Еврей. Парикмахер. Анекдотчик

                Мне по жизни везло на знакомых евреев. Не знаю почему, но все они были дружественны со мной, моими родными и друзьями, приятны в общении, всегда в хорошем, приподнятом настроении, а порой и просто создавали атмосферу веселья. Одним из них был дядя Семён, которого взрослые между собой называли Сеня парикмахер.
   
                Нет, он не мне был родственником. Просто все мальчишки и девчонки в соседнем общем коммунальном дворе его так называли, а мы часто проводили вместе с ними время, затевая различные шумные игры то на нашей, то у ихней территории. Взрослые иногда выходили на гам и крики разобраться, в чём дело, нужно было с ними как-то общаться, а так, как по отчеству мы никого из них не знали, то называли дядями и тётями, что их вполне устраивало.

               
                На улице стояли пятидесятые годы прошлого столетия. Телевизоров в Крыму ни у кого не было, книжки читать надоедало, а сидеть дома и ничего не делать, было просто невмочь, да и мама обязательно какое-нибудь занятие тебе найдёт! У дяди Сени была дочь Лара и сын Саша. Дети были принятые в наш круг общения и активно участвовали в каждодневном летнем «празднике жизни», который мы вместе с разнообразными играми устраивали по близь лежащим дворам, переулкам и в небольшом сквере через дорогу.
          
                Взрослые мужчины поговаривали, что Сене парикмахеру по жизни всегда везло. На фронт он попал в конце 1944 года, после окончания артиллерийских курсов, стрелял по фашистам издалека, так никого из них в живых, кроме пленных, и не увидел, освобождая уже заграничные государства. В войне с японцами участвовал тоже недолго – они ведь вскоре капитулировали. Может это у них, фронтовиков, много горя помыкавших в окопах, говорила зависть, что дядя Семён ранений не имел, в рукопашную не ходил, глотки немцам зубами не рвал, к водке не приучился.

                Рассказывали, что на фронте он не расставался с парикмахерским набором, усердно стриг и брил всех без разбора! На Дальнем Востоке тоже без дела не сидел, может поэтому в армии, после окончания войны, долго не задержался – знал, кому и как угодить для скорейшей демобилизации.
            
                Злые, завистливые языки у нас никогда не переводились. Но как бы там ни было, орден «Красной Звезды» и несколько медалей на его груди я видел. Когда в 1965 году по всей стране шла подготовка к празднованию 20-летия Победы в Великой Отечественной войне, раздался Всесоюзный призыв «Фронтовики, наденьте ордена!». В нашем курортном парке открывали памятник горожанам, погибшим в годы страшных сражений, и он был со всеми нами в те скорбные мгновения.

                Дядя Сеня никогда не скрывал, что он еврей (а это с его типичным лицом и произношением - не скроешь). Ничего другого кроме как стричь и брить он не умел. Отец его тоже всю жизнь посвятил этой профессии, и дед был брадобреем, вот только пропали они, как и многие другие его близкие родственники в годы войны, кто на фронте, а другие на оккупированной территории. Можно представить, как…

                ***

                Парикмахеры в городе были уважаемыми людьми, особенно среди мужчин. Сейчас это трудно представить молодёжи, но в те далёкие годы электрических машинок для стрижки волос, безопасных и электробритв бритв - не было. Стригли только ручными машинками, которые требовали постоянных очень сложных притирок режущих частей, чтобы не «рвать» волосы. Брились опасными бритвами, лучшими из которых считались немецкие трофейные, фирмы «Золинген», долго держащие лезвие хорошо заточенным. В основном простые мужики приходили в парикмахерскую только побриться – раз в неделю, или по особым случаям, а на стрижку раз в полтора – два месяца.
               
                Мужская часть руководства города и района стриглось гораздо чаще других, чтобы выглядеть опрятными по службе, а брилось – как у кого появлялась щетина, порой и каждый день. Начальство предпочитало обслуживаться у Семёна, потому, что он не только быстро и качественно работал, но и имел самые лучшие, в основном заграничные инструменты (не зря прошагал пол Европы и побывал на Востоке).

               С середины далёких пятидесятых годов, когда потуги отца и домашней машинки в подстригании наших со старшим братом жёстких шевелюр потерпели фиаско (скорее всего она просто затупилась и стала волосы у нас «закусывать» и выдирать), мы стали постоянными клиентами соседа...   
               
                К тому времени, когда мы стали обслуживаться у дяди Сени, он уже был бригадиром, регулировал очерёдность (посетителей всегда полно), распределял между членами коллектива поступающее для обеспечения их бесперебойной деятельности инструменты, салфетки, спирт и другие расходные материалы.            
            
