Инвалиды цивилизации 19. На полосе демонов

19. На полосе демонов

Сырое небо было затянуто пеленой туч, и оставалось лишь удивляться тому, каким образом Василий Панин находил тропинку в лесу. Он двигался бесшумно, словно тень, ничем не нарушая спокойствия ночи. За ним, держа дистанцию в пять шагов, шло ещё трое мужчин: его старший брат Петр, полковник Максимов и старший сержант Петров.

Мужчины пробирались сквозь зону, контролируемую героями АРО . Далее шла уже так называемая «полоса демонов».
 
Наибольшую опасность представляли демоны, или, как их ещё называли, боты.
 
Герои АРО несли службу спустя рукава, стабильно пьянствовали, ходили обкуренными всякой дрянью, так что просочится через их территорию было не так уж и сложно.

Да оно и понятно. Развлечений у них было мало. Женщин на «передке» на всех не хватало, и приходилось довольствоваться своими же побратимами. А иначе – никак. Уровень гормонов в крови зашкаливал, особенно когда ты вливал в глотку стакан-другой сивухи и потом ещё полировал мозги марихуаной. И надо же было как-то выкручиваться, сбрасывать сексуальный напряг. Так что тут уж что баба, что мужик – всё едино.

Некоторые слюнтяи, впрочем, не выдерживали суровых будней армейской жизни и вешались, либо стрелялись. Однако же настоящие герои АРО из бригады Эдельвейс в такой экстремальной обстановке только крепчали.

Они так и говаривали зелёным салагам: нас долбят – а мы крепчаем!

Попойки, драки, поножовщина – всё это для героев АРО было делом самым обыденным. Иной раз они слетали с катушек и пускали в ход огнестрельное оружие против своих же побратимов, либо спьяну лупили из минометов по своим же позициям. 

Суициды, несчастные случаи, разборки по пьяной лавочке и дружеские обстрелы наносили войскам Грингольца куда больший урон, чем боевые потери на поле брани. Эти чертяки, не имея, так сказать, «масла в голове», могли лишь мародёрствовать, убивать, насиловать и грабить. Перепрошить их мозги было нереально – тут уже и сам доктор Мендель оказался бы бессилен. Так что для мирных профессий побратимы были непригодны. Их надо было либо постоянно науськивать, как боевых собак, на каких-нибудь врагов, либо, если нужда в этом отпадала, посылать в распыл.
 
Бригадный командир Эдельвейса, обер Дон-Дон Балакин не отставал от своего боевого коллектива и квасил, не просыхая. Он не заморачивался состоянием дисциплины и ратной выучки в своем подразделении и был озабочен лишь одним: как бы половчее нагреть руки на этом, так кстати разгоревшемся, конфликте. И – надо отдать ему должное – фантазии ему было не занимать. Все небоевые потери он списывал на атаки русни и требовал на нужды армии всё большего и большего финансирования. 

Читая его рапорты, достойные пера Александра Дюма, можно было прийти к выводу о том, что на подступах к Труменболту день и ночь шли кровопролитные бои.

Бесчисленные орды русских бурят вкупе с местными ватниками беспрестанно атаковали позиции отважных защитников Труменболта, а те героически отражали их нападения.

Погибшие в пьяных разборках солдаты, в писаниях полковника Балакина, чудесным образом вновь воскресали, оказывались на линии огня, совершали героические подвиги и уже затем повторно гибли в боях, сраженные вражескими пулями и снарядами. Во всяком случае, именно в таком ключе подавались сводки лихого командира.
 
А потом над могилами павших бойцов гремели торжественные залпы, произносились пламенные речи, и ораторы, со скупою мужскою слезою на очах, клятвенно обещали: «Не забудем! Не простим!»

Убиенных героев АРО (а в бригаде храброго обер Дон-Дона служили исключительно одни лишь только герои) награждали орденами – посмертно. Их именами назывались улицы. О них слагались песни. Им ставили памятниками, и перед гранитными обелисками печально преклоняли колена суровые побратимы: «Героям слава!»
Военная истерия набирала невиданные обороты, и умиленные обыватели тащили последние копейки из своих кошельков на нужды армии, причем немалая толика их плавно перетекала в бездонные карманы обер Дон-Дона Балакина.

Обо всем этом было прекрасно известно, как в Республике людей, так и в правящих кругах Труменболта. Единственным, кто находился в полнейшем неведении об истинном положении дел в армии, был её главнокомандующий, Эммануил Владимирович Грингольц.

