Жаворонки и совы. Глава 26

  Следующие полчаса я и Хелена, как старые добрые соседи, пили ароматный чай с шиповником и мятой. Мы, не сговариваясь, старательно очертили соляной круг мирных и нейтральных тем: травы, способы заварки и формы глиняных чайников. Я с жаром рассказывал ей о своём увлечении китайским чаем, расписывая все оттенки его пропитанного дымом и древесной корой вкуса, а она лишь с удивлением вскидывала брови, будто восклицая: "Чего только люди не придумают!". Я вдруг почувствовал острый укол тоски по тихому уюту своей крошечной кухни, но тут же решительно отодвинул от себя этот отравленный клинок: уже совсем скоро я вернусь домой — и кто знает, может, в очередной схватке с драконом нам с ним удастся остаться при своих.
  На смену чаю пришли овощи и рыба, которые надо было подготовить к ужину, и по мере того, как мы сосредоточились каждый на своей части работы, разговоры стихли, и песне старого дома, ворчливо потрескивающего под ветром и солнцем, вторили лишь стук ножа и аппетитный хруст сладко пахнущей моркови, помечающей обидчика мазками оранжевой, как закат, крови.
  Мы переделали множество дел, мелкими дольками поедающих время, — я даже взялся за тетрадь, но мысли, будто сытые сонные овцы, никак не могли собраться в стадо — а день не желал кончаться, раскинувшись над таким же безбрежным морем, которое почти застыло под неярким осенним солнцем, отдаваясь ему всей своей глубиной.
  Я вышел за калитку, позволив своим неугомонным ногам самим выбрать желаемый маршрут, и через несколько минут вполне ожидаемо оказался у замеченной днём развилки. Я остановился и вгляделся в тихую пыльную улочку, пытаясь угадать, куда приведёт меня эта дорога, но в нескольких метрах впереди она кокетливо изгибалась, пряча за поворотом все свои тайны. Поразмыслив, я всё-таки отправился по старой мостовой с красными, как капли вина, листьями осины, вспыхивающими то тут, то там, и нежными кустиками вереска, ведущими охоту на лучи вечернего солнца. Одним поворотом улочка не ограничилась, и я, петляя, как заяц, постепенно спускался куда-то под гору. Наконец, будто устав играть со мной, дорога выплюнула меня на широкий берег, запустивший в море бесчисленные когти причалов.
  Лодки всех возрастов и размеров тихо дремали на приколе. Некоторые из них были связаны между собой и, качаясь на волнах, как скрежещущие гроздья, без конца толкались бортами, не давая друг другу уснуть. Несколько лодок лежало на берегу — беспомощные, как перевёрнутые черепахи, они, верно, уже и не надеялись добраться до спасительной воды. Я уселся у одной их них, навалившись спиной на нагретый солнцем борт, и глубоко вдохнул густой, как похлёбка, воздух. Остро пахло просоленными водорослями, рыбой, сухим деревом и влажным песком. Людей почти не было, лишь пара рыбаков копошилась у своих судёнышек, ремонтируя и укрепляя немолодых, но верных товарищей. Надеясь поживиться, серые и белые чайки то и дело с криками проносились мимо них, круто, как с трамплина, взмывая над волнами в самый последний миг перед, казалось, неизбежным падением.
  Лодку Марии я увидел сразу. Она отличалась от других, как редкий породистый конь отличается от мохноногих фермерских лошадок. Её изящное, узкое, хищное тело нервно подрагивало от невысоких прибрежных волн, бьющихся об опоры причала. Она не выносила этого тягучего, как лакричная конфета, ожидания, этой мутной пенной воды затона, трескучих сплетниц-соседок. Скорость — вот что было её жизнью, бешеный бег, когда она, словно плуг, нарезала поверхность моря на кипящие белые грядки, да ловкие девичьи руки, почти незаметно направляющие острый нос к финишному столбу маяка, но, стреноженная тяжёлой цепью с замком, сейчас она могла лишь грезить об этом.
