Телевизор

В  те года  моей юности,   которые ныне  зовут  временем махрового застоя,  жил  в нашем поселке один старичок.  Частенько он ходил  мимо нашего дома, ведь что бы  пройти к единственному  магазину  другого пути не было.  Тогда еще я не знал,  как его зовут-величают,   да  его в прочем,  при мне никто по имени, отчеству и  не называл. Мой отец, завидев   издалека,  что он идет по дороге,  всегда говорил:
- Смотри-ка, «Телевизор» то уже за «чекушечкой»  ползет!
                Я, смотрел в сторону дороги и видел  худого,  чуть сгорбленного, не высокого  старикашку, медленно,  как мне казалось,  шаркающего  ногами по  асфальту.  Во что он был одет, врать не буду, не помню. В то время все  в будни одевались, мне кажется одинаково, невзрачно, серо и неуклюже.  Почему спросите «Телевизор»? Да все очень просто. Любил этот дедок  сплетни по поселку собирать, да новости рассказывать.  Вот идёт он по своему не затейливому маршруту несколько раз в день, а  кроме  как  на пути от его дома до магазина, я его никогда и не видел,  да цепляется к каждому прохожему. Сам что-то узнает, да и расскажет чего. Но и назойливым  его не назовешь, в прочем,  как тот телевизор, надоел,  выключил и пошел по своим делам. Вот и дали ему такое не обидное прозвище «Телевизор».
                Тогда же, я, и не  подозревал,  что мне  волей судьбы,  придется более  близко  познакомиться с ним.   В то время  я учился еще в школе, был,  как тогда говорили активистом, участником всего  и вся,  что  проходило в её стенах.  Так вот, видимо к очередному, празднику Победы  классная руководительница, увидев меня в коридоре, подозвала  к себе   и говорит:
-  Андрей,  тебе задание, после уроков  сходи  к  Шарову  Сергею Викторовичу и возьми у него интервью о его участии в войне. Потом всем ребятам в классе расскажешь о нем.
-  А это кто? – спросил я с недоумением, так как, я,  такого не знал в нашем  поселке, вернее  фамилию то, я, такую слышал, но кто это именно и где живет не понимал.
- Да это старичок, тот,  что живет на твоей улице, дом у него такой невзрачный  стоит на развилке возле зернотока, -  уточнила  «классная», и добавила: 
-Ты все подробно запиши, может, вместе и статью напишем  о нем?
- Ну, хорошо, схожу, но не сегодня, у меня сегодня репетиция в агитбригаде, - ответил я, строя планы на ближайшие дни,  вклинивая это мероприятия в свой бурный график жизни.
                И вот в  один из дней, после уроков, пообедав,  взяв с собой тетрадку для записей, я пошел  выполнять  данное мне задание. Идти пришлось не долго, улица хоть и была длинной, но мой  дом находился на её середине и за каких-то  несколько минут я был на развилке улице, возле зернотока. Тот дом,  я,  конечно,  знал, много раз,  мы с отцом проходили мимо него, когда шли в сторону леса за грибами, да и,  гоняя на велосипеде по  поселку много раз проезжал мимо.
                Дом и вправду был очень старым, какой- то перекошенный,  но  из красного кирпича и с красной черепицей. Из крыши торчала длинная   облезлая  от отвалившейся  штукатурки  труба с черными  от сажи пятнами. Окна были  страшные, подгнившие  с облупившейся белой краской на рамах. Я постучал  в  деревянную,  покрашенную в синий цвет,  дверь.  Никто не открывал и не отзывался. Я  её  толкнул вперед и вошел в темный коридор. Средь  полоски света,  исходившую с улицы,  от открывшейся уже  двери, я,  увидел еще одну дверь и постучал в неё.  За ней, что-то зашуршало и дверь, со скрипом,  открылась.
- Здравствуйте! Вы  Шаров Сергей Викторович? – произнёс я громко и четко, как  пионерскую  речёвку.
- Да,  я! -  ответил мне  седой, одетый по домашнему, в какой - то яркой,  не глаженой рубашке и синих трико, мужчина.
- Мне в школе дали задание взять у вас интервью о войне,- снова отрапортовал я и понял,  что это и есть тот самый «Телевизор», ежедневно  проходящий мимо нашего дома в магазин.
-Ну, раз дали, то заходи! -  пригласил он, открывая шире дверь,  рукой,  указывая на комнату.
               Комната была большая,  квадратная, заставленная старой, ветхой  мебелью. Но было чисто и уютно.  Было светло. Два больших окна  давали много света.  На комоде стоял маленький телевизор и, я,  увидев его, улыбнулся, вспомнив  прозвище, пригласившего войти в свое жилище старика. Он предложил мне сеть за стол, сам сел с другой стороны, напротив.
                Сначала вопросы были анкетные, обычные, малоинтересные.  Потом конечно  весь опрос сводился к  отношению  его в период войны. Но  он был  сух в ответах. Я,  да же  огорчился, думая, что от деда, со своим  прозвищем «Телевизор», я,  узнаю что то необычное, героическое.
- А, у вас есть какие-то награды? –  задал я очередной вопрос, уже,   не надеясь на  интересное в моем интервью.
                Он ничего не ответил. Была пауза. Он  молча встал и ушел в другую комнату.  Было слышно, что он что-то открывает. Слышался шорох бумаг и скрипы  дверец, как мне тогда  подумалось, каких- то ларей или сундуков.
Он вошел, и было видно,  что он что-то нес в руке, сжимая кулак.
- Вот, есть одна,- сказал он с каким- то вздохом в голосе и положил передо мной орден «Красной Звезды».
                Сразу было видно,  что  орден когда - то носился, причем не на лацкане парадного  костюма, а где- то на гимнастерке. Он был прям скажем не очень свеж,  потертый,  с царапинами, а на одном из луче звезды был отколот кусочек красной эмали.
У меня загорелись глаза. Я раньше не видел рядом с собой орденов,  а тем более не трогал их. Без спросу взял его.  Он был тяжелый, не то, что мои  значки, которые  коллекционировал.
- А за что его вам дали? – в надежде услышать рассказ о подвиге  спросил я.
Опять  наступила пауза. Он молчал. Мне казалось что он собирается с мыслями и хочет выдать  захватывающую историю, одну из тех что, часто показывают в фильмах о войне. Я покрутил орден в руках, потом положил его перед собой. Старик все молчал.
- Так за что вам его дали? – не унимался я.
- Да мы горели,  нас тогда подбили, - тихо произнес дед и замолчал.
Он был танкистом, механиком-водителем танка.  Прошел всю войну, вернее, наверное, сказать проехал. Остался жив, хотя и трижды был ранен. Тот бой был  не последним, а просто,  после его рассказа, как мне показалось,  жизнь тогда  очень близко подкралась к  смерти.
                Память не  вымарывает такое ни хлоркой,  ни какой то химией.  А всё его геройство, все события войны  сгорели в том танке. Он молчал. О чем он думал трудно догадаться.
                Я ушел. Рассказывать одноклассникам было нечего, а было грустно. Шел домой и  вспоминал тот орден, и то молчание деда. И раз всё это до сих пор  помню,  наверное все же резануло по сердцу, остался шрам на душе.
                А на следующий день «Телевизор» опять брел по  обочине асфальтовой дороги и втюхивал  о чем-то каждому встречному. Тут его было не унять.