                Дядя Сеня был среднего роста, крепкого телосложения (вероятно натаскался по молодости лет снарядов), но уже начинал выпирать вперёд небольшой округлый животик и наливаться жирком плечи и руки. Как мы не раз замечали, гуляя в их дворе, он любил много и вкусно поесть. Саша, его сын как-то рассказал, что мама сегодня ругала папу, за то, что увлёкся и съел под бутылку пива целого цыплёнка-табака, не оставив ей ни кусочка!
            
                Тётя Сара, невысокая, грудастая, рано начавшая полнеть женщина, громогласная в разборках с нами и с соседками, безусловно, сама виновата! Не надо было так вкусно готовить! Это я к тому, что, когда она варила или жарила в казане на примусе еду во дворе, то стоял такой аромат, что даже бегая на улице за пару десятков метров, мы всё время принюхивались, глотали слюнки и требовали от их детей рассказать, чем так вкусно пахнет!            
               
                Конечно, доходами с дядей Сеней, наши семьи мериться не могли. Он явно всегда был с деньгами. Договорился с кем надо, имея знакомых и связи, заплатил кому сколько нужно, и у них в общественном дворе, вместо развалин одного из сарайчиков построили добротный домик с только что начавшим тогда появляться в городе котельным отоплением и батареями. С помощью этого двухкомнатного строения они увеличили свою жилую площадь в два раза, вот только почему-то упорно называли его летней кухней.

                ***

                … Парикмахер он был виртуозный! Настоящий потомственный еврей – брадобрей! Я много раз со стороны с восторгом наблюдал за неимоверно быстрыми движениями лезвий постоянно острейших ножниц, приводимых в действие его крепкими пальцами, отработанными десятилетиями ударами расчёски по ним, сбрасывая этим приставшие волосы. Машинка легко двигалась по любым шевелюрам и головам, оставляя после себя ровно выстриженный, без «ступенек» светлый след.
               
                Всегда одетый в чистый белый халат, плотно лежащий по фигуре, в белоснежный колпак, надёжно сидящий на его тёмных, начавших уже седеть волнистых волосах, властный в движениях рук, непререкаемый в своей вотчине и в отдаваемых распоряжениях уборщице Клаве - он был как артист на сцене, передвигаясь по помещению то стремительно, то медленно, что-то обдумывая.

                Хорошо поставленным командирским голосом, Семён Ильич, уверенно, подкрепляя слова жестами длинных сильных рук, разруливал конфликтные ситуации с посетителями из-за очерёдности, делал замечания людям, не закрывшим за собой двери или зашедшим в грязной обуви. Со своим неповторимым еврейским акцентом, он обращался к таким клиентам со словами:
               - А чё, уважяемый таварищь не видел у порога парикмахерской тазик с водой и щёткой? Вернитесь, пожялуста, помойте обувь и проделайте ваш приход заново! Клава, прибери у порога!

                - Странно, но нас, соседских мальчишек, он всегда стриг сам, не перепоручая другим мастерам. Скорее всего рассчитывал, что мы с таким же вниманием будем относиться к его детям. Начинал всегда с разговора, как будем стричься, не поменять ли что-нибудь в причёске? Умело, не навязчиво расспрашивал об учёбе, о том, как чувствуют себя папа и мама, где работают, какие планы у нас на выходные или где мы провели каникулы.

                Память у него была просто великолепная! На всё! На лица, имена и отчества, памятные даты, исторические и не очень события, кассовую наличность, суммы, заработанные коллективом за отчётный период, последнее поступление оборудования в парикмахерскую, что недодали до нормы пользования и ещё многое другое. Создавалось впечатление, что всё, хоть раз услышанное, или увиденное оставалось в его голове.

                ***

                Да, ещё! Дядя Сеня был анекдотчик! Знал он их великое множество! На самые разные темы, что и не мудрено – за день через парикмахерскую проходило до сотни, а иногда и более человек. Часть из них были отдыхающие, приехавшие подлечиться на знаменитые сакские грязи со всего СССР, поэтому обмен новыми анекдотами происходил круглогодично.

              Парикмахеры трудились с семи утра и до восьми вечера. Первыми приходили побриться спешащие на работу мужчины из местного руководства – в те годы было принято работать «от утренней зорьки и до вечерней звезды». Когда в помещении были все «свои люди», то есть начальство из одного круга общения, они перекидывались редкими фразами, иногда обменивались информацией о происшествиях за ночь, договаривались о встречах и звонках. В атмосфере всегда стояло тягостное напряжение предстоящего трудового дня. Мастера работали молча, споро, стремясь побыстрее обслужить всех.
               
