Золотой Колаис. 42. Когда-то боги жили на Земле

  …  Это  была  ночь их знакомства, любование собой в призрачном зеленом лунном свете, единение душ, воспаривших на крыльях  мечтательной  услады  к заоблачным высотам.
     Он не сходил с ума, он не позволил себе потерять рассудок, он просто растворился в ауре ее нежного тела, одно прикосновение к которому давно его околдовало.  Часто он, задерживая глубокое дыхание, прятал лицо в гуще ее раскиданных локон, чувствовал – ей еще стыдно прижаться к нагому мужскому телу, бередят ее сердечко отзвуки ночи Сатурналий, и самому Антиру  страшновато, будто он лежал рядом с  девственницей. С невинными девами он дел не имел, только знал, как можно их расколдовать. Набравшись храбрости, смотрел ей в глаза, смущенно она отводила взор, но улыбалась и  смелее разглядывала его лицо, бесконечно  дорогое. Антир шептал, как она прекрасна, ее глаза ангела источают влагу, когда смеется и когда плачет. О,  нектар богов – эта  влага,  люди называют ее слезами. Медовый нектар  собирается на язычке, во рту, стекает, как по желобку, - Глория смеялась, - уже слюной, наполняя  ротик. Целовать такой ротик все равно, что пчелке пить цветочный сок…
     Она  опустила ресницы, полагая, Антир откровенно поцелует ее, его губы пылали жаром совсем  близко, но…кончиками пальцев, неощутимо, он провел по подбородку Глории и ниже, меж грудей, избегая касаться самых чувствительных точек, будить которые этой ночью Антир поостерегся. 
     Он видел, каждая жилочка ее горячего тела в плену желания, а разум упирается; о, даже не запрещает, разум согласился, что любит она другого, только вот боится разум боли, той адской боли, что  приносит  девственнице  насилие. Но сразу Антир  пояснил: его плотская игра мотивирована  не боязнью разума Глории  испытать  испытанное, - чего отныне никогда не будет, -  а житейской необходимостью: «Ты сегодня перенесла чистку, все равно, как после родов, «свежая», есть такой термин. Я не позволю нам близости!..Но есть и другая близость, безопасная, не менее божественная!»

   - О, эта извечная земная любовь! – шептал Антир, в легкие движения своих  ладоней  вкладывая  смысл сладких слов. - Созданная природой исключительно для продолжения рода, -  человеком, его чувством, сердцем и телом превращенная в наслаждение бесконечно малое и наслаждение бесконечно великое. 
     Он ласкал каждую складочку  подмышками, на изгибе руки. Их первое близкое знакомство он окрашивал незатейливо, чтобы привыкла к нему, как к себе, чтобы сам к ней привык, заострив ее внимание на словах, откровенных, бесстыдных. Слова эти уже сами по себе  способны заставить  трепетать в ожидании  томительного восторга.
     Не заметила Глория, как окунулась  в это самое «бесконечно малое» наслаждение, когда он сполз к ее коленам, прошептав-де есть у людей еще один язычок…

   … Ей уже чудилось, это водный поток носит её, ласкает, топит, в жар бросает,  неведомая сила выгибает тело, без участия разума и воли.  Глория  не соображала: она  кусает собственные ослабевшие руки. Сердце колотилось, обрываясь в пленительную пропасть. И не в один миг, а в вечности ей открывалось слепящее оконце божественного исступления. Она не чувствовала своего тела, его не было – была душа, трепетавшая на краешках его разомкнутых неистовых губ.
     Он потерял счет времени, до  дрожи обжигаясь  ее упоением и собственным воздержанием. Охранниками  его плотского самозабвения оставались «точка запрета»  и…юмор, ну как же ей лукаво объяснить, чау он делает?  Глория опередила его, прошептав чужие слова: «пожалеть себя». Змеей скользнув по ее влажному телу к горящим губам, прошептал им: 
   -  Жалеют, когда кровь, как вино, когда слились два тела в одно, когда мы в угаре страсти, когда в плену алчной власти.., тогда, рыдая, умоляют жалеть, но я…безжалостный, - смехом  он прикрыл  откровенную дерзость, которую Глория не поняла, даже, когда точечно натиснул на ее пупок, - не поняла намека.
     Изнемогавшая от томной усталости, она долго не могла унять содрогание. Она благословляла в невинной душе такие ласки, они Глории показались божественным улётом в то самое ничто, о чем ей намекал любимый, подаривший  волшебную  розу. 
     Кожа их тел, привыкая  ощущать  обоюдное тепло, дышала  затаенной страстью.
     Сознание постепенно возвращалось к лунной ночи.
     Она прильнула пылающим от жажды  ртом к его  иссохнувшим губам, пропитанным  вкусом ее тела.
   -  Я всегда любила тебя…Мне кажется, с детства…  «Моя Душа под небеса взлетала…, словно птица, туда  летела чуть дыша, где свет любви струится – в тот дивный край, где ты живешь и думаешь о Чуде…
   -…А Чудо есть, сама  поймешь, когда.., мы  вместе  будем…»*
   –  продолжил ее   рифмованное  признание  Антир. Как тут не улыбнуться: кажется, они  слились душами в романтике поэзии?

