Умолчи, считая тайной Глава 13-14

Глава тринадцатая

2020

Разводиться Муха не собирался – напротив, следовало принять меры к укреплению семьи. Мобильная связь – хорошо, но номер в отеле оплачен спонсором, и звонки в любую точку планеты – в том числе. Пока дают, надо брать. Первым делом обрадовал жену тремя хорошими новостями: первое – он возвращается в семью, вторая, ещё лучшая – у него будет суперская работа, а третья, лучше всех – работа за три тысячи миль, поэтому надоесть не успеет.

– Мне дают неделю на сборы, увольнение и поцелуи, а потом на полгода в Лозанну.

– А я? – загрустила недоразведённая супруга, – Я тоже хочу в Лозанну…

– Ты – мать. Твоё дело – воспитывать нашу дочь в духе любви и уважения к отцу. Завтра приеду, расскажу подробности.

Разлуки и расстояния укрепляют чувства – примерно так объяснила Жанна излившееся на вновь обретённого мужа море любви и нежности. Успела соскучиться и Сашенька: все вечера просиживала на его коленях, а на ночь заказывала одно и то же – сказку «про белое море и непослушную царевну».

Перед отъездом Генку посетила одна, как ему показалось, чрезвычайно продуктивная мысль.

«Там, в центре прогнившего Запада, наверняка обитает множество богатых господ, охочих до всевозможных реликвий и антиквариата. Надо будет позондировать почву – попытка не пытка… И хотелось бы знать, сколько всё же могут дать… или заплатить, что далеко не одно и то же. А узнать нам поможет друг Саня – ему, сотруднику конторы на три буквы «Эф», «Эс», и «Бэ», это ничего не стоит…»

Он позвонил другу, извлёк «Орла и муху» из потайного укрытия, убедился в сохранности и убрал назад. Тайник оборудовал лично по принципу: хочешь спрятать вещь – положи не самое видное место. Его книги, конспекты и прочая университетская и рабочая хрень хранились в обычном письменном столе, стоящем в детской. Среди прочего – толстый альбом с подписью «Гистология», никому не нужный и не интересный. На то и рассчитано. Роль секретного замка; играл клинышек, мешающий полностью открыть нижний ящик. Жанка в его книжки-тетрадки не лазит, у Сашки силёнок пока маловато, вот подрастёт – перепрячем.
 
Одно время, на заре научной карьеры аспиранта, Турпилий нахально помещался прямо в ассистентской – слава богу, вороватый профессор тогда никакого значения делам ученика не придавал и нос в его столы не совал. К счастью, женитьба и перевоз большей части бумажного хлама в этот столик состоялись раньше позорного обыска.
 
«А если я уеду, а этот козёл под каким-нибудь предлогом заявится к Жанне?.. Вотрётся в доверие и попросит «буквально на минуточку ознакомиться с бумажками вашего уважаемого мужа, моего ученика… мы вместе работали над одной проблемой, и я случайно, по старческой забывчивости, отдал ему мои наработки…  я планирую пригласить его обратно на кафедру, он талантливый учёный…» Жанка – не дура, но и этот – седой, солидный, подход имеет… Полезет искать разгадку феномена Белкиных детей, а найдёт басню?! А ведь за ним не заржавеет…»
 
И Генка, вспомнив студенческие годы, решительно отнёс «Гистологию» на почту – государство, как известно, лучший гарант сохранности личного имущества граждан. Любого, не исключая краденого.

Оставалось сделать ещё два дела. Первое – попроще: вытащить из кухонной антресоли коробку со своими старыми зимними ботинками и заглянуть в правый. Там – маленький стеклянный флакончик с притёртой пробкой, на треть заполненный серым порошком. Весь не нужен, хватит половины.

Ни один профессор в мире не догадается искать СУБСТАНЦИЮ в столь прозаическом месте! Генка поначалу не предполагал такой стойкости чудесного средства – применял только свежим, оно портилось, приходилось снова и снова лазить в холодную воду… Потом попробовал высушить. Убедился: работает. Тогда набрал побольше, привёз в универ. Попросил знакомую биохимичку просушить под вакуумом, подержал в пароформалиновой камере… работает!..  И пошло;… Главное – не допускать влаги. А в ботинке – сухо. Для надёжности там же лежит бумажный пакетик с рисом. Просто и эффективно.

Эмбрионы, погружённые в каплю зеленоватого студня, приживались ВСЕГДА. На сто процентов, независимо от видовой принадлежности «матери» и «дитяти». Как и почему это работает, Генка не знал и даже не догадывался. Предполагал: слизь выполняет роль некой обманки, сбивая с толку природный механизм распознавания «свой-чужой». Для чудодейственного вещества на случай нобелевской речи придумал название «канновиридин», составное из «каннибал» и «виридис» (зелёный). Но «субстанция» – красивее и таинственней…

Эх, если б не те телевизионщики… По словечку, по граммульке скормить «Ефрейтору» идею, и открытие могло состояться. Но – ничего пока не потеряно. Будем открывать в Лозанне. А может, в тамошних прудах тоже есть свои лягуши;?  Или рязинские псевдо-каннибалы – уникальны?.. Вот заодно и проверим, сначала на европейских крысах, а далее – можно и на дамах…

Дело второе – сложнее и гораздо приятнее. Муханов поехал в пара-клуб, поздоровался со знакомыми любителями умеренного экстрима, познакомился с незнакомыми и налетался всласть. Как муха.


