Мост 19
Ни с того ни с сего спрашивает меня, такой же, как я боец-храбрец:
- Ты верующий?
Я верующий. Верю во всё, что над нами. Так и отвечаю.
- Над нами самолёты с бомбами, — произносит такой же, как я боец-храбрец, кивая пилоткой ввысь.
Ответить не успеваю, потому что над нами в самом деле почти бесшумно и очень стремительно это самое и появилось. Во что угодно поверишь! Тут же заработали наши противовоздушные зенитчики. Мы лежим на дне блиндажа. Мой сослуживец явно забыл, о чем только что говорили. Лежим минут пять, может чуть больше. Всё стихает в один миг, точно и не было ничего.
- Как по часам, — произношу я.
В самом деле — бомбить нас почему то прилетают в одно и то же время. Логикой это я объяснить не могу. На войне очень много противоречащего логике и здравому смысла. Сама война против смысла и логики.
- Ваша цель мост! По нему идёт подкрепление к противнику, в том числе зенитно-артиллерийские комплексы. Если они в скором времени окажутся у противника мы с вами, капитан, скорее всего, беседуем последний раз.
- Моста не будет. В самое ближайшее время!
Я уверенно говорю это комбригу, поскольку сам искренне верю в это. Жизнь капитана обессмыслиться, если мост не будет уничтожен.
Выхожу от комбрига весёлый. Потому что грустным быть устав не позволяет. Не армейский, а тот что над нами. От таких мыслей ещё веселей становится. В диверсионную группу отбираю всего двоих, но таких же весёлых.
Не могут люди без войны. Значит, не могут без нас — профессиональных вояк, бойцов-спецов. Нас убьют — будут скорбеть по нам, большинство без искренности, потому что полагается скорбеть. Нужны людям наши жизни, наши могилы. Герои мёртвые, а иногда и живые нужны… Кстати, а почему мост именно 19? Во всех оперативных документах этот стратегический объект указан как МОСТ 19. А где мост 18 или 17? Дурак такой вопрос может задать, но не только не я и не отобранные мною Первый и Второй. 19 и всё — без начала и конца. Я вообще то нечетные цифры не люблю.
Отобранные мною в диверсионную группу Первый и Второй не только весёлые, но и умелые. Терять им нечего. Весь этот пороховой туман, все их вспышки, а потом долгие затишья самое для них лучшее. Оба сбежали из тиши и глади. Впрочем, какой там тиши и глади? Первый от тюрьмы сбежал — ему какое то мордобитие простили, с условием, что воевать пойдёт. А Второй сбежал от семьи — жена, не умолкающая ни на мгновение, такая же тёща, взрослая дочь, которой жить с мужем негде, сын-подросток с проблемами полового раскрепощения и двоечным аттестатом. Второй поэтому к смерти относится, как к неизбежной данности, готов её принять в любую минуту. Первый смерти тоже не боится, но избежать старается всеми своими боевыми умениями, а их ему не занимать. А я их командир. Всё могу.
Сперва ползём. Долго, час, если не больше. Останавливаемся, прислушиваемся. Есть подход к мосту! Есть! Только если случайно на каких-нибудь солдафонов наткнёмся. У противника людей мало. Они все по траншеям, в любую минуту оборонительный бой примут. А вот если к ним подкрепление с зенитной артой подойдёт, в наступление на нас пойдут. Но мосту жить от силы час осталось. А после наши будут топить противника в широкой холодной реке.
- Напрямую мы не пойдём, — подаёт голос Первый.
- Сам вижу, — соглашается с ним командир, то есть я.
Быстро проскочить не удастся — день длинный, сторожевиков нет, но наблюдение за мостом в оптику ведётся. В снайперскую оптику. Умелый снайпер нас одного за другим выщелкает, если напрямую пойдём даже во всю прыть. Поэтому сейчас в лесок. Из него в населённый пункт. Из пункта в такой же лесок, но на другой стороне. Там заляжем, в свою оптику глянем. А потом одним рывков к мосту — минируем в нужных местах, ещё болеё быстрым рывком обратно. Потом мост прикажет долго жить. И мы этот его приказ выполним.