     Не переставала  радоваться Глория – таких  щемяще красивых слов она ни от кого не слышала…О, ее любимый с дивным именем  «Антир»  - настоящее чудо  в этом суровом мире, даже  от его брата, Кая  Валента, юная невеста  не  слышала  столь  неуемной  ликующей фантазии. Лаская губами  его шею, бесконечно повторяла  «дивное» имя, оно для слуха латинян  действительно необычное. А как оно звучит ласкательно? ..Тири?... Глория  умилилась,  о, бесподобно, она будет звать его  «Тири».
   - Тири…Тири, ты  мне снился, сердце мое узнало тебя  у реки…Моя юнона мне шептала ночами…Ты не Кай… Ты другой… Антир, Тири…Люблю твоё имя…Ты у меня один. Никого больше не знаю. И ты меня любил?
   -  Да, снилась мне однажды…ты на звездном мосту…Я узнал тебя, там, в роще…воплощение  моего сна…Ты у меня единственная, первая и последняя любовь! - прошептал Антир, языком  снимая с ее губ жар, нежно поцеловал. Да, и не целовал он откровенно, нахально, продлевая свое упоительное  мечтание зубами  впиться в нежность лепестков розы.   
   -  Ты мне признался стихами, а, скажи… я у тебя единственая?
     Антир не понял, сделав  удивленные глаза. Глория задержала его ладонь на своей груди.
   -  Я слышала от брата, у сармат  много жен…Ты…женат? – Глория спросила без всякой мысли, хотя же в мозг, опаленный восторгом, начинали вторгаться  страхи. 
     Ведь она ничего не знает о нем, еще меньше того, что знает о Кае Валенте.
     Примчалась на его виллу, как сомнамбула, как…страшно сказать – ветреная девка, позабыв о чести и достоинстве. Наверняка, даже Аулия Велиана не поступила бы так необдуманно. Какое мнение о ней составит Антир,  она…готова была отдаться без всякого обряда?
     Услышанное поразило  юную римлянку.
   -  Ме ангелас, стыдно сказать, женщин боюсь, потому – не женюсь…

     Глория  засмеялась, уткнувшись  ему в грудь.  Боится? О, неужели она у него  первая женщина? И никого до нее у него не было?  Нет, Глория допускала мысль, что Антир нравится дамам, но они ему не по душе, сам же сказал: никого до нее  не было, он не женат. Но почему? Потому, что их боится…О, бедный, милый  Тири!

     Невинная в душе Глория понятия не имела, -  неискушенный мужчина никогда не  поступит  с женщиной так, как сейчас с ней обошелся Антир, бережно даря безумные ласки.
   -  Ангелас…Похоже на «ангел»? Крылатые маны, хранители людской судьбы..
   -  Ты – хранитель моей судьбы… - он вдруг  застонал, опустив лицо в пьянящую волну ее волос.

      Ошеломленная щекотной сладостью, замутившей ей разум, она нашла в себе силы осознать,  ее любимого что-то тяготит. Он многое не договаривает. Не так всё просто с ним, как пытался ей преподать дядюшка Бофорс. Какую тайну  скрывает Антир? Его поведение говорит о многом – он влюблен в нее, видит, не слепая. Но…попросит ли он руки и сердца римлянки? Предложит ли свадебный обряд? Глория надеялась,  оно так и будет, а, чтобы…подтолкнуть Антира, скромного, осторожного в общении с женщинами, надо его…привязать к себе…
      Глория вспоминала разговор с гетерой в доме Марка Виктора, когда хотелось вызнать, что более всего нравиться в женщине мужчинам? Но ведь близости не было, как шептал ей Антир: «У нас будет вечность божественной любви»…Он, отныне  зная её природу, устройство ее организма, сполна ей отдал   страсть только рук и губ, но сам…не упился сладостью.., значит, как мужчину, это его может  тяготить. И есть у Глории своё чувствование мужской природы,  далеко за примером ей не ходить. Всё познается в сравнении: он – ей и для неё, она – ему и для него … Как объясняла гетера, убеждая Фабию поверить:  такие искрометные ласки  воспламеняют  мужей, привязывая к жене окончательно.

