянул первую струну, прошелся перебором и запел:
— Век короткий ведь у нас, людей,
Всем придется этот мир покинуть.
Запустите в небо голубей,
Прежде чем три горсти в яму кинуть.

Пусть они покружат в высоте,
Свежий холмик облетая стаей.
Но ворота Рая на замке,
Нас туда апостол не пускает.

В детстве голубей я воровал,
То, что это грех, того не зная.
С ними жизнь и правду познавал,
Пусть они с душой моей летают.

— А я еще одну знаю про голубятников, — похвастался Олежка и, попросив гитару, быстро ослабил первую струну, настроив на третий лад. — Это строй семиструнной гитары, — пояснил мальчик.
— Старо, сейчас шестиструнная в моде, — усмехнулся Аркадий.
— На семи Высоцкий, Бернес играли, — не согласился Барсик и, хитро усмехнувшись, гордо добавил: — Теперь я играю. Один на весь край.
— Ну раз взялся, сделай по красоте, — поторопил Костя-Кот.
И Барсик тронув струны запел,
— Есть такая болезнь у людей,
И она не проходит с годами:
Разводить, содержать голубей
И смотреть, как летают над нами.

Кто держал голубей, тот поймет
Прелесть дружно взлетающей стаи.
И любовь никогда не умрет
К Птице Мира — посланнице Рая.

В небе пестрая стая летит,
И мне кажется, братцы, не скрою,
Это души людей дорогих,
Что ушли от нас прошлой порою.

Это дед и отец каждый раз,
Это друг закадычный из школы
Машут крыльями, смотрят на нас,
Облетая родные просторы.

А когда-то придется и нам
Вверх подняться с игривою стаей
И глядеть с высоты по дворам,
Птицу как пацаны запускают.

Костя выслушав, предложил:
— Перепиши мне слова, хорошая песня, я ее раньше не слышал.
— Конечно, не слышал, это я ее сочинил месяц назад, — улыбнулся подросток, покраснев до ушей от волнения.

А Константин посмотрел по-отечески на Олежку и, подмигнув одним глазом, предложил:
— Меняю пару голубей на твою отвертку.
— На кой она тебе?
— Нужна, вот и предложил, — схитрил хозяин птицы.
— Ладно, — согласился пацан.
Аркаша, спросил:
— Какую птицу-то держите?
— У нас чайки. Попы бантастые.
— Есть у меня пару кормилок, я им яйца подкладываю от ленточных. Так и быть, отдам парочку чаек, тащи отвертку, — распорядился Костя.

Барсик сходил к велосипеду и принес отвертку:
— Забирай, коль тебе нужней.
Кот вынес парочку попят и передал их Олежке.

— Езжайте быстрее домой — полдень уже. Солнце печет. Птица от жары сопреет в коробке. Нигде больше не останавливайтесь, как приедете, напоите голубей сразу. А в поилку самую малость марганцовки добавьте, чтоб водичка чуть-чуть розовая была.
— А если есть тема, сочиняй стихи, из тебя может толк выйти, — посоветовал Кот.

Ребята попрощались с новыми знакомыми и уехали.

Аркаша повернулся к товарищу и удивленно спросил:
— На какой ляд тебе эта пошарпанная отвертка?
— Пацан бы голубей без боя не отдал, а тут отвертка в руках. Кочерга и та раз в год стреляет. До беды один шаг. Забрал я её от греха подальше, — пояснил корешу Костя, прикуривая сигаретку, а на запястье левой руки синела наколка улыбающегося котика в цилиндре и галстуке.
— Ну да, Кот. Было бы у тебя в семьдесят втором мороженое в руке, а не ножик, не угорел бы по малолетке, — согласился Аркадий.
 
 ***
Ребята пришли к Месикам.
Сегодня должен был приехать Колька Куцый со свиданки.
Его уже поехал встречать к автобусу на мотоцикле отец близнецов.
Олежка заказал себе браслет, а Санька — кнопочную расчёску. Ради этого они вынесли весь имеющийся чай из дома и еще на свои скромные сбережения докупили десять пачек плиточного чая.
Наконец-то раздался стрекот мотоциклетного мотора, и в раскрытые ворота вкатился мотоцикл.
Куцый, сидя в люльке, помахал рукой всем присутствующим.
Взрослые сели за круглый столик в беседке, а пацаны устроились на чурках рядом.
Колька, хлебнув пива, начал рассказ:
— Все прошло на ура. Свиданку нам подписали краткосрочную. Я за брата проканал. Запустили вместе с матушкой Гнома. Передачу приняли и пропустили всё. Спасибо пацанам, — кивнул Куцый на Карася с Барсиком, — они полдня пачки шелушили, чтоб сигареты россыпью были. А то бы пришлось нам с тетей Люсей сидеть потрошить при входе: в пачках-то не пропускают. Сахар пришлось с сухим молоком перемешать, отдельно не разрешают. Типа, брагу поставят. Ну а шмотки все затянули.

Куцый прикурил сигаретку, отпил снова прямо из горлышка трехлитровой банки пиво и продолжил:
— Всё остальное мы еще ночью на карьер занесли. У них карьер там, где камень долбят, прям напротив вахты, и ночью никто его не охраняет. Просто ворота на замок закрывают, когда съем делают. Гном отписал же, в какую биндюгу положить и где ключи будут лежать. Мы-то в Лесхозе сняли хату, через сопку с поселком, и на «Запорожце», когда стемнело, подъехали. Потихоньку через запретку прошли сзади. Да голубей и остальное занесли.
— Через запретку? — переспросил старший Месик.
— Ну да. Карьер же огорожен, вышки, КСП, как на границе. Просто они вечером съем делают, и потом караул уходит. Так и стоит пустой ночью. Да и кто туда полезет?

