Шел отряд по берегу

Начиная с 30-ых годов до окончательного развала СССР к 90-ым, пожалуй, не было советского человека, который бы не знал походно-застольно-революционной песни о Щорсе, на музыку Матвея Блантера, начинавшейся словами:

Шел отряд по берегу,
шел издалека,
шел под красным знаменем
командир полка…

или песни о матросе Железняке, которую пели даже бойцы интернациональных бригад в Испании, сражаясь против армий генерала Франко в гражданской войне 1936 - 1939 годов:

В степи под Херсоном
высокие травы
В степи под Херсоном курган.
Лежит под курганом
Овеянный славой,
Матрос Железняк, партизан.

Однако не все помнят, что стихи для этих мега популярных в свое время песен сочинил Михаил Эпштейн (псевдоним Михаил Голодный) соответственно в 1935 и 1936 годах.
Михаил родился в 1903 году в городе Бахмуте (Артемовск) в семье «неимущих мещан», ка он напишет в своей автобиографии. Отец будущего поэта работал агентом по продаже швейных машин фабрики «Зингер», а после революции устроился рабочим - шлифовщиком стекла на фабрике «Строймат» в Днепропетровске.
В тринадцать лет Михаил, не окончив полного курса городского училища, пошел работать на мануфактурный склад в Екатеринославле. После революции вступил в комсомол, а в 1919 году начинает работать в журнале «Юный пролетарий» печатном органе ЦК КСМ Украины, где публикует свое первое стихотворение, и газете «Грядущая смена».
С 1922 года Голодный — комсомольский поэт при издательстве «Молодой рабочий». Не удивительно, что он без особого труда выпустил в «родном» издательстве ЦК КСМУ в Харькове два первых сборника стихов: «Сваи» (1922) и «Земное» (1923), которые впоследствии даже переиздавались:

Тревожно вскрикнула Россия;
Склонилось зарево над ней,
Взметнулись искры золотые
Из-под копыт горящих дней.

Бурлящим валом налетела
На землю заревая Новь,
И прошлого повисло тело
На мачте солнечных миров.

В пафосе двадцатых книгу только начинающего поэта Голодного «Земное» критики оценили, как «переломную», свидетельствующую о творческих поисках автора, как книгу в ней есть авторское «нутро», пока еще не до конца осмысленное самим поэтом, а только разбуженное им. По искренности и художественному правдолюбию сборник выгодно отличается от трескучего барабанного боя большинства поэтов - комсомольцев, насыщенного заученными и затверженными коммунистическими лозунгами.

Венчальные снимали кольца
Борьбой развенчанные дни,
Я первый песней комсомольца
Венчал Октябрьские огни.

Хотя с литературной точки зрения ранние стихи Голодного были безусловно слабыми, не свободными от многочисленных смысловых и стилистических погрешностей, заимствований, насыщенными прозаизмами, сбоями ритма и рифмы, но справедливости ради нужно отметить, что всеми этими «достоинствами» в значительной степени перегружена поэтика подавляющего большинства других комсомольских поэтов (за исключением, пожалуй, Михаила Светлова).
Учитывая политическую обстановку на Украине становится понятным почему в 1921 году на всеукраинском конкурсе поэтов первую премию получил некому не известный 17-летний комсомолец, сотрудник ЦК КСМУ, недоучившийся екатеринославский рабочий, преданный делу революции душой и телом пролетарский поэт — Михаил Голодный.
В 1923 году по комсомольской путевке Голодный направлен на учебу в Москву в литературный институт Брюсова.

Мы часто вспоминаем дом
В знаменах, лозунгах, аншлагах,
Седые тучи над Днепром
И нашу прежнюю отвагу!
Тогда, читая письма, ценим
И боль за нас, и темный страх,
И стыд, что не один Есенин
Поет в московских кабаках.
Тогда грустим по вас сильней,
В мечтах вас обнимаем жарко
И всех, и наших матерей,
Что вместо песен ждут подарков.'
Нет, мы к пропащим не уйдем,
Нет, мы всегда еще готовы
Услышать над седым Днепром
И посвист пуль, и дальний гром,
И крик сердец, и запах крови!

В 1924 году Голодный начинает часто печататься в московской периодике (журнал «Октябрь», «Красная Новь» и другие).
Московское признание Голодного как поэта начиналось с участия в коллективных сборниках литературной группы «Перевал». В сборнике №1, изданном в 1924 году под редакцией А. Веселого, А. Воронского, М. Голодного и В. Казина опубликовано стихотворение Голодного «Безработный»:

Он ходил от дома к дому,
Он ходил с двора во двор.
Ныло сердце: нет знакомых;
Пели руки: есть топор.
Занозило плечи мукой,
Хрип в груди засел с утра:
— Продаются на день руки,
Звонкость, свежесть топора!
Пару рук, не знавших лени,
За макуху с топором!..
Но молчали: двор осенний,
Пес худой, безлюдный дом.
Вышел дворник за ворота
И сказал: в голодный тиф
Где ты, браг, найдешь работу,
Видишь, даже пес притих!
— Что ж, — ответил он, — не спорю,
Но пока с твоей руки
Обойду еще раз город
И три раза кабаки.
Было поздно. Стало позже.
Он ходил с двора во двор
И, встречая дом пригожий,
Замирали сладкой дрожью
И работник, и топор.

С 1924 по 1944 годы Голодный неустанно занимался литературной работой в Москве, выпуская практически каждый год (до 1939) по одному сборнику стихов.
В 1927 году Голодный вступает в ВАПП, а после 1928 года выходит из группы «Перевал», на левый ревизионизм которой, а точнее на угнетаемые и без того слабые ростки нового гуманизма, столь неуместного при строительстве социалистического общества, ополчились созданные с одобрения официальных властей литературные объединения ВАПП и МАПП.