Начинал заниматься бледный рассвет, и бойцы вышли на край леса, за которым начиналась местность, покрытая кустарником и редкими деревцами. Василий Панин остановился, и шедшие позади него бойцы тоже замерли.

Разведчик стоял под деревом, напряжённо всматриваясь в предрассветную мглу. Стояла мертвая тишина, но вот впереди и где-то чуть в стороне невнятно всхлипнула гармонь и чей-то хмельной голос затянул: «Ой ти Галю, Галю молодая…»

Василий не шелохнулся. Пение оборвалось также внезапно, как и началось. Через некоторое время гармонь заиграла вновь, и раздалось уже несколько нестройных голосов: «Ой поїдем Галю з нами, козаками. Краще тобі буде, ніж у рідной мами…»
   
Василий подошёл к группе и что-то тихо произнёс, затем он вернулся на исходную позицию, постоял ещё немного, пригнулся и, стараясь не шуметь, устремился вперед. У невысокого кустика разведчик упал и затаился. За ним, один за другим, побежали остальные бойцы и залегли рядом с ним. Некоторое время они лежали за кустом, вслушиваясь в тишину. Потом Василий пополз к окопу.

Он полз как ящерица, не различимый в складках местности и не создавая ни малейшего шума. Достигнув окопа героев АРО, Панин ловко соскользнул в него и увидел сбоку от себя чью-то фигуру. Его рука машинально потянулась к армейскому ножу. Разведчик приблизился к фигуре. Герой АРО сидел, приткнувшись спиной к стене окопа и обняв автомат, поставленный между колен. Василий поднес нож к горлу бойца и принюхался. От героя разило сивухой и табаком... Панин поморщился и потормошил его за плечо. Герой не шелохнулся. Василий расцепил его руки и забрал у него автомат.

Один за другим, в траншею спрыгнули остальные бойцы. Василий кивнул брату на неподвижного АРОшника, показал ему автомат и дал знак проверить, нет ли поблизости ещё какого-нибудь героя. Петр кивнул и беззвучно двинулся по траншее. Вскоре он возвратился, неся с собой гранату и автомат Калашникова.
 
Дальше задерживаться не было смысла. Группа перелезла через бруствер и растворилась в бледно-серой предутренней пелене. За их спинами снова всхлипнула гармонь, и пьяные голоса затянули: «Ой ти Галю, Галю молодая…»

Теперь предстояло преодолеть полосу демонов...

Вскоре бойцы достигли рощицы, и Василий Панин велел вырезать им по длинной палке. Спустя некоторое время деревья начали редеть и пошёл низкорослый ельник. За ним простиралась равнина, покрытая мхом и пожухлой травкой. На ней не было ни птиц, ни зверьков – вообще никаких признаков жизни.

Василий дал группе знак залечь.

Люди затаились под мохнатыми ветвями ельника. Время шло и ничего не происходило.
 
Чего мы медлим, почему не двигаемся вперёд, думал Максимов. Чего ожидаем? Манны небесной?

Вдруг в небе появились диски, похожие на чёрные сомбреро мексиканцев. Они бесшумно пролетели над лесом, и зависли над полосой демонов.

Потом, в бледном свете нарождающегося утра, появились киборги. Эти фантастические существа шагали по полосе стрелковой цепью, и их зеленые мундиры казались надетыми на некие манекены. На плечах у этих существ сидели диски, а за плечами висели ранцы. В руках демоны держали удочки – вроде тех, что применяются в садовых опрыскивателях. Безголовые существа водили удочками по сторонам, распыляя какую-то сиреневую субстанцию.
 
Чёрные диски между тем улетели вперед, очевидно, сканируя местность.

Безголовые существа прошли мимо ельника, в котором залегли люди, оставляя за собой шлейф сиреневого тумана, и его хлопья, опадая на землю, расползались по ней бурыми пятнами.

Когда боты скрылись из виду, Василий Панин прошептал:   

– Демократы хреновы… Шмальнуть бы по ним из гранатомёта...

И, немного спустя, зло прибавил:

– Бродят тут, сволочи, как у себя в огороде.

Дрожащее солнце всплывало над верхушками деревьев. В ельнике защебетали птицы, лес оживал, пробуждаясь от ночного сна, однако на полосе демократов так и не появилось ни одного зверька, и ни одна птица не осмелилась сесть в эту мёртвую зону.