Работа в швейцарской клинике «друга Дэна» российскому гинекологу очень понравилась. По сравнению с «Бебилайфом» – вообще не бей лежачего, хотя там всего двадцать коек и, соответственно, не более двух десятков единовременно лежащих на них тётенек, а здесь – во много раз больше. Сколько конкретно, так и осталось неизвестным. На прямой вопрос хозяин ответил вопросом: «Тебе это надо?..»

Тогда Муха взялся за выяснение самостоятельно – и ни черта не выяснил. Здание центра имело форму неправильной пятиконечной звезды. По центру – коммуникации, диагностические службы, в отростках – палаты, операционные и ещё хрен знает что. Вот это «хрен что» его и озадачило – в целый ряд отделений пройти не удалось ни под каким видом. Он вроде сотрудник, униформа с бейджиком как у всех. А не пройдёшь!

Карточка-пропуск срабатывала для двух «лучей» с дюжиной смотровых кабинетов, диагностическими подразделениями, палатами кратковременного пребывания, лабораторией. В сущности, доступ имелся в аналог обыкновенной женской консультации.  Несравнимо мощнее и на порядок современнее всех, где довелось побывать, но и только..

Здесь, в «консультации, он и сидел четыре дня в неделю, наблюдая и иногда участвуя в приёме, проводимом «шеф-доктором».

В ещё два отростка умудрился проникнуть, с рассеянным видом пристроившись к другим «сослуживцам», возвращавшимся с обеда. Но те вошли в кабинеты, двери за ними закрылись, и всё. Показалось: где-то неподалёку заплакал ребёнок. Прислушался – нет, тихо. Он походил по пустым коридорам, подёргал двери, и ровно через три минуты был выведен в центральный «ствол» молчаливыми охранниками. А к концу дня шеф-доктор Агнесса с вежливой улыбкой проинформировала:
– Я уполномочена вам передать: праздное посещение сотрудниками непрофильных подразделений в нашем центре не приветствуется.

Его попытки по русскому обычаю свести всё к шуточкам успеха не имели. Дама молча указала нарушителю на рабочий стол и к теме более не возвращалась. Генке захотелось спросить: «А наши с вами разговоры никем не прослушиваются?.. Или присмотр за мной возложен  лично на вас?»

В «профильном» подразделении имелась и операционная, где он по параллельному эндоскопу наблюдал, как «шеф» выполняет процедуру имплантации эмбрионов. Составил мнение: мадам – грамотный специалист, не более. Не виртуоз. Муха ежедневно ожидал предложения поменяться местами, уж он бы показал класс… не дождался.  И пришёл к тому же вопросу: «Оно мне надо? Шеф – на то и шеф, чтоб руководить, а моё дело – знакомиться.» Когда спросил, скоро ли ему дадут возможность что-либо сделать самостоятельно, Агнесса пожала плечами: «Вам?.. А разве у вас есть допуск?..»

Всё стало на свои места: без подтверждения диплома, обещанного «по ходу», рассчитывать не на что. А сотрудники «непрофильных» лучей, по всей вероятности, заняты изготовлением эмбрионов из заранее взятых у заинтересованных дам яйцеклеток и положенной мужской добавки. Может быть, имеется и стационар, где отлёживаются обременённые с угрозой выкидыша… всё как у нас. Посторонним там делать и в самом деле нечего.

Поселили его в квартирку на четвёртом этаже семиэтажного дома, одного из трёх аналогичных на территории комплекса, включающего основное здание центра, развлекательный и спортивный блоки, универсальный магазин, хозяйственные постройки. Была и целая улица, по обеим сторонам тесно застроенная двух- и трёхэтажными коттеджами, при каждом – лужайка, дворик. В одном из таких обитала шеф-доктор, и остальные не пустовали. Очевидно, это локальный рай для местных бугров.

 Квартирка по здешним меркам наверняка считалась простенькой, но бедненькой её назвать язык бы не повернулся. Жанна, доведись ей приехать с ним, осталась бы довольна. В жилище сочетались минимализм и достаточность: спальня, гостиная, раздельный санузел без ванны, но с сауной, кухня-столовая. И застеклённый балкон, скорее терраса с парой шезлонгов и комплектом тренажеров. Минус в нынешнем положении имелся всего один – выходить за пределы центра не запрещалось, но идти было некуда. В обозримом пространстве – горы, поля и ничего более.  А выезжать – не на чем. Своей машины нет, взять напрокат – не за что и негде. Общественным транспортом и не пахнет. Куда надо – возят, куда хочешь – увы… 

Голод постояльцу не грозил – продукты имелись в изобилии. Кто и когда пополняет запасы, узнать не удалось. Пиво-воды в холодильнике тоже не переводились, и Генка ни грамма съестного не покупал. Карманные деньги, выданные Дэном в счёт будущих барышей, тратил лишь на сигареты.
Быт обустраивался как бы сам по себе. Кто-то невидимый поддерживал чистоту, проветривал, менял бельё и мыл посуду. Коммунизм в отдельно взятой квартире. Или в тюрьме?