            Но в предпраздничные дни или в особых случаях, когда у кого-то из присутствующих первых лиц был день рождения, чтобы поднять настроение, кем-то, на тот момент самым главным по должности из посетителей, громко предлагалось Семёну Ильичу разрядить обстановку и рассказать свежий анекдот. И дальше начиналось самое интересное!

                В этой сфере у него не было конкурентов! Смех и улыбки на лица присутствующих были гарантированы. В его мозговом запасе всегда было припасено что-либо новенькое. И он никогда не повторялся!

               Сеня перевоплощался, входил в передаваемый «образ» прямо на глазах! Говорил то тихо, то громче, грубые слов произнося с намёком или чуть ли не на ухо. Менял фигуру, иногда выпячивал живот и раскрывал гордо плечи, а порой вдруг сгибался и перевоплощался в облик маленького человечка или старичка. Легко изменял интонации голоса, произнося фразы то с кавказским, то с еврейским акцентом (который ему был вообще свойственен), или коверкал слова, изображая иностранца.

                Подбирал он темы, что рассказать, по обстановке, по атмосфере, царящей в зале. Если анекдоты «заказывал» начальник местного КГБ, то всегда с намёком на жесточайшие репрессии из-за них в предыдущие годы, спрашивал:
           -  Вам рассказать политический - или про Сару?         

                Первый из «Сениных произведений», услышанных мною от мамы, работавшей в те годы на курорте, и рассмешивший, по её комментариям, всех работающих, вместе с отдыхающими, был такой:
            
             «Джигит на машине сорвался в одно из ущелий на Кавказе. Весь побился, но главное – живой! Автомашина в дребезги! Жалко!  Целый год копил на неё деньги, торговая мандаринами в Москве! Приехал в санаторий в город Саки подлечиться - подкрепиться. На инвалидной коляске заезжает в кабинет к лечащему врачу и спрашивает с порога:
             - Слющай, дарагой! А сакские земля-гряази мэне помогут? Да?
           - Доктор сидит за столом и внимательно изучает его историю болезни: открытые переломы…, разрывы…, ущемления…, ушибы…, сдвиги…, повреждения внутренних органов…, и прочее, для других уже давно смертельный набор-приговор, задумчиво кивает головой и медленно философски произносит:
             - Да, да, да… Конечно, конечно, конечно… К земле пора привыкать…».

                Отец, боевой офицер, служивший на аэродроме в местном военном гарнизоне, не остался в долгу, и тут же выдал принесённый с работы другой анекдот от Сени:
            
                «Экипаж грузового самолёта, всю ночь «прогудел» в кабаке за вином и игрой в карты, а утром, неожиданно, получает приказ вылететь на задание. Командир, усевшись поудобнее в кресло пилота, ведёт через переговорное устройство проверку связи с личным составом и вызывает одного из них:
             - Штурман, ты карты полётного задания взял?
- Тот, с глубокого перепоя-бодуна, да ещё выпив с утра на «старые дрожжи» стакан горячего крепкого чая, разобрал в микрофон только слова «карты…, взял» и с радостью, с восторгом в голосе воскликнул:
              - Так точно, командир! Две колоды!»

              Анекдоты были в основном короткие, в большинстве случаев «интеллигентные», без грубостей и мата, то есть те, которые при подходящем моменте, можно излагать в любой аудитории. Весь акцент делался на последние фразы, которые легко понимали люди умные, подготовленные, тонко чувствующие юмор и улавливающие интонации и акценты в словах. Иностранцу невозможно было дословно перевести фразу «мужчина пошёл налево», а мы, мальчишки с детства знали, что это значит - мужик загулял от жены по женщинам лёгкого поведения.

                Хочу рассказать про один случай, свидетелем которого случайно стал. В тот день я уже устроился поудобнее в кресле у дяди Сени, а он, прикрывая меня простынёй, посмотрел на хлопнувшего дверью нового посетителя, и неожиданно сказал на ухо, чтобы, если не спешу, посидел тихо минут десять, быстро направился ко входу. В зеркало я видел, как на встречу ему идёт, прихрамывая невысокий, крепкого телосложения мужчина.
               