В лесочке, рядом с пунктом-ноль ( это я так опустевшую деревню обозвал ), есть время полежать-поразмышлять. Совсем его немного, но всё же. Мы не захватчики, мы защитники. Хранители. Вот жителей этой деревни не сохранили. Дай Бог, если хотя бы половина жива, попросту разбежались. Как верующий во всё, что над нами — верю в ангелов-хранителей. Где то читал, что они из праведно живущих людей получаются, когда те умирают. Возьмут меня, Второго и Первого в ангелы-хранители!? Хорошо бы, вновь привычным дело заниматься стали бы. Стараться надо, чтобы взяли. Тут непривычный, неожиданный звук — никаких ангелов, кто то к нам идёт от одного из порушенных домов.
Мы переглянулись. В таких случаях только одно остаётся диверсантов — затащить в кусты, перерезать горло, спрятать тело. Потому что если тело оставить в живых, оно очень быстро может добраться до радиостанции и сообщить тем, кто у моста, что к ним незваные гости с непрошеным подарочком. Мост любой ценой рвать нужно. Ценой наших жизней — не возражаем, но сейчас прямо на нас беззаботной походкой шла девчонка лет двенадцати, длинноногая, с распущенными русыми волосами. Ценой её жизни, получается. Второй и Первый ждут, когда я достану боевой десантный кинжал. Командир ведь на самое рисковое всегда первый. А я не кладу. Наверное, испугался, что в ангелы-хранители не примут… Это мне спустя много времени такое объяснение в голову пришло.
- Ой!
Девчонка увидела нас, отпрянула.
- Привет! — улыбнулся я.
Первый неожиданно вырос у девчонки за спиной и зажал ей рот. Она дёрнулась, глаза её круглыми стали, заблестели.
- Убивать не будем, — говорит Второй, мой тыл прикрывающий.
- Насиловать тоже, — добавляю я.
- А ты кричать не будешь, — негромко подытоживает Первый в девчоночье ушко, розовеющее из под русых прядей.
- Вы за кого? — она первой вопрос задала, когда её отпустили.
- А ты? — произношу я, не торопясь с ответом.
- А мне без разницы… Правда не убьёте, дяденьки?
Лицо круглое и чистое. Глаза светлые, родников-ясные, а брови вразлёт. Девчонка ещё, но через месяцев несколько юная барышня будет. Если такие, как мы, не убьют.
- Ты здесь как, дочка? — Второй спрашивает. У него самого дочка чуть постарше.
- Сбежала, — отвечает девчонка, а на нас уже без страха смотрит, даже с интересом.
- Из плена!? — удивляется Первый.
- Из приюта. Нас всех, у кого родители не нашлись, после бомбардировки, в приют взяли…
- Плохо в приюте? Окопы рыть заставляли? Кровь для своих раненых выкачивали? — я и Второй сразу девчонку вопросами засыпали.
- Нет. Даже кормили неплохо. Но я в приюте не могу.
И я не могу. Второй с Первым тоже не могут. Молчим. Думаем, что всё же наш противник кое в чём гуманист. Мы, для сравнения, пока ещё для их детей приютов не строим. Впрочем, война сейчас на нашей территории. Будет на ихней, построим непременно.
- Ты нам поможешь?
- А потом с вами можно? На ту сторону.
