Мрак

из повести: Мой друг Фантом.


…Степь  казалась  бескрайне  великой,  особенно  с  высоты.  То  ровная   как  стол,  то  холмистая,  изредка  разрываемая  руслами небольших  рек,  синеющая  блюдцами  больших  и  малых  озер.   На  берегах  водоемов  стояли  немногочисленные  поселения  -  аулы  кочевников,  коренных  жителей  и  хозяев  этих  просторов.  Аулы  были  небольшие,  их юрты,  сверху  были  похожи  на  перевернутые    вверх  дном  белые  и  темные  пиалушки,  неподалеку  от  которых  были  щедро  рассыпаны  горсти  разноцветных,  больших  и  малых  зерен.  Зерна  эти  -  передвигались,  и  Герыч  сообразил,  что  это  стада,  отары  и  табуны  скота,  принадлежащие   жителям  этих  аулов.  Особенно  много  было  лошадей!  Наверное  -  тысячи  голов!

- Неплохо,  должно  быть,  живут  скотоводы! – заметил  Герыч:  -  Вон,  какие  богатства!  А  народу  -  раз  да  два!  А  мы,  примерно – в  каком  времени?

- Лет  с тысячу,  до  твоего!

- Что за люди живут, не знаешь?

- Что тебе это даст? Через степь прошло неимоверно большое число больших и малых племен. Изучать историю каждого из них – бессмысленно и невозможно. Но в будущем, эти племена сольются в  крупные народы, и дадут начала сильным и долговечным нациям! И тогда – у наций будет своя история! Но исток, у всех таких  народов один – степь!

Иван  Иванович,  пролетая  над  одним  из  небольших  аулов,  вдруг  вильнул  в  сторону,  снизился  над  юртами,  но  немного  помедлив,  вернулся  к  прежнему  «курсу»! Заметивший  это,  Герыч,  «тормознулся»  и  завис  в  воздухе.

- Ты  чего,  высший  пилотаж  осваиваешь?  -  спросил  он  Фантома.

- Показалось,  вроде  как  звал  кто-то!  Да  слабоват  сигнал!  Я  ведь  только  на  мощные  призывы  реагирую!  Мелочь,  она  и  сама   ко  мне  дорогу  находит!  На  каждый  чих  -  не  наздравствуешься!

- Нет  уж!  -  запротестовал  Герыч:  -  Начал  показывать  так  не  увиливай!  А  мелочь,  не  мелочь – я  сам  решу!

Фантом  удивленно  глянул  на  своенравного  парня:

- На  глазах  растешь!  Одобряю!  Будь  по  твоему,  спускаемся!

  …Путешественники  плавно  спланировали  к  стоявшим  на  берегу  озера  юртам.  Аул,  разделялся  на  две  части.  Одна,  состоящая  их  двух  десятков  небольших,  черных  шалашей  и кибиток,  вероятно,  являлась  «хозяйственной  частью»,  так  как  здесь  повсюду  шла  оживленная  работа.  Герыч  с  любопытством  разглядывал  незатейливые  хлопоты  и  быт  кочевников.

В  низких  загородках, жалобно  плакали   отлученные  от  ушедших  на  пастбище  матерей ягнята. В  тени  юрт  лежали  выкусывая  блох – матерые  степные  псы.  На  длинной  веревочной  привязи, отчаянно  взмахивая  головами  стояло  десятка  полтора  кобылиц. Вокруг них назойливо жужжали  секущие тело кровососы. Худой  старик  подпускал  к  маткам  короткохвостых,  долговязых  жеребят. Жеребята  жадно  присасывались  к  атласному  вымени,  но  старик  быстро  отодвигал  их  в  сторонку,  и  к  кобылицам  пристраивалась  женщина,  сдаивая  пенистые  струйки  молока  в  кожаное  ведерко. Двое  не  поделивших  что-то   псов,  схватились  в  короткой,  злобной  схватке.  Среди  них  вертелись  полуголые  детишки.  Дети  играли  в  свои  игры,  иногда  ссорились,  тут - же  мирились,  и  снова  придумывали  себе  новые  забавы…

Неподалеку  от  них,  двое  загорелых  парней   разделывали  баранью  тушу,  ловко  подпарывая  теплую  шкуру  крепкими  кулаками.  На  костре  стоял  большой  котел   в  котором,   вкусно зарумянивая  кусочки  теста,  шипело масло.  Женщина  в  заношенном  халате  и  белом  платке,  бросала  раскатанные лепешки  в  кипящее  масло  и  почти  сразу  -  вынимала,   раскладывая  на  широком  деревянном  подносе.

Возле  горки  лепешек  остановились  несколько  малышей.  Привлеченные  хлебным  ароматом,  загорелые  до  черноты,  детишки  стояли   не  в  силах  отойти  в  сторону.  Из  юрты  вышла  еще  одна  женщина,  невысокая,  с  широким  розовым  лицом,  одетая  гораздо  богаче  первой.  Она  деловито  прикрикнула  на  малышей,  кинула  в  их  сторону  несколько  кусочков  хлеба.  Ребятня  закопошилась  в  пыли,  подбирая    еду.  Собаки,  лежавшие  под  юртами,  следили  за  ними  завистливыми  глазами.  Оставшееся  печево,  хозяйка  ссыпала  в  большой  кожаный  мешок,  и  передала  подошедшему  к  ней  молодому  парню.  Подросток,  придерживая  мешок,  быстро  побежал  ко  второй  части  аула,  находившейся на продуваемом ветром   возвышении,  метрах  в  пятистах  от  первой.

Там  стояли  три  большие,  красивые  юрты,  укрытые  белыми  кусками  войлоков.  Фантом,  увлекая  за  собой  своего  товарища, влетел в самую большую из них.
Обстановка  белой  юрты  -  была  очень  богата.  Решетчатые  стены  и  пол  были  устланы  красивыми  узорчатыми  коврами,  по бокам стояли  большие,  кованые  медью  и  серебром,  сундуки,  на  которых  лежали  горки  шелковых  одеял  и  подушек.  На  стенах,  висели  пышные  лисьи  и  волчьи  шкуры,  меховые   связки  горностаев  и  хорьков,  богато  вышитые  халаты,  кафтаны  и  еще  что-то,  представляющее  собой  -  роскошь  и  богатство  хозяина.

Напротив  входа,  на  стопке  атласных  одеял,   облокотившись  на  подушку  полулежал  -   полный  мужчина,  в  розовой  рубахе  и  легком,  прошитом  серебряными  нитями,  синем  халате.  На  голове  его  была  надета  небольшая,  украшенная  затейливым  орнаментом  круглая шапочка. Крупное,  с  набухшими  веками  лицо хозяина  выражало  озабоченность  и  скрытую  мысль,  которая  вероятно,  не  давала  ему  покоя,  поглощая  все  его  внимание.

По  обе  стороны  от  него  сидело  несколько  человек:  пожилые,  и  совсем  старые,  хорошо  и  добротно  одетые,  они  с  молчаливым  достоинством  восседали  на  мягких  войлоках.  Иногда,  один  из  них,  начинал  говорить,  долго  и  неторопливо.  Сидящие рядом -  внимали  ему,  изредка  прерывая  речь  одобрительными  восклицаниями.

