Триста лет И. Канту

   Меня привлекла в своё время одна формула Канта. Он писал в «Критике практического разума»: «Меня удивляют две вещи: звёздное небо над нами и моральный закон внутри нас». Не сразу  открылся  для моего юношеского ума  смысл этого загадочного выражения. Но когда это произошло, фраза показалась мне столь прекрасной и возвышенной, что я пережил восторг, которого уже никогда более не испытывал, вчитываясь в другие строчки сочинений философа. Более того, трудясь над их осмыслением, я сказал себе, что чтение это мало даёт моей душе, как, впрочем, и работы других немцев. Более того, вся классическая германская философия (и не только германская) всегда казалась мне холодной, рассудочной, потому что исходила не из сердца. Правильно построенные фразы напоминали мне уложенные в геометрическом порядке блоки каменной мостовой, будь это Аппиева дорога или любая другая.  Вероятно, у меня чувственно-интуитивный ум. Это не значит, что беллетристический пошиб русского любомудрия нравится мне на 100 процентов, но она всё же ближе. Вполне же совпадает со складом моего ума философия М. Пришвина с её «чувством мысли» в основе.  Может быть, это близко эзотерии, «сокровенным знаниям», «Четвёртому пути» Гурджиева, Востоку, но не в его Рериховском северно-гималайском варианте. Мысль без чувства, как цветок без корня и даже без почвы. Они, конечно, есть, но не видны, не чувствительны и не близки душе.
    Я пробовал читать обе «Критики» И. Канта. Очень тяжело и заунывно. «Птичий язык немецкой философии», – так А. Герцен отзывался о работах философов школы Канта. Насколько лучше афоризмы его пера. Кажется, то и другое написано разными людьми.
    Вообще ход и строй мыслей кёнигсбергского мыслителя после сорока лет – воплощение немецкого порядка. Но не только. В зрелом возрасте у всякого неглупого человека наступают потребность в разумном упорядочении жизни.  Но и тут есть свои ограничения. Жёсткие рамки категорического императива укорачивают мысль, лишая её чувственной целостности. Например, Кант утверждает, что надо меньше спать. Постель – это болезнь. Но она же и сладостный отдых, и здоровый сон, и ложе наслаждений.
    У меня возражение и к следующей дефиниции философа: «надо относиться к человеку как к цели, а не как к средству». И то, и другое одинаково прагматично и цинично. Это первое.
     И второе. К работе о Вечном мире. Договоры между государствами как условие вечного мира – наивность. Договоры легко нарушаются. Все войны в истории – примеры нарушения договоров.