Олежка с Санькой ерзали на чурках. Колька заметил их беспокойство. И позвал: — Идите сюда, вам тоже привез кое-что. Прапорщик сменился с ночной смены и вынес прямо к автобусу.
Пацаны подошли. Колька протянул им их заказы. Олежке браслет для часов из нержавейки и вставными цветными квадратиками из оргстекла. А Саньке кнопочную расческу.
Ребята отошли, рассматривая подарки.
— А нарды Гном прямо на свиданку затянул, это тебе дядя Меся, — протянул большой плоский сверток Куцый отцу близнецов.
— Я пулемет просил, — разочарованно вздохнул старший Месик. — А нарды — это так, как говорится, самая умная игра после перетягивания каната, — откладывая подарок на скамейку, проворчал он.
— Карт не было. С рентгеновской пленкой на зоне беда. Так что без пулемета пока побудь.
— Покупными играть невозможно. Одно фуфло продают.
— Знаю, но ничем помочь не могу.
— А почему там лишние сутки пробыли?
— Так там кипиш же был, и свиданку в первый день приезда не дали.
— Что за шум?
— Да мы это… когда ночью грев заносили на выводной объект… Назад уходили, и я за колючку курткой зацепился. А столбы-то гнилые. Один заскрипел и набок завалился и колючку за собой потянул, а за ним другой столб, за ним третий. Мы пока до машины бежали, так там такой треск стоял. В общем, от вышки до вышки весь забор и завалился.

Конвой утром пришел, а все тыльное ограждение на земле. Всех зэков, что на карьер вывели, назад в зону увели. И столбы целый день новые ставили. Следы-то свои мы заборонили, так что администрация подумала, что он от старости завалился. А вот все свиданки на этот день отменили. Пришлось зависнуть еще на одну ночь.
— Без приключений ну никак вы не можете, — рассмеялся старший Месик. — Ну-ка, Барсик, спой дяде Месе песню про шофера, уж больно она мне нравится, да и голос у тебя как колокольчик, в лагере тебе цены бы не было, — протянув гитару попросил Меся-старший Олега.
Подросток принял инструмент и прошелся восьмеркой по струнам:
— В Казахстане, где солнечный диск
Освещает Ишима отроги,
Покосившись набок, обелиск
Одиноко стоит у дороги.
Потускнела с годами звезда,
Фотография парня истлела,
Ни рожденья, ни смерти года,
Грязь убрав, прочитать не сумел я.
Помнят время еще старики,
На уборку водил призывали,
И тогда с чьей-то легкой руки,
Партизанами их называли.
Школьный пазик детей домой вез —
Пионерское кончилось лето,
И от встречки ушел бензовоз
Под откос ярко-красной кометой.
Обелиск проезжая, друзья,
На сигнал не забудьте, нажмите.
Будь же пухом братишке земля,
Здесь разбился военный водитель.
 ***

Ребята пришли в голубятню. Олег сбегал домой и принес часы, которые подарил ему дед Илья. Это были подарочные часики «Восток» в честь юбилея Победы в Великой Отечественной войне.
— На восемнадцати камнях, с окошечком для чисел, — похвастался он другу, надевая застежки браслета на ушки часов.
Санька же, сидя на ящике с зерном, расчесывал на пробор волосы кнопочной расчёской, периодически складывая её, и, вновь нажав на кнопку, со щелчком раскрывал.
— В темноте за нож проканает, — довольно заключил он, убирая расческу в карман.

В голубятню вошел отец Олега:
— Вот вы где. Вместо того чтоб к экзаменам готовиться, вы тут прозябаете. — Отец взял у Олежки часы, повертел, усмехнулся и отдал обратно. — Часы «День Великой Победы» и зэковский браслет… оригинально смотрится. Что завтра делаете?
— К экзаменам еще два дня подготовка.
— На карася поедете?
— Конечно! — хором закричали мальчишки.
— Ну, тогда за лопаты. Червей накопайте. А я мотоцикл посмотрю, свечку поменяю. И завтра, Санька, приходи к четырем утра, ждать не буду. Кто проспит, тот будет к экзаменам готовиться. На Вороний остров поедем, я там старицу одну знаю, без рыбы никогда не возвращался. Голубям воды поставьте побольше — до вечера не вернемся.

Дядя Толя был мудрым человеком. Он понимал, что улица до добра не доведет. Запретный плод сладок, и запрещать пацанам что-либо было бесполезно. А вот отвлечь от дурного влияния подворотен, этого омута, куда постепенно засасывало мальчишек, было необходимо…

Утром они уехали на рыбалку. Мальчишки были счастливы.
Они суетились. Развели костерок, жарили на прутиках пойманных гольянов. Дядя Толя заплыл на лодке далеко в камыши и рыбачил допоздна.
А ребята были предоставлены самим себе. Они по очереди покатались на мотоцикле. Наловили полведёрка гольянов и даже умудрились поймать пару карасиков.

Вернулись они поздно ночью.
Олег прошел в свою комнату и рухнул на койку, не разложив постель. Умаялся.

Он не слышал разговора между мамой и папой.
— Драка страшная была у кинотеатра на Молодежке. Кому голову разбили, кого подрезали, много в больницу попали, а кого и милиция увезла.
— Я знал о ней. Меня Азамат-милиционер предупредил, у которого я электропроводку по прошлому году дома делал. Край на край собирались. Стенка на стенку. Наши-то не знали еще, и я их вывез из города от греха, — улыбнулся папа Олега, туша папироску. — Пойдем, Валя, тоже спать. Рыбу утром почистим, я ее в ванну высыпал.