Перед  ними  была  расстелена  скатерть,  на  которой были  рассыпаны  самые  различные  сладости,   вяленые  фрукты,  хлеб. В мисках наложены  масло, творог  и  еще  много  чего,  в  чем  не разбирался,  не  знавший  пристрастий  степных  гурманов,  Герман.  Парень  вспомнил  полуголых  ребятишек,  подбиравших  брошенный  им  хлеб,  и  недовольно  засопел.  Честному  и  справедливому  Герычу,   здешние  порядки,  отчего-то  не  понравились,  но  справившись  с  внезапным  раздражением,  он  терпеливо  решил  узнать  причину  их  остановки.

У  скатерти,  сидела  молоденькая  девушка  в  легком  платье,  бархатной  жилетке  и  шапочке,  украшенной  пучком  красивых  перьев.  Девушка,  не  поднимая    глаз,  взбалтывала  в  большой  деревянной  чаше  пенистый,  хмельной  напиток  из  кобыльего  молока,  и  разливала  его  в  протягиваемые  ей  чаши  для  питья.

Хозяин  юрты,  ворочался,  недовольно покряхтывал,  вслушиваясь  в  длинные  речи  своих  сотрапезников.

- Чего  он  мается? – с  неприязнью  спросил  Фантома  Герыч:  -  Кумысом  обпился?

- Нет,  браток!  Здесь  другое  дело!  -  ответил  ему  Иван  Иваныч: - Доложили  ему,  что  под  утро – стая  волков  напала  на  его  табун!  Табунщик  прогнал  волков,  одного  даже  убил,  но  твари  успели  зарезать  двух  жеребят  и  кобылу!  Вот  и  мается  хозяин!  Лошадей  жалко!

- А  много их  у  него?

- Больше  пяти  тысяч!

- Е-мае! – присвистнул  Герыч: - Вот  так – да!  Степные  Рокфеллеры!  И  чего  мучиться,  не  последних  съели,  бог  дал  бог – взял!

- Он  то-же,  это понимает!  Но  ничего  с  собой  поделать  не  может!  Считает,  что  если  так  дальше  пойдет,  то  он  нищим  останется!  Кроме  того,  хозяин – ни  кому  не  верит,  и  думает – что  люди,  работающие  на  него,  обманывают,  воруют,  желают  зла  и  ему  и  его  скоту!  И  мстят,  как  могут!

- За  что  мстить-то?

-  Жена  табунщика   приходила  к  хозяйке,  просила  шерсти  на  войлок,  у  них  юрта – совсем  прохудилась!  Не  дали  ей,  сказали – уходи,  не  побирайся,  работай  больше,  может  тогда  и  дадим!  Хозяин  вспомнил  это,  и  думает,  что  пастух  специально  отогнал  табун  в  лощину,  к  волкам!

- А  - это  правда?

- Нет!  Табунщик  - любит  коней,  хоть  они  и  не его!  Он  храбро  бился  со  зверями,  сейчас  он  лежит  у  себя!  Серые  -  погрызли  ему  руку!
- Хозяин  знает  об  этом?

- Конечно!  Но  тут  так:  умом  понимает,  а  сердцем – плачет!  Он  очень  хочет,  что-бы  у  него  было  десять – пятнадцать  тысяч  коней,  тогда  он  станет  -  самым  богатым  в  этой  части  степи!  И  он  знает,  что  у  табунщика  -  есть  старая  кобыла,  которая  недавно  ожеребилась.  Хозяин,  задумал  найти  причину  и  обвинить   в  нерадивости  пастуха,  что-бы  забрать  у  него  лошадь  и  жеребенка!  Но  он  не  смеет   сделать  это  открыто,  и  ждет, когда  степные  мудрецы  угадают  и  озвучат  его  желание!

- И  они  угадают?

- Уже  угадали!  Они  счастливы,  угодить  тому,  кто  богаче,  а  значит  и  сильнее  их!  Что  им,  какой-то  батрак!

Один  их  сребробородых,  говорил  особенно  долго  и  витиевато.  С  каждым  одобрительным  возгласом  остальных «хозяев  жизни»,  лицо  пострадавшего  толстяка  все  больше  светлело  и  прояснялось.  Когда  речь  наконец  закончилась,  хозяин  юрты с  довольным  видом   поднялся  с  места,  снял  со  стены  дорогой  халат   и  собственноручно  накинул  его  на  плечи   мудреца,  под   восторженные  возгласы  остальных!

- Пожалуй  все!  Уважаемые  «законники» все   привели  в  дело  -  обычаи,  традиции  и  еще,  и  еще…  В   общем,  плакала  у  конюха  лошадка! - ухмыльнулся  Фантом:  -  Дальше  они  будут  возвеличивать  и  восхвалять  мудрость  и  богатство  друг  друга,  на  плечи  льстецов  упадет  еще  несколько  халатов!  Затем – станут  есть  мясо,  пить  кумыс,  позовут  степного  барда,  в  общем – как  всегда!

- Но  как-же  табунщик?  Народ,  наконец?

- Народ  -  безмолвствует,  как  сказал  один  из  ваших  классиков!  На  пастуха – героя,  можно  глянуть!  Здесь  нам  больше  делать  нечего!

…Мгновением  позже,  Герыч  оказался  в  маленькой,  заполненной  жужжанием  назойливых  мух,  кибитке!  Сквозь  ее  пропревшие  от  времени  и  непогоды  стены  и  крышу,  в  темноту  падали  длинные,  тонкие  лучики  света.

 Приглядевшись,  парень  увидел  блестевшие  в  полутьме    глаза.  На  кучке  овечьих  шкур   лежал  молодой,  крепкий  мужчина.  Бритую  голову  обтягивал  туго  повязанный пропотевший  платок,  такой-же,  несвежей  тряпицей,    была  покрыта   вспухшая  левая  рука.  Мужчина  лежал  неподвижно, молча  глядя  в  пустоту…

Откинулась  входная  занавесь,  и  в  юрту  вошла  молодая  женщина.  Она  принесла  чашу  с  теплым  кобыльим  молоком,  и  заботливо  поднесла  ее  к  губам  мужчины.  Затем,  она  положила  свою  красивую  головку  на   его   широкую  грудь  и  радостно  заговорила,  зашептала,  осторожно  поглаживая    больную  руку мужчины.

- О  чем  она? – спросил  Герыч.

- Она  говорит,  что  рана  скоро  заживет,  и  Айдар,  снова  станет  сильным  и  ловким!  Еще,  о  том,  что  она  очень  счастлива,  потому  как  у  нее  -  смелый  и  храбрый  муж,  о  котором  уже  заговорила  степь! Он теперь герой, не побоявшийся вступить  в схватку с волками! О  том,  что  -  хозяин,  непременно  оценит  его  отвагу  и  заботу  о  табуне,  и  пришлет  им  -  молодого  барашка,  и  даст  много  шерсти!  Она,  скатает   крепкие  войлоки,  и  укроет ими  юрту,  и  они  перестанут  мерзнуть  от  дождя  и  холода!  А  еще,  она  -  родит  ему  сыновей,  таких  же  храбрых  и  могучих,  как  их  отец!

Женщина  перестала  говорить,  и   тихонько   лежала  на  груди  своего  мужа,  задумчиво  глядя  на  светлые  лучики  света  пронизывающие  темноту   их  ветхого  жилища.  Здоровая  рука  мужчины  гладила  ее  черные,  густые  волосы!

- Уходим!  -  не  выдержал  Герыч!

