Кинцуги моего детства. Счастье

Что самое ценное, когда растешь в многодетной семье? Побыть одному. Это было настолько редкое обстоятельство среди вечного мельтешения обязанностей и близких, что представлялось бесконечно заманчивым. Время, когда никто не мешает, не гоняет, не требует —время быть наедине с собой. За все подростковое детство я только два раза оставалась ночевать в доме одна. Это был мой личный праздник «А я сегодня дома оди-и-и-и-н!». И за пять лет до создания песни «ЧайФ» я также отмечала его молочным и мучным продуктами — пакетом молока и полкило пряников. И прожив за вечер все удовольствия ничегонеделания: чтения, танцевания, пения, смотрения в телевизор и потолок, усталая, я засыпала с тайной мыслью: «быстрее бы уже все приехали». Все, конечно же, возвращались и опять страстно хотелось одиночества.

Поэтому, когда мама потребовала съездить на дачу прополоть морковку, я не сильно сопротивлялась. При всем нежелании тратить прекрасный день летних каникул на поездку на электричке, пятикилометровую дорогу и унылую работу, это был шанс, если все быстро сделать, провести пару часов наедине с книгой. Запихав в сумку очередной роман и затарившись молоком и пряниками, я отправилась на вокзал.

 Наша дача была на станции Дикая, у деревни Терпелка, у речушки Голодайка — это были сельскохозяйственные неугодья, которые выделили в виде дачного кооператива работникам завода ГПЗ. Земля, как говорится, была тяжелая, глинистая, но, как не странно, покорялась упорству мамы и легкой на посадку руке папы, так что меня ждала дружно взошедшая морковка вперемешку с сорными травами. Работа была мелкая, кропотливая, но я неожиданно увлеклась, чувствуя, как меня радует, открывающиеся мохнатые ровные ряды морковных хвостиков. Солнце мягко грело, а не пекло, и легкий ветерок отгонял комаров. В те поздне-советские временя еще не придуманы были шумные триммеры, так что из всех звуков до меня долетало лишь ровное шуршание леса (дача была на окраине кооператива) и хаотичные трели птиц. Я настолько сосредоточилась на прополке, что совсем не думала ни о чем.

Я потянулась рукой к очередному сорняку и вдруг мне пришла мысль: «А ведь я счастлива». Почти на автомате я выдрала пучок мокрицы и резко выпрямилась. Да как такое может быть? Здесь? Где я в непрезентабельном виде корячусь на грядке с морковкой?.. Но не было никакой возможности отрицать охватившее меня чувство.  Пусть оно было слишком непонятным и неожиданным, но абсолютно определенно, всею собою я ощущала мягкую спокойную полноту, которую никогда ранее не чувствовала.

Я в недоумении уставилась на руку с сорняком и у меня возникло странное ощущение, что я – это не только моя рука с грязью под ногтями, но и этот сорняк. Я перекинула взгляд на грядку и опять такое же ощущение, будто эта грядка во мне. Я в полной ошарашенности бросила взгляд на опушку леса, но ощущение что и этот лес во мне сохранилось. И несмотря на какую-то всеобъемлющую наполненность, я чувствовала себя очень легко и как-то даже нежно, хотя я даже не знала, что это такое. И мне отчаянно, страстно захотелось это сохранить, оставить себе: «О, остановись, мгновение, ты прекрасно!». И именно в этот момент мягко и однозначно ощущение стало покидать меня, как будто, слетало от дуновения ветерка. Я даже могла сказать, что оно уходило —вправо. И всё стало как прежде: обычные лес, грядка, сорняк, обычная я. Мне ничего не оставалось как продолжить прополку. И хотя действия я совершала те же, внутри было уже не иначе – я не жила, а ждала, что это ощущение снова вернется.

У меня не было никакого разумения и духовного опыта, чтобы каким-либо образом объяснить что со мной произошло, кроме, казалось бы однозначного – я к этому не имею никакого отношения, на меня оно просто свалилось как чудо. И в своем магическом языческом мышлении я совершила типичную ошибку – решила, что найду формулу счастья. Надо только всё правильно расшифровать. И, конечно, у меня ничего не получилось, этому еще не пришло время. Из всей неудачной дешифровки я вынесла только одну очевидную сентенцию: счастье – это не про деньги, потому ничего более убогого чем прополка морковки сложно было представить. Я оставила это и просто стала жить, познавать суету сует и томление духа.

Пока через тридцать с лишним лет, найти, а точнее принять сердцем, эту формулу счастья в словах Екклезиаста:

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

Что пользы работающему от того, над чем он трудится? Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том.
Всё соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца.

Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей. И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это – дар Божий».