 ***
Быстро пролетели экзамены.
Санька и Олежка перешли в следующий класс. А там год — и прощай школа. Они твердо решили, что уйдут в ПТУ после восьмого класса.
Две пары чаек дали пискунов. Голубята, в свою очередь, уже оперились и, слетев с гнезда, сами начали кушать. Голубей ребята специально приучали к рукам.
Было очень забавно. Когда мальчишки заходили в голубятню, голуби, как в цирке, летели к ним и садились на головы и плечи.
Ребята специально выбрали эту породу. Чайки — очень умные, добрые и человеколюбивые голуби. Тем более и статью, и красотой Бог их не обидел. Аккуратные головки, светлый окрас и, самое главное, банты из перьев, украшающие грудь птицы. Несмотря на малые клювики, кормили они своих деток на убой.
Иногда Санька брал ковшик, черпал зерна и выставлял руку вперед. Кричал: «Али оп!» И голуби слетались на ковш. Толкая друг друга, крутились, как на театральном представлении, яростно воркуя и гукая.

В один из таких беспечных дней к ним в голубятню заглянул Саша Хромов, знакомый из пятой школы:
— Слышали? Пацаны сходняк собирают. Разборки по драке будут. Кто не пошел и отморозился, тех гадами хотят объявить. Меня тоже подтягивают.
— Ну не был, и что? Мамбет ведь сам напросился. Пьяный в клуб на Молодежке пришел и давай права качать. Кому понравится? Вот и получил по роже, — шаря в гнезде рукой, отозвался Олежка.
— Хотят предъявить, типа, я струсил. А у меня на Молодежке друзья, вместе на самбо с ними хожу. Как я с кентами пойду махаться? Кто-то там косяков напорол, а всем расхлебывать. И я отказался идти тогда на разборки, — проговорил Хромов.
— Так вообще не ходи к ним на сходняк, — предложил Санька.
— Нет, пойду. У меня есть свое мнение, и я его выскажу. Я не собираюсь перед каким-то сопливым Шайсултаном оправдываться.
— Так Мара в Алма-Ате же, у дядьки вроде, — не понял Карасик.
— Выгнал его дядька. Они с пастухами деньги на креолин отложили, чтоб в горах овец обрабатывать, а Мара их тяпнул. Вот и выгнали его как крысу позорную. Дома он уже, в городе.
— Шайсултан у нас голубей украл, мы с тобой на сходняк пойдем, нас же тоже не было на разборках. Пусть и нам предъявляют, — отозвался Барсик, возвращая птенца в гнездо, которого он рассматривал, и добавил: — Ты нам маякни, когда пойдешь, мы прицепом с тобой сходим. Посмотрим, кто сейчас в блаткомитете у малолеток.
— Лады. Я за этим и приходил, — поднимаясь с чурбака, попрощался Хромов.

 
 ***

А этим временем в опорном пункте милиции шло оперативное совещание. Вел его замначальника Уголовного розыска РОВД. Присутствовали участковый, уполномоченный Уголовного розыска и представитель детской комнаты милиции участка.
— Разобщение преступной среды является наипервейшим направлением нашей работы, — взяв себе первое слово, начал совещание представитель РОВД, — в связи с этим нам сегодня необходимо выработать общую тактику и стратегию. Но самый больной вопрос состоит в том, что преступность привлекает в свои ряды подростков, пополняя свою армию новой пехотой. Как известно, подростковая среда наиболее подвержена влиянию извне. Обостренное чувство справедливости и другие факторы отличают молодежь от нас, взрослых. Если в коробочку положить бриллиант, то коробочка превратится в шкатулку. Ну а если в ту же коробочку положить окурок, то это будет уже урна. Так же и с детской головой, что туда вложишь, то и получишь. Вспомните Казань конца шестидесятых, разгул подростковой преступности. Наша же задача на сегодня не допустить сплочения преступных масс в организованное сообщество в Петропавловске. Провести оперативные мероприятия по разобщению малолетней преступной среды. Оставить без смены старшее поколение неисправимых жуликов. — Руководитель обратился к инспектору детской комнаты и участковому: — У вас есть доверенные лица в подростковых преступных кругах?
— Так точно.
— Пусть внесут смуту в среду подростков. Тем более что есть повод — массовая драка на Молодежке. Многие не пошли по разным причинам, вот и воспользуйтесь этим случаем. Кто пошел и кто не пошел, должны навсегда стать неприятелями, вот вам и начало разобщения. Да и сами пообщайтесь с подростками, не помешает.

Совещание длилось еще полтора часа.

После того как оно закончилось и все разошлись, участковый позвал в свой кабинет Шатала, который терся у опорника с еще утра.

 ***

О совещании в опорном пункте Олежка, Санька и другая шпана конечно же и не предполагали.
Жизнь текла своим чередом.
В подростковой среде назревал внутренний конфликт, подогреваемый Шайсултаном и Шаталом, которые настойчиво предлагали разобраться с теми, кто откосил от разборок и не участвовал в массовой драке. Но самое интересное, Мара тоже не участвовал в ней: он был в то время еще в Алма-Ате. Да и Шатала на месте происшествия никто не видел, он появился лишь тогда, когда уже милиция растаскивала бьющихся подростков.

Инспектор детской комнаты милиции как-то зашел в голубятню к Олежке с Сашкой. Присел на газету, любезно предложенную Барсиком:
— Распоряжение пришло — выявлять подвалы, чердаки, сараи, где кучкуются подростки, и по возможности закрывать эти заведения.
— Здесь, дядя Азамат, никто не кучкуется, мы даже курить тут никому не разрешаем, — возразил Санек.
— Поэтому я вас и не трогаю. Но хочу остеречь от пагубного. Вот вы третесь рядом с блатными. Дяде Месику с Колькой Куцым передачу помогали собирать на зону. А ведь он своих сыновей не подпускает к блатным делам. Они у него отлично школу закончили и поступать собираются не в ГПТУ, а в Институт физкультуры. То есть он своих деток в люди выводит, а вас за шестерок держит. А когда придет время, они с Куцым вас прогонят от себя, коль чуток оступитесь. Вот и вся суть блатных понятий, — проговорил дядя Азамат, вставая. — Ну да ладно, бывайте. Вижу, что не курите и не пьете здесь. И то хорошо, хоть сараи не спа;лите.