Душа  парня  стонала  и  рвалась  в  клочья,  от  осознания  людской  подлости  и  мерзости  этой  жизни!

- Скажи,  что  с  ними  будет  дальше?  -  Герыч  летел  над  степью,  не  замечая  ее  красот  и  просторов.

- Все  предсказуемо  в вашем  мире!  Лошадь  у  них  отнимут…  Уже  отняли!  -  поправился  Фантом: - Табунщик  - уйдет  в  степь!  Вокруг  него  соберется  десяток,  другой,  таких – же  как  и  он!  Года  два  они  будут  угонять  скот  у  хозяина  и  его  советников   и раздавать  беднякам!  Потом – их  предадут,  те  же  бедняки,  которым  они  хотели  помочь,  и  его  -  убьют!  Похоронят  тайно,  что-бы  - люди  не  поклонялись  его  могиле!  Вот  и  все!

- А  его  жена,  «хозяева  жизни»,  как  они?

- После  гибели  табунщика,  хозяин  решит,  что  вдове  - нужно  дать  шерсти  на  войлок,  но  на  особых  условиях!  Ты  наверняка  обратил  внимание,  как  красива  эта  степнячка!  Женщина  - откажется  от  такого  предложения,  и  ее  заберут  силой,  как  ту,  старую  кобылу!  Это  произойдет  зимой,  и  ночью  она  уйдет  в  буранную  степь!  Больше – ее  никто  не  увидит!    Я  знаю:  уйдя  от  «двуногих»  волков,  она  встретится  с  настоящими,  и  ее  некому  будет   защитить!  Но  она  примет  смерть   с  радостью!  А  дальше – они  станут  легендой!  Не  один  век,  люди  будут  воспевать  их  вольность  и  преданность  друг  другу!  Ничего  нового!  Вы  люди,  абсолютно  предсказуемы  в  своих  поступках!  Проходят  века – а  вы,  по  сути  своей,  не  меняетесь!  Толстый  хозяин,  с  годами  совсем  потеряет  покой,  да  и  «пожелания»  людские,  не  совсем  полезны   для его   здоровья!  Начнет  болеть  и  похудеет,  зато  душа  его,  станет  большой  и  толстой,  от  накопленного  зла!  Где  то,  я  ее  встречал,  застрявшую!

- Но  зачем  ты  хотел  свернуть  сюда?

- Так,  говорю  -  звали  меня,  но  не  сильно!  Один из  мудрейших,  упомянул,  что  душу  табунщика  захватил  Шайтан,  то  есть – Я!  И  он, понимай  как – мы,  погубит   табуны  хозяина!  Вот  я  и  отреагировал!

- Нет,  ты  погляди!  -  возмущался  летящий  Фантом:  - Опять  на  меня  свалили!  Им  понадобилась  старая  кобыла,  а  виноват  во  всем – Я!  Передохли  бы  вы,  еще  в  зародышах,  от  мук  совести,  если – бы  не  я!  Хоть  есть  на  кого  вывалить  свое  дерьмо!  Ну  погодите,  не  забывайте – что  я  расту!

   …Подавленный Герман  сердито «хмурился!». Если бы у него было тело, то его негодующие вздохи и возгласы заполонили бы всю великую степь. Но это для начала, так сказать, для морального разгона. А уж потом… «Меня – будить!» - ярился Герман!  …Но его тело  мирно спало в своей кроватке двадцать первого века, и ему не было дела до переживаний своей хозяйки – души авантюристки, забравшуюся в толщу прошедших веков. А уж тем более, до попыток восстановления попранной  справедливости…

Возмущенный голос негодующего  Фантома ненадолго отвлек его от тяжкого груза переживаний за несчастную семью, бедных, но несломленных и гордых, номадов.

- Зарождаешься, растешь, крепнешь! – ворчал Герман: - Надоело все! У нас тоже не лучше! Я, работаю за гроши! Твой Сатанюк, наверняка, ждет не дождется пенсии, думает, что там будет лучше! Ни хрена! А вокруг, только и слышно: возрождение, возрождение, возрождение! Только что возрождается? Экономика? Сознание? Церкви да попы? «Потерянная духовность» нации? Это еще вопрос, кто что терял, и кто что - возрождает! Иван Иванович, скажи: если есть бог, то куда он смотрит?

- Бог, говоришь? Слушай! Любопытный случай  со мной был: подслушал  я  как-то  ненароком,  как  две  души,  меж  собою  шептались!   Жаловались  они,  что  оставил  их  Бог,  сами,  дескать,  со  своими  подопечными  управляйтесь!  Надоело  ему,  с  людьми  неразумными  возиться,  как  ни  учил –   они  все  по  своему,  переворачивают!  А  души – маются!  Им,  с  иными  людьми -  очень  тяжело,  не  могут  они  справиться  с  ними!   Вот так! Может, не шутили они, болтливые! Кто его знает!   А если серьезнее, то не знаю!    Врать  не  буду,  с Творцом - не  встречался!  Про  Него  – это  опять  же,  у  души  спрашивать  нужно!  Она  во  времени  существует,  и  в  пространстве средь миров  перемещается!  А  я – нахожусь   вместе  с  вами,  в  пределах  вашего  сознания.  Дальше  этого мира  – мне  не  уйти!  Но  про  Бога,  я  у душ  не  спрашиваю,  не  мое  дело!  Да  и  не  скажут  мне  ничего!  Тайна  это – Великая!  И  правильно:  если  узнать  эту  тайну,  так можно   с  самим   Творцом  сравняться!  Не дай Бог, такого! Я,  людишек,  давно  знаю,  такого  натворят,  что  и  Вселенная  рухнет! Порой, думаю   и  сам  удивляюсь:  на  кой  ляд  человека  создали?  Ведь он,  все вокруг себя  разрушает!  Так  что,  Герман,  не  мне  вас  губить,  вы  и  сами  с  этим  делом  успешно  справляетесь!  А  я – жалкие  крохи  подбираю.  Но  и  то,  хватает!  Чувствую  – прибывает  во  мне  силы,  особенно  в  твое  время!  И  не  пойму -  радует  это  меня,  или  огорчает!

- Сила  лишней  не  бывает!  -  угрюмо  проворчал,   вконец  обалдевший  от  безумной  информации,   Герман.

- Не  скажи!  -  задумчиво  произнес  Фантом: - Обладание  силой  накладывает  на  ее  владельца  определенные  обязательства.  Сильный – не  сможет долго занимать  отсутствующую,  нейтральную  позицию.  Рано  или  поздно – он  должен  будет  стать  на  чью-то  сторону!  Иначе  он  перестанет  быть  сильным,  и  погибнет!  А  выбор  - не  велик!  В  нашем  с  вами  мире правят   два  Начала:   Добро  и  Зло!  Третьего – не  дано!  Силу - будут  привлекать  на  свою  сторону,  и  первое  и  второе.  Борьба  между  началами,  пока,  почти  - извечна!  Вот  тут- то  и  нужно  думать!  Добро - оно  изначально  в  души  вложено,  значит,  оно  -  бесконечную  суть  имеет!  А  я,   как  по  вашему  выходит,  Носитель  Зла – предел  имею…  А ты  чего пригорюнился, приутих… Пей, ешь! Может и зря, я тебе все это рассказываю! Не бери в голову…

- Да как-то, странно, все что ты объясняешь! Честно сказать – голова кругом идет! – сознался Герман: -  Иван  Иваныч, не  могу  понять  тебя! –  снова, только медленно,  заговорил  Герман: - Ты,  как  ни  крути – Дьявол!  И  зла,  хоть  и  по  кусочкам, а  насобирал -  не меряно!   Ты  враг  человеку,   с  тобой  надо  бороться!  А говоришь,  словно  жалеешь  нас!  Как это  понимать?

