Старушенция

Под уклон Леня пустил автобус накатом. Спуск здесь плавный, и к тормозам прибегать не надо. На этом участке маршрута Леня экономил почти пол-литра бензина, а если за смену да десять рейсов? Да все коротенькие спуски?
Сдавая смену, Леня прежде всего спешил к экономисту и предъявлял цифири , которые тщательно, изо дня в день, аккуратными столбцами заносил в красный блокнот. Этот блокнот был гордостью Лени, документом, заверенным его самолюбием и еще честью и совестью. Если он записал в графе – «сэкономлено»: ветошь - 0,75кг, бензин - 7,7л - хоть эталоном проверяй, не убавлено, не прибавлено, все тютелька в тютельку, и вы, товарищ экономист, будьте так добры, зарегистрируйте эти целые и сотые в ваших точных бумагах. Если вы сомневаетесь, то вот вам роспись сменщика. Все в ажуре, Ангелина Карповна. И не иронизируйте, что Леонид Бобков излишне педантичен. А что же вы хотели? Вы же сами распылялись на собрании: бережливость, самодисциплина, моральный стимул... Или вам, Ангелина Карповна, не польстило, если бы фото Леонида Прокопьевича, победителя соцсоревнования, красовалось на автопарковой доске почета, а, гляди, и того больше - на городской? Впрочем, хотите вы этого или нет, а Леонид Прокопьевич без пяти минут почетный гражданин. Приличный молодой человек с вислыми светлыми усиками, с короткой стрижкой, при галстуке в золоченую блестку, в том самом, что вы подарили, ангел мой, на день рождения. Как вам нравится, товарищ Бобков? Ах, Ангелина Карповна, не смотрите так укоризненно, вам, слава богу, даже не двадцать пять и так хочется замуж.
Леня поправил фотографию Ангелины, мельком взглянул в салонное зеркало - на фотографию пялился безусый юнец. «Гляди, гляди, - усмехнулся Леня, - чай, не сглазишь».
- Женщина в красной шапочке, оплатите за проезд! - строго напомнил Леня и улыбнулся, видя, как засуетились пассажиры.
В тихом городишке он человек пока неприметный, по улице пройдет, мало кто поздоровается, разве что свой брат, автобусник, кивнет в спешке. А вот Ленин голос знаком, почитай, всему городу. Динамик, правда, искажает, но дикция, дикция-то... Над ней Леня специально работает, но это не для прессы.
Когда это нужно, Леня видит все, что делается в салоне автобуса.
- На задней площадке, вы не забыли оплатить проезд?
Он ревностно следит, чтобы в кассы вовремя бросали монету.
- Товарищи, не забывайте, за безбилетный проезд - штраф один рубль.
Леня придает последнему слову особый вес, его «рубль» бьет резко, с размаху, будто и впрямь рубит, и даже самые невинные «зайцы», пацаны, шарят скорей по карманам. А старухи, умора, билеты специально на виду держат, друг дружке показывают, будто ограждают себя от штрафа крестным знамением.
Леня Бобков - шофер первого класса. Ведет без рывков, не дрова, чай, к остановке автобус подаст плавнехонько, тронет с места - хмельной не шелохнется. Вы кто, товарищи? Вы не просто пассажиры, вы, прежде всего, человеки. А Леонид Прокопьевич всегда за человечность.
Леня закрыл двери, отъехал и тут же плавно остановил машину. Ничего особенного, молодая мамаша с ребеночком не успела, надо подобрать, вот она запихнула мальчонку, сама заскочила следом, что-то говорит, виновато улыбается, дескать, извините уж, что задержала. Леня не слышит ее, но знает, что благодарит. «Ничего, ничего, - добродушно кивает он в зеркало, - человек человеку - не волк».
- Молодой человек! Да, да, вы, с «дипломатом», уступите место женщине с ребенком.
Леня не просто водитель маршрутного автобуса, он - властелин этого маршрута, и все, что в пределах его движущегося цеха, неограниченно подвластно ему. И будьте спокойны вы, пользующиеся услугами государственного транспорта, Леонид Прокопьевич никого из вас не даст в обиду, культурно обслужит, оградит от хамюги, не выбьется из графика, но и сами будьте людьми, дорогие земляки, берите билетики, не обманывайте государство, не пятнайте совесть, она, посмотрите вперед, все вы грамотные, лучший контролер. И не будьте близоруки, может, вы бросаете пять копеек, а проезд стоит шесть. Копейка, она махонькая, а нет ее в кармане, коробка спичек вам задаром ни в одном магазине не дадут. Думаете, радуюсь, когда пенсионер Иван Саныч выписывает вам квитанцию? О, ради бога! Для Леонида Прокопьевича важен не ваш рубль, ему дороже ваша совесть. А ваша совесть - это наш престиж. И если у водителя Бобкова оплата по билетикам сходится, да если вы лишний катушок по совести размотали, то огромное вам человеческое спасибо, земной поклон вам, ибо вы, сами того не сознавая, приближаете очень и очень хороший день. Ангелина Карповна на кнопочках чик-чик, данные передаст в бухгалтерию, в местком... и закрутится, закрутится: здесь - премия, там - разведут руками. Переходящий вымпел? Кому же еще! Бобкову Леониду Прокопьевичу. Первое место по всем показателям и.. готовьте вашу фотомордочку.