Перед сходняком Куцый подтянул Мамбета и поговорил с ним:
— Мамбет, ты самый зрелый среди малолеток. Тебе и вести базар. Гляди, чтоб
не было несправедливого решения. Я слышал, вы гадами объявить собрались несколько пацанов, а у них ведь есть друзья. У друзей тоже друзья. Торопиться не рекомендую. Уйдут от тебя многие. С кем останешься?
— Ну, можно пару пацанов не гадами, а под вопрос поставить, — возразил Мамбет.
— Под вопрос — это без права голоса. Кто захочет быть на таком положении? Уйдут к спортсменам сявки, назад не вернешь, — вздохнул Коля и добавил: — Ни хрена ты не вкурил. И по ходу никогда не въедешь. Тебе только козы;* на рынке воровать, а не приглядывать за шпаной… Был бестолковым, им и останешься. Но смотри, если что, спрос с тебя как с понимающего будет.

* Козы; — конская вяленая колбаса.
 ***
Колька приехал! — догадался Саня, проснувшись под утро и увидев рядом спящего на его кровати человека в тельняшке.
Он растолкал брата и кинулся в объятия.
С флота пришел его старший брат. Они не виделись три долгих года. Коля за время службы ни разу не был в отпуске. Сначала его призвали на Балтику, но потом почему-то он попал на Черноморский флот, в учебку под город Николаев, куда-то в Очаков, учиться на водолаза. А после учебки был опять отправлен на Балтику. Только уже почти перед самым увольнением Николай написал, что служит в каком-то спецподразделении и они не только под водой выполняют задачи, а даже прыгают с парашютом. И настоятельно советовал младшему братику, бросать дворовые тёрки и заниматься спортом, как он до службы, иначе потом, когда призовется, будет тяжело. Коля постоянно менял адреса войсковых частей, и Сашка, отправляя письма брату, все время спрашивал адрес у бабушки, которая, как секретарь адмирала Нахимова, хранила все адреса, фотографии и письма старшего внука.

Коля уходил служить, когда младший братишка был еще совсем мальчишкой, а сейчас его обнимал повзрослевший парень с пробивающимися усиками под курносым носом.
— Я тебе и твоему кентяре тельняшки привез. Еле-еле нашел малого размера. У нас в военторге-то только на амбалов продают, — открывая дипломат, проговорил Колян.
Но Саня, спрыгнув в трусах с кровати, схватил дипломат:
— Ух ты! Задари! Дипломат! У нас только у учителя физики такой!
— Дарю, — беспечно махнул рукой старший брат, — мне он только для шика и нужен был, чтоб домой доехать. Я его у финна на три бутылки водяры поменял.
Санька, прижав к пузу дипломат, гладил его, как Царевну Прекрасную.
— Такое добро за полтора литра?!! Не в жизнь не поверю!
— Ты трусы-то дай выложить, — улыбнулся Коля, — а то так и побежишь бахвалиться к корешу своему. Я ему тоже тельник привез, только маечку летнюю. Тебе и зимнюю, и две летние. А бате — картину из янтаря, а маме с бабулей по платочку кружевному.
— А Ольге? — поинтересовался Карасик у брата, напомнив о младшей сестренке.
— Ольге я огромную пачку фломастеров, набор двадцать четыре штуки в футляре, привез. Вот будет радости, когда проснется!

В те годы, иметь даже один фломастер считалось за счастье. Их просто было не купить в Казахстане. Их не было ни в магазине, ни на рынках. А тут набор в двадцать четыре штуки! Целое состояние!
Санька вновь обнял брата:
— Я тоже хочу на самбо пойти, но Барсик на велоспорт зовет. Вот и мнемся. Разлучаться не хочется. Блатуем пока по голубям вместе.
— Ты его позови сегодня, я с ним переговорю. Мама стол накроет, друзья придут, посидим.

Коля отслужил три года, а все его друзья-спортсмены — по два. И, теперь уже кто женатый, кто еще нет, должны были прийти на застолье запоздало пришедшего со службы друга-заводилы.

Собрались вечером. Взрослые парни сидели отдельно. А Олежка и Сашка, напялив подаренные тельники, затаились в комнате Карасика.

Открылась дверь, и в комнату вошел Коля с взрослым мужчиной:
— Это тренер по самбо, Аркадий Михайлович, он предлагает прийти в спортзал на Молодежку, познакомиться, себя показать, на других посмотреть.
— А карате там учат? — спросил Олежка.
— Карате запрещают, но кое-что мы под самбо приспособили, так что приходите. Понедельник, среда, пятница с восемнадцати до двадцати, — предложил Аркадий Михайлович, и взрослые вышли из комнаты.

Оставшись одни, друзья разговорились.
— Может, правда на самбо пойдем? — предложил Санька.
— Мамбет, другие пацаны не поймут, мы же со спортсменами в контрах, не по поняткам как-то, — засомневался Барсик, — в натуре гадами объявят.
— Кто объявит? Мамбет, авторитет нивбредённый, за колбасу с прилавка присевший? Или Шайсултан, крыса позорная, что у родного дядьки деньги нарезал? Или Шатал, который на ментов тарабанит, кося за правильного пацана? — воскликнул Карась. — Да какать я хотел на их мнение с большой колокольни. Мне мнение брата дороже. Да и Хромыч тоже против этой шайки-лейки. А Хромыч — это правильный пацан.
Олежка задумался. Хромов Саша был пацан правильный, не чета сявкам, кучкующимся на теплотрассе ТЭЦ-1 и подстрекаемым Мамбетом.
— Давай на сходняк сходим, а дальше как выйдет, — предложил Барсик.

На этом и порешили. Но сначала договорились дойти до Куцего и узнать, что почем.
 
 ***
Куцый встретил пацанов холодно. За руку не поздоровался. Не пригласил выпить чай, покурить.
— Вы вроде под вопросом, разберитесь с братвой, а потом приходите, — ошарашил он ребят предложением.