Чьё-то незримое присутствие напрягало. Камер и микрофонов не видно, но кто-то же как-то узнаёт, когда зайти и произвести некие действия, не попадаясь на глаза жильцу? В рабочий день это нетрудно, но ведь в выходные происходило то же самое... В его личных вещах и одежде как будто никто не копался, и всё же ощущение непрерывной слежки сохранялось постоянно.

Дениса видел редко – обычно тот заходил в кабинет к вечеру пятницы, совершая ритуальный административный обход.

«Восстанавливать наработки», к счастью, предстояло без «шефа». Научно-исследовательское подразделение центра располагалось отдельно, туда приезжего гения возил на служебном автомобиле молчаливый носатый водитель Лука. На все вопросы пассажира он отвечал двояко-лаконично: либо «Уи», либо «Нон».
Французского в Туле и Самаре не преподавали, поэтому общение исключалось.
 
В первый же «исследовательский» день Муха убедился: оборудование здесь не чета кафедральному, кое-что видел впервые. Составил перечень потребного инструментария и животных, отдал лаборанту – смуглому немногословному молодому человеку. Тот кивнул, сфотографировал, а неделю спустя можно было начинать. «Жучков» и «глазков» в рабочем помещении не наблюдалось, и Генка решил рискнуть – запустив процесс, в точности повторил процедуру с Белкой. Отличалась только масть крольчихи.

К завершению имплантации появился Дэн, понаблюдал, остался доволен. Расспросил о методике операции. Муханов бессовестно соврал, ни словом не упомянув главное – якобы смысл в искусственной локальной ишемии участка слизистой оболочки матки. Он-де наполовину отслаивает, вводит гипертонический раствор, пережимает артери;олу…

Работодатель с понимающим видом покивал и попросил для верности продублировать опыт ещё на двух экземплярах. Муха выполнил – жалко, что ли?.. Хоть сто порций – СУБСТАНЦИИ хватает. Её никто не заметил: лаборанта выставлял за дверь, ссылаясь на «эффект постороннего». Тот подсмотреть не пробовал – в этом он не сомневался. Заветный флакончик держал постоянно при себе, не упуская из виду ни на секунду. Даже дома, даже ночью, даже в туалете.
 
К сожалению, одна из ушастых мам до родов не дожила – пала на второй день после «зарядки». Увы, и в стерильной Швейцарии звери от инфекций не застрахованы. Зато две оставшихся в живых выдали нужный результат. Сенсационная картинка повторилась: к исходу второго месяца у серой Стрелки и пятнистой Грелки (имена исследователь придумывал сам) родилось по паре «морских поросят», котят и щенят. Триумф!.. Всё как на неблагодарной кафедре, с одним отличием: никаких корреспондентов и скандалов.

– Переношенными не выглядят, – деловито прокомментировал Денис, – У тебя вышло несколько лучше, чем у твоего профессора, не находишь?
– Не знаю, я тех не видел, – выдал заготовленную дезу Генка и поскорее сместил акцент, – Откровенно говоря, я и сам не ожидал. Боялся выкидыша в их обычном сроке. А выходит – плод типа регулирует…
– Ну да. Вместо месяца получилось два. Ты хоть уразумел, что; натворил?
– По-моему, ничего особенно нового – похожие штуки бывали. Только по двое, и там обязательно присутствовал один плод материнского вида…
– Вот именно! И срок беременности всегда соответствовал виду матери.  А у нас, – (при словах «у нас» Муха испытал болезненное озарение: никакой Нобелевки лично ему и здесь не светит), – В нашем центре, кажется, будет найден путь…
 
«То есть как это – в вашем? А я?.. А Шерстобитов, с теми самыми фотографиями?.. – эти вопросы заезжий естествоиспытатель колоссальным усилием воли удержал внутри, – Молчи, Муха, а то прихлопнут, как комара… Лучше о другом, земном…»

– Да, ты прав, у нас эффектик покруче. А раз так, неплохо бы и простимулировать?..  Хотя это ведь только начало…
– Проси чего хочешь, хоть полцарства…. Начало, ты прав. Надо провести опыт ещё раз, пару серий, с другими вариантами, крест-накрест, понимаешь? На собаках хотя бы... С подробной видеофиксацией всех этапов. И будем переходить к приматам. Пошли отметим, я угощаю.