  В памяти возник Иэн, нехотя принимающий ключи из рук Мартина. Я вдруг почувствовал бешеную ревность, представив, как эта бесцветная и худая, похожая на палочника, фигура сидит у руля.
— Ну, а какое тебе, собственно, дело, кто возьмёт лошадку под уздцы? — знакомое длинное лицо, колеблясь, возникло слева, демонстрируя ровный ряд белых акульих зубов.
— И какого чёрта ты тут забыл? — мне показалось, что недовольный женский голос раздался прямо над моей головой.
  Я обернулся так резко, что хрустнула шея. В метре от меня, пожёвывая дымящую, как паровоз, закопчённую трубку, стояла Марта. К моему удивлению, она даже не смотрела в мою сторону, внимательно наблюдая, как по мокрому песку, издавая отрывистые звуки и перепрыгивая через чёрные нити водорослей, торопливо пробирается молодой полосатый кот. Он не отводил влюблённого взгляда от хозяйки и лишь изредка прицельно посматривал на песок под ногами, выбирая дорожку посуше. Тёмный хвост гордым штандартом взметнулся в небо, а пронзительные жёлтые глаза, казалось, ярко светились в едва наметившихся сумерках. Не дожидаясь, пока кот дойдёт до неё, Марта развернулась и медленно пошла в сторону улицы, по которой я пришёл. Кот в несколько прыжков догнал и обогнал хозяйку, скользнув пушистым боком по её грубому чулку, и весело потрусил впереди, изредка оборачиваясь и мяукая.
  Я помедлил пару минут, а потом встал и пошёл за ними. Не знаю, почему я это сделал: то ли спасаясь от порывов ветра, налетающих с моря, то ли потому, что больше не хотел разговаривать с Длиннолицым.
  Дойдя по первого дома, я ощутил, как знакомо дрогнула под ногами земля, и оглянулся. По морю катилась одинокая волна, второгодником возвышавшаяся над другими. Она, шипя, плеснулась на берег, распугав чаек и заставив рыбаков чертыхнуться, а затем втянулась обратно, будто её и не было. Море издало утробный звук.   
  Я ускорил шаги и довольно скоро догнал Марту, стоявшую у калитки с котом на руках. На улице было темнее, чем на берегу, но я чётко видел, как она пристально смотрит на меня, не выпуская из зубов потухшей трубки и не говоря ни слова. Зачем-то поздоровавшись, я осторожно прошёл мимо, гадая, не плюнет ли она мне вслед. Я уже почти свернул в ближайший поворот, ругая себя за идиотские фантазии, как вдруг услышал сзади надтреснутый голос:
— Эй, парень!
  Я вздрогнул и обернулся.
— Вы меня зовёте?
  Марта с нарочитой тщательностью осмотрела улицу.
— А ты тут кого-то ещё видишь? — она хмыкнула и покачала головой. — Заходи, я расскажу тебе про местные легенды.
  Я остолбенел от странного предложения, но ноги сами понесли меня к калитке. Не дожидаясь меня, по своему обыкновению, женщина скрылась во дворе. Я осторожно приоткрыл калитку, затем сделал шаг и осмотрелся. Двор мало чем отличался от таких же дворов на любой улице этого селения: горка дров, какие-то лопаты и непонятный мусор. Разве что дом был совсем крошечным — с улицы мне показалось, что в нём не больше одной комнаты, которая служила и кухней. Я поднялся на крыльцо и вошёл внутрь, на всякий случай не закрывая дверь до конца. Заметив мой маневр, Марта встала и, наклонившись, с грохотом выдернула из-под стола табуретку.
— Садись.
  Я сел, стараясь держать выход в поле зрения. Хозяйка подошла к двери и с силой захлопнула её. Полосатый кот тут же растянулся у порога и зевнул, поглядывая на меня прищуренными жёлтыми глазами. Женщина достала из буфета узкий деревянный ящик, видавший виды, судя по пятнам и царапинам, поставила его на стол и села на вторую табуретку рядом со мной.
— Не люблю сквозняки, — протянула она, открывая футляр, в котором тускло блеснули лезвия и свёрла.