Друзья возвращались домой как оплеванные.
Без объявления причин они, которые собирали по крохам на общее, помогали от всей души, оказались изгоями?!

Олег вдруг как вкопанный остановился на полпути.
— Расчёску дай, — распорядился он.
Карась понял его с полуслова и протянул кнопочную расчёску.
— Жди меня здесь.

 ***


Колька Куцый удивленно поднял глаза на вернувшегося пацана.
Олег вынул расческу, отсоединил часы от зэковского браслета и положил подарки Гнома на чурбак.
— Мы с Карасем вроде под вопросом? Забери себе этот ширпотреб, пока вопрос не разрешится, — твердо проговорил подросток и, не прощаясь, вышел из ограды.

 ***
Ребята были в восторге. Вторая пара чаек выпарила пискунов. Они еще были крошечные и голые, и пацаны в руки птенцов не брали.
— Бокастыми будут, ишь перья темненькие проклевываются у обоих, — рассматривая в гнезде птенчиков, сделал умозаключение Санька.
— Возможно, возможно, — согласился его друг.

Дверь в голубятню отварилась, и в проем протиснулась мохнатая голова паренька по кличке Носик.
— Завтра Мамбет сходняк назначил, подкатывайте к двум часам на теплый канал. К ванночкам.
— А чего не на кладбище в Новопавловке? — усмехнулся Олежка.
— Так сразу и искупаемся, наверное, поэтому и там. В Ишиме вода-то еще холодная, — не понял шутки Носик. — Ну я побежал.
— Беги, беги, — махнув на прощание рукой, отозвался Саня.

— Хромыча надо предупредить, обещали же ему вместе идти, — выводя велосипед из сарайки, принял решение Олежка, — а ты спиннинг проверь. На подсек попробуем половить с утра, пока братва не соберётся.

Олег укатил искать Хромова. А Санька достал спиннинг, принялся осматривать снасти. А снасти были простые, самодельные. К широкой части ложки с отпиленной ручкой крепился тройник большого размера. В воде ложка играла и тройником могла зацепить проплывающую рыбу.
Рыбного малька на Теплый канал, вытекающий из ТЭЦ-2, завезли из Китая для того, чтоб канал не зарастал камышом. Но вместе с мальком толстолобика и белого амура китайцы подсунули малька ряпушки и корюшки, которые и расплодились в обоих каналах. Порой, зайдя в воду, невозможно было стоять, эти мелкие рыбки кусали за кожу и поклевывали волосы. А утонувшего весной голубятника Чалого так объели, что жена еле опознала.
Обычно эту мелюзгу не ели и не удили. Ребята ловили ряпушку на банку, в капроновой крышке которой вырезалось треугольное отверстие. Рыбешка заплывали туда к приманке из хлеба, а выплыть удавалась единицам. Порой, вытащив за веревку банку, ребята второй раз и не закидывали, так как туда набивалось столько ряпушки, сколько только возможно было залезть. Они прямо на берегу на листе железа от обмотки теплотрасс сразу и сушили на солнышке. Пока купались, рыбки пересыхали, и уже дома ребята пропускали ее через мясорубку и мешали в корм голубям.
Весной еще пацаны заготавливали березовый сок и поили своих питомцев. Но сок быстро портился, и дед Илья им подсказал, как его сохранить. Необходимо было нагреть его до восьмидесяти градусов, но не кипятить. Вылить в чистую банку, добавить две ложки сахара и две спичечные головки лимонной кислоты, а потом закатать ее чистой крышкой.
Олежка закатывать не мог, у него почему-то всегда трескалась банка. А вот у Сани это хорошо получалось. И пока родители были на работе, у пацанов на кухне кипела работа. Закатанные трехлитровки ставили на пол вниз крышками и накрывали куртками. После переносили в сарай, где стояли велосипеды. Там был погреб.
— Вы им еще грибов насушите, — смеялся над возней мальчишек отец Олежки, дядя Толя.

Санька взял солдатскую эмалированную кружку, перевернул ее кверху дном и открыл ей трехлитровую банку с соком. Сок вылил в поилку, а к банке приспособил веревку и полиэтиленовую крышку с треугольным вырезом.
Все. Снасти были готовы.
Теперь подготовить нужно было и себя. Он снял с ремня бляху и вытянул из шлеек штанов солдатский ремень.
— Надену поверх брюк. Всякое может случится, — решил он.

 ***

Ребята приехали на Теплый канал рано утром. Санька занялся спиннингом. А Олег, кинув горбушку хлеба в трехлитровую банку и закрыв ее полиэтиленовой крышкой с отверстием, зайдя по колено в воду, притопил стеклянную мордушку. Веревку привязал к колышку, чтоб банка не уплыла по течению.
Саня закинул снасть, подождал, когда тройник погрузится, дернул спиннинг. Подтянул леску катушкой, вновь дернул удилище вбок. Принцип был прост, подобие шкуродера, каким ловят зимой. Но терпение и усердие нужно было огромное, чего так не хватало Олежке.

Ближе к обеду на берегу канала начала собираться молодежь. Кто-то полез купаться, кто-то сидел на корточках рядом с водой. Пришел и Сашка Хромов, который подошел к Олегу и Сане, и присел у велосипедов.
Олег вытащил банку, которая кишела мелкой рыбешкой. Вытряхнул рыбу на лист железа. Доложил хлеба в банку и погрузил орудие ловли в воду.
Олежка разгреб рыбешку по листу и, увидев среди ряпушки одну корюшку, взял ее на ладонь.
— Рыбка, рыбка, — прошептал мальчик, — сделай так, чтоб Хромычу не перепало, чтоб пронесла его нелегкая от пера и кулаков. — И с этими словами Олежка отпустил корешку обратно в воду.
— Что? Желание загадал? — усмехнулся Санька.
— Ага, чтоб ты белого амура поймал на двадцать кило, — рассмеялся его кореш.