- Чувствую,  зря  я  битый  час,  перед  тобой  распинаюсь!  Бессмысленно  время  потратил! – закручинился  Фантом: - Опять  думать  не  хочешь!  Не  жалею  я  вас,  но  и  беды  от  меня  не  ждите!  Не  зря  я  про  Силу  говорил,  я  и  есть  эта  Сила,  но  пока -   ни  на  чьей  стороне!  Пока! А  бороться  вам  надо  не  со  мной,  а  с  душами  тяжелыми,  неопределенными!  Это  они,  словно  тени,  переполненные  злом,  бродят  в  вашем  мире,  я  ведь  их  частенько  встречаю!   Пробуют  они  ко  мне  прибиться,  но  никак  нельзя! Не  Божье  я  творенье,  что-бы  с  ними  в  одно  сливаться,  а  они,  хоть  и  черные,  да  все – Творцом  созданы!  Вот  он  и  пусть,  сам,  с  этими  разбирается!  Они - вам  жить  мешают,  прорываются  в  тела  ваши,  и  это  их  вы  изгоняете,  а  не  меня! Экзорцисты!  Я,  брат,  в  таких  случаях  -  не  при  делах!  Мне,  по  большому  счету  и  так  и  этак,  самому -  от  вас,  от людей,  конца  ждать придется!

- Как  это? – опешил  от  такого  признания  Герыч: - Ты  что,  самоуничтожишься?  Ведь  нам  тебя  не  истребить,  ты  же  Фантом!  Под  тебя,  хоть  мину  противотанковую  подложи,  даже  и  не  вздрогнешь!

-  Верно! – засмеялся  Фантом: - Миной – точно  не  возьмешь!  А  временем – можно!  В том плане что если со временем вы перемените ваше сознание в сторону правильного понимания сути вещей, научитесь отвечать за себя перед самим собой и людьми, перед природой,  тогда - мне не станет места в вашей жизни… Зачем я вам – буду нужен?  Но пока – вы без меня никуда! Вам меня беречь надо, я ваш – спаситель…  Хочешь, покажу кое - что! Был у меня один памятный случай, надо поискать… Летим, и так заболтались!

- Хорошо! – согласился Герман: - Только поясни мне, вот эти кочевники, они всегда так жили, как мы видели?

- Ты должен понимать, что я показываю тебе то, что объясняет мое существование в вашей интерпретации. Поэтому и примеры, не совсем приятные! К тому-же, не забывай мою сущность. Я имею дело с вашим негативом. Вот и вышло: с кем поведешься, того и наберешься! Но я не стою на одной стороне, поэтому интересуюсь не только плохим, но и хорошим! Когда то и номады жили как предки моей «матушки», в смысле устройства отношений между людьми! Главное что у них было, это – свобода и равноправие! И жили они – совсем даже неплохо! Верили в своих богов, почитали старость, заботились о детях! Ну, потом, пошло как у многих народов: социальное расслоение! Почему пошло - объяснять не собираюсь, сам говорил – ЕГ сдавал!

- Угу! – буркнул Герман: - У нас тоже, есть - простые  и  непростые!

- Точно! Топчется человечество на месте! Хорошо начинали – да плохо кончите! Вот  удивляюсь  я!  -  заговорил  Сатанюк,  после  затянувшегося  молчания: - Странные  вы  существа – люди!  Все  что-то  ищете,  мечетесь,  смыслы  всякие  ищете!  А  простого  -  не  хотите  понять!  Того,  что  в  данной  вам  биологической  форме  жизни – вы  должны  просто  жить!  Жить - по  тем  законам,  что  определила  вам  ваша  природа!  И  не  забывать,  что  вам  дано  великое  благо – ваше  сознание  и  душа!  Только  это  надо  беречь,  правильно  пользоваться!  А  вы?  Законы – нарушили, инструкции  по  жизни – потеряли,  заповеди по  своему,  переписали!  Был  у  вас  Свет,  да  вы  его  загасили,  и  теперь  в  темноте  шаритесь!   Вот  и  хлебайте,   то,  что  сами  и  сварили!  Многие  из  вас  стремятся  «царями»  стать,  то  над  людьми,  то  -  над  природой!  Пропаду  я  с  вами!

- Хватит  жаловаться! – нахмурился Герман: - Ты тоже не ангел, хоть, как говоришь – пока нейтральный! Мог бы и определиться: или добивать нас или спасать! А то: пропаду, пропаду!

- Герман! Не серди меня! Не зарывайся!

- Ладно, я пошутил! Так что ты хотел показать?

- С чертом не шутят, доиграться можно! – проворчал Сатанюк,  и перестав сердиться, улыбнулся: - Погнали! Но ты понял, как я в толстого хозяина юрты  «вселился?». …А сейчас я тебе покажу, как умные, мною пользуются! Обхохочешься! Летим! Ты  как желаешь,  мигом  или  не  спеша?

- Как  хочешь!  - так  же  угрюмо  произнес  парень:  -  Мне  все  равно!

- Тогда  -  пользуйся,  моей  добротой! – хихикнул  Фантом:  - Любуйся  видами,  познавай  нравы!  Пролетим  над  всей  Русью!  В  старое  время,  не  в  ваше!



…Они  передвигались  в  чистом  небе,  как  прикинул  в  уме  Герыч,  примерно  со  скоростью,  устаревших  ныне,  самолетов  марки  ЯК- 40.  В  детстве  довелось,  вместе  с  отцом,  полетать  на  таком  тихоходе.

- Не  нравится  мне  твое  время!  -  продолжал  разглагольствовать  Иван  Иванович:  -  Суетно  как-то!  Не  знаю,  откуда  я  ваших  привычек  набираюсь,  но  только  я  больше  тихие  места  предпочитаю!

 - В  тихом  омуте – черти  и  водятся! – пробурчал  Герыч.

- Да  ты,  никак,  оживать  начинаешь! -  обрадовался  Фантом:  -  А  то,  я  уж  беспокоиться  начал!    Больно  нежные  вы,  переживаете  много!  Плюнь,  брат!  Весь  мир – тебе  не  переделать!  Говорю  тебе:  тысячи  лет прошли,  как  «матушка»  меня  породила,  а  вы  - нисколько  не  меняетесь!  Так  же  и  гнобите  себя,  только  в  твое  время – нежнее,  цивилизованнее!   Так,  кажется,  вы  выражаетесь? Демократично!  Красивое  слово,  но  для  вас,  пока   пустое!  Не  умеете  вы  это  слово  понимать!

Герыч  не отвечал.  Говорить,  после  всего  увиденного  и  услышанного,  отчего-то  не  хотелось.  Хотелось  одного – побыть  одному  и  подумать!  А  может  и  нет!  Думать,  как то,  было  страшновато!

- Напиться,  что-ли! – с  тоской  в  голосе,  произнес  Герыч! – «И  забыться,  уколоться,  и  упасть  на  дно  колодца!».
 
