Хоть и меленька. Хоть говённенька, а наша

Наиболее ретивые критики в годы молодые Артема Веселого частенько и неосновательно обвиняли его в подражательстве, но разве это так?

Завернем, дружок, в лавку букиниста, помечтаем над книгами...
Какая серость шрифтов.
Какое удручающее однообразие печатных пустынь.
Тут иллюстрация подана, точно через рябое стекло.
Там музыкальная фраза надломлена переносом на новую страницу.
[Подобны червям на падали, кишат опечатки.]
Мудрое и глупое слово идут по тропе одной строки.
Полчища букв, похожих одна на другую, как дождевые капли.
Строгость стройных строк там, где нужно волнение.
Одним шрифтом набраны и отпечатаны Хлебников и Халтаузен.
Проза — солома, мякина, чертополох.
Поэзия... В болото бы сего пиита изучать ритмику стиха у лягушек.
Критика — мягко говоря — святочных масок пляска.

Эти мысли о книге неизменно будоражили Веселого: «Когда же, наконец: Меж строк прорастет трава? В зарослях зеленых строк крякнет утка? Со страницы загремит морской прибой? Емкость книги? Вкус книги? Запах книги? Где ты, рука мастера?»
В пантеон писателей, которых по признанию Веселого он не перестал бы читать и спустя тысячу лет, им, после скрупулезного изучения, были внесены только четверо: Пушкин, Гоголь, Франс и Хлебников, параллели с творчеством которых то и дело прослеживаются у Веселого (например, в очерке «Дорога дорогая», 1936):
«В убогой лодчонке, точно персонажи пушкинской сказки, сплывают старух со старухою. Старуха — суровое и еще цветущее красотою лицо — сидит в распашных веслах, а старух выбирает сеть и часто — мелким говорком — приговаривает: — Хоть и меленька, а есть... Хоть говенненька, а наша...».
«Хоть и меленька... Хоть говенненька, а наша...» — это не столько о пойманной рыбешке, сколько меткая характеристика оригинальной авторской поэтики, поднимающей прозу до уровня метафоричности и эмоциональности стиха.
Заменяя обычное слово «муж» словом «женух» или «старик» — на «старух», автор подчеркивает полную потерю мужчиной своей индивидуальности и подчинение воле жены, старухи вплоть до потери своего родового наименования и замены его производным.

Обращение к жанру стихотворений в прозе для Артема Веселого было обусловлено в первую очередь присущей писателю эмоциональностью, побуждающей его во многих прозаических произведениях время от времени прерывать повествование лирическими отступлениями.
Избыток сил и молодой задор приводят прозу Веселого к неожиданному эффекту: взятые им для художественной обработки события и литературные герои начинают казаться заимствованными не из реальной жизни, а из сказки, силушка действующих лиц бьет через край и слишком гротескна, все события разрешаются естественной для автора и окончательной победой людей со здоровыми, хотя подчас и хищническими инстинктами. Таким былинным сказителем предстает Артем Веселый в произведениях «Реки огненные», «Дикое сердце» и «Зеленый куст».
На смену «подражанию раннему М. Горькому» свидетельствующему о молодости и о недостаточности самобытных художественных навыков у автора, в более поздних и лучших его вещах — «Страна родная» и «Россия, кровью умытая», в отношении речевого стиля Веселого ощущаются реминисценции из Гоголя и даже подспудное желание идти по пути романиста Л.Н. Толстого.
Критики на все лады анализировали эту (весьма вероятно надуманную) параллель между Толстым и Веселым в социальном смысле противопоставляя: гениального и образованного графа, русского барина, сыну волжского крючника, занимающегося литературной деятельностью от случая к случаю.
Вполне естественно, что Веселый в духе грозного и бесшабашного революционного времени гиперболизирует своих главных героев, создает их по образу и подобию русских былинных молодцов, при том, что сюжетные линии его рассказов и романов полны реализма и даже местами отличаются натурализмом изображения.
Инструментарий Веселого обширен: используется графическая форма подачи слов и фраз в виде лестницы, треугольника, которая несет на себе определенную акцентировку, смысловую, ритмическую, рифмическую и звукоподражательную. Желая, например, изобразить морской ветер или стук колес поезда, А. Веселый пользуется смысловой графической формой:

С моря
перекатом
шел воевой ветер
и черным стоном
штурмовал горы.

Обгоняя колеса, катились тыщи сердец
и стуко-тук-тук-тукотали:
...до-мой...
...до-мой...
...до-мой...

Ритмоподражение выражается не только в разделении слова на слоги, при помощи дефисов, а в самой конструкции фразы, зависящей от стихотворного ритма:

Васька к рулю —
руль отказал.
Васька к скоростям —
скорости сорваны.
Хаты,
улицы,
куры и утки
— в стороны.