И тут действительно что-то зацепилось за невидимый тройник.
— Рыба! Рыба! Го-го-го! — завопил Карась.
Олег бросился к другу. Многие пацаны потянулись к месту рыбалки.
Санька крутил катушку, не давая послабления рыбине. Она пару раз выпрыгнула из воды и потянула леску вверх по течению.
Олежка забежал в воду по колено и ждал, когда Саня подтянет рыбу к берегу, чтоб схватить ее за жабры.
Кое-как Санька выбрал леску, и пойманный толстолобик прижался к береговой черте, а Барсик, плюхнувшись в воду, схватил улов за жабры.
— Кукан делай, — крикнул он другу, — килограмма на четыре точно!
Вся шпана сбежалась посмотреть на пойманного толстолобика.

На призывы Мамбета собраться около него никто не реагировал, и он нервно стругал веточку своей финкой…
 
 ***
Шпана Петропавловска собралась в круг на полянке.
Кто присел, кто прилег на траву. Многие стояли, облокотившись на свои велосипеды. Некоторые приехали на мопедах, а постарше — на мотоциклах, в основном на «ВОСХОДАХ» и «МИНСКАХ». Вдоль Теплого канала ТЭЦ-2 вела песчаная дорога к мосту на дорогу на деревню Белое. На сходняк заранее договорились не брать цепи, ножи и кастеты. Все готовились к мирному разрешению поднимаемых вопросов.

В круг вышел без приглашения Саня Хромов и сразу же взял инициативу в свои руки:
— Меня Мамбет захотел объявить гадом, типа, я соскочил с драки. Так вот скажу. На Молодежке у меня друзья, с кем в школе учусь, с кем хожу на самбо. Мамбет сам виноват. Пришел на танцы бухой и набурогозил. А потом личное с общим перепутал, организовав драку. Из-за него сейчас семь пацанов в больнице. — И Санька, повернувшись к Мамбету спросил: — Ты хоть кому-нибудь из них передачу принес? А мы ведь тебе всей шоблой на СИЗО дачки собирали. Так что, как решите, пацаны, так пусть и будет. Но за мной косяков нет.
Следом взяли слово капайские мальчишки Паша Басов и Юра Михалик:
— Хромыч — правильный пацан, ну не пошел на драку, значит, это его дело.
— Короче, он правильный пацан, а я фуфлогон? — вскрикнул Мамбет.
— Время рассудит, кто был кем, — усмехнулся Олег, который стоял в кругу, готовый в любой момент поддержать Хромова.
— А у вас с Карасем нет право голоса, вы тоже под вопросом! — крикнул Шайсултан.
— А ты, крыса позорная, вообще хлеборезку закрой, — ответил Карасик, снимая солдатский ремень с пояса. — Это тебя гадом объявлять нужно, а не Хромыча. Ты у нас голубей подрезал, и это уже косяк.
— Наказал я вас, чтоб не бросали корешей в трудный час, — улыбаясь, парировал Марат.
— Ты кто такой, чтоб наказывать? — ринулся на обидчика Олежка.
Но его оттолкнули в сторону шестерки Мамбета Муха с Булой.

Тут от пешеходного мостика через Холодный канал прибежал малец стоявший на фасоре:
— Менты подъехали! Целый пазик! ППМ!* Сюда идут.
Начались замешательство и паника.
Кто прямо в одежде сиганул в воду и поплыл на другой берег Теплого канала. Кто дернул в степь между каналами.
Олежка и Санька свернули снасти, положили пойманного толстолобика в хозяйственную сумку и, сев на велосипеды, покатили было к дальнему мостику.
Но Олег, оглянувшись, заметил сидящего Хромова на пустой поляне.
Мальчики развернули велосипеды и подъехали к знакомому.

Саша Хромов зажав живот рукой, сидел побледневший, между пальцев текла кровь.
— Это Мамбет тварь меня, — прошептал он побелевшими губами и завалился набок.
Услышал его только Олег. Карась стоял далеко.
— Давай на проходную, «скорую» вызывай, — поднимая и прижимая к себе раненого товарища, крикнул Барсик Карасику.
Но тронуться Санька не успел.

Подбежавшие милиционеры увидели истекающего кровью подростка. Инспектор детской комнаты дядя Азамат взял его на руки и быстрым шагом понес Хромыча к пешеходному мостику, за которым на автобусной остановке стоял его мотоцикл с люлькой.
— Этих не трогайте, я их знаю, ловите разбежавшихся, да и нож поищите, — крикнул он сотрудникам патрульной службы.
Милиционеры кинулись ловить шпану, а друзья поехали на велосипедах за инспектором детской комнаты.

Дядька Азамат аккуратно опустил на сиденье Хромова, завел мотоцикл и, сказав Олежке и Саньке, чтоб явились к нему в шесть часов вечера, уехал в город.

— Куда он Хромыча повез? — поинтересовался Санька.
— В третью городскую наверно. Только там приемный покой, больше приемников нет рядом, — догадался Олежка.
— Поехали тоже, — предложил Саня.
— Поехали, только рыбу надо домой завести, протухнет на жаре.

Так и порешили, завезли толстолобика домой к Саньке, втолкали его, не чистя, в морозилку. И поехали к больнице.

Мотоцикл дяди Азамата стоял возле приемного покоя. Чехол был откинут. Сиденья и пол в люльке были в крови.
Ребята присели рядом на бордюр.
— Интересно, кто его? — проговорил Карасик.
— Мамбет его пырнул. Хромыч мне сам сказал перед тем, как сознание потерять, — ответил Барсик.
— Там такой переполох был, что никто и не заметил. Разбегались кто куда. А Мамбет, сука позорная, нормального пацана порезал. Исподтишка паскуда пырнул.
— Рожа беспредельная, — согласился Олег, туша о подошву окурок.

Прошло около часа. Из дверей приемного покоя вышел инспектор детской комнаты.
— Ну что там? — разом спросили его мальчишки.