…Внизу  потянулись  перелески,  постепенно  переходящие  в  почти  сплошные  леса. Изредка,  их  зелень  прорезалась  большими  и  малыми  реками,  и  всему  этому,  казалось  - не  было  ни  конца,  ни  начала!  И  где - то  внизу,  среди  этих  лесов  и  болот, в  больших  и  малых  деревнях  и  городках,  жили  люди,  Германовы  предки!

- Не  поможет!  - отреагировал  Иван  Ианыч  на  реплику  парня! -  Мозги  заглушишь,  а  душу,  ее  брат – ничем  не  зальешь!  Не  пьющая  она!  Сопьешься,  в  грязь  упадешь, душа  страдать  станет!
 
Удивительно,  но  не  имея  тела,  Герыч  все  таки  ощущал  теплый,  упругий  воздух,   яркий  солнечный  свет,  и  все  краски  мира,  над  которым  пролетал вместе с Фантомом!

«А  может  -  все  это  сон!  Яркий,  цветной  - сон!  И  я – сплю!» - подумал  парень.

Иван  Иванович, парил рядом,  внимательно  прислушивался к чему-то…



…Там,  где большая  река  разлилась  широким  плесом -  показалась  деревня,  растянувшаяся  в  основном  вдоль  берега.  Она   состояла  из   множества  деревянных  домов:  больших  и  маленьких,  крепких  и  покосившихся  от  ветхости. Улицы  были  неровными,  иные  усадьбы  стояли  и  вовсе,  сами  по  себе.  На  задах  подворий,  у  самой  воды,  тянулись  огороды  и  бани.
Усадьбы  были  разные,  но  всех  их  объединяло  одно – уныло  однообразный  серый  цвет   потемневших  бревен  и  теса.  Впрочем,  крытых  тесом  крыш – было  не  много,  в  основном  виднелись  грязно – желтые  пятна  соломы,  уложенные  на  верхушки    срубов.

Самым  большим  строением была  церковь,  стоявшая  на   площади  почти  посредине  села.  Она  была  также,  сложена  из  темных  бревен,  но  гораздо  толще  и  крепче,  против  жилых  домов.  Над  ее  срубом  возвышались   обитый   ровными  дощечками   шатер   и  позолоченный  крест.

Возле  церкви  гомонила   разношерстная  толпа из   одетых  в  старинные  одежды  людей.  Слышался  ровный  гул  колокола: бум…бум…бум…

- Служба – закончилась! – сделал  вывод  Иван  Иванович,  «притормаживая»  над  площадью: - Погоди!  Шевельнулось,  что-то,  внутри!  Кто-то,  из  здешних  «сидит»  во  мне,  и  видать – давненько!  Всех – не  упомнишь,  но  чувствую,  крепко  меня,  сейчас  -  поминают!  Давай  глянем! Наверное, это то  что я ищу!
Не  спрашивая  согласия  Герыча,  Фантом  резко  спикировал  над  толпой   и  увлекая  его  за  собой   «врезался»  в  толстые  церковные  стены!

…Внутри  церкви  было  жарко.  В  душном  воздухе  колыхался  легкий  туман  от  сгоревших  свечей.  Сквозь  небольшие, затянутые  чем-то  полупрозрачным  прорубы  окон, вливался   мутный  свет.  Из  полутьмы,  со  стен  и  потолка,  на  оробевшего  Германа,  строго  смотрели  черные  и  печальные  глаза  на ликах   святых  угодников  и  праведников.

В  церкви,  Герман  бывал  не  часто,  а  если  честнее,  то  совсем – не  часто!  Первый  раз,  он пришел  в  храм   со  своим  отцом,  когда  ему  было  пять  лет.  Детская  память  сохранила  большое,  ярко украшенное  помещение,  где  было  много  света  и  «картинок»!

Отец   о  чем-то,  разговаривал  с  бородатым  человеком,  одетым  в  длинную,  черную  одежду.  Говорили  они  довольно  долго,  при  этом,  отец  -  частенько  кивал  на  своего  ребенка.  Потом,  он   почему - то  начал  сердиться!  Юный  Герман  запомнил,  как  он  спрашивал  у  бородатого,  про  ключи  от  рая  и  ада,  которые  как  понял  ребенок,  находились  у одетого  в  черное   дяденьки,  и  папа – требовал  объяснения,  кто  ему  их  дал и   при  чьей   жизни!  Дяденька, глядя на папу,  не  сердился,  говорил  тихо,  и  все  время  указывал  ему на  большую  бумагу,  висевшую  у  входа  и  на  самом  видном  месте!
Бумагу,  сердитый  папа  читать  не  стал,  и  зачем-то  вспомнил  коммерсантов,  заявив,  что  ему  с  ними  не  по пути,  а  его  сынишка, вырастет  и  сам  решит,  «что  и  как  ему  покупать!».

Позднее,  Герыч  понял,  что  отец  хотел  его  окрестить,  но  узнав,  что  это  проводится  за  фиксировано -  установленную  оплату,  от  своей  идеи  принципиально  отказался!  Не  получив  ответа  на  вопрос,  кто  вручил  священнику  право,  при  жизни  распоряжаться  распределением  душ,  обрекая   не  желающих  вносить  обязательную  мзду нехристей   на  вечные  муки,  папа  из  церкви – удалился,  посоветовав  батюшке,  сменить  место  работы,  так  как  -  заметил  в  нем  яркую  жилку  торгаша!

Так  и  остался  Герман  не  крещенным,  не приобщенным к   Христовой  церкви  упрямыми,  не  сумевшими  договориться  между  собою,  отцами!  «Святым»  и  родным!

Второй  раз,  Герыч  посетил  храм  уже  будучи  юношей.  Проходя  мимо  церкви  с  друзьями    они  решили  зайти  и  посмотреть.  Парень  помнил, с  какой  робостью,  и  даже  волнением,  они  зашли   внутрь храма.  Но  стояли  они  не  долго!  К  ним  подкатила  шустрая  черная  старушка,  и  яростно  шипя,  попросила  убраться  вон,  так  как  им  не  место  в  Святом  Храме,  в  кроссовках  и  джинсах!

Ушли  ребята,  понурые  и  не  веселые,  с  нехорошим  чувством  подавленности  и  незаслуженной  обиды.

Больше  в  церковь,  ни  Герман,  ни  его  друзья,  не  ходили,  предоставив  это  священное  право  набожным  и  праведным,  более  достойным  чем  они,  прихожанам!

Воспоминание  это  было  настолько  свежо,  что  даже  сейчас,  Герман  испуганно  оглядел  помещение,  ожидая  появления  злющей   блюстительницы  религиозных  правил  и  нравов.

Старушки  он  не  увидел,  зато  заметил  невысокого,  тщедушного  человека,  в  черной  рясе  и  колпаке.  Человечек  ходил  по  церкви  и  тщательно  тушил  многочисленные  свечки,  тускло  мерцающие,  в  сгустившимся   от  дыхания   бывших  здесь    людей,   воздухе.

Чернец  собирал  огарки  в  ведерко,  иногда  соскабливал  с  поставцов  наиболее  большие  потеки  воска.  Делал  он  все  это  неторопливо  и  привычно,  иногда   простужено  покашливал,   пошмыгивая    припухшим,  длинным  носом.

В  дальнем  углу  помещения  качнулись  неясные  тени,  и  Герыч  заметил   два  силуэта.  Один  из  них  стоял,  другой  лежал,  плашмя  распластавшись  на  деревянном  полу.