Получаем паузный дактиль или дактиль, соединенный с хореем.
Кроме конструкции стихотворного ритма, настоящий прозаический отрывок имеет еще другой атрибут стиха — рифму.
В своем творчестве А. Веселый пользуется самыми различными стилистическими средствами, в том числе заумными выражениями и словами. Любопытен в этом плане диалог русского солдата с турецким:

— Яман офицер.
— Чу, чок Яман.
— Собака юзбаши?
— Конек юзбаши... Яман...
Бизым карным хер вакут адждыр.

А. Веселый, как правило, мотивирует каждое отдельное применение зауми и тем самым избегает никчемного эстетизирования звука, как такового. В диалогах персонажей А. Веселый широко использует речь рифмованную, напоминающую прибаутки раешников:

— Эй ты, кепка,
семь листов одна заклепка,
чей будешь?

Вспомним, что рифменные прибаутки широко встречаются в крестьянской и, главным образом, солдатской речи, служит для выражения иронии, веселья и желания подшутить над собеседником:

— За эти, председатель, словеса,
чтоб выгребала тебя рота чертей из-под колеса.

Над циклом стихотворений в прозе Артем Веселый работал с 1927 по 1936 годы, а непосредственным толчком к их созданию послужило знакомство Артема Веселого с прозой В. Хлебникова и особенно с его «Зверинцем», к которому первые стихотворения Артема Веселого близки и по ритмико-синтаксическому построению. С текстом «Зверинца» Артема Веселого, вероятнее всего, познакомил А. Е. Крученых. Произошло это во второй половине 1927 года, когда Крученых готовил брошюру «15 лет русского футуризма», для которой Артем Веселый написал взволнованное обращение «ко всем» с призывом издавать и пропагандировать творческое наследие В. Хлебникова.
В 1927 году Артемом Веселым было написано первое стихотворение «Ко дню МОПРа», напечатанное в альманахе «Московские мастера» (М. ; Л., 1929) и получившее впоследствии название «Тюрьма». Следующие по времени написания «домыслы» — «Сова» (1928) и «Сад» (1929) написаны уже специально для цикла. В стихотворениях «Ко дню Мопра» и «Сова» А. Веселый применил прием акцентного повтора.
В первом из этих стихотворений большая часть строк начинается союзом «где», во втором — союзом «когда»:

Тюрьма...
Где глаза людей выжжены печалью
где во тьме тоски ревущей сердца каменеют,
где железо властвует над человеком... и т. д.
(«Ко дню Мопра»)
Или:
Когда оба опротивели друг другу, но продолжают вести грязную игру,
когда нет бреда и ненасытного сплеска,
когда все тайное стало явным и запретное законным и т. д.
(«Сова»)

Особенностью синтаксиса А. Веселого можно также считать частое употребление им некоторых знаков препинания, двоеточия и тире, выполняющих чаще всего пояснительную функцию.

Летом 1935 года Артем Веселый на рыбачьей лодке прошел по Волге от Кинешмы до Астрахани по заданию газеты «Правда», ниже Куйбышева (Самары) пристал к сплавщикам плотов, с которыми доплыл до Саратова. Задачей поездки стал сбор фольклорного материала для книги о лесозаготовителях и сплавщиках. Веселый проводил импровизированные литературные вечера с участием местных писателей у костра на Волге. От плотовщиков он записал «сотни две частушек» (некоторые из них впоследствии вошли в книгу Артем Веселый. Частушка колхозных деревень. М., ГИХЛ, 1936), «десять сказок и несколько песен».

Капитан страны — наш Сталин,
Он вперед страну ведет.
Жить зажиточней мы стали,
И культурней стал народ. 

Моя милка трактористка
Не угонишься за ней.
В клубе вечером — артистка,
Днем — ударница полей.
 
Веселей играй, гармонь,
Играй черномехая,
Моя милка на фордзоне
По селу проехала.
Книга о сплаве не была написана, сохранился только краткий рассказ Артема Веселого о задуманной книге:
— У меня явилась мысль написать книжку — «Первый сплав» — о том, как молодой парень из глуши первый раз плывет. Его глазами посмотреть мир, страну советскую. (Из неопубликованной стенограммы выступления Артема Веселого в редакции журнала «Смена» в первых числах сентября 1935 года.).
С замыслом этой неосуществленной книги тесно связаны планы двух других рукописей Веселого: очерк-путеводитель по Волге по заданию «Интуриста», и очерк «Дорога дорогая» (цитатой из рукописи которого начался наш короткий рассказ об Артеме Веселом). О публикации этих вещей в печати информации не сохранилось.
Воплотить творческие замыслы Артему Веселову помешал арест по ложному обвинению как члена антисоветской террористической организации 27 октября 1937 года, а уже 8 апреля 1938 года поэт был расстрелян.