— Ничего хорошего. Проникающее ранение в печень с повреждением желчного пузыря и протоков. Крови очень много потерял. В реанимационное отделение увезли после операции. Доктор говорит, если выживет, то это будет чудо. Вы что-нибудь видели?

— Так мы на рыбалке же были. А тут толпа набежала, орали, толкались. Потом милиция. Я только Хромова и заметил на поляне, когда все разбежались. А кто его пырнул, не видел и не знаю, — соврал Олежка.
— Все равно ко мне к восемнадцати часам приходите на опорный пункт, вас опросить нужно, — предупредил милиционер, заводя мотоцикл.


Но дела закрутились быстрее и серьезнее, чем ожидали мальчишки.
В реанимации скончался Хромыч.

Приехавшая группа на опорный пункт оперативников Уголовного розыска вела опрос и устанавливала личности всех пацанов, кто был на берегу Теплого канала…

При повторном осмотре места происшествия была найдена финка с наборной ручкой из разноцветного оргстекла. Но отпечатки пальцев на ней оказались непригодными для установления личности предполагаемого преступника.

* ППМ — Передвижной пункт милиции.
 
 ***
Оперативники Уголовного розыска, как говорится, вату не катали. Брали быка за рога. Тех, кого допросили, сажали в «бобик» и увозили. Куда — никто не знал. Наверно, чтоб допрошенные не пересекались с неопрошенными ребятами.

Олег прошел в кабинет.
Опер, сидевший за столом участкового, кивнул на стул.
— ФИО, — прорычал сотрудник.
— Чё? — не понял Олежка.
— Хрен в очё! — рявкнул опер и повторил вопрос: — Фамилия, имя, отчество.

Барсик назвал все свои данные, от имени до момента зачатия.
Милиционер старательно занес все в бланк объяснения.
— Что можешь пояснить по драке в районе Теплого канала?
— А что пояснять? Драки не было. Пацаны кучковались. Я и Карась неподалеку рыбачили. Потом, типа, атас, менты! Все разбежались, а Саня Хромов, знакомый наш, остался. Я подъехал на велике, а у него кровь из пуза. Снял тельняшку и приложил ему на рану. Тут уж и милиция прибежала. Вот и все, что знаю.
— Хромов что-то сказал?
— Нет, он потерял сознание, — проговорил подросток.

Оперативник прошелся по кабинету, взял со стола целлофановый пакет с окровавленной финкой и сунул под нос Олежке:
— А откуда на ноже твои отпечатки взялись?
Олежка улыбнулся:
— Какие отпечатки? Я первый раз этот режик в жизни вижу. И у меня никогда не откатывали руки. Как вы определили, что там мои отпечатки?

Оперативник смутился: на арапа взять мальчишку не удалось.
— Раньше сняли отпечатки пальцев с дверной ручки. Смотрел «Семнадцать мгновений весны»?
— Глядел. Только сомневаюсь, что это правда. На понт берете, — съязвил Барсик и пожалел об этом.
Второй оперативник, стоящий во время допроса позади, залепил ему оплеуху.
— Я дяде Азамату пожалуюсь. Руки распускать никому нет права!
— Ты чё? Опупел? Салабон!

Старший велел расписаться под объяснением, и Олега увели. Посадив в «бобик», увезли домой, где его ждали перепуганные родители.
Саньку почему-то опера не тронули. Он сидел у Олежки в квартире и ждал друга.

Когда родители успокоились, друзья пошли в голубятню. Птица была не кормлена с утра. С ними пошел папа Олега, дядя Толя, так как мама Олега никуда пацанов не отпускала.
Поговорить при отце мальчишкам не удалось.

Преступление оставалось нераскрытым.
Милиционеры знали, что инициатором сходки был Мамбет и нож его, но более предъявить ему было нечего.

 ***
Похороны Сани Хромова был многолюдными. Друзья присутствовали, и ком в горле у Олежки призывал к совести.

Олег понимал, что он единственный свидетель в этой драме. И нож Мамбета знает, и последние слова Саньки Хромова были: «Это Мамбет!» А как дать показания?! Это же значит быть свидетелем! А для правильного пацана это является пожизненным косяком! Но ведь живут же отличники, такие как Андрюша, что дневник выловил в луже? И с них никто ничего не спрашивает.

Олег был на распутье. Или дать показания и остаться при братве, или молчать и предать убитого друга.

Ночью нынче Барсик кричал во сне, и мама всю ночь сидела подле сына, которого била горячка. Отец же сидел на кухне и курил одну за одной беломорину.

Раскрытие преступления зашло в тупик. Были подтянуты милицией и взрослые блатные.

В результате наметился маленький прогресс. Определили хозяина финки. Задержали подозреваемого. Мамбет же заявил на допросе:
— Потерял я ножик недели две назад. Никого не убивал, доказывайте…
И вновь следствие затормозило.

К Олежке и Сашке подъехали спортсмены:
— Если что-то знаете, скажите.

Ребята решили съездить к Коту посоветоваться, тем более что Барсику шнырь Мамбета Носик принес записку: «Грузись. За убийство гада тебя на спецшколе поднимут и примут как надо. А мы греть будем. Зато вопрос снимут с обоих, будете правильными пацанами».
Подписи не было, но Олег понял, это Мамбетовы шестерки.

— Вот мрази! Они мне предлагают мокруху взять на себя! — возмутился Олег.
— Ни себе чешуя! — воскликнул Карасик, перечитав записку.

А в милиции ломали головы: убийство есть, задержанный есть, а доказательств мало.
Получалось одно.
Никто не видел момент удара ножом. Мамбет был в полном отказе.