У дверей твоих брожу я,
У дверей твоих хожу я;
За окном и мрак и тишь.
Спишь ли ты или не спишь?
Спит он, спит он, город гулкий.
Перекрестки. Переулки.
Реки темные. Мосты.
Всюду — ты и ты, и ты.
Чем, скажи, тебя обидел.
Не знавал других, не видел.
Сколько знала ты других,
Сколько отдала для них?
Ветер. Холод. Мостовые.
Люди. Тени неживые.
В небе месяц, как бельмо,
Что ж она — любовь, ярмо?
Братцы! Я любил девчонку;
Пел ей песни, звал ребенком,
А она меня, смеясь,
Обманула двадцать раз.

Переломным для Голодного стал 1932 — год окончательного разгрома партийной оппозиции Троцкого-Зиновьева, когда поэт сочинил покаянное по смыслу и бесталанное в творческом плане стихотворение «Корни», открестившись от «левых уклонистов» — своих бывших соратников по перу:

Мои корни уходят под землю
Глубоко — под семнадцатый год.
Дождь ли, ветер ли, стужа ли темь ли —
Мои корни ничто не берет.
Комсомольцы захлопали: Пушкин!
Поддержали чекисты: смелей!
Заломил я чванливо верхушку,
Подбоченясь до самых корней.
Стал я за морем славить синицу
И соседние ветви ломать,
Стал я чертополохом родниться
И на левую ногу хромать.   
Комсомольцы сказали: ошибка,
До конца быть он нашим не мог.
Большевик пригрозил мне с улыбкой:
— Ты подумай еще, паренек.
А чекисты сказали: он сдуру,
Подождем — он из наших поэт.
И при встречах кивали мне хмуро,
Но руки не давали в ответ.
Стал я биться с чертополохом,
Ощетинясь ветвями в бою, —
Во весь рост повернулась эпоха,
Обнажая ошибку мою.
Комсомольцы захлопали: Мишка!
Долго быть он с чужими не мог.
Большевик улыбнулся: парнишка,
Значит крепок, он — наш корешок!
А чекисты сказали: недаром
Он из нашей породы поэт.
И при встречах кивают мне с жаром
И руками мне машут в ответ.
Разрастаюсь я доверху снизу,
Глубже корни под землю ушли.
По стволу, по ветвям коммунизм
Гонит теплые соки земли.

Благодаря публичному покаянию Голодный включен в славную когорту избранных писателей и даже получил приглашение участвовать в I съезде Советских писателей в 1934 году, на котором ему предложено выступить с непродолжительным докладом (цитата по стенограмме съезда):
— Все мы, работающие в области поэзии, внаем, что самое важное и самое главное — это найти свое индивидуальное отношение к материалу, чтобы быть в поэзии единицей, а не нулем к поэтической единице. В борьбе за новое качество поэзии только через индивидуальное отношение к материалу каждый из нас находит свое место в поэзии, ибо если бы это было не так, поэзия давно выродилась бы в ремесленничество, организовавшись в артели или поэтические фабрики. К сожалению не все молодые поэты усвоили это положение. Большинство начинающих, избрав себе учителя, годами копируют его, имитируют, повторяют общие места его работы. Особенно большое количество имитаций породила собой творческая работа Владимира Маяковского. Молодые поэты усваивают только внешнюю механику его стиха, только некоторые детали его и не в силах создать ничего оригинального, в то время как значение Маяковского именно в том, что он пришел в дооктябрьскую поэзию с новым языком, новым ритмом, и в этом смысле нет ни одного современного поэта, прошедшего мимо него. Но, несмотря на это, я все-таки скажу, что не всегда и не всему нужно учиться у Маяковского, и не он один стоит на путях развития советской поэзии. В самом деле: стоит только отойти от общего, иногда примитивного взгляда на поэтическое наследство прошлого, чтобы ясно увидеть все богатство возможностей учебы у классиков поэзии.
Товарищи, быть пролетарским поэтом очень трудно. Для того, чтобы быть пролетарским поэтом, нужно иметь большую выдержку, упорство и выносливость в труде. Быть пролетарским поэтом — значит чувствовать ответственность за судьбу рабочего класса, за судьбу всего человечества. И именно поэтому я думаю, что задачи поэзии должны разрешаться и будут разрешаться только нами, советскими поэтами. При всех недостатках нашей работы мы все-таки являемся теми, кто находится в авангарде рабочего класса, в отряде ведущей поэзии, теми, кто создал и создает новые формы социалистической жизни, ибо именно эти формы социалистической жизни диктуют новые формы для поэзии мира и устанавливают новое искусство класса-победителя.
Порукой тому, что мы победим, является наша победоносная коммунистическая партия, поднявшая вопросы искусства на неслыханную высоту, порукой тому является наш учитель и наш вождь — Сталин.
(Аплодисменты).
В 1939 году Голодного принимают в члены ВКП(б). Известный пролетарский поэт живет в Москве в знаменитом «Доме писательского кооператива» (Камергерский переулок, 2).
В годы Великой Отечественной войны служит военным корреспондентом преимущественно центральных, а не фронтовых газет, и выпускает два сборника стихов: «Песни и баллады Отечественной войны» (Ташкент, 1942) и «Стихи об Украине» (Ташкент, Советский писатель, 1942).
20 января 1949 года поэт Михаил Голодный трагически погиб при невыясненных обстоятельствах.