      Глория обняла ладошками его  упругие щеки, заглянула в  туманную тоскующую  синеву, и попросила глаза закрыть. Он улыбнулся, ответив,  это ему трудно сделать. Глаза закрывает, только когда спит.
      Но таки просьбу ее исполнил. Спустя мгновение, понял, зачем  Глории такая милая уступка, – любимая провела  вниз  ладошкой, отринув стыд и робость…Да, просто она уже не боялась прикоснуться к сокровенному у мужчин, - к любимому прикоснуться!
      Ему вдруг вспомнилась Олимпия с её  волчьим желанием доказать, что она не хуже любой лупэ. Но там была совсем другая любовная связь: развлечение, сумасбродство, похоть.  Олимпия в их близости блистала опытной гуленой, знакомая с любым извращением.
      А Глория…Девочка, не знающая, какой она бывает плотская близость, окрашенная любовью и полной отдачей друг другу самого святого. Она может только наитием постигать искусство сладострастия. Антир запретил себе всуе поминать имя Камы с его бездонной копилкой кипящих страстью людских тел, как клубков змей.
     Но так же знал Антир,  мешать возлюбленной в ее откровенно раскованных ласках нельзя. Его таинственная жрица Любви в Караниу  учила, еще подростка, воспринимать происходящее на ложе между двумя без стыда, как–будто ты один предаешься сладостным мечтаниям.
     И просто Антир поверил женственной природе Глории.
     И просто он был очарован испепеляющей  неискушеностью ее влажного  рта.
     И просто он чуть не умер от душившего его  волнения.
     И просто была глубокая ночь…

     Сбитая с толку собственной смелостью,-  всё ли она сделала правильно, -  Глория  едва не задохнулась в его объятиях. Он стискивал ее, и смеялся и, как ей показалось, даже плакал, расцеловывая ее  лицо.  И тогда поняла Глория, что не просто возродила своего любимого, но и накрепко привязала  к себе. Он с ума сходил, катаясь с нею по всему ложе, сбрасывая подушки, покрывало. Шептал такие слова, какие венчали её женскую гордость удовольствием почувствовать себя избранницей на веки вечные…Бедная гетера, знала бы ты как умеет этот необыкновенный «король драконов» дрожать всем телом, упившись собственной страстью.

     Глория многое  и не понимала в мужской природе, может была в своей активности скромна, не знала, какой бывает полной  отдача, но, то, что этой ночью смогла  подарить  ему  восторг,  – уже знала. Антир, сгорев в ее пленительных руках, в ласке нежнейших ее губ, был смят. Голова кружилась. А ведь ей, невинной  девочке, удалось бросить его себе под ноги. И он снова и снова ласкал Глорию, словно хотел выпить ее без остатка…

    …Глорию замучила жажда. Она видела,  любимый на грани полного упадка сил. Сама не чувствовала собственного тела.
   -  О, хочу пить, - она не успела договорить, его как ветром сдуло с ложа.
     Откуда только силы взялись.

     Из гостиной, где  накрыт ужин, к которому они не прикоснулись, донесся  звон разбитого стекла, - Глория рассмеялась, кажется она останется без воды, - с грохотом улетело в неизвестность сидение, сбитое в сердцах. Хотя гостиную заливал  фосфорический свет полной луны.
     Но вернулся Антир с кубком лимонного напитка.

     Глория пила, разглядывая лицо любимого, в брызгах лунного освещения. Антир лежал у нее на  коленях, лаская ее бедра вкрадчивым движением ладони. Эйфория его восторга испарилась. Опять увидела Глория в его широко раскрытых глазах отсутствие на их празднике. Что опять не так? Что она не поняла?
   -  Милый, если ты опечален…свадебным контрактом…

