Сны из антикварной лавки Глава 2. Пожелтевшие стра

Ранние зимние сумерки заставили Киру оторваться от дневника, она встала с кресла, включила лампу и продолжила. С трудом разбирая выцветшие, местами исчезнувшие со страниц чернила, она все больше погружалась в чтение и уже не могла оторваться от пожелтевших страниц.

На первый взгляд ничего интересного, восторженная молодая особа делится счастливыми моментами своей жизни – романтический бред юной дурочки. Но, чем дальше Кира читала, тем сильнее колотилось сердце.

- Не может быть, этого не может быть! – повторяла она вслух.
С января 1917 года записи следовали чуть ли не ежедневно, обычная история влюбленной по уши девицы, которая писала о кратких свиданиях с молодым офицером, помолвке и предстоящей свадьбе. Чушь, в общем.

Затем записи прерываются, и в конце 1817 сообщение о рождении дочки Оленьки. Потом опять перерыв, а все записи 1918 о том, как Надежда едет вслед за мужем – офицером. Последняя запись в конце июля 1918 – они за Уралом. На этом записи обрываются.

- Этого не может быть! Неужели это она? – через сумбурный рой мыслей в голове очень ясно всплывает рассказ ее столетней бабки. – Слишком много совпадений, так не бывает. Все верно, молодая женщина – Надежда, маленькая девочка, они из Санкт-Петербурга, 1918, Зауралье, Колчак, поехала вслед за мужем – белым офицером. Все совпадает. Не может быть!

Чем очевиднее факты, тем невероятнее они порой выглядят.

Кира закрыла дневник, она еще долго приходила в себя, сидя в кресле. Уж очень хорошо запомнилась ей эта история, рассказанная ее бабкой в одну из последних их встреч.

Старой карге исполнилось тогда 99 и они проявляла чудеса вредности, изводя своих близких капризами и придирками, но Кира всегда вспоминала о ней с улыбкой и теплом, бабка подарила ей по-настоящему счастливое детство. Обладая неуемной энергией и не в меру живым характером, она была настоящей придумщицей и матерщинницей, с которой не соскучишься.

И еще, бабка обладала феноменальной памятью, в свои 99 лет она помнила все подробности свей жизни, декламировала стихи, знала все номера сотовых телефонов многочисленной родни и друзей и была в курсе всех современных политических событий.

- Кирочка, у меня стала ухудшаться память, - я начала забывать номера телефонов, а в прошлом году все помнила. – пожаловалась она как-то Кире.

- Бабушка, мне бы свой номер запомнить, - парировала та. – Ты у нас как телефонный справочник и Большая советская энциклопедия!

Кира не раз слышала и от бабки, и от отца, что в Петербурге, на Васильевском острове живет какая-то их родственница, но что это за родственница, подробностей она не знала. Замечала только, что, упоминая о ней лица говорящих становились серьезными и торжественными, как будто они гордились чем-то.

Бабка, упоминая о ней, говорила - "она- наша". Это самое "наша" было признанием, причислением к семье. О родственниках и близких людях бабка всегда так и говорила - "наша", не уточняя при этом степень родства. Звучало "наша Валя" или "наша Роза"- и всем было понятно, о ком идет речь. Однажды, в одну из последних встреч бабка и поведала Кире эту удивительную историю.

Кира долго не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок и вспоминая подробности.
А ночью ей снился сон, она говорила с бабкой, видела казачье село, маленького плачущего ребенка. Во сне все происходило так, как будто бы Кира была непосредственной участницей тех далеких событий.