Мне не хотелось использовать девчонку-подростка, идею подал Первый, он самый циничный из нас и лихой. Но проблема подобраться к мосту, точнее под самый мост, была труднорешаемой. Это только так говорится — быстрый рывок, один из нас уже там, другой следит за снайперами через оптику, третий дистанционный взрыватель держит. Если взрывчатка уже на мосту — рвёт его в любом случае Вот так всё просто. Также просто нас могут перестрелять снайпера, которых мы пока не узрели. А они профессиональней, боевитей нас — поэтому не жалко будет если перестреляют. Кому дураков и растяп жалко? Но мне что то подсказывает, что нет у них снайперов. Так, по отдельным данным. Их мало, им на мост некого поставить ( одного то бойца не поставишь!?). Они свято уверовали, что ни один спец-диверсант их с тыла не обойдёт, они наших тайных тропок вычислить не успели. Ждут не дождутся, когда к их оборонительному плацдарму подойдёт помощь, свежие роты-батальоны с зенитной артой. А она не подойдёт.
- Со мной пойдешь?
Первый себя назначил на минёра. Значит дистанционный взрыватель в моих руках будет. Девчонка кивает. Это означает, что в случае, если не так всё пойдёт, я взорву и её вместе с мостом и Первым… Только вместе с мостом!
Первый остаётся без гимнастёрки и обувки. На нём длинная холщовая рубаха и соломенная шляпа. Уцелевший тутошний житель. С мешком, в котором всякая всячина, взрывчатка, разумеется. Идёт с девчонкой, которая ему то ли дочь, то ли племянница , купаться, потому что солнце ближе к вечеру жарит даже сильней, чем днём. Наш противник по мирным последнее время за просто так не стреляет — ему от их главного фельдмаршала строгий приказ на этот счёт. Мы им воспользуемся.
Идут Первый с юной нашей помощницей, разговаривают о какой то ерунде, к самой воде подходят. Решают,искупаться, черти бесстрашные. Потом девчонка под мост уходит, вроде как бельё переодеть и отжать. С холщовой сумкой, подальше, под мост, чтобы не видел никто ещё не до конца созревших прелестей.
- Молодцы, — шепчет Второй.
Я киваю. Девчонка вышла из под моста, передала сумку Первому. Ну вот и всё! Неспешно, но и не медленно двигаются дядя с девочкой прочь от воды. Вот тут невесть откуда на них выскакивают сразу несколько. Впрочем, ясно откуда — из железной дырявой башенке, в которой до войны спасатели на водах сидели, наблюдая за купающимися. Как я этого не учёл! Дырявая думал, маленькая башенка. А в ней стражники сидели не двигаясь, не отсвечивая, дыша в ладони. Понимали, ох понимали, черти ушлые, что мост и для нас, и для них это всё. Поэтому целые сутки готовы были не двигаясь, в раскалённом солнцем железе сидеть. Первого валят и вяжут, хоть тот умелый, да него сразу двое умелых. Девчонка отскакивает, руку в карман платья сует. Стражник её хватает, а она его зубами за руку. Я не могу нажать взрыватель, потому что совсем недалеко девочка наша с нашим первым отошли, посечет их кусками взорванного моста. Как же так — стражники промахнулись? Поздно сообразили, дали прицепить взрывное устройство туда, куда надо. Не разглядели, не догадались, не хотели мирных трогать!? А мне теперь всех их взорвать!? Первый на земле, а девчонка вырвалась, отпрыгнула в сторону. Вновь её тонкая загорелая рука в карман платья нырнула. А через мгновение полетела в сторону стражников-засадников граната с выдернутым запалом. Со всей силы девчонка её швырнула, лягушкой граната между стражниками скаканула, ударилась о железную башенку, обратно отлетела. И взорвалась. Как трава под косой свалились и девчонка, и стражники. Первый дернулся, но тут же застыл лицом в землю… Тут я и нажал взрыватель. Всё мне теперь можно.
- Ну же!?
Одновременно и я, и второй не выдержали. Потому что мост стоит себе, как и стоял. Я ещё раз нажал взрыватель, точно идиот. В таком деле ошибок не бывает. Хитрее нас противник оказался и уделал по всем пунктам. Другая группа, не менее хорошо замаскировавшаяся, чем первая, подождала пока взрывчатку повесят, назад пойдут. Тут же быстренько сняли её и обезвредили. Второй понял меня без слов. Мы оставались на своих позициях и нас уже окружали.