     Антир взглянул на нее, в который раз удивившись ее проницательному уму. Она почти угадала.
   -  Мой отец свадебный контракт Фабии Глории и Мария Кая Валента сам  расторгнуть  не  может … Дядюшка Бофорс говорил мне…Марию Алкивиаду отец закрыл двери нашего дома…Единственное позволено законом….Тот контракт, ох, я виновата.., «с рукой»…-  опережая  вопрос  Антира, что такое «брак с рукой», объяснила   в нескольких словах, печально заметив: только  Кай  Валент   вправе  этот контракт отменить….Или  через  суд, но это же волокита…

     Антир забрал у нее пустой кубок, бросив  на  пол. Поцелуем, не допускающим алчности, опустил ее на подушки. Зашептал:
   -  Забудь  о свадебном контракте с моим братом. Он любит Элин. Никогда бы сам он не согласился связать брачные узы с тобой, знаю уже… У нас, в Сарматии, этот контракт недействителен… он нужен был Алкивиаду. Зачем?  Расскажу, но позже.. А я…Я  буду сражаться за нашу любовь…С родным отцом!

     Глория не поняла. Как это «сражаться»?  Если  они свободны, кто  им  помешает заключить свадебный контракт? То, что Антир не римлянин? Она вовсе не настаивает, чтобы  брачный обряд проходил по римскому обычаю. Она согласна и по обычаю родины жениха. Или, здесь есть какая-то тайна? Или…Антир боится признаться, он  вовсе не желает брать её в жены?
     Она так и спросила, в лоб, уставшая от недомолвок и непонятных  секретов.

     Антир простонал, не зная, как  объяснить, кто он, и почему в их жреческом роду  запрещено брать в жены простую смертную, пусть и божественно красивую.
     Он поклялся самыми страшными клятвами:  только она ему желанна, как супруга, и никого  ему не нужно. Ни  наложниц, ни красавиц на «одну ночь».

     Так в чем же преграда?
     Отчаявшись отвечать на ее обыденные вопросы, Антир решил рассказать  удивительную волшебную сказку.
     Обожавшая сказки и мифы Глория улыбнулась  и  уютно зарылась в его крепкие объятия, согласившись услышать дивную историю, похожую на ее детские грезы.

   -  Когда-то боги жили на земле…Небесные Старцы. Они  приучали людей к мирной жизни, - а люди постоянно враждовали за кусок земли, за власть, за золото, - богам надоело и боги улетели в свой мир. Но оставили на земле своих  наместников, скажем так... Самых могущественных и бессмертных. Эти боги, мужчина и женщина, долгое время жили на острове Любви, где царило вечное Лето. Они помогали людям: лечили их, оберегали от бедствий и войн, когда была засуха – вызывали дождь. Когда ливни топили землю, боги призывали на помощь Солнце, оно иссушало топкие места. Общение с людьми сделало богов уязвимыми. Они потеряли бдительность. Они стали почти, как люди, только сохранили веру в благородство, свободу и любовь. Одно  их  беспокоило. У них не было детей. Тысячелетие прошло. Остров предков погиб, залитый волнами страшного потопа. Боги спаслись в неприступных, высоких горах. Создали свой мир, оградили его от остального мира непроницаемой защитой. Она была плотной, как самый плотный туман.
Они принимали в свой мир отчаявшихся молодых девочек и юношей, спасая их от нищеты и рабства, от засилья земной религии, построенной на  вере в загробное царство. Это  вера, убивающая  мозг. Она ведет людей в тупик. Она превращает людей в рабов. Люди рождаются для  радости видеть солнце, небеса, море. Для любви. Для созидания и справедливости. Их карма – жизнь  души и тела в унисон. А жрецы поголовно всех учений и религий превратили понятие «карма» в страдание на этой Земле. Саму Землю превратили в Аид. Заставили людей  боготворить Смерть. И в смерти искать спасение…О, об этом можно долго рассуждать. Надо запомнить: мы рождены для знаний жизни. Она – наш высочайший Бог, но не смерть. В своем мире, последнем оплоте Справедливости боги, мужчина и женщина, создали  все условия, жить там, радоваться жизни. Любви.  Видимо за любовь к  людям   Небесные Старцы, подарили последним на Земле  богам  долгожданных детей: близнецов. А, чау бы дети выросли, не погибли в чужом для них мире, даровали в охранники крылатого коня. Золотого. Величиной конь был – двухлетний ребенок мог его оседлать. Не простой конь. Он мог оживать, расти, вырастать, превращаясь наполовину в дракона, летать, убивать, защищая безвинных людей и самих близнецов. Мог одаривать властью, богатством…Крылатый конь, по имени Колаис, обладал солнечной энергией, и во многом был неразгаданным, таинственным. 
   -  А,  близнецы? Что с ними случилось?
   -  Близнецы  во всем  похожи  друг на друга…Одно лицо магического Божества…Прекрасны и душой, и телом…Только они могли оживить Золотого Колаиса….Полагали  Небесные Старцы,  конь,  оберег, защитит  последний оплот Справедливости и Любви на этой земле…Но… Но только однажды кому-то всё показалось мало….Мало земли и денег, власти и славы мало…Стал он  убийцей, вором, царем преисподней…Стрелы бессердечно вогнал он в нежное тело богини…Рухнуло вечное небо… Нет уж того закона, который защищал род могучий…Нет и брата у брата. Вор выкрал брата, а вместе с ним Колаиса, душу их божественную….