Прошёл час, прошёл другой… Зеленоватое марево, хотя уже и значительно разрежённое, всё ещё висело в воздухе…

Вдруг послышался нарастающий вой, и над ельником засвистели снаряды… через небольшое время где-то впереди раздались громкие взрывы.   

– По Авдеевке бьют, гады, – мрачно прокомментировал молчавший до сей поры Петр.
 
Обстрел поселка продолжался около часа, после чего вновь воцарилась тишина. Сиреневый туман уже почти полностью развеялся, и лишь кое-где на мёртвой полосе лежали бурые сгустки, похожие на запекшуюся кровь.

Василий поднялся, и его примеру последовали остальные.

– Идём цепью, след в вслед, – распорядился он. – Я в голове, потом Александр, за ним Леонид. Замыкает группу Петр. Всё ясно?

Он первый ступил на полосу демократии и прогресса.

Двигались очень осторожно, прощупывая почву палкой и старательно обходя бурые пятна. Полоса простиралась в ширину километра на два, и они прошли большую часть пути, когда Максимов почувствовал, как земля под ним заколебалась и услышал за своей спиной вскрик. Он оглянулся. Почва позади него осыпалась, и в образовавшуюся воронку проваливался Леонид. Края провала быстро расширялись, подступая к ногам полковника. Петров погрузился в яму уже по самую макушку и уходил в неё всё глубже и глубже, хватая руками воздух, как утопающий в реке. Максимов протянул ему конец палки, Леонид уцепился за неё обеими руками, на помощь им метнулся Василий, и они вдвоем стали вытаскивать сержанта из ямы, пятясь от опасного места.

Они вытащили Петрова из зева смерти, словно налима из воды. Леонид судорожно сжимал спасительный шест. Глаза его были выпучены, грудь бурно вздымалась.

– Да, повезло тебе, браток, – улыбнулся ему Василий. – Считай, в рубашке родился.

– А он у нас и вообще везунчик, – благодушно заметил Максимов и, подхватив лежащего на боку Петрова под локоть, стал поднимать его на ноги.

Между тем Петр Панин, едва Петров начал проваливаться сквозь землю, отпрянул от провала и замер. Земля всколыхнулась впереди него раз, другой и успокоилась... Люди стояли на ней, как рыбаки на тонком льду. Василий погрозил кулаком в сторону ушедших демонов:

– Суки!

Он присовокупил к этому словцу ещё одно свое оценочное суждение, которое мы не станем произносить, а потом бросил брату:

– Стой, где стоишь, и не дергайся!

Он прощупал палкой землю сбоку от себя и отмерил в этом направлении семь осторожных шагов, двигаясь так, словно он ступал по минному полю. Потом остановился, повернулся лицом к Петру, и повёл палкой в воздухе, прочерчивая ею параллельную линию напротив себя.

– Так. А теперь давай ты, – сказал он брату, – но только осторожно, очень, очень осторожно.

Контролируя каждое свое движение, Петр отошёл от ямы и занял позицию напротив младшего брата.

– Молоток, – сказал ему Василий. – Стой, где стоишь.

Он потыкал палкой впереди себя и сделал три скользящих шажка вперед.

– Теперь ты, – произнёс он. – Но только, ради Бога, не делай резких движений.
Петр двинулся к Василию. Линия его движения пролегала сбоку от ямы метрах в семи и, когда он сделал первые пять шагов, земля под его ногами прогнулась и заскрипела, как тонкая льдина. С невозмутимым лицом старший брат продолжал шествовать дальше. Вот его правое плечо оказалось уже напротив воронки, и почва закряхтела под ним, как древняя старуха, и по ней разбежались мелкие трещины. Казалось, ещё секунда, и… Василий шагнул навстречу брату и протянул ему конец палки. Тот ухватился за неё одной рукой, готовый в любой момент упасть на живот, как в полынью. Василий, опасливо пятясь, выводил брата из опасной зоны. Когда они очутились на более-менее твердой почве, Василий вернулся на исходную позицию и группа, в прежнем порядке, двинулась вперёд.

Больше в зоне демократии и прогресса ничего примечательного не случилось. Оставив её за собой, они вошли в перелесок, и Василий скомандовал:

– Привал.