«С видеофиксацией, блин… Вот этого бы о-оченно не хотелось… Где бы срочно пройти мастер-класс по приёмам Кио и Копперфильда?.. А приматы – классно. Что поделать, возьму другана в соавторы – самому всё равно не пробиться.»
Полцарства не дали. Его заменил чек с ранее невиданными цифрами. На банкете в местном ресторане Генку познакомили с двумя молодыми привлекательными дамами, брюнеткой и блондинкой.

– Позвольте, в качестве первого тоста, заодно представить вас друг другу, – открыл вечер Денис, – У нас сегодня вечеринка четырёх гениальных людей. Поскольку меня все знают, представлять самого гениального необходимости нет…

Оратор поклонился, переждал аплодисменты и продолжил:
– Итак, начнём. Справа – непревзойдённый биохимик-аналитик, очаровательная Минна.

Брюнетка привстала, сделала книксен, а Дэн с совершенно серьёзным видом поцеловал ей руку.
– Просто не знаю, что бы я делал без тебя, дорогая. Слева – неподражаемый специалист по айти-технологиям, абсолютный полиглот и великолепный звукоимитатор, изумительная Эрика.

Блондинка в свою очередь удостоилась поцелуя ручки.

– А рядом со мной, дорогие мои – наш гость и новый сотрудник из России, гениальный имплантолог и мой названый брат Геннадий Муханов. Прошу любить и жаловать.
 
Пирушка удалась. Девушки свободно разговаривали по-русски, вели себя непринуждённо, смеялись шуткам, танцевали... В мужские разговоры не лезли.

– У нас не Япония, но гейши имеются, – подмигнул Дэн, – Не стесняйся, выбирай любую. Я себе ещё нарисую.
– Спасибо, не надо. А можно задать пару вопросов, не в тему?
– Давай, задавай свои вопросы. Тебе сегодня всё можно. И в тему тоже.
– У тебя или твоего бати случайно нет знакомых коллекционеров, по древностям?
– У меня случайно нет. Сам кое-что имею, но без системы – так, для мебели. А у бати… можешь хоть сейчас спросить. Я ему про тебя рассказал, он в полной эйфории – как раз удобно старика озадачить под эту марку.
– Может, прямо сейчас поздновато?..
– Думаешь, уже спит? Да он ещё нам с тобой фору даст, и в этом смысле в том числе, – Лацис кивнул на возвращающихся с танцпола дам, набрал номер, – Фатер?.. Салют. Наш гений хочет тебя кое о чём спросить. Поговоришь?

У человека, когда-то безуспешно лечившего от смертельной отравы героя-ракетчика, был мягкий добрый голос.

Он хорошо помнит Геночку, сына его одноклассника и замечательного друга. Очаровательный был младенец и, видимо, вырос настоящим мужчиной. Он бесконечно сожалеет о невозможности вернуться в то время – сегодня Женю с большой долей вероятности удалось бы спасти. Крайне огорчён известием о смерти его матери – её он тоже прекрасно помнит. Он был очень рад успешному окончанию учёбы молодого коллеги и, пусть с опозданием, рад поздравить его с этим. Он будет счастлив когда-нибудь познакомиться лично. Он поздравляет Геннадия и Дениску с удачным началом их совместной работы. Он желает им обоим дальнейших успехов на благородном поприще.  А какой вопрос?.. Да, у него есть знакомые коллекционеры, кто-нибудь из них непременно заинтересуется…

– Как ты его назвал?.. Пуртилий?.. Старинная книга? Античность?.. Гут, в ближайшее время Дэнька сообщит… а лучше назови-ка свой номер. С тобой свяжутся. Происхождение раритета, конечно… неофициальное?.. При себе?.. Ах, там… Думаю, преодолимо. Не стоит благодарности. Будь здоров.
 
 «Надо же, одноклассник отца… доктор с мировым именем, а говорит со мной, как с сыном. Жаль, не лично, а по телефону – можно было бы спросить о маме. А что конкретно ты хотел спросить?.. Смог бы он её спасти?.. Тебе же сказал тот, кандидат наук – поздно. Метастазы повсюду. А даже если раньше, и этот Лацис или Латиссе, кем бы он ни был… даже если он в самом деле умеет пересаживать лёгкие вместе со средостением – где бы он взял для неё донора?!.. Разве только у тебя забрать? А где гарантия, что твои подойдут? А ты бы – отдал свои, заодно с жизнью?.. Глупости, бред. Это невозможно по определению.»

Лацис-младший танцевал с Минной, а блондинка по имени Эрика с задумчивой полуулыбкой разглядывала Генку. Ответно пожелав здоровья спонсору, Муха положил трубку в середину стола, и она накрыла его руку своей. У неё была ухоженная рука – узкая мягкая ладонь, тонкие пальцы с аккуратными тёмно-вишнёвыми ногтями. И вблизи она уже не казалось молоденькой – скорее ровесница Дениса, если не старше. Ему почему-то вспомнилась сестра – не теперешняя, а та, оставшаяся в далёком прошлом. «Черри».
 