     Глория взглянула на любимого. Тень на щеках от опущенных ресниц, черточка печали в уголках полу сомкнутых губ.
   -  Что стало с братом, кого выкрал злодей? -  спросила тихо.
   -  Он вырос, не зная, -  злодея родным отцом называет…Но сердце страдает, оно переполнено горем…мать от стрел погибла, его своим прикрывая телом….
   -  0, это не сказка…Страшная быль…Она тревожит тебя…
   -  Моя ты Сивилла, - Антир склонил голову ей на грудь. 
   -   В твоей сказке известно, как звали близнецов?
   -  Тело и душа.. - Ари  ант…Душа и тело…- Ант ир…
   -  О, великая Юнона, ты рассказал о себе и брате? -  Глория испуганно притихла: какие боги?  Может Антир имел ввиду жрецов? Это вполне объяснимо.  Антир и Ариант, кого она знает по имени Кай Валент, – близнецы, сыновья того могучего Юпитера, кого она видела в доме Ларта Бофорса. Как его имя? Ант Тиберий?
   -  Одно лицо магического Божества? Вы не люди, Антир?

     Он  с трудом раскрыл глаза, его одолевала дремота.
   -  Почему не люди, ме ангелас…Просто…дедовские устои клана…Так принято…Такие как  все…Только, дано было нам предсказание, предначертание Небесных  Старцев, завет…Оживить Золотого Колаиса …Оживить…-  он склонился ей на грудь, прошептав  - Благодарю за нежность и восторг  нашей первой ночи любви…Я уже с ума сошел.., а, чау  нам подарит брачная ночь…Наверное, я умру в твоих объятиях…

     Глория мечтательно  улыбнулась: «брачная ночь?»  О, без всяких сомнений, Антир попросит у ее отца, Антония Элия, руки его дочери! Только вот свадебный обряд пройдет по обычаю родины жениха. Какой из себя обычай Сарматии?  Мало чего зная о таинственной скифской стране, Глория хотела расспросить любимого.

     Не слыша ответа, заглянула в  лицо  Антира…- он  спал. Заснул   сразу, да так крепко, - не слышал, как  Глория  перевернула его на подушку, поцеловала в сомкнутые веки, прошептав:
   -  Чтобы скучал по мне…

     Растрогалась Глория, а ведь  и брат его, Кай Валент, заснул мгновенно и  не чувствовал, как его раздевала невеста, которую он потерял. Наверное, это их особенность – засыпать моментально?
     Дети богов…сказка…Близнецы, хоть необычны   внешностью, и поступками своими удивляют, во многом такие же, как и все…люди. Ничего, завтра узнает, почему Алкивиад похитил Кая Валента и кто они в клане жреца Анта Тиберия, чем занимаются…Может Антир тоже жрец?  К сожалению, о сакральных культах  Сарматии Глория ничего не знала.

     Она любовалась им, спавшим сном младенца:  ресницы, как у ребенка, загнутые….Мизинцем она провела по его губам, очерчивая их изящный контур. След бритья над верхней губой почти не колется…Он носил усы? О, как дитя! Что он говорил о губах? Они, как лепестки розы, прячутся в ароматном тайнике, напоминая о себе кончиком  малинового язычка, - безобразник!
    …Темные брови вразлет…Упрямый подбородок, потому, что упрямый…Благородное тонкое лицо, ты – избранной крови.

     Глория смотрела на него сквозь слезы, не иначе впервые увидела…Он  красив неземной красотой…Его кудри вьются,  как у девы,  густые, только ветер распутает…Лоб… Она отвела пальчиком колечки волос со лба – высок. Мудрости много, как и шалости.

     И не поверила она, что встретила свою вымоленную у богини Весты любовь в лице очеловеченного Божества.

(....)