- Надо сдаваться!
Кто то это произнёс, неужели я!? Нет, Второй. У нас не было больше шансов взорвать стратегический объект МОСТ 19. Второй не хотел умирать. Хотел вернутся к крикливой жене, нелюбимой тёще, дуре-дочери и двоечнику сыну.
- Не боишься, что разорвут? — спросил я.
- Мы же его не взорвали, — кивнул в сторону моста Второй.
Обе воюющие стороны подписали, кажется ещё до войны, какую то там конвенцию о гуманном отношении к пленным. Только мы будем пленными не на поле боя взятые, а пленные лазутчики. Не в форме воюющей стороны, в рубашках без знаков различия. На лазутчиков конвенция не очень то распространяется.
- Порвут, — мотаю головой, точно никакой я не командир, а обычный боец, приказов никому не отдающий.
Мы держали оборону почти сутки. Противники были осторожны, под наши пули не лезли, ждали, когда они закончатся. И вот этот момент наступил.
- А вот между прочим, через десять минут с их стороны прилетят наших бомбить, — непонятно к чему произнёс Второй.
Верно.Вне всякой логики, каждые сутки, в одно и тоже время. Ухитряется сбросить пару бомб и назад. Наши зенитчики только один раз такой самолёт подбили, но он хоть и горел, сумел таки уйти.
- Прилетят, — киваю я.
Сам думаю — да, сдаёмся. И ещё думаю, как погибшую девчонку звали? Вот её точно в ангелы-хранители определят.
Нас не растерзали. Решили обменять на своих пленных, что были у нас. Там один очень даже ценный был, я его сам допрашивал. Вот теперь он сюда, мы туда. Снова друг друга резать и стрелять будем. Первый сейчас перед Богом ответ держит. И Бог, в отличие от многих земных знает, что не только за мордобитие Первого тюрьма ждала. Я не Бог, но тоже знал, что не случайное это умение у него девчонкам рты зажимать. Он, Первый, там вне войны, до войны плохим был. Для кого то даже сильно плохим. Но сейчас он мёртв, а мы со Вторым живы. Я никому не говорил, что как командир разведгруппы прекрасно знал биографию Первого…
На нас смотрели снисходительно, мост по прежнему возвышался над рекой, мы проиграли. Да, нас обменяют, да — мы вновь будем сражаться, но сейчас мы под армейскими ботинками победивших. Подстелил нас враг себе под ноги. А девчонку и Первого не подстелил. Между тем вдали послышался шум самолёта. Да, как по часам, хоть и вне логики, появился. Вот тут Второй бросился на ближайшего бойца, свалил его с ног, вырвал винтовку. Сам тут же отпрыгнул в сторону, вскинул оружие вверх, в небо. Я понял замысел Второго и уже бил ближайшего ко мне конвоира. Я умел это, свалил двоих, бросился к Второму, закрывая его своим телом, не давая никому приблизиться и выстрелить. Хоть Второй и был лучшим стрелком разведгруппы, шансов попасть в вражеский самолёт да ещё так, чтобы он рухнул на мост было очень немного. Но Второй решил воспользоваться этими мизерными шансами. Он успел выстрелить, но не успел увидеть попал или нет. И я не успел этого увидеть…
Где я сейчас? Откуда веду свой рассказ? Я в пути… Мне предстоит суд, после которого я куда то отправлюсь. Но я буду просить зачислить меня в Хранители. Не знаю, встречусь ли со Вторым и Первым, не знаю… Самое смешное я пока даже не знаю уничтожен был мост 19 или уцелел. Больше всего мне сейчас хочется имя той случайной встреченной девочки. Ведь если меня таки примут в Хранители мы вновь будем рядом, каждый по своему выполнять свой хранительский долг… Может быть. А пока — Я В ПУТИ!
Свидетельство о публикации №224042401172