– Как интересно… у тебя есть старинная книга… – Эрика наклонилась к нему, заглянула в глаза, – Так ты – сын одноклассника нашего директора? Друга детства?
– Ну да, есть у меня такая, – Генка вытащил руку, борясь с желанием взять салфетку и хорошенько протереть её, – И все мы чьи-то сыновья и дочки. Что тут особенного?

«Нет, не те во мне гены, – в очередной раз констатировал Муханов-самый младший, наблюдая перемену выражения лица визави, – Не те!.. Дед бы ни за что не отказался продегустировать откровенно предлагаемое европейское блюдо, и ни от кого бы не убыло... Гейшам, вообще-то, обижаться не положено, а эта, по всему, малость охладела. Ну и хрен с ней… полезнее перед сном тренажёр покрутить полчасика. Эффект тот же, а моральных издержек – никаких.»

– Пообщались?.. Договорились? – весёлый Дэн отодвинул стул для Минны, игриво хлопнул по попке.

С кем пообщались и договорились, не уточнил. Генка тоже решил не уточнять.  Он с брюнеточкой – о чём-то договорился, однозначно.
 
– Ты обещал полцарства?.. Столько мне не надо. Можно лучше на Волгу сгонять? И полетать бы....
– Как полетать? Ты шутишь?
– Как мухи летают?.. Вот так: ж-ж-ж-ж, – Генка изобразил, компания рассмеялась, – А ты сам не пробовал, на паралёте?
– На чём? На парашюте? Не, я высоты боюсь.
– Так на нём можно и низко, не испугаешься.
– Знаешь что? Тут особо не разлетаешься, да и холодновато уже. Слетай-ка ты домой, а после на Кипр. У меня там дача, типа виллы. Или отеля. Гостевой дом для своих, короче. Купишь там себе парашют, чтоб отсюда не тащить, и летай на здоровье, сколько влезет…

«Почему бы и не слетать? Деньги есть, следовательно, мир в семье обеспечен… с холостяцкой комнаткой пора прощаться окончательно, а тульскую недвижимость неплохо и придержать… кто знает, чем день грядущий порадует или огорчит?..  А что, если поручить Сашку колченогой тёще и махнуть на Кипр вместе с Жанкой?.. Её над морем покатать на крылышке?.. Это мысль…»


Глава четырнадцатая

октябрь 2020

–  Ну, здоро;во, летун-утопленник! – весело сказал кто-то по-русски, – Давай-давай, разувай зенки, мне доложили – ты уже очухался! Скоро жрать будешь, только ни пива, ни кофе, уж не обессудь, не дадут.

Человек на койке открыл глаза. Кто это? О чём он говорит? Сознание вернулось, но не полностью – цельное восприятие окружающей действительности пока отставало. Громкий голос давлянул на правое ухо, отозвавшись неприятным эхом в левом. Тише, тише…

Кусок белой стены, белого же потолка и треть широченного окна в белой раме без занавески либо шторы. Голос доносился откуда-то сзади от него, лежащего на боку, и чтобы разглядеть говорившего, надо было повернуться самому либо хотя бы повернуть голову. Ложе жестковатое, но упругое… комфортно, в общем… и подушка не высокая, не низкая, как раз такая, какую выбрал бы сам. Он абсолютно гол, но заботливо укрыт чем-то вроде лёгкого одеяла – невесомым, теплым и приятным для кожи. Шевелиться не хотелось. Есть и даже пить не хотелось. Хотелось спать.
 
Сильно хотелось спать, тишины, помочиться и послать весь мир куда подальше, а ещё – навести порядок в собственной голове. Последнее – в первую очередь, иначе ни за что не уснуть. Какой тут сон – внутри головы, очевидно, проходил футбольный матч между сборными тараканов – рыжими из правого полушария и чёрными из левого. Или наоборот, что не меняло сути – те и другие с топотом носились по несчастным мозгам туда-сюда. Табло, позволявшего определить время и счёт, не наблюдалось, следовательно, когда игра закончится, неизвестно. Пришлось вмешаться.

Единственный зритель, являющийся, кроме того, и законным владельцем стадиона, скомандовал: «А ну стоять!» Команда вышла неубедительной – просипелось нечто неразборчивое и маловразумительное. Игроки, тем не менее, малость умерили пыл. Беспорядочные передвижения сменились организованными забегами на короткие и средние дистанции – несколько секунд, пока формировалась группа бегунов, длилось затишье, зато потом – пронзительный то ли свист, то ли визг, и побежали-побежали…
 
–  Ага, понимаю. Головка, стало быть, бо-бо… И тошнит, небось?

«Ну-с, посмотрим, кто к нам пришёл, такой весёлый и добрый, с пониманием и сочувствием...»

  Лежащий попытался сделать это, но череп пронзило болью, и от попытки пришлось отказаться. Максимально скосив глаза, удалось лишь убедиться: потолок белый, гладкий, светильника не видно. Голос казался знакомым, не более.
 
«Кто же это? И вообще, где я? По интерьеру похоже на больницу… Точно, больница. А где? Ну, понятно – не в Германии, Швейцарии и уж никак не в России, а скорее всего там, где провел последний день – на Кипре.