Лежащий  зашевелился,  встал  на  колени,  и  парень  услышал  густой,  прерываемый  всхлипами  и  придушенными  рыдания,  голос.
 
- Грешен,  я  батюшка,  грешен!  И  нет  мне  прощения!

Крупный,  одетый  в  темно  зеленый  кафтан  мужик,  стоял  на  коленях  перед  дородным  попом  и горестно  вздыхал, жалобно  глядя  ему  в  глаза. Мужик  широко  крестился,  и  при  его  движениях  на  кафтане  поблескивали  серебряные  пуговицы  и  нити,  прошивающие  его  рукава  и  отвороты.

Заросшее  густой  бородой  лицо   было   мокро  от  слез,  текущих  по  широким,  покрытым  корявыми  оспинами  щекам. Мужик  достал  из  кармана  большой  платок,  зажал  в  нем  толстый,  ноздреватый  нос,  шумно  высморкался.

- Кайся,  сын  мой! – мягким  баском  проговорил  священник: - Покаянием  своим,  приблизишься  ты  к  Господу  нашему,  Отцу  небесному!

- Бес  попутал, святой  отец! – мужик,  заелозил  толстыми  коленями   по  скрипнувшим  под  ним  половицам: - Донесли  мне  доводчики,  что  ладья,  сверху  к  нам  сплавляется!  С  товаром!  А  товар  тот – скобяной!  Смекнул  я,  что  это  Никишка,  купец  из  града  стольного,  прослышал  про  нужду  народишка  в  товаре  этом,  и  гонит  его  водою!

Мужик  прервался,  завздыхал,  закрестился.  Наблюдавший  за  этой  сценой  Герман,  вдруг  заметил,  как  остро  и  хищно,  блеснули  маленькие  глазки  мужика:  плохо скрытая  ненависть  к  неведомому  Никишке – мелькнула,  и  тут-же,  спряталась!

- А  я сам,  со  дня  на  день ожидаю  своих  лодейных!  С самой   весны – послал их   в  Новгород  за  товаром!  Беда,  думаю!  Порушится  моя  торговля,  как  быть?  Ведь  по  миру,  святой  отец,  думаю – пойду!  Разорит  меня  Никишка!  А  тут  - слышу,  окликает  меня  кто-то! -  голос  купца  перешел  с  трагических  ноток  на  хриплый,  таинственный    полушепот: - Глянул  я,  и  обомлел!  Сам Сатана – за спиной стоит!

Купец   гулко  ударился  в  пол  покатым  лбом,  приник  к  нему,  жалобно   охая  и  стеная.  И  снова,  внимательный  взор  Германа  заметил,  как  в  перерывах  между  поклонами,  из - под  косматых  бровей  мужика  в  сторону  попа  украдкой   блеснули  огоньки  глаз!  Блеснули   и  пропали,  за  плотно  прикрытыми  веками,  из   которых   покатились  крупные  слезы…

«Мама  не  горюй!  -  поразился   наблюдательный  Герман:  -  Ведь  как   врет!  Артист,  гений!  Император Нерон – это  бездарь!  Вот  -  где  истинный  талант!».  Фантом,  находившийся  рядом,  весело  подмигнул  парню,  мол – как  тебе,  представленьице?

- Говори,  сыне! – голос  попа   встревожился.  Оглянувшись  по  храму,  священник  увидел  собирающего  свечи  дьячка,  и  подозвав  его  к  себе,  велел  выйти  вон: - Храм  Божий – защита  наша  от  лукаваго,  ибо  нет  ему  ходу  в  дом  Господний!  Говори  смело! – сказал  он  купцу.

Если  бы  у   путешественников  были  тела,  то  Герман  наверняка  почувствовал  бы  толчок  в  бок,  который  неминуемо  дал  бы  ему   развеселившийся  Фантом.

- Грешен,  батюшка!  Обошел  меня,  обольстил  Сатана!  Шепчет  мне,  забери  товар,  потопи  ладью  чужую!  Твое  место  здесь,  и  другой  торговле  здесь – не  быть! – купец  трагически  всхлипнул:  -  Не  сдюжил  я,  сломил  меня  Враг  рода  человеческого!  Послал  я  своих  людишек  на  реку,  ладью  ту  перенять…

 - Говори,  сын  мой!  Исповедь  и  раскаяние  облегчают  душу! – в  голосе  священника  скользнул  легкий  интерес  к  рассказу   лохматого  мужика.

- Беда,  батюшка,  приключилась!  Вернулись  в  ночь  холопы  мои,  товар  привезли!  Да  только  лодочников,  чужих – то,  в  реку   пометали!  Думали  что  выплывут,  а  те  -  утопли!  Пять  душ,  загублено,  без  покаяния  и  погребения! – купец  снова  повалился  перед  попом,  рыдая  и  стучась  головою  об  доски  пола: -  Нет  мне  прощения!  Да  только,  невиновен  я!  Не  указывал  я  своим,  людей  губить!  Чужой  грех  на  себя  беру!

- Не  держи  слезу,  сыне!  Слеза  в  Храме  Господнем – во  благо  Спасителю  нашему!  Кайся,  Бог  слышит  исповедь  твою!

- Так  все,  батюшка!  Ладью  затопили,  утопленников  в  омут  -  бучило,   утянуло!  Там коряжин  -   тьма,  век  не  всплывут!  А  все  он,  отец  святой!  Бес,  сам  Сатана  ко  мне  пожаловал!  Где  мне, убогому да  слабому  духом,  совладать  с  таким! Одно – на  Господа  уповаю!

- Велико  прегрешение  твое,  раб  Божий!  Но   велика и   милость  Господня!  Все  в  руце  Спасителя  нашего! – священник  широко  осенил  купца  крестным  знамением.  Мужичина   смиренно  склонил  стриженую  в  кружок  голову,  старательно  изображая  покорность: - Коль  искренне  покаяние  твое,  прольется  на  тебя  благодать   молитвы  покаянной!

Поп  накрыл  голову  купца  чем-то  похожим  на  широкий  шарф,  и  вполголоса  забормотал  молитву.  Пораженный  простотой  действия,  Герыч   особо  не  вслушивался  в  происходящее.  Уловил  только  последние,  отпускающие  грехи  слова  священника.

Купец  ухватил  протянутую  к  нему  руку  попа,  и  царапая  ее  колючей  бородой,  страстно  облобызал.

- Батюшка,  отец  наш! – горячо  заговорил  он: - Ослобонил  ты  душу  мою,  к  жизни – раба  заблудшего,  возвернул!  Век  не  забуду!  Молиться  за  тебя  буду,  и  добром  своим  не  обойду!  Вижу,  клети  во  дворе  церковном  покосились,  завтра  же,  плотников  пришлю  подправить!  А  на  мясоед,  обоз  малый  со  съестным  припасом  пришлю!  Укажи  только  куда  прислать!

- Пустое   глаголишь  ты,  сыне!  Невместно,  в  храме  такие  речи  вести! – священник  осуждающе  пожевал  губами,  помолчал  и  добавил: - На  воле,  про  то  потолкуем!  Да  не  со  мною,  а  с  матушкой  моей!  А  на  тебя,  за  грех  твой – поклоны  с  молитвою  накладываю,  две  седьмицы,  по  сту  раз   в  день!  Встань  сыне,  выйдем  из  храма!  Душно  мне  отчего-то!