Леня дотерпел, пока тучная старушенция, опираясь на палку, подняла себя на ступеньки, пока примостилась на сидении и только тогда легонько отпустил сцепление.
«А вы что же, бабуся, или напоминать?»
Старушенция сидела у кабины пунцовощекая, расплывшаяся и отдувалась. «Хорошо, отдышись, бабушка», - позволил Леня. Но старушенция или забыла, или не думала платить.
- Бабушка с палочкой, у вас проездной или удостоверение? Как можно более мягким тоном вопросил Леня, и динамики приятно и предупредительно разнесли его голос по салону.
Старушенция обернулась и встретилась с ним в зеркале глазами. Насупилась, поджала губы. «Смотри ты какая» - Леня хмыкнул.
- Бабушка у кабины, передайте за проезд.
Старушенция забеспокоилась, зашарила по карманам пальто, завертела головой, словно надеясь найти защиту у пассажиров, но на нее смотрели скучные отрешенные лица, кое-кто кивнул, по-видимому, принимая ее доводы, и отвернулись к окну.
- Вы будете платить? - сердито разнесли динамики.
Старушенция опять обернулась к нему своим раскисшим лицом, что-то сказала его отражению в зеркале. Леня не слышал, он сердился и, может, потому что сердился, не мог понять, чем она там оправдывается.
-Комсомольская! - объявил он и увидел, что старушенция приготовилась выходить. «Ну, погоди, бабка, - вознегодовал Леня. - Не личная «волга». Нет денег, не садись.»
- Выход через заднюю дверь, - предупредил Леня, и пока старушенция неуклюже ковыляла по проходу, задевая всех своей палкой, захлопнул створки двери. Он услышал у себя в кабине сигнал, потом еще, но тронул с места и категорически заявил:
- Бабушка, неоплатившая проезд, сейчас же оплатите.
Теперь все пассажиры в салоне смотрели в его зеркало, а старушенция поковыляла назад, постучала ему в стекло. Леня привычно толкнул движок.
- Товарищ водитель, - услышал он ее расстроенный голос, - я не захватила с собой удостоверения. Поймите, я честное слово даю. Я всегда надеялась, что оно со мной в кармане... У меня даже ни копейки.
- Что думали на остановке?
- Ну, милок, ну что мне, копеек жалко? Я бы и пешком прошла, да ноги вот... разболелись.
- Предъявите удостоверение.
- Я же сказала уже - забыла.
Лёне показалось, что старушенция начала негодовать, а это уже било по его самолюбию. Он на рабочем месте, и никто не смеет разговаривать с ним на повышенных тонах. И в конце концов, дело тоже принципа: села - плати.
- Платите! - Леня хотел задвинуть стекло, но нахальная старуха задержала.
- Я требую немедленно выпустить меня.
«Гляди-ка, еще и требует.» Леня только хохотнул, увидев в зеркале её разгневанное, покрывшееся темными пятнами, мясистое лицо.
- Товарищи, выход через заднюю дверь, - напомнил он и расхохотался, видя, как бабка заспешила по проходу. «Куда тебе, туша такая», -позлорадствовал Леня и закрыл двери перед самым ее носом.
- Бабушка, за безбилетный проезд штраф один рубль!
Леня объявлял выход то через переднюю, то через заднюю дверь. Его «зайчиха» выдохлась, мечась по проходу, уже не надоедала Лёне с мольбами и просьбами, не метала громы и молнии, а сидела хмурая, нахохлившаяся и смотрела куда-то в пол.
«Покатаю с часок, да отпущу», - смилостивился Леня, и когда он на одной из остановок зашел в салон, чтобы вставить в кассу новый катушок билетов, старушенция продолжала сидеть так же молча, будто и не думала выходить.
- Выходите, - Леня тронул ее за плечо.
Старушенция насуплено молчала.
- Можете выйти, вам говорю.
- Моя остановка следующая, - тихо и спокойно сказала она. - Спасибо, сынок, накатал. Небось на трешку.