А каким макаром я тут оказался? То есть не на самом острове, ясен хер – сюда, на Денисову виллу, он же сам меня и отправил, в порядке поощрения и заслуженного типа отдыха. Заодно акклиматизироваться к будущему рабочему месту. Или вилла… нет, по размерам даже не вилла, а небольшой отель супер-пупер класса, принадлежит не другу-коллеге, а компании?

Ба!.. Так это же его голос, и, следовательно, хохмит тоже он, собственной персоной! Чё ж я сразу не узнал-то? Не узнал, разумеется… да я сейчас мать родную, жену и дочку не только по голосу, а и в лицо не узнал бы – башка трещит до ужаса!
 
Ага, Денис. Или, как он сам представляется, Дэн. Или Дэнни. На мой вкус, смешновато получается: Дэнни Валентинович Лацис, он же Латиссе.  Валентин Кириллович, он же Валентино, всемирное светило – его родной папочка. Ему – родной отец, а мне как бы крёстный, в некотором роде опекун… Денис мне, можно сказать, назва;ный брат. Старший. Но ему-то, вечно занятому по самое не могу, полагается находиться… где? Никак не вспомнить…
 
Так-так. Вот теперь и мне, залётному, пора кое-что понять. Памяти нет. Не всей, к счастью, не всей – кто я, сколько лет и откуда родом – помнится прекрасно. Но вот последний день и ещё… погоди-погоди… господи, как котелок раскалывается! Полетал, называется… неужели шандарахнулся с сотни метров?.. выше вроде не лез…  И упавшему вполне закономерно отшибло память – ретроградную амнезию никто не отменял.

Да ну, глупости – тогда лежал бы уже не в палате, а в гробу… И кости, судя по ощущениям, все целы и на своих местах, чего после подобного пикирования быть просто не может. Насчёт черепушки, пусть и в шлеме, правда, такой уверенности нет… постой-постой – если б котелок треснул и там чего-то сверлили, убирали гематому – побрили б наголо, залепили-забинтовали, а повязки на башке не чувствуется, и волосья присутствуют. Цело, стало быть, и тут. Полетал… ну да, а как же! Было дело, помнится… помнится-то помнится, но явно не всё. А почему – утопленник?!.. Я что – в море вздумал приводняться? С ума сойти!»
 
Посетитель тихо произнес что-то на сей раз по-английски – по мобиле, не иначе, и неслышно подошедшая медсестра… или медбрат?.. нет, у мужиков не бывает таких лёгких рук… приподняла одеяло, быстро и безболезненно ввела в вену иглу.
 
Спустя буквально пару секунд тараканы испуганно умчались кто куда, а на смену им тут же заявились пчёлы. Деловито жужжа, полосатые сновали в поисках нектара (хотя откуда ему взяться в переплетении аксонных и дендритных отростков?), то разлетаясь по мозговым закоулкам, то собираясь плотным роем где-то в районе турецкого седла , тогда в глазах темнело, а гудение усиливалось, как в трансформаторной будке при пиковых перепадах напряжения.
 
Когда рою становилось тесно, пчёлки вытворяли нечто им явно несвойственное – яростно кидались друг на друга, пытаясь ужалить. Жгучий яд брызгал во все стороны и доставался хозяину уже не стадиона, а пасеки, она же бедная головушка. Между тем укол возымел действие – боль ослабла. Удалось повернуться и встретиться взглядом с сидящим у постели мужчиной.
 
– Привет, братишка, – на этот раз серьёзно и без всякого сочувствия промолвил пришедший, – Узнал меня, вижу. Расскажешь, какого хрена ты надумал купаться? Не сезон, по большому счёту… тем более – за сто миль от отеля, прямо с обрыва, в одежде и пьяным в драбадан? Или вообще ни хера не помнишь? Ну?..  Скажи словечко, не томи, роднуля!

Пациент с минуту беспомощно смотрел на него, потом его губы зашевелились, и глаза визитёра полезли на лоб.
 
–  Б… ба-а… бабуля!


2020

На Ленинских горах Вячеслав Горновицкий, тогда ещё Славка, в юности побывал дважды, и оба раза ему там не понравилось. Кому понравится, когда тебя тычут, как говорится, мордой в песок? Приехал, подал документы, пришёл на собеседование, ушёл ни с чем. И так ещё раз, только во второй заход их обоих – и его, и друга Сашку, выперли после третьего экзамена, по истории.
 
Теперь депутат в столице бывал часто, а вот на Воробьихины горки, как он презрительно именовал увенчанную непокорённым ВУЗом возвышенность, не ходил и не ездил принципиально. Бывший одноклассник Саня, ныне референт управления информационной безопасности некоего «органа из трёх букв», предложил посидеть в тамошней кафешке, но Слава был твёрд. Посидели дома у Бугримов, откуда и горки, и ВУЗ, если всмотреться в горизонт – как на ладони... а может, и не ВУЗ, а похожая высотка… какая, в сущности, разница. Главное – холодильничек со всем необходимым – вот, рядышком.
 