                Это был районный прокурор, живущий на соседней улице в таком же, как у нас большом, многоквартирном коммунальном доме. Он был знаком мне через его дочь, учащуюся в параллельном классе, а также по детским играм в их дворе. Фронтовик, орденоносец на войне потерявший ногу, подлечившись закончил юридический факультет и был очень уважаемым человеком в округе не только «по должности», но и за справедливость, а главное за жизнелюбивый характер, улыбчивое лицо, весёлый, не совпадающий с его должностью, нрав. К месту будет сказано – прожил 92 года!
          
    - Здравствуйте, Василий Иванович! А мы ждали вас сегодня утречком.
            - Привет, Семён Ильич! Было недосуг. А на вечер вызвали в Симферополь. Побрей, сделай меня красивым!

                Он направился прямо ко всегда пустующему креслу, стоящему у окна рядом с моим. Так вот для чего оно! А нам говорили, что предназначено для учеников – стажёров. Внимательно посмотрел на меня, узнал, поздоровался, что-то сказал по-соседски и тяжело, помогая себе руками, опустился на сидение, щелкнув кнопкой на протезе.
            
                Дядя Сеня порхал над ним, как бабочка над ароматным цветком! Властно, громко, кинул в открытую дверь подсобки фразу с требованием запарить полотенце. Из нижнего ящика стола появилась, демонстративно развёрнутая перед клиентом новенькая белая накидка, с которой тут же на глазах оторвал пришитую этикетку. Завязывая на шее тесёмки, дважды спросил, не туго ли, не жмёт. Сам, не дожидаясь, быстро сходил и вернулся с парующим на руках белоснежным, пышным полотенцем, легко прикоснулся им к прокурорской щеке, поинтересовался, не горячо ли, и нежно начал прикладывать его ко всему лицу. Прежде, чем рот был закрыт, Василий Иванович успел сказать:
             - Семён, расскажи, что нибудь новенькое. Поделюсь потом со своим областным начальством.
             - Вам политический или лучше про Сару?
            
              По кивку головы набок понял какой и, не переставая энергично, профессионально работать руками, начал. Я стал весь во внимании, продолжая следить за действиями, мимикой лица дяди Васи, прислушиваясь к его непередаваемому, еврейскому произношению.
          
                - Большой одесский общий двор. Раннее утро (у прокурора сразу заблестели глазами от улыбки - тема была ему близка и понятна как никому другому). Возле каждой квартирки на улице за приготовлением завтрака на вонючих керогазах возятся хозяйки. Во дворе стоят разнообразные запахи керосина, жаренной рыбы, мяса, овощей, свежезаваренного кофе...
              У единственного туалета собралась нервная очередь, из которой доносилось:
              - Вам что, больше всех надо? Всем «туда» надо.
              - А вас здесь вооще не стаяло.
              - Не надо так надувать щёки и щирака раскрывать рот. Кишки простудите.
              Вдруг с балкона второго этажа на весь двор раздался громкий протяжный женский голос:
              - Саааара, твой Абраам вышел из ворот и пошёл налеееево!
С противоположной стороны построек на балкон вышла дородная Сара, вытирая салфеткой пухлые губы от жира. Уничтожительно посмотрела на «бдительную» соседку и низким голосом ответила:
              - Роза, не устроивай во дворе ёперный теятр. Тебе чё, не хватает!? Вся Дерибасовская знает, что если Абрам пошёл налево, то он пошёл на работу! А вот если он пойдёт направо, значит он «пошёл налево».

                Из-под полотенца раздались глухие звуки смеха.  Прокурор остался явно доволен услышанным. А Семён Ильич, бережно снял с щетины пропарку, махнул полотенцем пару раз как веером на лицо, остуживая покрасневшие места, и, из поданной работницей миски с густой пахучей мыльной пеной, начал мягкой кисточкой наносить её густым слоем на щёки и шею. Прежде, чем рот был также замылен, Василий Иванович успел заказать ещё один анекдот, политический.
            
                Мастер, широкими, демонстративно размашистыми движениями отбил, полирнул и без того зеркального блеска бритву, быстро провёл её для дезинфекции над огнём небольшой спиртовой лампы, окунул в стакан с денатуратным спиртом и только после этого приступил к процедуре. Несколько раз осторожно повёл лезвием по лицу, как бы прислушиваясь к шуршащему звуку сбриваемых волос и, убедившись, что всё идёт как надо, продолжил своё словесное искусство, не забывая при этом аккуратно обслуживать клиента, регулярно смывая пену с бритвы в специальной посудине с тёплой водой.
            
             Анекдот на этот раз был рассказан медленней, спокойней, немного тише, как бы доверительней, без лишних движений и эмоций – всё-таки бритва, это очень серьёзное оружие.
            