И тут Петрова затрясло. Дрожали руки, дрожали ноги – и он ничего не мог с этим поделать. Василий отстегнул с пояса солдатскую фляжку, отвинтил крышку и протянул её Петрову.

– На-ка, хлебни, боец.

Петров взял фляжку и припал к ней губам. Несмотря на то, что в ней был спирт, он пил его, как воду. Осушив полфляги, он утер рукавом губы и возвратил её Василию.
 
– Спасибо.

– С боевым крещением, сержант, – одобрительно прогудел Петр, и Леонид понял, что эти суровые люди признали в нём своего.

После короткого привала они двинулись дальше. На их пути всё чаще стали попадаться опаленные войной деревца. За рощицей простиралась холмистая местность и на ней извилистой лентой потянулись окопы передового рубежа обороны РЛ .

Василий поднес ко рту сложенные коробочкой ладони и прокричал, подражая голосу коростеля. Несколько мгновений спустя раздался ответный крик.

– Порядок, – сказал Василий, оборачиваясь к группе, – ещё рывок – и мы в дамках. Ну, с Богом!

Низко пригнувшись, он устремился к окопам. За ним устремились остальные.

Перемахнув бруствер, разведчики оказались среди своих.

– Ну, явились, не запылились, – добродушно пропыхтел один из них, крепыш с обветренной красноватой физиономией и хлопнул широкой ладонью Василия по плечу. Другой, сухопарый, повыше ростом, кивнул на Максимова и Петрова:

– А это кто?

– Свои, – сказал Василий. – С той стороны.

– А-а… – протянул сухопарый.

Крепыш, не переставая улыбаться, спросил:

– Ну, и как там, на полосе демократии и прогресса?

– Хреново, – сказал Василий.

– Что так?

– Стабильности нет.

– А где она есть? – усмехнулся крепыш. – На том свете?

– И это не факт, – встрял сухопарый. – Вот попадешь туда, и узнаешь, есть там она там, или нет.

– Главное, чтобы там демократии не было, – философски изрёк крепыш. – И ещё толерантности. Это – самое главное. А уж всё остальное мы как-нибудь переживём.

– Ладно, кончайте трепаться, – прервал их Петр Панин. – Где батяня?

– У себя. Хочешь, чтобы мы вас к нему провели? 

– Ну, если у тебя есть охота поразмять ноги...
 
– А где это вы калашами обзавелись? – осведомился сухопарый, впиваясь цепким взглядом в автоматы. – Вроде, когда вы уходили, их при вас не было?

– А теперь есть, – сказал Петр Панин.

– И где же вы их взяли?

– У героев АРО.

– А они не возражали?

– Не. Нам попались парни чуткие, душевные. И очень покладистые. Надо только подход к ним иметь. 

Между тем Максимов незаметно осматривал бойцов. Экипированы они были по-всякому, единой формы одежды у них не было. Находились среди них и уже пожилые люди, и юноши. Было ясно, это не были кадровые военные, а ополченцы…

Он вынул из кармана коробку Кента и предложил:

– Угощайтесь.

Сразу несколько загрубелых рук потянулось к пачке.

Полковник завел с бойцами разговор о том о сём и вскоре выяснил, что крепыша звали Геннадий, и сухопарого Гарик. Работали они на коксохимическом заводе, а когда демоны захватили власть в Светлограде и попытались навязать им свои сатанинские кейсы и кластеры – ушли в ополчение. Обоим было уже где-то под полтинник. Как и все работяги, они казались несколько простоватыми, да и, по всей вероятности, таковыми и были.

Докурив сигарету, крепыш сказал:

– Пойду, доложусь командиру.

Он ушёл в глубину траншеи и, в его отсутствие, Максимов продолжил сбор информации.

Разговаривая о том, о сём, он выяснил, что бесы обстреливали позиции ополченцев постоянно, били и по Авдеевке, и по другим населенным пунктам. Время от времени в небе появлялись чёрные шляпы. Они корректировали огонь артиллерии, а случалось, и сами наносили удары по инфраструктурным объектам. Из зеленки постреливали снайперы, так что приходилось быть настороже. Артиллерия людей наносила ответные удары по позициям бесов, имелись у ополченцев и танки, но их было слишком мало, да и пересечь полосу демонов им бы все равно не удалось.   
Вскоре вернулся Геннадий.

– Порядок, – произнёс он, лукаво подмигивая. – Можем двигать.