Жены и детей не видно, не слышно. Инка наглядно воплотила пушкинскую мечту об идеальной женщине, отличаясь лишь именем – звалась не Татьяна, но была и верная супруга, и добродетельная мать. Налили, выпили, ещё по чуть-чуть…

– Выходит, с тех пор как ты в депутатах, он тебе ни разу не звонил?
– Выходит, так. Но я-то звонил, и выдернуть его не раз пытался, только впустую.
– Ну да, я тоже его не видал года три… точно, три. Сашка у них родилась, они к Жанкиным приезжали, вот тогда и пересеклись. Девчонки-то видятся, а мы как-то…
– А мы виноваты? Я лично себя виноватым перед ним ни в чём не считаю. Ну, депутат, и что?.. я носа, как говорится, не задираю, могу хоть сегодня к нему в Самару метнуться, так не зовёт же…

«И, сдаётся мне, уже не позовёт…»

– Ага, метнёшься ты… сиди уж, метатель… ты на привязи. Не работа, так жена, не жена, так работа… Мне чуток проще, когда в отпуске, и то не слишком. И, между прочим – с чего ты решил, будто он в Самаре?
– А где?.. там, больше негде… Или я ошибаюсь?
– Ещё как ошибаешься. Он, Слава, теперь гражданин мира… Если жив ещё.
– Откуда знаешь?.. Всё-таки связь есть? Или от Жанки?.. А что значит – если жив?.. Ты, кстати, мне на днях звякнул, намекнул туманно – типа, с ним неладно, ты в шоке…  и пропал… А если б я не приехал – так бы и молчал?.. Давай уж, докладывай… Куда он там влип, в мире?
– Тут, Слав, целая история…Ты, коли не секрет, какую пользу приносишь родной стране?..
– Не понял…
– Упрощаю вопрос: кроме вреда?.. В смысле, зарплаты?
– Знаешь, Сань, я ведь могу и обидеться…
– На дураков и чекистов не обижаются. На первых – непродуктивно, а на вторых – небезопасно… Шутка.
– Понял. Так о какой такой пользе ты там начал?.. Кроме вреда… Я, вообще-то газету, можно сказать, двигаю…
– Ага, двигаешь. Прямо в народ... Народ рукоплещет, благодарно читает, и – в сортир. А Муха легким движением миллионов пять зелени в бюджет задвинул… Каково?
– Пи...ди;шь…  Откуда у него столько?!
– И это, заметь, по самым приблизительным оценкам. Если этого Турпилия на «Сотбисе» выставить – страшно представить, какие бабки можно загрести.
– Вот тебе и Муха… Турпилия?.. не слышал… Художник?..  А что там за история?
– Истрия, Славик, мутная до полной непрозрачности. Нас и на свете не было, когда началась… с самого начала не буду, скажу только о чём знаю. Звонит мне Генка месяца три с половиной назад и говорит: ты можешь типа поинтересоваться, сколько сто;ит какое-нибудь древнее изделие, типа книжки или там папируса, пергамента?..  Я говорю: так ты и сам можешь – включи пищалку, погугли;, и всё тебе скажут, не хуже моего… А он: да не, там лажа, мне бы конкретно… Я: так ты и скажи конкретно – какой папирус? Он и говорит: вот, мол, слыхал как-то на лекции у Ёжика (это у них там одного деда-профессора так окрестили) – была в Эрмитаже книжка якобы второго века до нашей эры, автор Турпилий… а потом она вроде как в войну пропала. Так про неё – можешь узнать?.. Я говорю: а как называлась книжка-то?.. Он: да хер её знает – про муху что-то…
– Муху?!.. Ни фига себе совпаденьице!..
– Ага. Ну, я навёл справки, в Культ-ист-фонде и по нашим каналам. И  уяснил – темнит наш Муха, как обычно. Оказалось, была такая книжка, только это и не книжка вовсе, бумажная в смысле, а пергамент, и действительно едва не ровесник пирамид. И хранилась в Эрмитаже, а туда попала чуть не из Константинополя, где её наши ратники при Святославе конфискну;ли… или вообще при вещем Олеге. Давно, одним словом.
– Ха-ха-ха!.. Давно, тут ты прав… В истории, Санёк, мы с тобой примерно одинаково сечём. Ровно на два балла, как говорится... Давно… А потом?
– Что – потом?..  Потом её спи...дили, Слава.
– Из Эрмитажа?!
– Да нет, конечно. Из Эрмитажа не украдёшь. Война началась, оттуда кучу самого ценного вывезли – что-то в Свердловск, что-то в Саратов, кое-что и в Куйбышев попало. Война кончилась, Зимний восстановили, стали свозить всё назад, вот при отправке нашу басню «Про орла и муху» – и увели.
– Кто увёл?
– А хер его знает. Архивариус или реставратор какой-то, фамилия его меня не интересует. Узнать могу, если хочешь…
– Да ну его…