- Нынче,  с  матушкой  встречусь!  И  деток  ваших   не  обойду,  и  Храму,  серебра  пожертвую!  Господи,  как  легко  на  душе  сталось!

- Услышал,  стало  быть Господь,  мольбу  нашу!  И  я   за  тебя,  во  спасение  души  твоей,  молитвы  возносить  стану!

…  Толпа  глухо  загудела,  увидев  выходящего   из  церкви   священника  вместе  с  купцом.  Мужики  поснимали  шапки,  стояли,  потупя  глаза  в  землю.  Поп  широким  жестом  перекрестил  народ.

- Велика  милость  Господня,  православные!  Истинным  примером  является   сей  грешник  раскаявшийся! – поп  указал  рукою  на  безутешно  рыдающего  купца: -  И  благодать  снизошла  на   него,  и  чистыми  слезами,  душа  его  омывается!

Купец,  подхваченный  под  руки  двумя  подскочившими  к  нему  холопами,  шел  через  расступающийся  перед  ним   народ.  Шел  тихо,  словно   обессилев,  покачиваясь  на  нетвердых,  подламывающихся  ногах,  незряче  глядя  перед  собою  залитыми  слезою  глазами.

Мужики  крестились,   послышались  сочувствующие  голоса  и  женские  всхлипы.

 Под  ноги  купцу  кинулись  оборванные  нищие,  хватали  его  за  полы  кафтана,  громко  вопя  о  жалости  к   своему  убожеству.  Выскочил  юркий  приказчик   и  кинул  в  толпу  несколько  горстей  мелкой  монеты.

Купец  шествовал  по  двору,  не  глядя,  на  катающийся  по  земле  в  поисках  денег  народ.  Громко  визжал  придавленный  юродивый,  бренчал  веригами,  кидал  в  людей  грязью  и  коровьим  пометом.  Полузадушено  хрипела  нищенка, спрятавшая  за  щекой  денежку,  отбиваясь  от  пытающегося  залезть  пальцами  в  ее  рот   хромого  старика…

Иные,  впавшие  в  исступление  старухи,  валились  на  колени,  ловили  купца  за   ноги,  хватали   полы  его  кафтана,  жаждая  прикоснуться  к  осенившей  его  благодати.
 
Онемевший Герман,  потрясенно  смотрел  на  беснующегося  юродивого.  Однако,  далеко  не  все   разделяли  благолепное  настроение,  восхваленное  святым  отцом. Молча,  скорбно  поджав  губы,  стояли  женщины.  Угрюмо  смотрели  некоторые  мужики.  Иные  сплевывали  и  быстрыми  шагами уходили прочь.

Чуть  поодаль  стояли  двое.  Худой  старик,  со  всклоченной  бородой,  и  мужчина,  лет  под  тридцать.  Старик,  опираясь  на  суковатый  посох,  часто  крестился  и   горестно  вздыхал.  Молодой,  выставив  из-под  распахнутого  кафтана  широкую  грудь,  тяжелым  взглядом  буровил  спину  уходящего  купца.  Герман,  заметив  их,  неслышно  «подплыл»  к  ним  поближе.

- Чую,  Семка,  затеял  ты   не  доброе! – услышал  Герыч  дребезжащий  голос  старика.  Молодой  мужик  не  откликался: - Проси  Господа,  что-бы  Бес  не  оседлал  тебя! Людей  утопленных – не  возвернешь,  а  душу  свою  – в  конец  загубишь!

Герыч,  краем  глаза  заметил,  как  бывший  рядом  с  ним  Фантом   даже  вздрогнул   от  неожиданности.

- Выкинь  из  головы,  говорю! – продолжал  старик,  вглядываясь  в  своего  спутника: - К  воеводе,  в  расспросную  избу  захотел!  Там  тебе  быстро – сыск  устроят!  Все  припомнят,  не  увернешься! Брось,  не  про  тебя  это!  Все  зло – не  истребить!

- А  не  собираюсь,  уворачиваться! – лениво  процедил  мужик: - Нынче – на  Дон  уйду!  Давно  воля  манит!  Вот  переведаюсь  с  кем  нито,  и  уйду!  Давно,  дружок  мой  верный   не  работал! – мужик,  украдкой  показал  старику   тяжелую  свинчатку  на  тонкой,  длинной  цепочке: - Да  и  кочет  огненный,  к  купцу  на  подворье  -  сам  просится! А  про  душу  свою,  так  я  греха  за  собою  не  ведаю!  Стало  быть,  чист  я,  перед  Богом!  Коли  таким  убивцам  прощается,  так  мне  и  подавно!  Так-то,  дедка!

Старик  тихо  ругался. Молодой  мужик,  оскалив  в  веселой  улыбке  крепкие  зубы,  круто  развернулся  и  уверенно  зашагал  прочь…

-  Видал,  что  делается! – Иван  Иваныч  весело  крутил  головой:  -  То-то  я  почуял,  что  ворохнулось  во  мне!  Это осколки,  от  души  купца  отошедшие,  дали  знать о себе!

-  А  дальше, что со всеми будет, знаешь?

-  Конечно, знаю!  Сто раз тебе говорю,  язык  устал!  Я  ведь  в  вашем  мире  обретаюсь,  значит,  все  знаю!  Хлопнет  мужик  купца  кистенем,  да  не  до  смерти! Двор  его  подожжет,  в  казаки  уйдет!  Долго  гулять  будет,  и  в  бою  с  татарами -  будет  зарублен!  А  купчина,  с  годок  будет  бревном  лежать,  глазами  ворочать!  Да  так  и  помрет!

-  А  с « хозяйками»  их,  как  случилось?

-  Казака  во  мне  нет,  видать – сразу,  куда  надо душа  его  ушла!  А  вот  купцова – застряла!  Надо-бы,  при  случае  полюбопытствовать,  как  она!  А  то  ведь,  видишь,  какой  он  верткий!  Может   и  «вошел»  уже в  кого  кто  послабее,  да  снова – торгует,  злодействует! –  Фантом  коротко  хохотнул: - А  впрочем,  какое  мне  до  этого  дело!  Не  моя  это  забота,  на  то  -  другие  силы  есть!

Фантом  помолчал,  прикидывая  что-то  в  уме.

- Пора,  друг  мой!   Ускоряемся!  Время  и  мне  не  подвластно!  Погнали!

-  И что будет, с такими, как купец?  Выходит – он отмазался? А кто  его судить будет? Чья это забота?

- Кто  судит,  и   по  местам ваши души   разводит – я  не  знаю!  Одно  полагаю – есть  у  вас  верховный  суд,  еще  при  жизни!  Совесть  ваша!  От  нее  еще  никто  не  скрылся,  придет  время -  везде  достанет,  потому  как  она  в  сознании, в душе находится!  От нее   ни  откупиться,  ни  отмолиться!  Вас учат -  согрешил,  покаялся  и  все! Свобода  и  вечное  блаженство!  Нет,  слишком  просто!  Это  сами  люди  придумали,  чтобы  легче  было, чтобы - именем  Творца  прикрываться!  Слабые  в  этом  ищут  утешения,  в  том  беды  я  не  вижу!  А  сильные,  да  наглые  -  ищут  оправдания  да  прощения,  надеются  на  это! Иные,  примечал, жизнь  на  людских  бедах  проживают,  а  к  старости такими  богомольными  да  праведными  становятся,  что  диву  даешься,  словно  святые  угодники  с  «небес  сошедшие!».  Не  на  что  таким  надеяться!  Как  прожил,  с  тем  и  останешься!  От  Бога – искать  нечего,  надо  жить  по  людским  Законам!