Один Олежка знал, чей это нож, и слышал последние слова Хромова: «Это Мамбет… тварь!»
А как поступить, мальчик не знал…

 ***
На следующий день мальчишки приехали к Коту.
Костя вынес чайник и пиалы в летний навес. Ребята уселись за круглым столиком.
Старший знакомый, выслушав их рассказ, горько усмехнулся:
— Вот и вся правда о красивой блатной жизни. Мамбета я не знаю, но он явно с подачи Куцего все замутил. И теперь тебя, Барсик, под пресс пустят. Будут давить, пока не додавят. Им нужно Мамбета вытащить. А на таких, как вы, им плевать с высокой колокольни. Ты есть тот, кто сидел рядом с подрезанным, а менты это видели. Вот они и решили тебя загрузить на мокруху.
— Так ты же сам судимый, и нам это говоришь, — косясь на наколку котика, не понял Олежка.
— Я не блатной. И с ними давно не вожусь. Я на малолетке был председателем совета отряда, поэтому и не держу пальцы веером. А тебе, Барсик, советую сходить к следователю и дать показания на Мамбета. Он твоего друга убил, с тебя спроса не будет. Детство кончилось, беритесь за ум, и пока не поздно, валите-ка вы от братвы подальше.
— Но почему я? — опять возмутился Барсик.
— Тебе сколько полных лет-то? — поинтересовался Костя.
— Четырнадцать в августе будет, — ответил Олежка.
— На это и расчет Куцего. Ты не достиг возраста привлечения к уголовной ответственности. Дадут тебе года три спецшколы вместо ИТК. А Мамбету чирик корячится. Они и решили ход конем сделать.
— Так спецшкола хуже ИТК, там за двойки бычки на голове тушат!
— Вот я про то и говорю: загрузишься — пожалеешь. Спецшкола у нас в Алма-Ате. Там петропавловская шпана не в почете. Южане рулят.

Олежка, посмотрев на гитару, висевшую на задней стенке беседки, предложил:
— Что мы все о грустном? Давайте я вам песенку спою шуточную.
Кот улыбнулся и, сняв гитару, подал мальцу.
Олег подстроил ее и, озорно прищурив один глаз запел:
— Голубятники, голубятники, вы такой интересный народ,
С малых лет до преклонного возраста содержатели разных пород.
От Курильской гряды и до Балтики, от Архангельска до Минвод
Понастроены голубятинки, в небе птицы салют-хоровод.

Помню, детство свое босоногое на солдатский ремень обменял
И чубатых двух, чернохвостеньких, я от кошек всю ночь охранял.
А под утро, уснув от усталости, я коробку убрал под кровать,
И пришлось потом под рыдания перья веником из хаты убрать.

Мама вечером со сметаною до заката кота все звала,
Не вернулся он и с рассветом в дом — видно, мама напрасно ждала.
Не был зверем я, не был лютым я, но проступок ему не простил,
И на озере, за деревнею, я кота своего утопил.

Все разом рассмеялись. Как будто и не было проблем и неприятностей.

 
 ***

Вечером Олега вызвали в подъезд. Пришли двое старших парней Була и Муха.
— Ты должен написать явку с повинной, что пырнул Хромыча.
— С какого перепуга? — усмехнулся Олежка.
— Так сходняк решил. Ты за Хромова впрягался, тебе и ответ держать.
— А меня кто-то спрашивал?
— А тебя и не собирались спрашивать, вы с Карасем под вопросом. И права голоса не имеете.
— А грузиться на чужое дело имеем право?
— Не напишешь явку, будем бить, пока не поумнеешь. — С этими словами Була влепил кулаком Олежке в челюсть и следом под дых.
Олег согнулся от боли.
Шпана ушла, но, как говорится, осадок остался.


— Давай я Кольке скажу, спортсмены нас защитят, — предложил Санька, узнав о вечернем визите шестерок Мамбета.
— Давай. Другого выхода я не вижу. Если не впрягутся за нас, то есть последний вариант.
— Какой?
— У отца двустволка. Как раз по стволу на Муху и Булу.
— Что, дурак, что ли?
— Нет, не дурак. Если уж в спецшколу, то за свое дело, а не за чьё-то.


Вечером вновь заявились Була с Мухой и попросили вызвать Олега в подъезд.
Но вместо Олежки к ним вышли старший брат Сани и его друзья-спортсмены.

Получив по роже, братья-казахи ушли, слезно пообещав не подходить ближе чем на пушечный выстрел к пацанам.
— Ну вот и все, — улыбнулся Колька. — Кто рыпнется, сразу к нам. Теперь вы с нами. И на тренировку приходите завтра вечером. Пора уже за ум браться.

Ночью Олега разбудили рев сирены и отблески синих маячков на стенах спальни.
У сараев стояла пожарная машина, бегали люди.
В дверь позвонили. На пороге стоял заплаканный Санька.
— Голубятню подожгли. Все голуби заживо сгорели вместе с пискунами.
У Олежки отказали ноги, и он плюхнулся на пуфик в коридоре.
— Гниды блатные, — прошептал он, — голуби-то при чем?

 ***

Через три месяца был суд над Мамбетом.
Он и его адвокат надменно улыбались друг другу, надеясь на оправдательный приговор суда.
Слишком зыбкими были доказательства.

Сторона обвинения неожиданно запросила допрос свидетеля по вновь выявленным обстоятельствам.

В зал суда твердым шагом зашел повзрослевший за лето подросток и занял место за трибуной:
— Когда я увидел, что Хромов сидит на поляне и у него течет кровь между пальцев, я бросил велосипед и подбежал к нему. Снял с себя тельняшку и прижал ее к ране. Хромов мне сказал, что его пырнул Мамбет. Потом он потерял сознание.
— А нож вы узнаете? — спросил обвинитель, показывая вещдок в целлофановом мешочке.
— Узнаю, это финка Мамбетова.
— Я потерял ее давно, — выкрикнул со скамьи подсудимых Мамбет.

— Не свисти. Когда были разборки на Теплом канале, ты ее держал в руках и строгал ветку, — подскочил со своего места Санька. — Слово пацана даю!



 
С уважением автор.

Продолжение: http://proza.ru/2025/03/29/1332