– Согласен. Книжку искали, понятно, да так и не нашли. Реставратора или архивиста то ли шлёпнули, то ли сам окочурился. А книгу внесли в перечень, или реестр похищенных особо ценных произведений искусства. Вот такую фигню Муха и откопал.
– И тебе принёс?..
– Ага, принёс. На блюдечке с голубой каёмочкой… Я ему когда рассказал, про книжку, он ещё спросил: а копию с неё снимали?.. Я говорю: ты, чувак, как себе представляешь – с доисторического пергамента копию снять?.. Он говорит: а при царе снять не могли? Я ему: при царе, может, с чего и снимали, только она как была одна-единственная, так и осталась. Понял?
– Понял. Чего тут не понять…
– Не, это я ему говорю: понял?.. Он: одна, значит?.. Так сколько же за неё могут дать?.. Я: это, брат, смотря с какой стороны посмотреть. Если ты её спёр – то лет десять, а если нашёл – то, как с клада, тоже десять, в смысле процентов. Или двадцать пять.
– Двадцать пять. Или пятьдесят?.. не помню.
– Я тоже. Он спрашивает: а конкретнее можно? В денежном выражении? Я ему: ты что – нашёл эту «муху»?.. Вот тут, Слава, он себя повёл как-то странно.
– Как – странно? Давай выпьем ещё, а то я с твоими кладами протрезвел начисто…
– Давай… Как странно… по-моему, он не сам её нашел, но с кем-то там законтачил. Я ему выдал – миллион. Понял, говорит, миллион так миллион. Так и запишем. И отключился.
– А дальше?
– А дальше ни слуху от него, ни духу, и вот недавно – звонит, впопыхах будто. Говорит: помнишь, про Турпилия?.. Помню, говорю. Он: а можешь организовать типа перехвата в аэропорту?.. Я говорю: какого, на хер, перехвата? Он говорит: записывай, и фотки прими – фас, профиль, вид сзади… Вот такой, говорит, человечек повезёт книжку нашу музейную в инвалидском кресле на выход. Поймаешь – честь тебе и хвала, не поймаешь… тогда – ни чести, ни хвалы, одни убытки родной стране. Но постарайся, говорит, осторожненько, чтоб он не допёр, откуда на него наезд. Я говорю: ты имеешь в виду – тебя не засветить? Типа того – говорит…
– Поймали?
– Поймали, Слава, поймали.  И вроде не засветили, но мне кажется – всё равно писец ему.
– Как это? Раз уж не засветили – почему писец?
– Этот кент, с коляской – он уже не раз мелькал. И не только у нас. Хитрый, гад… Коляску хоть через сто детекторов пропусти – ни хрена не высветишь, понимаешь? Он едет раз – ничего, два, три, десять… а на одиннадцатый везёт мону-лизу или рембрандта какого-нибудь, и никто не видит. А с книжкой наши ребята, по-моему, зря мудрили. Надо было по-простому, взять его за жабры… А они колясочку ему багажной тележкой – хрясть!.. Спицы на колесе или подшипники погнулись, она не едет, скрипит. Он говорит: битте-дритте, мол, всё в порядке, я так докачусь, тут недалеко… А наши: найн-найн!.. Мы моментально починим ваш агрегат, вы вот тут отдохните, на мягком диванчике, буквально полчасика... Он отдохнул, двадцать семь минут. Они починили, и поехал соколик, полетел супер-классом – там он в салоне прямо на своём катафалке сидит.
– И что? Починили, а книжку из тайника изъяли, естественно?
– Ну да. Но лучше б ему с маху врезали – вот, дорогой геноссе, при ремонте нашёлся у вас тут под жопой тайничок-с… А они её подменили, мудрецы хе;ровы. Достали пакет, развернули аккуратненько, древнюю книжку вынули, точно такого же размера журнальчик завернули – и летите, дяденька… Он и полетел, в твёрдой уверенности – никто к нему под жопу не лазил, во всяком случае, на таможне. Что сам положил, то в своём Франкфурте или Гамбурге и достал.
– Так, выходит, они его, наоборот, подставили?!.. Муху, в смысле? Если он о грузе знал, то он и организовал подмену? 
– Вот именно, Славик, вот именно… И с той поры о нём – ни слуху, ни духу.
– Ё-моё…

«Но мне-то он написал уже позже… стало быть, эта куча и эти грабли – не самые страшные?..»

 – Ага. Поэтому за его здоровье мы, пожалуй, пить не будем.
– Погоди, Сашок. А разве у вас нет на такой случай возможности его прикрыть, ну, типа программы защиты свидетелей? Раз уж ваши умники перемудрили – взять под колпак, охрану типа приставить?..
– Охрану, говоришь?.. Ну, во-первых, не в таких я чинах, чтоб эти вещи решать, с защитой и охраной, даже в Самаре. А во-вторых – какой на хрен колпак?..  Как его надеть, когда я тут, а он в Лозанне?.. Или вообще на Кипре?
– Ё-моё…
– Ага.