-  Погоди,  Иван  Иваныч!  Не  все  сразу!  С  совестью  мне  понятно!  Бывает,  поджимала!  Я  про  другое…

- Тебе  везет!  -  прервал  его  Фантом:  -  Значит,  душа  у  тебя  пока  еще  справляется  с  тобой!  Да  я  это  и  без  тебя  знаю,  нет  во  мне  частиц  твоей  души!  А  что  тебя  беспокоит?

- Теперь  многое,  очень  многое! Получается, все в одну кучу свалены: император, купец, табунщик, казак… Где же, обещанные попами  - награда или наказание? В чем они?

- Не судья я вам! – вздохнул  Фантом: - Но что знаю, то скажу! Посуди  сам!  Душа,  Я,  мысли  ваши,  время  -  все  это  из  одного  материала  создано!    Бесплотно  все,  нет  в  вашем – нашем физическом  мире  такого  вещества,  потому  и  не  могут  «уловить»  нас  ваши  ученые!  А  они  -  не  дураки,  если – бы  хоть  приблизительно  знали,  где  и  что  искать,  непременно  бы  изловили  и  на  частички  разложили! Но,  слава  Создателю!  Есть  такие  области  знания,  что  для  вас,  наглухо  закрыты!  Так  о  чем  я?  Как -  бестелесная  душа,  может  телесные  муки  или  радости,  заготовленные  для  нее  в  раю  или  в  аду,  испытать?  Нечем  ей,  все  эти  прелести  вкушать!  Это  я,  мутирую,  сам  не пойму,  в  какую  сторону,  и  то  -  через  ваши  тела,   жизнь  познаю!  Ну  не  встречался  мне -  ад,  где  вы  меня  за  главного  изверга  поставили!  Ни  чего  умнее  придумать  не  смогли,  вот  и  обвесили  меня,  ярлыками  всякими!  -  негодовал  Фантом.

- А  как  тогда  -  награда,  наказание? -  упрямился Герман: - Выходит,  нет  такого?  И  кто  судит  все  и  всех?

- Точно  не  знаю!  Но  догадки  есть!  Видишь  ли,  душа  у  каждого  человека  своя,  как  она  по  жизни  пройдет,  так  в  дальнейшем,  и   ее  судьба  определится!  Сознание  с  душой – неразрывны,  после  смерти  тела  они  сливаются!  Так  что  схитрить,  извернуться,  отмолиться – откупиться,  занятие  бессмысленное!  Вся  прожитая  жизнь,  в  душе  как  на  ладони!      Я  говорил,  что  против  душ,  движение  мое  по  тому,   что  вы  называете  вселенной  -  ограничено!  Нет  мне  выхода,  из  вашего – нашего,  мира!  Но  примечаю:  «правильные», светлые   души  - уходят,  нет  их  в доступном для меня пространстве!  Наверное,  куда - то  в  лучшее, очень  может  быть  такое!  Вот  тебе  и  награда!  А  те,  которые  ослабли,  позволили  человеку  растерять  себя  -  встречаются!  С  иными  я  общаюсь,  тяжко  им!  Мало  сил,  что-бы  уйти!  Долго,  очень  долго,  такие  не  у  дел маются,  но  все-же  помаленьку  «отходят»,  и  тоже  куда - то  деваются!  Видать,  остается  у  них  шанс  на  лучшее,  в  бесконечность  уходят!  А  с  теми,  которые  не  тают,  зло  содеянное  в  себе  копят – с  теми,  думаю,  совсем  плохо!  Настолько  они  тяжелеют  от  грехов,  что  только  и  могут,  едва – едва,  из  тела  умершего  выйти!  Далее  им  ходу – нет!  Ни  к  живым,  ни  к  мертвым – ни  куда!  Застревают  они!  Сдается  мне,  что  в  вечности  они  остаются!  Вот  тебе  и  наказание,  хуже  не  придумаешь!
               
- Ну и как понять, такие - награду и наказание? Вечность и бесконечность,  это ведь одно и  то-же!  А  ты  -  говоришь…

- То  и  говорю,  что  думаю!  -  отрезал  Иван  Иваныч:  -  Я  говорю,  а  твое  дело,  верить  или  нет!  Вопрос,  действительно  спорный!  Но  в  этом,  я  от  вас, от  людей, исхожу!  Правильно  вы  подметили,  что  движение  - это  жизнь,  и  все имеющее место быть - движется! А дальше – вывод, что  движение  это – бесконечно!  Пусть даже Вселенная, вдруг взорвется в  клочья, и все равно, осколки ее – будут бесконечно долго лететь в  бесконечном  пространстве!               
А  вечность, она предусматривает в себе  полный  застой! Что в нее  попадет, таким и останется! Навсегда! Представь  себе,  вдруг  тебя – закинуть  в  бесконечность!  Там ты будешь всегда в движении,  и  рано или поздно, с  тобою  что-то  случится, вариантов  приключений – бесконечное  множество!  А давай, вместе с недопитой кружкой, - в вечность! Ты  навсегда  останешься  там, таким -  каким  есть  сейчас,  и  никогда  не  допьешь  свое  пиво,  и  никогда  оно  не  испарится  и  не  высохнет!  Вариантов  приключений – ноль!  Так  что  бы  ты  выбрал!  То – то! … А  чего  ты  приуныл,  плюнь!  Может  все  и  не  так,  как  я  тебе  наговорил!  Живи  своим  умом!

Иван  Иваныч  углубившись  в  свои  мысли, вдруг встрепенулся…

- Только ты не думай, что эти астральные законы распространяются на всех!

- Ни фига себе, заявление! Что, и на том свете, дискриминация есть?

- Примерно так! Давай, на деле покажу! И хватит! Скоро телу просыпаться, а я еще хочу в «погребок» заглянуть! Пивка перехватить! Как смотришь? …Ну, раз согласен, то – погнали! Не то не успеем!

Обозначивший цели Фантом, резво ускорил полет.
 
- Куда торопимся? Мы и так, половину мира облетели!

- Время, имеет свойство – сжиматься и разжиматься! Или – стоять неподвижно! Этими свойствами я и пользовался! Только, это возможно в тех временных измерениях, в которые мы с тобой вошли через астрал, перейдя в  астральные, не физические сущности! Но в твоем временном измерении, я не властен! Понятно?
- Нет!

- Не знаю: так должно быть и точка! Некогда объяснять! Летим! Я  хочу  тебе  показать  еще  многое!  Тебе  будет  интересно!

- Нет  уж,  Иван  Иваныч!  -  содрогнулся  Герыч:  -  Хватит  с  меня  примеров!  Давай  что-нибудь  проще!

- Будь по твоему,  хватит  стрессов!  И  так,  молодцом  держался!  Даже  зауважал  я тебя!  Мы поглядим,  то - что  спокойнее,  есть  у  меня один  «бескровный»  вариант!  Но  только  с  подтекстом,  иначе  никак!

- Давай  с  подтекстом,  только,  что-бы,  кровушка  не  лилась! – согласился  Герыч.

- Кровушка  ваша,  братец,  из  века  в  век,  рекою  течет!  Так  уж  вы  устроены!  Трудную  задачу  ты мне  поставил,  но  думаю – решим! Постараюсь  обойтись без прямой наглядности! Устроит?