             - Раздался телефонный звонок. Оперативный дежурный снимает трубку и слышит на том конце взволнованный голос:
             - Аллё, ето КЕГЕБЕ? У меня улетел говорящий попугай!
             - Вы обратились не по адресу, - ответил оперативник и прервал разговор. Но телефонный звонок тут же раздался вновь.
             - Аллё, ето КЕГЕБЕ? Почему вы положили трубку? Я хочу сделать политическое заявление. У меня улетел говорящий попугай! Так вот знайте, я, Мойша Соломонович, с ним категорически не согласен!

                - Не мне судить, насколько анекдот был «политический», но Василий Иванович, судя по негромкому, но раскатистому «бульканью» закрытым ртом, остался удовлетворённым.
            
                Вот так, совмещая приятное с полезным, и закончился этот фактически спектакль одного актёра. Несколькими ловкими движениями расчёски и ножниц были приведены в порядок густые прокурорские брови. Маленькими ножничками пощёлкали в носу и ушах, выстригая торчащие волоски - чтобы всё стало красивым! Мастер обрызгал из пульверизатора нежным освежителем гладко выбритое лицо, причесал волосы, снял салфетки и накидку, смахнул невидимые пылинки с пиджака. Мужчина щёлкнул протезом, с трудом встал с кресла, расправил спину, глянул на себя в зеркало, улыбнулся, оставшись явно всем довольным. Пришло время расчёта.
             - Что с меня? - спросил Василий Иванович.
             - Да, как всегда. - На протянутую вперёд широкую ладонь Семёна Ильича посыпалась мелочь.
             - Там без сдачи, или как? - поинтересовался Семён Ильич.
             Получив удовлетворительный ответ, демонстративно, не считая, тонкой звенящей струйкой высыпал всё полученное в открытый верхний ящик стола. Проводил уважаемого человека до двери, пожелал всего наилучшего и вернулся ко мне.

                Интересно, понимал ли он в тот момент, что сделал великое дело – заставил очень ответственного чиновника улыбнуться! Это хорошее настроение может «выплеснуться» на вышестоящее начальство, а может просто на ближайшего человека, и с ним потом вернуться к нам.
            
                Я однажды рассматривал знаменитые в те годы картинки художников Кукрыниксов и был поражён, как они чётко передавали процесс прохождения по жизни добрых и злых дел. На одной страничке помещался весь этот путь. Вот, доктор за что-то поругал медсестру, та накричала на техничку, уборщица метлой со злостью прогнала сидящую на ступеньках поликлиники собаку, которая вскоре укусила доктора, вышедшего из здания на улицу.
             Всё! Круг замкнулся!  А если бы это было добро? Оно бы тоже нашло куда раствориться среди людей.

                ***

                Парикмахерскую подкосил технический прогресс! Появились электробритвы, в массовое производство ввели безопасные станки для бритья, дешёвые лезвия пачками можно было приобрести в любых магазинах. Посетителей резко поубавилось, а ещё с середины шестидесятых годов по крупным сёлам района начали повсеместно строить комбинаты бытового обслуживания с парикмахерскими.  Да и в городе из стало уже несколько. Поток людей на стрижку сразу сократился, со всеми вытекающими последствиями. Как сказал один мудрый человек, «если к вам пришел финансовый успех, не рассчитывайте, что он задержится у вас надолго!».
    
                Опытные мастера перешли на работу в другие заведения, Подсобница Клава резко постарела, начала «баловаться» дешёвым винцом из соседнего магазина с барной стойкой, как говорят в народе, «наливайкой». Семён Ильич, тоже физически сдал, нарастил животик и доработал до пенсии простым мастером в парикмахерской одного из санаториев.
       
                Сын Семёна Ильича - Саша защитил кандидатскую диссертацию и работал на заводе в Казани, в техническом отделе. Дочь Лара вышла замуж за еврея из Житомира, имеет уже трёх детей. Их семья переехала в Израиль и забрала к себе родителей.     Ветераны Второй мировой войны там пользуются особым почётом и заботой со стороны государства: социальное жильё, большая пенсия, многочисленные льготы, бесплатное разнообразное лечение вплоть до сиделок, если есть нужда в дополнительной помощи.
      
                Вот так закончилась ещё одна страничка нашей с вами истории, в которой «анекдоты от Сени ПАРИКМАХЕРА» погуляли по городу, району, Крыму и растворились по всей стране. Но населению они нравились, доставляли смех и радость, помогали сгладить непростые будни тяжёлых послевоенных лет.