- На две, - психанул Леня.
Старушенция переупрямила, и это выбило его из привычного состояния. На остановках несколько раз прищемил кого-то дверями, забыл про экономные спуски и в довершение подцепил гвоздь. Менял баллон и материл старуху на чем свет стоит.
В автопарке, едва Леня поставил автобус на стоянку, к нему подлетел сменщик Катюхин и заорал во всю свою лужёную глотку:
- Пропал, в воду канул! Передовика ждут, а передовик ушел в партизаны. Было же сказано - ответное слово твое. Я что? Караулить тебя должен?
И с этими словами Катюхин буквально выдернул Леню из кабины и сунул ему в руки три красных гвоздики в целлофане.
- Значит так: твое дело, лишь бы гладко сказать. Как только аплодисменты и Пустых поднимет руку...
- Наш бог, что ли?
- Ты слушай. Поднимет руку, вот так, ты следи, сразу иди и вручай, дескать, от комсомольцев и теде. Ну, не мне же тебя учить.
- Настроения что-то нет. Может, ты?
- Привет. Мне на смену, дорогой, - хохотнул Катюхин. - Да, чуть не забыл. Фамилия - Цибрюк. Кавалер двух орденов. Побрякушек – тьма. Ну ладно, беги.
Стараясь не скрипнуть дверью, Леня ступил в Красный уголок, и сразу, будто в его честь, загремели аплодисменты. Рядом, всем корпусом подавшись вперед, бил в ладоши диспетчер дядя Боря.
Леня приосанился, поправил галстук, улыбнулся Ангелине, что сидела в первом ряду, и по ступенькам легко взлетел на сцену. В эту минуту вредная старушенция напрочь стерлась из памяти, был только зал и не так уж много глаз, что смотрели на него. Вон сторож Федотыч, уборщица тетя Даша, слесарь Никита Артемьевич... И восторженные глаза Ангелины. Привычный отсюда, со сцены, вид. И сцена тоже, будто постамент, привычная, крепкая, с трибуной, столом, покрытым красным плюшем, с президиумом из одних и тех же лиц.
Леня еще не обдумал, что он скажет Кавалеру двух орденов, этому Цибрюку, которого еще не успел приметить, но знал, что слова придут как всегда вовремя, самые точные и требуемые в таких случаях, и все будут в восторге.
Первое, что ослепило Леню, когда повернулся, была косая сверкающая гирлянда медалей на высокой груди и слева два ордена, тусклых, будто серого чугуна, и, наверно, таких же тяжелых.
- Дорогой товарищ...
И тут Леня, будто хлебнул с жажды большой глоток воды, он увидел перед собой полное, с красными пятнами по щекам, знакомое ему лицо. Старушенция смотрела на него совсем по-доброму, радостно, возбужденно, словно Леня был ее давним и хорошим знакомым, человеком, которого она много лет не видела, но ждала.
Горячая волна хлынула сначала к голове, потом к ногам, и Леня почувствовал, что ноги стали ненадежными, ватными. Боязливо, будто боясь обжечься, он двинул руку с гвоздиками вперед.
- Вот, - с неимоверным усилием выдавил он из себя, - вам. Это... от нас... Вот. Извините.
Старушенция взяла цветы, коснулась ершистых мягких лепестков губами, и Леня увидел в ее глазах слезы.
«Заложит. Как пить!» - стучало у него в висках, когда он, ничего не видя перед собой, сходил со сцены.
- Лёня! Лёнька! - будто из другого мира донесся до него голос Ангелины. - Да очнись ты. Что ты сегодня, как вареный?
- Отстань! - оттолкнулся Леня.
Лёнь, да ты чего? Лёнь - это прямо чудо, что за женщина! - Вдруг живо, порывисто сообщила Ангелина. - Представляешь, одна, без расчета, на нее танк, она зениткой, почти в упор. Три «тигра» зараз... не зараз, конечно. А красные пятна по щекам заметил? - это она в бочке с бензином горела, когда грузовик на мине подорвался. Бочку разорвало, а ее подкинуло и туда. И ногу осколком… а второй орден, это уже недавно ее разыскали, за переправу на Висле. В нашем городе единственная женщина-фронтовик. Да ты не слушаешь, Лёнь.
- Иди ты, - он грубо оттолкнул Ангелину. - Единственная. Ордена, медалюшки... Ну, молодец, бабка. Что я теперь, плясать перед ней должен?
Леня пошел прочь было, но остановился и раздраженно добавил:
- У меня вон... тоже... - хотел сказать «жизнь впереди», да отмахнулся. - Ай, ну тебя...