Группа Василия Панина, дополненная двумя бойцами ополчения, выбралась из окопа и стала удаляться от передовой. Двигались они быстро, низко пригибаясь к земле, и их темные фигуры сливались с опалённой войной местностью.

Минут через сорок группа уже вступила в Авдеевку. Это был прифронтовой городок, и Максимову показалось, что он перенёсся на машине времени во времена Великой Отечественной Войны. Многие строения были разрушены и на их месте громоздились руины. Другие устояли, но в них зияли проемы от попавших снарядов. Несколько зданий ещё были объяты пламенем после недавнего артналёта, и над ними клубился дым.

На фасаде одного из таких домов было написано синей краской: «Боже, береги Авдеевку». Из подъезда этого дома вышел мужчина, неся на руках убитую девочку, и побрёл по улице, очевидно, и сам не понимая, куда он идёт и зачем. Его исхудалое лицо казалось похожим на маску, взгляд был безумен.

– Фашисты, – процедил Геннадий, провожая взглядом мужчину с убитой дочерью. – Демократы хреновы…

Бойцы шагали по улицам некогда мирной Авдеевки, и их взорам открывались страшные картины: разрушенные школы, детские садики, жилые дома. И люди бродили по израненному городу, как очумелые, как бы, не доверяя своим собственным глазам…
И на их лицах читался немой вопрос.

За что? Боже, за что? Как такое могло случиться? Ведь они родились на этой земле, жили, работали, влюблялись, создавали семьи… У них была своя великая история, своя вера, свои славные герои и свой древний могучий язык. И вдруг явились какие бесы из преисподней и начали убеждать их, что они жили не так, любили не то, говорили и веровали неправильно. И с каким-то то даже остервенелым удовольствием стали крушить всё, что было дорого людям: их историю, обычаи, нравы, и насаждать свою сатанинскую веру и свои демонические кейсы и кластеры. А когда люди воспротивились исходящему от них злу, их окрестили совками, ватниками, сепарами, русней и стали подгибать под своё либеральное колено.   
Откуда же взялась эта нечисть? Из каких инфернальных слоев ада вынырнула эта чёрная саранча? В чём корень всех этих бед?
 
Отряд миновал храм божий, превращённый демократической артиллерией в груду развалин, прошёл ещё два квартала, и их взорам открылся Дом Культуры – одно из немногих строений, ещё уцелевших в Авдеевке. Это было двухэтажное здание, украшенное рустами, карнизами и плинтусами. Над его портиком висело кумачовое знамя с серпом и молотом.

Бойцы подошли к Дому Культуры, Геннадий открыл дверь, и люди вошли в просторный холл. У входа, за невысоким столиком, стоял человек в тёмной униформе, и на его боку, стволом вниз, висел короткоствольный автомат.

Увидев вооруженных людей, он спросил:

– Вам куда, товарищи?

– К бате, – сказал Геннадий.

– Зачем?

– Эти люди, – произнёс Геннадий и повел рукой в сторону Максимова, Петрова и братьев Паниных, – только что пришли с той стороны, и им необходимо видеть товарища Иванова.
 
– А вы кто?

– Их сопровождение, – сказал Гарик.
 
– Оружие надо будет сдать, – сказал охранник.

Братья Панины сняли с плеч автоматы и положили их на стол перед дежурным.

– Только смотри, мил-друг, чтобы их никто тут не слямзил, – строгим тоном наказал Василий, поднимая палец вверх. – Это трофейные!

– Будь спок, – усмехнулся боец. – У меня тут, как в швейцарском банке.

Он обвёл их внимательным взглядом.

– Что-нибудь ещё есть?

Петр Панин насупился, вздохнул, и с весьма недовольным видом вынул из просторного кармана лимонку – словно отрывал от сердца свою любимую женщину.

– Что ещё?

– Ничего.

– Как, совсем-совсем ничего?

– Ну, и зануда же ты, – огрызнулся Петр.

На стол охранника легло ещё три пистолета.
 
– Это всё?

– Всё.

– Смотри, ведь я могу и проверить.

– Проверяй, – сказал Петр.

Охранник крикнул:

– Жора!
В вестибюле появился вооруженный человек.

– Проведи этих товарищей к бате. – Он перевел взгляд на сопровождение. – А вы, товарищи, можете погулять пока. Я вас не задерживаю.

Продолжение 20. Сусанна http://proza.ru/2024/04/26/684